Бибихин В. Лес (hyle)

Подождите немного. Документ загружается.

ЛЕС. 26 (21.4.1998)

349

ние своей команды кажется наглым, а чужой симпатичным, зри-

тель вложит всё свое сочувствие в чужих.

Или еще пример: обещание абсолютно, и дающий и принима-

ющий его даже и не говорят об этом, или если говорят то плеона-

стически: только безусловность, неприспособленчество дают обе-

щанию силу. Внутри ситуации обещания ничего изменить нельзя.

Но можно выйти из самой ситуации: внутри нее мне жестко, но

моя привязка к ней не жестка.

Жесткость программы и возможность ее разного приложения

указывают на пространство чего, свободы человеческой? или на

необходимость обучения?

Что мы собственно делаем. Программу, расписание, которые

вне автомата, мы читать больше не хотим, по крайней мере не в

первую очередь хотим ее читать и ей учиться, потому что есть бо-

лее первоочередная задача, живой автомат оказывается самообу-

чающийся. И в задачу автомата входит не только сохранение его,

но и сохранение его таким, обучающимся. Это то же что ска-

зать — самоуправляющимся.

За 60 тысяч лет со времен неандертальцев (в захоронениях ко-

торых, в древнейших например на Ираке, находят 7 видов цветов

предположительно имевших значение в медицине и экономике,

т.е. уже ритуал, уже религия) историки религии насчитывают при-

мерно 100 ООО религий в человечестве. Флоренский скорее всего

прав: культ начало культуры. В религии сам воздух, которым она

дышит, это различение чистого-нечистого, святого-профанного,

санкционирование, «сертификация»

317

Пусть тогда религия будет, плюрализм, терпимость; любое

правило лучше чем никакое

318

. Но это «допущение» религий не

единственный способ обращения с ними. Как есть программа и

программа, расписание и расписание, любовь болельщика к своей

команде есть потому что до любви к своей команде есть уже

свои-чужие, так до санктификации, освящения по правилам

(расписанию) вот этой религии есть святость биологическая, до

которой, мы читали, докапывается Владимир Николаевич Топо-

ров. Святость подчинена биологическим императивам, говорит

современный биолог

319

. С его определением религии, она congeals

identity

320

*, ее дело «сакрализация тождества», мы согласимся.

317

Там же, р. 183.

318

Там же, с. 186.

319

Там же, с. 166.

320* Перевод: сгущает тождество.

350

В. В. БИБИХИН

Ведь святость как санкция и есть узнавание того самого или про-

сто того\ несанкционированное имеет простейшим определени-

ем: не то.

Парменид невольно вспоминается с его определением бытия

как то самое и то. Но и поэзия тоже, по Хайдеггеру она область

святого, целительного. Выходит, все три, религия, поэзия, фило-

софия, в их самом раннем полагании указывают в сторону серти-

фикации. Во всех трех мы угадывали способ обращения с авто-

матом, и единственный способ, который сохраняет его целое,

включая стало быть и обучение. На этом формальном задании

целого, святого все три названных способа обращения с автома-

том сходятся. Наука по своему собственному определению, как

специализированная, профессиональная, оказывается исключена;

в чистоте, строгости не исключена и не отделена от управления

автоматом: она сама себя отделяет, когда намеренно расстается с

целым.

Разумеется, если религию понимать как вторичное расписание

да еще и неведомого происхождения, то «научный этос» будет

действительно выше религиозного. «От внешнего источника мо-

рали надо отделаться» (Вильсон, всё та же книга On human пат

ture

321

). Еще бы, конечно. Верно между прочим и то, что наука ин-

тереснее сейчас классики; но мы уже давно с этим согласились,

когда сочувственно цитировали Ионеско, что технические изобре-

тения современности так сказать художественнее художествен-

ных; и сейчас тоже, цитируя перевод «эйдоса» у Макса Дельбрю-

ка. Или говоря что мало в культуре старой Европы что останется

после выметания американской прагматической метлой. В науке

есть острота и свежесть, без которых никакая «гуманитарность»

уже не может. Чего стоит провокативная формулировка одного

физика, не помню кто, но в науке и даже научной инженерии это

похоже почти общее место: теории не бывают истинными-ложны-

ми, они бывают элегантными или скучными.

Итак, обучаемся уходу за автоматом живого существа, за на-

шим собственным уходом. Похоже, что автомат такой чудовищ-

ной сложности нуждается в особом уходе, и не в том смысле что

можно угадать какой-то секрет или ключик обращения с миллиар-

дом только разниц между клетками, но тем более, и во всяком

случае, нужна «чинность», уважение. Автомат настраивается, не

зря мы сегодня говорили о единстве генотипа, не на уровне от-

дельных деталей, а на уровне поведения, общественного и «лич-

321 Там же, р. 201.

ЛЕС. 26 (21.4Л 998)

351

ного». Кое-какое поведение расстраивает автомат, сразу начинает

влиять на наследство; с другой стороны, и наоборот.

Мой пример провансальской, сицилийской, флорентийской

философской поэзии средневекового Ренессанса, между прочим,

если вы заметили, был и случаем слияния, сращения религии, фи-

лософии и поэзии.

27 (28.4.1998)

Наша экскурсия в лес подходит к концу. Она началась с того

что лес выводит из метрического пространства и из расписания и

что он горит. В лесу оказалась другая программа, расписание на-

шей генетики, и ее автомат, работающий как компьютер с желе-

зом и программой, и действие железа, в организме это протеины, в

компьютере процессор, схватить, переварить, предоставить в рас-

поряжение, а программа расписывает, как, с чем и когда провести

эти операции. Разница между автоматом и автоматом та, что (...)

для механического расстройство может быть и входит в инженер-

ный замысел, и он при расстройстве должен обратиться к друго-

му, и настоящий автомат тоже при расстройстве должен обра-

титься к другому, но вся разница к какому другому. Мы в конце

этого курса вернемся к Аристотелю, но уже в другом настроении,

раньше как робкие экскурсанты, теперь как усталые охотники с

добычей, и мы смело спросим Аристотеля: как это, раньше мы

слышали и послушно поддакивали, природа имеет начало дви-

жения в себе, а искусство в другом? себя что (ли) поедает акула

чтобы двигаться, или тунца всё-таки, и разве причина ее дви-

жения не вода, океан, тяга к пище, т.е. причина явно вовне? или

возьмем близкое к нам, наше расстройство, разве мы именно как

живые находим выход из расстройства в себе? Кто-то наверное да,

но обычно всё-таки нет. И когда «в себе» мы находим выход

из расстройства, то ведь в каких «себе», ведь говорится, «после

этого переживания он изменился», или даже «внутренне пе-

реродился», или «этот кризис оставил в нем неизгладимый

след». Тогда разве в «себе» причина что мы сдвинулись с мертвой

точки?

И так называемая «неживая» природа у самого же Аристотеля

приводится в движение круговым движением звезд, разве «в себе»

имея причину движения?

ЛЕС. 27 (28.4.1998)

353

Теперь искусство, оно имеет причину движения вовне, имеет-

ся в виду что дерево выросло из дерева, а стул, помните эффект-

ный пример, брошеный на землю стул пророс и расцвел, но вырос

не стул а дерево, — теперь автоматы могут изготовлять сами себя;

и наоборот, художественное произведение, картина или стихотво-

рение, разве не имеют свою тягу, в которую втягивают и художни-

ка, т. е. поэма, которая хочет быть услышана, и сама собой слы-

шится, и выволакивает к существованию того, кто на ней проез-

жается, художник как медиум.

Особенно кричаще странным кажется это аристотелевское

различение, причина движения в себе самом, ввиду простой ста-

тистики, которая теперь известна: палеонтология, палеобиология

насчитывает всего прошлых и нынешних видов на земле (грубым

рабочим определением вида можно считать: «Organisms are grouped

into species partly according to their morphological, or external, si-

milarities, but more important in classifying sexually reproducing

organisms is the organisms' ability to successfully interbreed»

322

но второе важнее, мы читали о южноамериканских плодовых

мушках, они ни на вид ни поведением не отличаются от севе-

роамериканских, и спариваются но производят стерильное по-

томство, то, что не спаривается ни с каким другим видом или спа-

ривается и не дает потомства или спаривается и дает потомство,

но это потомство бесплодно в первом поколении, или спаривает-

ся и дает потомство, но это потомство от силы может продери

жаться два-три, но не больше поколений, и то через силу, и потом

исчезает или плохо развивается. Проще: вид это то, что не спари-

вается ни с одним другим видом) миллиард. А теперь на Земле за-

регистрировано, каталогизировано миллион видов. Как же живое

имеет начало движения «в себе»; если бы «в себе», оно и двига-

лось бы сейчас благополучно, но всё превратилось в окаменело-

сти или кости.

Так что об иметь причину движения, для живого и вообще

природного, в себе не может быть и речи. Как бы нам не пришлось

бы даже аристотелевское определение перевернуть вообще: при-

родное, живое никогда не имеет причину движения в себе а зави-

сит от другого, начиная с того что индивид должен спариться

внутри вида с другим чтобы движение вида продолжалось. А вот

322* Перевод: Организмы группируются в виды отчасти в соответствии с

их морфологическими или внешними сходствами, однако гораздо важнее для

классификации полового воспроизводства организмов — способность орга-

низмов к успешному скрещиванию.

23 В. В. Бибихин

354

В. В. БИБИХИН

наоборот техника движется к созданию или уже создала автомат,

который имеет причину движения в самом себе.

Теперь — мы же подытоживаем — вспомним сентябрьскую

этимологию леса, по Андрею Валентиновичу Лебедеву: лес свя-

зан с горением, он или горящее или горючее. Если понимать жи-

вое как пожар, огонь, то в природе живое это пожары, гасящие

друг друга, а техника может создать автомат, который не будет

погашен, будет постоянно подпитываться и изыскивать себе пита-

ние. Опять же такой автомат или может быть создан или уже со-

здан, человеческая цивилизация, которая учится и не исключено

что научится себя воспроизводить за счет того, что ее не остано-

вят другие костры. Самонастраивающийся автомат с расписани-

ем, которое будет рассчитано на вечность. Проблема настройки

настроения может быть решена или психотропным регулировани-

ем или созданием нового человека. Цель, вечность автомата, бу-

дет диктовать его образ действий, человеческое существо под-

строится к этой цели.

Мысль однако сколько раз показывала, что отбрасывать

что-то в ней будет себе дороже. Маркс отбросил у Гегеля его идеа-

лизм и марксизм не смог иметь потомства, a philosophia perennis

продолжается. Допустим, аристотелевское различение причины,

которая в себе, природы, и причины, которая вовне, техники, уже

мы им пользоваться не можем, но не упустим хоть как проблему и

задание. Природа начало движения в себе самом, έν αύτω, смысл

где-то внутри себя отпадает по сути дела, да заодно и этимологи-

чески тут скорее связь с αύ «опять, снова», имеется в виду воз-

вратность. Куда-то надо вернуться, или куда-то возвращается

что-то, непонятно, это уже лучше: предполагается, раз возвраще-

ние, то и выход; динамика, обмен, возвращение. Вращение и воз-

вращение у Аристотеля вообще первичное движение, обеспечива-

ющее между прочим вечность.

Допустим, под возвращением можно иметь в виду обмен ве-

ществ и восстановление равновесия, гомеостаз. Но в гомеостазе

настоящее существующее это не то что восстанавливается, оно

уже другое, а само восстановление. Очень легко рассмотреть

жизнь, я вам и предлагаю это сделать, вовсе не в смысле выжива-

ния видов, приспособленных, а в смысле выживания приемов.

Тогда вполне понятным становится, почему это господствует дар-

винизм, борьба видов, выживание приспособленных, к чему было

их приспособление если они на 99,9 % все погибли, и выжившие

постоянно погибают, и кто окончательно выживает, человек, вы-

живает уже не как человек, а как изобретение, за счет изобрете-

ЛЕС. 27(28.4.1998)

355

ний, техники, причем поколения техники быстро сменяют друг

друга, вытесняют в борьбе между собой, т.е. опять торжествуют

приемы. Сами живые существа словно пристраиваются к прие-

мам, прокатываются на них и соскакивают, или их сбрасывают,

когда, как в случае людей и мамонтов, против приема мамонтов

находится прием человека. Смена цивилизаций уже была сменой

техник, приемов, подходов.

Мой пример с перелетными птицами. Допустим, стае стано-

вится холодно, естественно предположить ее постепенное переле-

тание туда где теплее и больше корма. Но стаи движутся не по-

степенно, они сразу перебрасывают себя за тысячи километров.

Думают, что они ориентируются по солнцу, по запаху, по магнит-

ному полю Земли, по Полярной звезде. Определяет то, что так

тепло, как в средних широтах, будет в южных, идея перелета сме-

нить географическое место на планете. Этот прием, самим подня-

ться на крыльях, перенестись по воздуху телом сразу и очень да-

леко, как попадание, как угадка мог быть продиктован тревож-

ным, тревожащим птицу снижением солнца, опусканием его к

горизонту, а догадка что можно перенестись туда, где это не будет

происходить, подсказана наблюдением высоко летящей птицы,

что Земля покатая, шарообразная. Здесь догадка такого рода, как

у льва догадка о том, какой силы должен быть его прыжок, или у

дельфина, соотнести количество набранного воздуха с глубиной

нырка. То, что птицы умеют... вернее сказать (не надо говорить

приписывая птицам соображение, расчет, что они догадываются о

возможности такого перелета), — перепад теплоты на Земле уже

есть, и как воздух уже есть и он ждет, просит способа двигаться на

крыльях в нем, так перепад температуры просит, дожидается по-

падания в него. Дана земля, круглая; даны крылья, воздух, дана

меняющаяся высота солнца; трюк в том чтобы обогнуть выпук-

лость земли так, чтобы косые лучи солнца стали прямыми. По

сути это тот же прием как нагнуть шею подобрать зернышко с

земли, ведь, я сказал, снижающееся солнце и покатость земли пти-

ца видит так же как цыпленок зерно. Когда стая птиц летит, ее не-

сет этот прием обращения с землей, тянет ее так же как зерно при-

тягивает к себе клюв.

Теперь, вокруг этого найденного трюка, как плата за его изоб-

ретение и вокруг него существует весь вид перелетных птиц. (Как

те же или такие же угадывания на молекулярном уровне можно

понимать и всю физиологию.) Это изобретение взяло себе весь

вид перелетных птиц, они приписаны к нему как крепостные кре-

стьяне к своим селам. Настолько, что техника полета вписывается

356

В. В. БИБИХИН

в коды рода, в так называемую генетику. Птицы при этой функ-

ции, примерно как термиты-солдаты при функции охраны рабо-

чих. Или как жители, приписанные к секретному заводу без права

выезда.

Птица настолько принадлежит к своей перелетности, что не

может попробовать остаться на месте, ведь другие птицы остают-

ся. В программе птиц записано, что молодые, ни разу не летавшие

далеко, начнут сбиваться в стаи осенью, выбор у них только в уга-

дывании дня, когда они полетят.

Мы поддаемся обману зрения, птица наблюдаема как объ-

ект и нам кажется что дело в этом существе, якобы где-то внут-

ри него начало его движения, но нет: оно вписано в сцепку,

связь воздуха-климата-географии-астрономии, имеет прописку в

изобретении, которое наблюдается только, так сказать, глазами

ума.

По-настоящему есть не фенотип, не генотип (род), то и другое

только сумма функций, при изобретении. Плодитесь и размно-

жайтесь Августин понимал — изобретайте. Куда ни повернись,

мы видим готовые существа, но лучше бы вглядывались в до-

гадки, инженерные ходы. Что только изобретения существуют,

показывает то, как легко Земля, природа рассталась с миллиардом

видов: можно их понимать как индивиды (Николай Кузанский,

в порядке примечания, понимал целые животные роды как инди-

виды) при роде, или при родах, и родом тогда будет работающая

находка, аристотелевская энергия как осуществившаяся возмож-

ность.

Ламаркизм, который сейчас снова возрождается, смешной при

примитивном понимании, т.е. если брать за основу опять уже ви-

димый образ животного и приспособление его тела к нуждам,

начинает работать когда мы догадываемся, что не поведение при

живом существе, а живое существо при изобретении. Этим кстати

вполне объясняется например четвероногость позвоночных: луч-

ше говорить о четвероногости и позвоночности сухопутных, они

встроены в этот способ передвижения и подстроились к нему. Не

так что «таким-то животным для передвижения понадобились че-

тыре ноги и они у них появились», при наивном понимании ла-

маркизма, а (так:) с появлением суши, воздушного океана и рас-

тительности зелень была возможностью изобретения этой формы

горения, сгорания с превращением в движение, и к изобретению

пространственного перемещения подтянулись позвоночник и

ноги. Разумеется попутно с движением как у хорошего изобре-

тения потоком идет много других находок (помните образ Гёте:

ЛЕС. 27 (28.4.1998)

357

счастливая природа за карточным столом выигрывает и каждый

раз удваивает ставку).

Изоляцию, генетическую, видов легче понять, если каждый

вид служит не себе, а приписан к системе изобретений. Фенотип

тогда можно объяснить так, что своим поведением, встроенно-

стью в изобретение существо заказывает себе физиологию.

И с этой же стороны можно подойти к мимесису, в более уз-

ком смысле мимикрии. В частности, перелеты птиц можно понять

как подражание повороту звездного неба, подражание связано,

переплетено с догадкой о зависимости наличия питания от аст-

рономии: без всякого сознания присутствие звездного неба, види-

мого, движущегося, над головой и уходящей под ногами внизу в

сторону земли при движении по воздуху вызывает перемещение

перелетных птиц как мимесис движению звезд. Птицы не ориен-

тируются по звездам, как говорят орнитологи, а они прямее уча-

ствуют в астрономии, они сами и есть звезды; строй косяка тут

мимесис созвездий.

Это не предположение или гипотеза, а строже: если мимикрия

существует, то нужна искусственная психологическая установка,

чтобы мимикрия не распространялась на всё; у летающих созда-

ний пневматическая кость конечно легче и потому удобнее для ле-

тания, но одновременно она мимикрия, под-страивание под воз-

дух, отождествление себя с воздухом через вбирание в саму свою

суть, в самые свои кости воздуха, дыхание прямо костями, когда в

полете птица может создать вакуум в своем костяке, оттянув отту-

да легкими воздух.

Опять всего проще наблюдать мимикрию, например сходство

кукушки с ястребом, «променял кукушку на ястреба». Но мимесис

такого рода как настройка одного существа на другое, как пиани-

но за которым никто не сидит тоже будет играть рядом с играю-

щим, обязателен, не может не быть, если у другого пианино есть

такие же струны. Тех же струн, условно говоря, у разных существ

просто не может не быть, из-за одинаковости вещества.

В пользу встраивания существ в операции, в энергии говорит

один из тезисов номогенеза Берга, его закон конвергенции, поли-

филетизма, т.е. что виды, которые вот именно по виду, на глаз от-

носятся к одному роду, их относят к одному роду, а не надо: у

них разный «филогенез», разные предки. Это как если бы на од-

ном производстве работали люди разных наций, они сблизились

бы по привычкам и даже по виду. Берг: «сходство в организации

двух форм может представлять собою нечто вторичное, благопри-

обретенное, новое, различия же — нечто первичное, унаследован-

358 В. В. БИБИХИН

ное, старое»

323

. Принадлежность совсем похожих сусликов к раз-

ным видам становится понятнее, если вспомнить что вообще чис-

ло видов сократилось в тысячу раз, т.е. что жить среди корней

полевых растений умели не тридцать а сотни видов, т.е. почему

бы и не остаться тридцати, — ас другой стороны, почему бы им

не стать похожими, конвергировать до неразличимости, в свете

берговского полифилетизма, когда инженерия и изобретательство

существования в верхнем слое земли, как работников одного

предприятия, сусликов сближали.

У Берга мягкий компромиссный полифилетизм, у Карла Лин-

нея, вы помните, абсолютный: Бог создал сколько надо, «species

tot numeratur, quot diversae formae in principio sunt creatae»

324

* (Phi-

losophia botanica, 1751). У Берга убедительные примеры: поварен-

ная соль и алмаз кристаллизуются в кубической форме, это не

означает их родства или происхождения от одной общей формы.

«Darwinism, in the latter part of the 19

century, faced an alternati-

ve evolutionary theory known as neo-Lamarckism. This hypothesis

shared with Lamarck's the importance of use and disuse in the deve-

lopment and obliteration of organs, and it added the notion that the en-

vironment acts directly on organic structures, which explained their

adaptation to the way of life and environment of the organism. Adhe-

rents of this theory discarded natural selection as an explanation for

adaptation to the environment»

325

В нашем неоламаркизме, где организмы только привлекаются

как любой, первый попавшийся (и легко бросаемый) субстрат для

обкатки изобретений природы, проблемы с развитием нет, кроме

технического соображения, что для нововведения должна быть

материя, и чем больше и разнообразнее тем лучше. Материя в

этом смысле — аристотелевский лес, как возможность для энер-

гии, энергия в смысле удачного «блестящего» действия. Вы види-

те, что наш экскурс был не зря: возвращаемся к Аристотелю не с

323

JJ.С. Берг. Труды по теории эволюции..., с. 280.

324* Перевод: видов насчитывается столько, сколько в начале создано раз-

личных форм

325* Перевод: Дарвинизм в конце XIX в. столкнулся с альтернативной тео-

рией эволюции, известной как неоламаркизм. От Ламарка в этой гипотезе —

признание важности употребления и неупотребления в развитии и исчезнове-

нии органов; была лишь добавлена идея, что окружение оказывает непосред-

ственное воздействие на органические структуры; и она позволяла объяснить

их адаптацию к образу жизни и окружению организма. Сторонники этой тео-

рии отвергали естественный отбор как неспособный объяснить приспособле-

ние к окружающей среде.