Бибихин В. Лес (hyle)

Подождите немного. Документ загружается.

ЛЕС. 29 (12.5.1998)

389

биология? В животных нам приоткрывается наш неведомый двой-

ник, или близнец.

И еще, мы смотрим с деланой отстраненностью на этику жи-

вотных — и не замечаем того, на чем стоит в конечном счете че-

ловеческий порядок: на слепой наивности растений и животных,

которые нам терпеливо служат, и детей, насколько populus, на-

род остается детьми.

Продолжаем читать, с экскурсами, Nikolaas Tinbergen, Social

behaviour in animals, London: Methuen; New York: John Wiley &

Sons, 1953. Социум птиц — одновременно инструмент и опера-

ция, событие. Сила социума птиц в том что он помогает обороне,

социум зоркий весь как одна самая зоркая птица. Но в обществе

животных есть и что-то еще, из-за чего его держатся, не покидают

даже когда это можно. Оно становится «как один», организмом.

На это теперь надо смотреть в свете официальности животных.

Идеальное тоталитарное государство должно служить примером

общества животных, а уж во всяком случае не человеческая семья.

Драки внутри своего вида в животном мире гораздо чаще чем

вне. Иногда животные имеют особые органы для внутривидовых

столкновений, например рога. Драки не сводятся только к repro-

ductive fighting, и в так называемых драках за самок надо учесть

общее и постоянное стремление животных держаться поодаль

друг от друга, неожиданность для них самих необходимости те-

лесного прикосновения к другому существу своего вида и сходст-

во агрессивного и ухаживающего поведения, которое они обязаны

расподобить: тогда присутствие других самцов просто нужно: оно

служит для оттягивания на себя агрессивного поведения, чтобы

оставить в чистом виде ухаживающее в отношении к самкам.

И опять интенсивное внутреннее дисциплинирование тоталитар-

ных обществ приходит на ум. Во внутривидовых драках видно

много взаимной коррекции, например упорядочение территори-

альных влияний. Большинство драк это блеф, испытание нервов,

угроза без приведения в исполнение. Постоянная коммунальная

склока, притирка, имеющая предметом почти всегда взаимные

упреки в безнравственности, приходит на ум. Также и постоянное

слежение в первобытном обществе за нравственностью.

Ясно, что государства с таким неукоснительным служением

рассчитаны на безотказное вечное существование. Слово «офици-

альные отношения», которое напрашивается в случаях например

нападения семьи на отца, который подлетев к гнезду не сделал це-

ремониального жеста, отсылает к римскому officium, долг, обязан-

ность, прежде всего неукоснительный долг римского граждани-

390

В. В. БИБИХИН

на. Римское государство на своем красивом отдалении не кажется

слишком тоталитарным, вблизи казалось бы. Мы бы ужаснулись

жесткости норм, знаков, символов. Римское государство было за-

думано, рассчитано именно на вечность; по Цицерону, подорвать

вечность государства может только порочность граждан. Принци-

пы римского права до сих пор остаются основой современных за-

конодательств.

Интересны причины, по которым даже в самом строгом чело-

веческом обществе дисциплине будет еще очень далеко до дис-

циплины животных. (...) Ещё интереснее наша загадочная слепо-

та перед лицом животных, причина, по какой мы в животном мире

не видим, не замечаем то, что нас в самой нашей актуальности,

ежедневной, задевает, шокирует, обижает всего больше: желез-

ный закон государства, его формалистика, ритуальность, так на-

зываемый «бюрократизм», абсолютное равнодушие к личности,

неуклонность норм, строгое воспитание, чуждость «гуманизму»,

«бесчеловечность» в смысле пренебрежения к личности

345

Вернемся к постоянной самокоррекции общества животных;

не этому ли служат внутривидовые столкновения, которые чаще

всего ограничиваются агрессивным дисплеем. Дисплей, воинст-

венная поза скажем у птиц, или рыб, защищающих свой кусок тер-

ритории, бывает очень часто, но настоящая драка очень редко, по-

тому что хозяин территории легко отгоняет агрессора, всё поведе-

ние которого, вторгшегося на чужую территорию, показывает

признаки нечистой совести, а у защитника на своей территории —

справедливого негодования; этот нравственный перевес так си-

лен, что агрессора выгнать легко. А зайдя уже на чужую террито-

рию, только что полная праведного гнева птица вдруг сникает и

бежит. Ну, а что если столкновение происходит прямо на грани-

це? Опять драка бывает редко.

От сшибки двух одинаково возможных поведений начинается

третье, в порядке displacement

346

: демонстративно чайка начинает

рвать перед другой траву, якобы для гнезда, но с такой нервной

интенсивностью, какой при строительстве гнезда не бывает; или

рыба в своей агрессивной позе, вертикальной, головой вниз, начи-

нает яростно рыть дно, словно показывая, что будет с противни-

ком, если дело дойдет до схватки. У болотных птиц странно: аг-

рессивный дисплей вдруг кончается тем что одна прямо перед ли-

цом другой засыпает, как цапли спят, на ногах и зарыв голову в

345

* Заметка В.Б. на полях: «Право — неправо!».

346

N. Tinbergen. Social behaviour in animals..., p. 76.

ЛЕС. 29 (12.5.1998)

391

перья; у домашних петухов начинается замещающее принятие

пищи, displacement eating, тоже нервное и злобное. Конечно мо-

жет начаться и драка, но никогда не сразу, во всяком случае вся

гамма знаков должна быть сначала разыграна.

Красиво, что эти типы displacement activity общие для всего

живого. У пехотинцев на войне перед опасностью, атакой, замече-

но неудержимое желание заснуть.

Злобное поедание зерен — нервное ресторанное поедание у

деятелей, связанных с опасностью и угрозой.

Чистка перышек — причесывание волос, жест расправления

усов, почесывание в затылке в ситуации угрозы.

Не забудем, что знаки у животных свято требуют обязатель-

ной, неукоснительной реакции, т. е. не так что на демонстратив-

ные жесты смотрят небрежно, стратегически, как на отвлекающие

маневры: если перед петухом петух начинает клевать, то это жест-

кий знак, что надо тоже клевать; на позу сна у противника надо от-

реагировать как реагируют на сон, т. е. сначала разбудить, допус-

тим тревожным криком, или оставить в покое.

Если вблизи от краснобрюхой колюшки появляется другая, то

надо встать, охраняя территорию, в защитную позу и отогнать

стало быть, что удастся, пока ясно, чья территория. Но если это не

рыба, а макет? То же самое, даже самый грубый макет, лишь бы

снизу был покрашен красным. Больше того, когда за окном лабо-

ратории (опыты в аквариуме) проезжал красный почтовый фур-

гон, рыбы нервничали, следили за его движением изнутри аква-

риума и склонялись к агрессии. Святость правил — как в рим-

ском праве!

Так же малиновка, боевую позицию занимает (реагируя) на

красный цвет грудки. Молодая особь малиновки, когда грудка

еще коричневая, не вызывает протеста; а просто грубый пучок

красных перьев вызывает. Важно: агрессия возникает не потому

что птица не замечает, что у пучка красных перьев нет даже

клюва, т. е. птица глупа и подслеповата, а потому что реакция

запрограммирована не на другую особь

а именно на цвет.

«Как абсурдно, как смешно». Но мы смеемся над птицами чтобы

не заметить, например, нашей реакции на красный цвет, не че-

го-нибудь, а красный цвет вообще; или в накаленном религиоз-

ными страстями Израиле реакции на христианский крест, не на

ком-то крест, а просто на крест.

Колюшка краснобрюхого вида будет точно так же реагировать

не на особь, а на красное. У одного вида дятлов, живущих в Аме-

рике (american flicker), самка и самец имеют совершенно одинако-

392

В. В. БИБИХИН

вую сложную окраску, чередование точек и полосок черных на

всём теле, за единственным исключением: у самца есть так назы-

ваемые усики, небольшое черное пятнышко у уголка клюва. Та-

кие усики черные подклеили самке, и на нее напал ее собственный

самец. С нее сняли усики, и он ее снова принял. Тупость, скажем

мы, — боюсь, чтобы не заметить, как мы соблюдаем форму в от-

ношениях, как боимся телесных отклонений, панически, или как

жена должна быть в той же церкви, в той же партии что муж, или

жена должна ходить по улице одетая как ходит муж, а когда она

выходит на улицу пусть даже в очень теплую погоду полностью

раздетая, как жена Константина Леонтьева, то ее уже нельзя при-

нять. Непринятие усатой собственной же жены надо понимать у

американского дятла не как ее неузнавание, а как святое, жест-

кое соблюдение нормы, или протокола, служение форме, знаково-

му ритуалу. — Кстати, американские дятлы клюют муравьев.

Можно подумать: птичке не хватает корма, она нашла себе дру-

гой. Нет: она генетически запрограммирована на клевание мура-

вьев, это ее служба, у нее есть щелочная слюна специально чтобы

нейтрализовать муравьиную защитную кислоту. — На клюве пти-

цы есть так называемая восковина, у одного вида маленьких попу-

гаев, shell parrakeet

347

восковина голубая у самцов, коричневая у

самок. Это страшно важно, за этим строжайше следят: на самку, у

которой восковину выкрасили голубым, самец нападет.

347

Там же, р. 69.

30(19.5.1998)

Примеров жесткой реакции на знак, цвет, форму сколько угод-

но. И показывания, демонстрации цвета тела, как выбрасывания

флага, знака войны или ухаживания. Борьбу, как в человеческом

обществе, провоцируют не особи а знаки. На чужие виды напа-

дают по ошибке когда они дают случайно знаки агрессии. Так и на

красный почтовый фургон рыбы в аквариуме «нападут». Бывают

случаи явной борьбы видов, но обычно виды ходят среди других

видов словно не замечая друг друга. Как воробьи скачут среди

голубей и вражды не видно.

Острота ситуации в том, что дятел прекрасно видит что самка

с усиками это та самая, его пара; его протест именно идеологиче-

ский. Что животные прекрасно различают индивидов, говорит

складывание в любом животном обществе, прежде всего имеется

в виду птичье, peck-order, «порядка клевания»: сначала авторитет,

потом по рангу, по протоколу. По окраске все совершенно одина-

ковы. Так в классе иерархия дедовщины не только не подчеркива-

ется внешними признаками, но наоборот, для взгляда завуча

скрыта и проявится кратко, мгновенно в момент расхватывания

пирожков в буфете, peck-order, порядок клевания. Жестко затвер-

жена не только иерархия особей, но птицы сразу фиксируют, ка-

кая самка с кем, и самка получает точно то место в «порядке кле-

вания», какое занимает ее самец. В человеческом обществе, по-

мните мы говорили о кастах убийц дочерей, строго то же самое:

взятая в жены входит в касту мужа, но не наоборот.

Знаками, цветом, жестом размечены отчетливо границы тер-

ритории, иерархические различия, всё строжайше расписано и всё

свято соблюдается у животных. У людей тоже, но мы почему-то

предпочитаем не только не культивировать, но даже и не замечать

минимальные, но такие отчетливые различия в одежде, жесте, по-

ходке, выражении лица между группами разных достатков, —

394

В. В. БИБИХИН

здесь мы как бы стыдимся тематизировать то, что на интуитивном

уровне сами строжайше соблюдаем.

Не надо думать что мы знаем все причины и смыслы такой

иерархии в нашем обществе. Снова посмотрим на животных. По-

рядок официального функционирования и порядок достижения

«целей», которые мы склонны как раз прежде всего замечать, от-

четливо разведены. Животные функционируют и не следя, дости-

гается ли цель. Сигналы тревоги подаются одинаково совершенно

независимо от того, есть рядом хоть кто-то кому их подать или

ровным счетом никого, одинокая птица всё равно их подаст. Что,

опять глупость, она не замечает, что некому подавать сигнал? Нет,

она выполняет святой долг. Так часовой должен двигаться по

уставу независимо, следит за ним офицер или нет. Так священник

должен служить литургию, всё равно, пришел ли кто в храм или

нет. Так немец остановится перед красным светофором всё равно,

если нет машин и еще полчаса заведомо не будет ни одной. Или

как сумасшедшая дама всё равно заботливо склоняется время от

времени к кукле своего якобы ребенка.

Но таково святое отношение и человеческого ребенка к зна-

кам. (...) (К)огда ребенок в тревоге хватает маму за руку и оттас-

кивает от стоящей машины, «сейчас водитель для проверки вклю-

чит фары дальнего света, а они слепят», то тут не глупость, не не-

достаток соображения, что слепят говорится не в смысле лишают

навсегда зрения, а то однозначное, бессинонимичное, неистолко-

вывающее слышание слова, о чем хорошо говорит Витгенштейн.

Еще загадочное и может быть для нас, для всего современно-

го человечества самое важное на свете различие: человек, мы

говорим, прорезает себе путь к цели, животное свято и тупо со-

блюдает свой ритуал, человек «разумен», мы говорим, животное

зависит от разума «природы» или человека. Но: на высшей ступе-

ни разума человек приходит опять к святому, наивному. — Отсю-

да нам приоткрывается смысл аристотелевской телеологии как

очистительной, катартической работы над целью. Цель в аристо-

телевской телеологии призвана исправить ошибки цивилизации

новейшего времени, т.е. последних 6000 лет, в разгаре которой

уже работал Аристотель. Цель как полнота, эн-эргия, т.е. осу-

ществленность, — это противоположно «постановке» целей и их

«достижению» в «практическом» смысле. С этой, противополож-

ной аристотелевскому телосу, целью новейшее человечество

вторгается в мир и природу так, как если бы назначение живого,

до того исполнявшееся автоматически, перестало достигаться, и

теперь уже нужно сознательное усилие человека, потому что при-

ЛЕС. 30(19.5.1998) 395

рода уже перестала работать. Забота человека накладывается на

работу природы. — Но ставя себе сознательные цели и достигая

их, в какой-то интимной, неосмысленной, неуточненной сфере че-

ловек продолжает их как животное не ставить, как можно про-

честь, что узнавание себя было бы губительно для человечества.

Есть заветная область, где человек продолжает не ставить себе це-

лей и действует по принципу стимула и реакции — понимание

цели как счастливой полноты, включающей всё.

Значит, птица кормит птенца вовсе не для того чтобы его на-

кормить, а потому что он пищит и разевает рот, действия по про-

грамме и у птенца и у родителя? И родитель не может не видеть

умирающего своего ребенка, но спокойно смотрит на голодную

смерть своих собственных детей вне гнезда. Птица реагирует на

гнездо. Птенцы должны быть в гнезде, вне гнезда чужие. Это зна-

чит что птица реагирует не на птенца, а на гнездо-с-яйцами-птен-

цами. Тут мы вспоминаем, что гнездо было слеплено слюной пти-

цы. Оно выделение птицы в том же смысле как яйцо, равно яйцу,

высиживание это сидение в равной мере на яйцах и на гнезде, вы-

сиживание продолжение, повторение, мимесис процесса лепки

гнезда; гнездо лепится не для-того-чтобы, а как птица имеет клюв

и коготки, так она будет строить гнездо. Так что вполне можно

считать, если хотите, что птицы имеют такой клюв, такие крылья

и гнездо; повторяют себя в равной мере клюв и гнездо, операция с

гнездом так же принадлежит птице как ее лапка?

Как птица имеет лапки, так рыба плавники; как у птицы гнез-

до, так и у рыбы. Такие разные, птицы и рыбы служат одним опе-

рациям, передвижения, продолжения рода. Совсем другой вид,

класс, семейство, но угадан тот же процесс. Рыбы тоже набрели на

делание гнезда, разве вглядевшись в птиц?

Рыбы и птицы скатились тут в одно, что-то настолько простое,

элементарное, во что действительно скатываешься, возвращаешь-

ся. Свое тело имеет внутри зародыши, разрастающиеся; разверты-

вая, повторяя то же, птица строит своим клювом из чего попало

своими слюнками гнездо, как бы докладывая о том гнезде, каким

является она сама внутри. Травинки гнезда как ее собственные

перья, клей слюны как ее собственная кровь. Можно подробнее

говорить об этом. Гнездо строится как возвращение домой.

«Забота о птенцах». Лучше представим себе фабрику воспита-

ния человеческих младенцев, какие-нибудь ясли, запланирован-

ные, как фабрика-кухня, в 20-е годы. На этой фабрике важно бу-

дет выполнить функцию. Птица служит функции. Она отчаянно

защищает своего ребенка, пока он жив, но если налетевшему про-

396 В. В. БИБИХИН

тивнику удастся убить птенца, только просто убить, родитель сам

немедленно его съест. Только что он был жив и требовал пищи,

сразу же сам становится пищей.

Ужасно? Лучше посмотреть на птицу иначе: она дана в комп-

лекте, перья, клюв, жест, крик, поведение, одно.

Сюда примечание: Пушкин: поэты некомплектные жители

света. Гёльдерлин: поэтически живет человек. Это примечание не

отсылка, а вопрос: что такое поэт? главное, сколько поэтов? Пет-

рарка говорил, что их мало, не на каждое поколение находится

поэт, могут проходить поколения без поэта, счастливо поколение,

у которого поэт есть. Примечание окончено.

Выставление, дисплей: как выбрасывание символа, флага. Но

ведь сначала окраска тела была так же выброшена телом животно-

го, воплощена так сказать в его шкуре и пере. В демонстрации

окраски животное опять возвращается к тому что уже было, к вы-

брасыванию этой окраски при сотворении животного. Оно делает

тот жест, который встроен, вращен в его тело. И важно не думать,

что будто бы ясно, что раньше была физиология, окраска тела, а

потом жест, знамя. Поведение конечно генетически предписано.

Но в свою очередь генетику несут особи, а их существование за-

висит от поведения. Не будем исключать, что поведение, так ска-

зать на пустом месте, когда еще не было никакой или очень мало

генетики, опережало, и к нему подстроилось тело. Или еще вернее

может быть: с самого начала, очень «давно», т.е. всегда, живот-

ное, вообще живое это уже выступание, дисплей, и нельзя сказать

на каком сначала уровне, молекулярном, фенотипическом или по-

веденческом. Туда, в это начало надо смотреть. И мы этой дорож-

кой придем не к «началу живого», а к дисплею всех дисплеев, бле-

ску света. Ему если хотите подражает, в порядке первого мимеси-

са, всякое показывание чего бы то ни было.

(Соглашаемся: такое впечатление, что в распоряжении живот-

ного несколько клавиш, правит обязательная необходимость среа-

гировать, стимулы для реакции могут вызвать разные реакции.

Служба, официальность в том, что главное — это не упустить сре-

агировать; сигнал обязательно должен быть выполнен, так что его

невыполнение это тоже срабатывание особого рода.)

Еще один пример этого сквозного мимесиса, затрудняющий

определение первичности-вторичности. Птица клюет своим клю-

вом. Птенец прежде всего клюет клюв, в клюве родителя находит

пищу. Клюв маркирован, выделен, он и клюющее и то что клюют.

Уже для всей полной ясности клюв у некоторых птиц отмечен еще

и красным пятном, чтобы птенец знал куда клевать. Опыты с по-

ЛЕС. 30 (19.5.1998) 397

казом искусственного клюва дают повод биологам говорить, что

птенец генетически запрограммирован на клевание клюва. Мы мо-

жем сказать, что это естественно: клевание вызвано острым, жгу-

чим голодом птенца; острым как клюв. Как голод толкает, выгоня-

ет к действию, так сам клюв выступающая, вонзающаяся часть

тела. Клюв сильный, по крайней мере сильный и крепкий и острый

как голод. Клюва много (он т.е. длинный), как много может быть

съедено. Встреча птенца с клювом родителя подчеркивает высту-

пание клюва.

Но ничего не начинается из ничего. Клювом клюют потому

что он с самого начала клюющий, и не потому что клювом птенец

пробил себе выход из яйца, а потому что клюв с самого начала, не

позже птенца, птенец не раньше клюва, уже проклюнулся, просу-

нулся, как бы клюнул из тела. Не было причин наоборот, если нос

так выделился в теле, не просовываться ему дальше во всяческое

вещество. — А встреча клюва с другим клювом, при первом кле-

вании родителя в клюв, при ритуальном кормлении самки, при

кормлении потом птенцов не показывает ли на возвращение клю-

ва к клюву, к самому себе, к клювности, к естественности ее нача-

ла? Клюв в своей истории многократно находит себя, убеждается

в себе, впадает в движение просовывания (как просовывание

пищи в широко раскрытый клюв птенца), которое как бы не имеет

истории, было с самого начала, в том смысле, что не один клюв, а

живое было выступанием на дразнящий вызов мира, а клюв про-

клюнулся как один из эпизодов, слоев этого выступания, как кры-

лья прорезание воздуха (хотя опять впереди рассекающий воздух

клюв).

Нос птице для столького многого, что в каком-то смысле вся

птица это один нос, выступающий, пронюхивающий, выискиваю-

щий. Нос первый взрезает воздух, крылья уже служат ему, толка-

ют его, вступая в свои сложные отношения с воздухом и ветром.

Но пролетаемое пространство: оно угадано, измерено (мимесис:

от «меры», вымеривание, и на-мерение в первичном смысле раз-

маха на полный захват того, чему мимесис, в конечном счете все-

гда захват мира, хотя получается конечно захват того, что можно

захватить — и значит в настоящем мимесисе захват это охват,

продолжение и расширение мира) — я говорю, пролетаемое про-

странство угадано, измерено носом, клювом, его продолговато-

стью, линейностью. Распространение, вторжение, захват, не сто-

лько даже проводимый носом, сколько с самого начала уже зало-

женный в его стрёлке, нацеленности, в его намерении, с самого

начала предполагает захватываемое, атмосферу, ее простор, но и

398

В. В. БИБИХИН

ведь спровоцировано этим простором, так что захватываемое од-

новременно захватывающее! Захват мира это всегда захват мира,

переверните родительный падеж.

Но господа, а захватывающее воздуха, духа чем спровоциро-

вано. Разницей плотности вещества и воздуха, т.е. опять в конеч-

ном счете удобной раздельностью энергии и вещества в нашей ча-

сти мироздания, как говорят физики. И не обязательно говорить,

что мы тут повторяем первые интуиции Шеллинга, Окена, в са-

мом начале прошлого века, Петра Берона в его середине, говорив-

ших о первоначальном расслоении первичного эфира. Без далеких

теорий раз-личение в начале всего, это простая феномено-логия,

мы это чувствуем, и недаром же один московский философ сделал

открытие, что сознание начинается с различения, только по ошиб-

ке ему кажется, что различение это различение чего-то от чего-то,

проводимое сознанием. До сознания и до всякого «чего» различе-

ние, т. е. показывание лица, уже есть, из мирового яйца уже про-

клюнулся нос божественной птицы. Время, движение, история

взведены этими всемирными часами, не так, что в первом явлении

есть мера и ритм, а в том смысле, что никакой меры и никакого

ритма нам не хватит для того чтобы измерить первое со-бытие, и

поэтому счет времени и история, не беспокойтесь, в любом случае

будут идти вечно, всегда: уже однажды случилось такое, что не

вычерпать нцкаким счетом, не охватить никаким разумением.

Когда такая пружина дана, остальное, нос может хоть даже и

не становиться. И без него достаточно странности. Живое в этом

смысле просто эпизод, одно из приключений света.

Яснее становится, во что втянуты животные в своей верной

службе (что животные верно служат, хорошо угадано в волшеб-

ной сказке). В конечном счете это служба при событии событий

как участие в нем. Живое, и человеческое тоже, при операциях,

словно привлечено, приставлено к делу, взято на службу, но кото-

рая им не в тягость, придает им важности. Дисплей, показ своих

размеров, размахов и расцветок такой же признак гордости,

как поза «грудь вперед, лицо приподнято» у военных на параде.

Этот показ животных означает, что они при службе и их не надо

сбивать с толку.

Кстати, когда птенец клюет картонную модель клюва, с крас-

ной точкой (хотя и одной схемы клюва достаточно, модель с крас-

ной меткой будут клевать вдвое больше), «голову» модели можно

покрасить хоть черным, хоть зеленым. Голову конечно видят, ра-

зумеется она входит в поле зрения, но она не нужна, нужен клюв

и/или красная точка, родителя могут клюнуть и в красный глаз,