Брянцева В.Н. Сергей Васильевич Рахманинов

Подождите немного. Документ загружается.

Песенный характер финала хорового концерта Рах-

манинова подчеркнут и в его форме, близкой по очер-

танию к двум запевам с припевами и кодой на мате-

риале припева (схема А В Ai В Bi). Припев же пред-

ставляет собой как бы распетый ритмический лейтим-

пульс произведения:

' Строго в такт

hi'i hii

rjr

i=M

-TTTTJ

ГШ

во ут.ро^бу все. ли _ вый.ся

ГТТГ

AeLCTBcHlHyjo

Запев финала в своих кульминациях превращается

в радостные «пляс и пение колоколов». Как это наме-

тилось еще в юношеском Ноктюрне до минор, здесь

происходит взаимопереключение хоровых и колоколь-

ных звучностей, создающее у Рахманинова как бы свое-

образный «кульминационный жанр». При этом смело

используется колоритный штрих, встречающийся в

русском народно-песенном голосоведении, — ходы парал-

лельными квинтами. Примечательно, что под пером

Рахманинова они впервые появились в Гармонизации

на Бурлацкую песнь, перейдя в нее из сборника Мель-

гунова, представляющего собой первую попытку запи-

си русского народного многоголосия. И здесь сразу

обнаружился принципиально иной художественный ме-

тод по сравнению с песенными обработками Римского-

Корсакова. Ибо последний заботился о цельности об-

лика старинных народно-эпических жанров, без склон-

ности сопрягать контрастные, разноплановые вырази-

тельные средства и воспринимать у народного голосо-

ведения самые «крайние» из них. Так, Римский-Корса-

ков в своих обработках почти не коснулся квинтовых

параллелизмов, которые лишь в виде редкого исключе-

ния проникали и в его оригинальные сочинения — в ка-

честве строго однотонной архаической краски. Рахма-

нинов же, обратившись к гармонизации русского на-

родного напева, сразу увлекся сопряжением крайних

полюсов выразительности — мягкости и остроты, стати-

ки и динамики, колоритности отдельных звукосочета-

ний и смелого размаха общих звуковых линий. Такая

172.

направленность сказалась также в гармонизации «хо-

рового» напева в «Светлом празднике» и многообразно

обнаружила себя в хоровом концерте. Тем самым вы-

являлось нечто чрезвычайно важное в формировании

оригинального рахманиновского стиля. Основой этому

служило стремление молодого композитора с современ-

ной лирической обостренностью отразить уже не собст-

венно-лирическую, а более широкоохватную тематику.

И не случайно такая сложность и новизна исканий

была принята Кругликовым за некую «талантливую

самоуверенность», обусловленную «малым проникнове-

нием в текст молитвословия». Много позднее Рахмани-

нов сам подтвердил в определенной мере такую оценку

своего произведения, вспомнив в 1906 году, что некогда

им был сочинен «большой духовный концерт, довольно

приличных качеств, но, к сожалению, мало духовных»'.

А сожалелось здесь, по-видимому, о том, что из-за этих

качеств, решительно осужденных авторитетным Круг-

ликовым, исполнение рахманиновского хорового кон-

церта 12 декабря 1893 года осталось единственным.

Показательно и то, что С. В. Смоленский тут же пред-

ложил молодому композитору сочинить другой хоро-

вой концерт, вероятно, на выбранный им самим духов-

ный текст. Но вот что написал по этому поводу Рахма-

нинов Смоленскому 16 марта 1894 года:

«Очень сожалею, дорогой Степан Васильевич, что

мне приходится бросить на неопределенный срок одну

свою недоконченную работу, а именно: духовный кон-

церт. Мне очень неприятно также, что этим самым я

не исполняю своего обещания, данного Вам. ...Говоря

откровенно, у меня было весьма достаточно времени,

чтобы успеть написать не только один концерт, но да-

же несколько. Я не написал ни одного. Или у меня не

хватило терпения, или способностей совладать с этим

текстом. Во всяком случае и то, и другое весьма при-

скорбно»

Таким образом, необходимость вникать в молитвен-

ный текст заставила Рахманинова прекратить работу

над вторым хоровым концертом. Но в отношении пер-

вого было бы неверным полагать, что композитор ни-

как не посчитался в нем со словесным содержанием.

В начальных строфах текста Рахманинова, несомненно.

> Письма, с. 268.

* Из архивов русских музыкантов. М,, 1962, с. 50.

173.

привлек образ «матери скорбящей», но не в отвлечен-

ном молитвенно-каноническом плане, а, по всей очейид-

ности, как отзвук конкретных жизненных впечатлений.

Разве в лебединское лето «бедный странствующий' му-

зыкант» не испытал на себе трогательную заботу жен-

щины с неусыпающей материнской скорбью?

И примечательно, что рядом с хоровым концертом

был написан романс «Уж ты, нива моя», посвященный

Е. Н. Лысиковой. Он оказался первым рахманиновским

романсом лирико-эпического песенного склада с дра-

матическим размахом, зазвучавшим «от себя», но да-

леко «не только о себе». В таком направлении было и

выбрано и интерпретировано стихотворение А. К. Тол-

стого, написанное в жанре «русской песни» — «Уж ты,

нива моя».

Ближайшим образцом для Рахманинова послужила

песня-романс Чайковского «Я ли в поле да не травуш-

ка была» (на слова И. Сурикова). Чайковский выбрал

тему, при высокой типичности конкретизированную как

рассказ о горькой доле простой русской женщины. И в

стихах, и в музыке это — трижды высказываемая, не-

уклонно нарастающая жалоба. А у Рахманинова про-

никновенная жалоба не только постепенно разрастает-

ся, но и непрестанно присутствует как напряженный

подтекст таких «думушек», что «одной речью-то... не

высказать», что широко пораскинулись в попытке объ-

ять все людское «горе-горючее». Это выражается в

сложном — и сосредоточенном и вариантно-свобод-

ном — характере всей песенной мелодии. В ее основу

положено интенсивное вариантное развитие тесно взаи-

мосвязанных народно-песенных попевок — трихордных

и терцовых (в особенности — «скорбной» минорной

терции'):

LLento]

^Н

I I ||

III

Ljlf PI'^

Уж та, ни _ в» МО _ я, ни _ вуш _ к»,

fl ,1

J I ^ I .уЩ

не ско _ сить те _ 6я с м« _ ху е - ди _ но.ге,

• «Скорбная» терция использована и Чайковским («Взяли меня,

травушку, скосили, на солнышке в поле иссушили»), но звучит

в его песне-романсе гораздо реже, чем у Рахманинова.

174.

,Ёсли в упомянутой песне-романсе Чайковскогд

кульминации в куплетах достигаются немногими круп-

ньщи уступами мелодико-интонационного развития, то

у Рахманинова они подготавливаются длинной цепью

сложно переплетенных кратких звеньев, что соответст-

вуем особой напряженности тяжких «думушек». И в

гларной кульминации его песни-романса («Куда пала

какйя думушка») трихорд и «скорбная» терция влива-

ются в выразительный распев песенной «квинтовой

формулы».

Чрезвычайно примечательны в «Уж ты, нива моя»

оба фортепианных отыгрыша: заключительный • насле-

дует соответствующему разделу в Гармонизации на

Бурлацкую песнь, а вступительный очень сходен с ин-

струментальным послесловием к песне Юродивого —

печальника земли русской, то есть с последними такта-

ми «Бориса Годунова» Мусоргского:

[Andante]

Мусоргский. „Борис Годунов''

simile

гптп

птт

S /-"Ч N

Рахманинов. „Уж ты, нива моя

В целом «Уж ты, нива моя» своеобразно сочетает

лирическую напряженность с народно-национальной

' В предпоследнем такте звучит лейтгармония «тоски и одиночест-

ва». С другой стороны, в гармонии часто используются диатони-

ческие аккорды побочных ступеней и народно-песенные пара.пле-

лизмы (см. особенно такты 15—20).

175.

характерностью, уходящей корнями в русскую кресть-

янскую песенность. ,

О том, что в лебединское лето самого Рахманинова

одолевали нелегкие думы о собственной судьбе, св1^де-

тельствует его письмо к Наталии Скалон от 25 августа

1893 года, в котором с горьким юмором говорил?)сь:

«Надо вам сказать, что осенью я собираюсь жениться.

Факт! Неопровержимый, неоспоримый. На всякий слу-

чай приготовил уже невесте все свое движимое и (не-

движимое имущество. Из недвижимого имущества, у

меня есть часы, которые вот уже год, не меняя место-

положения, лежат все в одной и той же ссудной кассе,

как и другие золотые вещи. Затем из «недвижимого»

у меня есть мои долги. Впрочем, их можно назвать

имуществом «движимым», ибо они, что весьма вероят-

но, будут двигаться дальше. Впрочем, по моим планам,

их должна заплатить жена. Что же касается движимо-

го имущества, то здесь перечислено все, что я имею и

что даже имел, начиная с галстуков и кончая моими

туфлями и ночным колпаком (черт знает, что такое!).

Одно у меня есть сомнение: возьмет ли меня кто-ни-

будь? Впрочем, это к делу не идет. Я женюсь и баста!

Приглашаю вас к себе на свадьбу! На этом я кончаю

свои рассуждения...»

Но начато было это послание, в чем кается его ав-

тор, еще месяц назад: «По своей манере приготовил

раньше конверт, затем начал писать письмо и разорвал

его на четвертой странице своих рассуждений, ибо эти

рассуждения были философские, а так как я в филосо-

фии ничего не понимаю, то письмо вышло глупое, и

значит, лучше его разорвать, а то ментор ругаться бу-

дет, чего доброго» Так, сквозь смесь мальчишеской

бравады и острой «чеховской» иронии проглянули све-

дения о тяготивших всерьез, отнюдь не шутливых и не

простых думах молодого «свободного художника», все

еще остававшегося «бедным странствующим музыкан-

том».

' Письма, с. 102.

2 Там же, с. 101.

в ТРУДНЫХ ПОИСКАХ

Осень 1893 года будто из рога изобилия осыпала

Рахманинова и радостными и горестными событиями.

Первые сконцентрировались в сентябре. Разве не ра-

достно было возвратиться в Москву, нагруженным ру-

кописями Фантазии-сюиты, «Утеса», хорового концер-

та, скрипичных пьес? Чрезвычайно желанными и благо-

желательными слушательницами оказались сестры

Скалой, а также Наташа Сатина. «Осенью, переезжая

в Петербург, мы остановились дней на десять в Моск-

ве, — вспоминала средняя из сестер. — Сережа проиг-

рал нам свое новое произведение — Фантазию для двух

фортепиано. ...Татуше, Наташе, Верочке и мне все час-

ти так понравились, что мы в восторге бросились его

целовать»'. Тогда же (вероятно, 18 сентября) Рахма-

нинов встретился у Танеева с Чайковским, проиграл

ему «Утес» и получил одобрение и обещание Петра

Ильича продирижировать симфонической поэмой в ян-

варе, в одном из намечавшихся петербургских концер-

тов. Посвященную Чайковскому Фантазию для двух

фортепиано автор играть не стал, считая, что она слиш-

ком много теряет от исполнения на одном инструменте.

О возобновлении спектакля «Алеко» в Большом те-

атре пока ничего не было слышно. Зато неожиданно

пришло из Киева приглашение самому продирижиро-

вать первыми двумя представлениями своей оперы,

принятой там к постановке (и аналогичное предложе-

ние из Одессы, на январь, впоследствии, однако, от-

павшее).

' Воспоминания о Рахманинове, т. 1, с. 256.

177.

Последний день сентября принес с собой больШЬе

горе: в ночь на 30-е скончался Николай Сергеевич Зве-

рев. «Может быть, вы уже слышали о смерти Звше-

ва, — писал 3 октября Рахманинов своим петербург-

ским корреспонденткам. — Вчера мы его хоронили.

Ужасно жалко. С каждым годом старая консерва1)ор-

ская семья редеет и недосчитывается всех своих «^мо-

гиканов». Вместе с этим на свете остается одним хоро-

шим человеком меньше. Грустно и жалко. Такого бьГст-

рого конца никто не ожидал...»2 октября НикоЛая

Сергеевича Зверева проводили в последний путь, на

Даниловское кладбище, множество людей. «Дорогой,

на Никитской, перед зданием консерватории была со-

вершена краткая лития, — сообщала пресса. — На мо-

гилу возложено несколько венков, в том числе от мос-

ковской консерватории и от учеников и учениц консер-

ватории— «незабвенному профессору»

Старый друг,

Н. Д. Кашкин, так завершил некролог: «Я не буду да-

же перечислять, сколько выдающихся талантов вышли

из числа учеников покойного; для меня дороже всего

в нем был тот животворящий дух, который внушал ра-

зумное и честное отношение к труду, вселял дух того

высшего благородства, которое делает настоящего че-

ловека. Перечислением фактических заслуг может за-

няться всякий, нежелающий сделать о них справки;

нам же, немногим оставшимся в живых его старым то-

варищам, остается сказать «прости» дорогому усопше-

му и пожелать, чтобы и мы, хотя приблизительно, ос-

тавили по себе такую добрую, благородную память» ^

В эти же дни вся прогрессивно настроенная Москва

напряженно ожидала других похорон. 26 сентября в

Париже скончался на 68 году русский поэт-демократ

Алексей Николаевич Плещеев. В молодости, во време-

на Николая I, за участие в революционном кружке пет-

рашевцев Плещеев был приговорен к смертной казни,

замененной ссылкой рядовым в Оренбургский край.

В его творчестве большое место заняла гражданская

лирика, полная неистребимой веры в победу добра, ра-

зума, справедливости, свободы. Написанное почти пол-

века назад плещеевское стихотворение «Вперед! без

' Письма, с 104.

2 «Русские ведомости», 1893, 3 окт.. № 272.

3 Кашкин Н. Николай Сергеевич Зверев (некролог). — «Русские

ведомости», 1893, 2 окт. № 271.

178.

страха и сомненья на подвиг доблестный, друзья!» про-

должало быть своего рода литературным гимном рус-

ской демократической молодежи, в особенности студен-

ческой, к которой непосредственно обращалась вторая

строфа:

Смелей! дадим друг другу руки

И вместе двинемся вперед,

И пусть под знаменем науки

Союз наш крепнет и растет.

Это четверостишие, выведенное на плакате, учащая-

ся молодежь, вместе с венком, на котором было напи-

сано — «Поэту-гражданину — от московского студенче-

ства», несла 7 октября, во время похорон Плещеева на

Новодевичьем кладбище, превратившихся в политиче-

скую демонстрацию. У могилы читали стихи безвестные

лица, известные поэты и артисты. Даже пресса пропус-

тила в эти дни на свои страницы подобные строки:

«Песни Плещеева, особенно в последний период его

жизни, были исполнены скорби. Не видел он вокруг

«отрадного рассвета», он тяготился тем, что «повсюду

ночь, да ночь, куда ни бросишь взор», он изнывал в

«мучительной тоске»... Но ни торжество «жрецов греха

и лжи», ни «дни горя и печали» не заглушили голоса

поэта. Он Не переставал призывать к «возрождению»,

которого «так страстно сердце ждет, так сильно жаж-

дет ум». В наше время это — большая общественная

заслуга — и гуманная проповедь поэта не пройдет бес-

следно»

Возможно, что Сергей Рахманинов присутствовал

на похоронах Плещеева и, несомненно, ощущал — тем

более через Александра Сатина — взволнованное наст-

роение московских студентов. В семье Сатиных едва ли

могли не вспомнить тогда, что с Плещеевым был зна-

ком Аркадий Александрович Рахманинов, одним из

первых сочинивший два романса на тексты поэта. И

молодой композитор, потративший не один год на соз-

дание и отбор шести романсов для публикации (в ка-

честве своего ор. 4), не более чем за две первые недели

октября 1893 года написал на слова Плещеева шесть

новых, составивших ор. 8.

Рахманинов выбрал тексты мастерских переводов

из Гете, Гейне и Шевченко. В трех случаях это были

стихотворения, которые он мог воплощать прежде всего

' «Русские ведомости», 1893, 7 окт., № 276.

179.

«от себя», — «Речная лилея», «Дитя, как цветок, ты

прекрасна» Гейне и «Молитва» Гете. Однако ни один

из этих романсов не вошел в число лучших в онуре.

Так, в «Молитве» ощутимы связи с Каватиной Алекс —

начиная с до-минорной тональности и кончая длитель-

ным проведением в фортепианной партии «секвенции

Земфиры» при словах: «Его я муки поняла; улыбкой,

взором лишь одним я б исцелить его могла». «Молит-

ва» по тексту — своего рода зеркальное отражение тра-

гедийной коллизии юношеской оперы Рахманинова

(романс посвящен первой исполнительнице партии

Земфиры — М. А. Дейше-Сионицкой). Но тема жестоко

отвергнутой любви в Каватине Алеко раскрылась само-

бытно, концентрированно. А «Молитва» полна острых,

граничащих с мелодраматизмом эмоциональных вспы-

шек (восклицательных фраз с упорами на острые ин-

тервалы) и не выливающихся в органичное целое тема-

тических реминисценций — оглядок на собственные, а

то и на общеромантические обороты (таков, в частно-

сти, отзвук шумановского «Посвящения» на словах

«Была чиста его любовь»). Более цельны, хотя и не

очень ярки, «Речная лилея» и «Дитя, как цветок, ты

прекрасна». Композитора привлекло в них сопоставле-

ние «речной лилеи» и «влюбленного месяца» (однако,

вопреки тексту, не «унылого, бледного и томного», а

мятежно-взволнованного), прекрасного девственного

«человеческого цветка» и страстно-мучительного любо-

вания им. Нечто новое намечается здесь в оттенке фи-

лософской созерцательности (особенно во втором ро-

мансе) и заострений отдельных красочных штрихов в

фоновой звукописи — «баркарольной» в «Речной ли-

лее», чуть импрессионистичной в «Дитя, как цветок, ты

прекрасна» («ароматные», мягко растушеванные гро-

здья диатонических септаккордов в фортепианной

партии).

Для трех остальных романсов были выбраны такие

тексты, которые позволяли сказать что-то большое,

важное и о себе, и о многом другом. Тут особенное

положение заняла «Дума» (перевод из Щевченко).

Острие поэтической мысли и у Шевченко и у Плещее-

ва направлено против «злой силы», которая, вызывая

непримиримый протест «лирического героя», стремится

усыпить думы, заставить «остынуть сердцем», «гнилой

колодой на пути лежать». В последних, обрубленных,

но резко брошенных фразах происходит разоблаче-

180.

ние — краткое, но смелое для своего времени. «Злая

сила» —не роковая недоля одиночки, а тягостное, мерт-

вящее насилие людей над людьми:

[Moderate]

80 /

iJii Til

Страш-на п«^»о_ля!

Тяж-ко в ней...

РР

Такова итоговая образно-смысловая кульминация и

стихотворения, и рахманиновского романса-монолога.

В музыке это — заостренная, афористически сконцент-

рированная реприза скорбных хроматических стенаний,

заполняющих фортепианную партию в первом разделе

произведения. Мрачно звучит последовательность ак-

кордов со сгустком хроматически «сползающих» па-

раллелизмов: обостренная экспрессивность граничит со

злой механичностью. И все же здесь слышится скорб-

ный, но упорствующий возглас (см. мелодию фортепи-

анной партии в тактах 4—5 примера 80), который с

иной ритмикой представал в «Алеко» как мотив нена-

висти в характеристике вольнолюбивой Земфиры. Од-

нако в пространной центральной части монолога, при-

зывающей к непримиримости со злой неволей, компо-

зитор не нашел достаточно убедительных средств вы-

разительности и ограничился прямолинейными, одно-

плановыми фразами «конфликтного сопряжения». Не

найдя пока никакой позитивной образно-интонацион-

ной опоры, в страстном порыве от «мрака к свету»,

Рахманинов, при всей искренности, нередко прибегает

в «Думе» к мелодраматическому декларативному па-

фосу. Так, устремляясь к воплощению трудной новой

тематики, композитор касается и мелодраматизма и

экспрессионизма. Но дальнейший свой путь он будет

напряженно искать в иной образной сфере.

Лучшими в ор. 8 явились романсы «Полюбила я на

печаль свою» (на перевод из Шевченко) и «Сон» («И у

181.