Бестужев-Лада И.В. Альтернативная цивилизация
Подождите немного. Документ загружается.
Все больше и больше людей начинают понимать: “суверенитет
вообще” — пустые слова, все зависит от их конкретного содержания. Что
толку, что над тобою московскую политическую шпану заменила в точности
такая же или даже еще хуже шпана урюпинская и тьмутараканская?
Корыстолюбие и алчность — те же, близорукость и произвол — те же,
глупость и наглость — те же. Конечно, в мутной воде развала государства
любой шпане удобнее ловить свою рыбку. Но любому добропорядочному
гражданину в мутной воде только муторно, и ничего больше.
Все чаще и чаще приходит в голову мысль: а что, если суверенизацию
начинать не с государства, а с личности? Пусть не смеет никто вмешиваться
в мои личные дела! За исключением ограниченного круга тех, которые
касаются не только меня и которые я своим голосом избирателя передоверяю
законодательным, исполнительным и судебным органам своего городского
микрорайона, поселка, села. Те тоже абсолютно суверенны в своих
решениях, кроме вопросов, касающихся нескольких микрорайонов, поселков,
сел. Таким же образом мы выходим на уровень городов и районов, областей,
республик, федераций, конфедераций. И почему же точно таким же образом
не выйти на уровень геоконфедераций, геопарламента, геоправительства,
геотрибунала? При таком подходе уменьшается возможность
манипулировать моими делами со стороны районных или республиканских
бюрократов, увеличивается моя социальная защищенность на поселковом,
районном, областном, республиканском, федеральном, конфедеральном,
геоконфедеральном уровнях. Я решу все мои вопросы у себя в поселке, не
дам замотать их по инстанциям в разных столицах, но обеспечу себе
спокойную и полную достатка жизнь, не допущу ни стрельбы, ни беженцев,
ни разорения своего дома, ни разорения своей страны — если недостаточно
уровня поселка или республики, федерации или конфедерации, то на уровне
геоконфедерации, это уж точно. Потому что против геоконфедерации не
попрешь. Вот это и есть настоящий, не демагогический суверенитет. Твой
суверенитет, а не своекорыстных политиканов, тобой манипулирующих.
Предложено множество проектов формирования миповых
законодательных органов. Думается, в основу должна быть положена
Ассамблея ООН и принцип консенсуса — так, чтобы “механическое
большинство” не провалило конструктивных предложений, но чтобы
отдельные государства — вздорные шляхтичи с их правом накладывать
“вето” на любые решения не уготовили человечеству плачевную судьбу Речи
Посполитой XVIII в. Очень помогло бы, на наш взгляд, формирование
федераций и конфедераций по типу Европейского Сообщества или
Британского Содружества. В крайнем случае, допустимо создание верхней
палаты для углубленной выработки консенсуса, палаты советников (с чисто
совещательным голосом) из наиболее авторитетных представителей мировой
общественности для доработки документов, представляемых геопарламенту.
Еще больше проектов формирования мирового правительства.
Думается, и здесь не надо давать простора фантазии. Зачем? Существует
Совет Безопасности ООН — это и есть основа геоминистерства внутренних
(земных) дел с достаточно сильным корпусом “голубых касок” чтобы
призвать к порядку любого Саддама. Ничего, что случаются ошибки типа
односторонних санкций в отношении Сербии или недостаточных санкций в
отношении “красных кхмеров”. Лучше такие санкции, чем законы джунглей
в международных отношениях. Есть ЮНЕСКО — готовая основа
геоминистерства образования, науки и культуры. Есть ФАО — основа
геоминистерства сельского хозяйства, ВОЗ — основа геоминистерства
здравоохранения, МВФ — основа геоминистерства финансов. И так далее —
до полного набора кабинета министров. То, что организация и функции этих
учреждений, как и все на свете, могут совершенствоваться — не подлежит
сомнению. Но разве это повод ждать, пока все усовершенствуется само
собой, прежде чем погибнет человечество?
Наконец, существует Международный суд. Все дело только за тем,
чтобы дать ему такие прерогативы, при которых любой саддам боялся бы его
больше, чем генерала Шварцкопфа, чтобы любой Буш относился к нему с
большим пиететом, чем к Конгрессу США. Но разве такое выходит за
пределы реальности?
Наверное, утопия — думать, будто мировое правительство возникнет,
словно античная богиня, из пены морской в готовом виде завтра или
послезавтра. Скорее оно будет формироваться в рамках ООН по элементам и
по этапам. Хорошо бы только придать такому процессу импульс ускорения.
Это целиком дело общественности.
Хотелось бы верить, что мировое правительство оптимально решит
многие или даже все актуальные проблемы современных международных
отношений — до проблем Ливана и Палестины, Карабаха и Приднестровья,
Курдистана и Афганистана включительно. Но оно бессильно решить
глобальные проблемы современности, о которых мы говорили выше.
Успешно преодолеть современную проблемную ситуацию, как явствует из
всего, изложенного выше, способна только альтернативная цивилизация.
Зато в его силах проложить дорогу ко всеобщему разоружению, полной
демилитаризации человечества. Ибо зачем Саддаму армия, если рискуешь
вызвать санкции геопарламента, “голубые каски” Совета Безопасности, да
еще угодить под Международный суд? Тем самым мировое правительство
открывает еще одну качественную характеристику альтернативной
цивилизации и становится ее необходимой предпосылкой.
Пожелаем же мировому правительству счастливого дня рождения!
Такого же, как и “низкой энергетике”, “высокой устойчивости” и
“экологической чистоте”.
Однако никакие качественные характеристики не помогут
современному человечеству перейти из царства грядущей смерти в царство
безгранично радостной жизни, если упустить важнейшую из них —
подлинную человечность. Эта характеристика сложнее, многограннее
предыдущих. Поэтому мы посвятим ей не одну, а ряд последующих глав
настоящей работы.
Глава VI
"Подлинная человечность": образование
1. Образование естественное и противоестественное
Под образованием обычно понимают обучение и воспитание, т.е.
передачу и восприятия знаний, умений, навыков, стереотипов сознания и
поведения — всего, что формирует человеческую личность как члена
общества, гражданина государства, работника общественного производства.
Как происходило образование человека на протяжении десятков тысяч
лет истории рода гомо сапиенс?
Девочка с младенчества и до замужества постоянно находилась возле
своего главного педагога — матери. Мать обучала ее самой сложной на свете
профессии — матери, хозяйки дома. Во всех тонкостях: от приготовления
пищи и шитья одежды до искусства отношений с другими членами семьи.
Мать собственным примером показывала, как надлежит себя вести в
различных житейских ситуациях, а так как она в нормальной семье являлась
для дочери наивысшим авторитетом — ее образ мыслей, мировоззрение,
система ценностей передавались как бы по наследству. Главное же, мать
являла дочери живой пример самоотверженности, без которой мать — не
мать, а мачеха, даже если обзавестись ребенком, жена — не жена, а просто
секс-партнер, даже если замужем, женщина — не женщина, а гермафродит,
даже если налицо все половые признаки женщины и ничего мужского. А без
женщины-матери какая же человечность? И какое человеческое общество,
заслуживающее этого названия?
Матери помогали ассистенты педагога — бабушка, тетки, старшие
сестры, соседки постарше, повзрослее. Они
не просто рассказывали и показывали — они жили своей жизнью, и
девочка училась жить точно такой же. Ничего эффективнее такого
преподавания нет и быть не может. Девочка видела и пробовала сама, как
управлять хозяйством, как воспитывать и обучать младших, как жить с
людьми по-людски в человеческом общежитии. В совокупности
обрисованный педагогический коллектив за 14 — 15 лет доводил свой
обучаемый и воспитуемый полуфабрикат до кондиций, которые
недостижимы ни для какого иного учебного заведения, сколько средств в
него ни вкладывай, какими песталоццами ни укомплектовывай. Подумать
только, к 15 годам из ребенка образовывался во всех отношениях совершенно
взрослый человек, готовый в любую минуту впрячься в свое собственное
семейное тягло, да еще нередко освоивший начала одного или нескольких
важных женских ремесел, с которыми не пропадешь в жизни, даже если
домашнее хозяйство пошатнется!
Мальчик недолго оставался возле материнской юбки. С пяти-семи лет
он поступал в класс своего собственного главного педагога — отца. Отец
тоже передавал сыну как бы по наследству свою профессию (включая
важнейшие, а нередко и особые мужские ремесла), свое мировоззрение, свои
стереотипы сознания и поведения. Собственной жизнью. И главный пример
— то, что глава семьи и опора семьи — синонимы, что без этого отец — не
отец, а нечто вроде плохого старшего брата своему собственному ребенку,
муж — не муж, а в лучшем случае наложник, только узаконенный, мужчина
— не мужчина, а подросток до самого своего мужского климакса. А без
мужчины — опоры для женщин и детей — что толку рассуждать о
человечности? О каком человеческом обществе может идти речь?
Отцу помогали его ассистенты — дедушка, дядья, старшие братья,
соседи. Они учили мальчика своей жизни, и мальчик к 15 годам становился
парнем, полностью, во всех отношениях готовым стать главой собственного
семейства. Что обычно и происходило спустя всего несколько лет. Можно ли
придумать что-нибудь более эффективное в педагогическом отношении?
Этот естественный циклический процесс воспроизводства не просто
новых поколений, а полноценных членов общества, как ныне становится все
яснее, не имеет и иметь не может никаких альтернатив. Все остальное, что ни
выдумывай — жалкие эрзац-суррогаты со сравнительно ничтожным
коэффициентом полезного действия и с такими “побочными следствиями”,
которые составляют смертельную угрозу самому существованию общества.
Образование вышеописанным естественным образом не только готовит в
положенное человеческой природой время (к моменту наступления
физиологической зрелости) полноценных граждан и работников. Оно к тому
же как бы автоматически обеспечивает стабильность семьи, преемственность
поколений, простое человеческое счастье максимально возможного числа
людей. И это еще не все. Главное, оно автоматически обеспечивает
стабильность, выживаемость, процветание общества. Убери эту
естественную опору — и общество какое-то время будет существовать
только по инерции, паразитируя на социальном капитале предков. А потом
неминуемо развалится. Что мы и видим вокруг воочию. О чем и собираемся
рассказать в этой главе.
До сравнительно недавних времен — скажем грубо приближенно: до
XX в. от Рождества Христова — для подавляющего большинства людей (до
90—99%!) даже в развитых странах того времени только что кратко
описанной “домашней школы” было вполне достаточно, чтобы вступить в
жизнь полноценным человеком, полноценным работником. Семья не только
делала человека образованным этически, воспитанным эстетически,
подготовленным к физическому и умственному труду, знакомым с
необходимыми в жизни азами естествознания и обществознания, физической
и духовной культуры (в широком смысле этого понятия), но и учила считать,
а в некоторых случаях, по возможности и необходимости, — даже читать и
писать. Что еще нужно крестьянину, рабочему, торговцу, воину?
Однако доле процента — впоследствии нескольким процентам —
работников общественного производства домашнего образования было мало.
Будущим жрецам,
чиновникам, врачам, инженерам, педагогам требовалось специальное
образование, которое семья дать не в состоянии. Их приходилось отрывать от
семьи и направлять в общественные (государственные) учебные заведения.
Но, во-первых, даже среди этого сравнительно ничтожного количества
“оторванных” полностью отрывались от семьи далеко не все — подавляющее
большинство продолжало поддерживать тесные связи с семьей, если не
ежедневно, то хотя бы еженедельно и уж во всяком случае во время каникул.
Во-вторых, сами учебные заведения во многом носили на себе печать
патриархальных отношений, свойственных семье, так что “полного отрыва”
от семьи даже у круглогодично пребывавших в них молодых людей
фактически не получалось. В-третьих, и это, пожалуй, самое главное, — в
учебные заведения приходили “студенты” своих домашних “университетов”
и привносили в них педагогический капитал, созданный семьей. Поэтому
даже в самых страшных по античеловечности учебных заведениях былых
времен, например, в духовном училище для подготовки будущих
священников, описанном в знаменитых “Очерках бурсы” Н.Г.Помяловского,
сохранялись по инерции хоть какие-то крупицы естественности,
человечности образования.
Мы собственными руками, по неразумию своему, взорвали это
естественное состояние, искоренили заключенную в нем подлинную
человечность и поставили человеческое общество на грань перехода в
нечеловеческое. Либо, скорее всего, на грань катастрофы.
В условиях современного общественного производства, в отличие от
минувших времен, как раз для подавляющего большинства людей
“домашней школы” недостаточно, чтобы вступить в жизнь полноценным
человеком. Мало того, в отличие от традиционного сельского образа жизни,
современной городской образ жизни оставляет родителям, вообще семье,
мало времени и реальных возможностей для воспитания и обучения
подрастающего поколения чуть ли не с грудного возраста.
Сама жизнь подталкивает: отдай ребенка в детские ясли, в детский сад,
в школу, в университет — и ему
будет хорошо, и тебе легче! А многообразные утописты подтверждают:
да разве дилетант-родитель, обуреваемый к тому же чисто зоологической
привязанностью к своему чаду может тягаться по части обучения и
воспитания с профессионалом-педагогом? И ребенка “отдают”. В условиях
полного крушения семьи в ее прежнем, естественном виде. То есть в
условиях, когда из-под учебных заведений выбиты прежние подпирающие их
семейные
устои.
Отдали. Что получили?
Мы уже говорили, что единственной практической альтернативой
рыночным экономическим отношениям являются отношения казарменные: в
выгоде оказывается не тот, кто произвел и продал, а кто выше чином и ближе
к государственной кормушке. С ужасающими последствиями в виде
массовой деморализации, дезынтеллектуализации и психопатологизации
общества. Точно так же к настоящему времени достаточно очевидно
обнаружилось, что единственной альтернативой семье является все та же
казарма, где верховодит не самый ответственный, самый самоотверженный, а
самый наглый и самый хитрый, умеющий вероломно убрать соперников и
окружить себя прихлебателями, помогающими держать в повиновении
остальных пугающим примером жестокой участи отверженных. И когда
такой казармой неизбежно становится — не может не становиться — любое
учебно-воспитательное заведение, начиная с детских яслей и детского сада и
кончая школой и университетом, последствия для ребенка, для будущего
работника и гражданина общества, для всего общества в целом становятся
поистине апокалипсическими .
Поставьте себя в положение ребенка, проведшего несколько месяцев
или несколько лет в тех противоестественных условиях, о которых мы
говорили в разделах о семье и которые сегодня типичны для все большего
числа обычных семей не только в развитых, но и в развивающихся странах
мира. Он привык быть любимой игрушкой-безделушкой в руках родителей и
целой кучи бабушек-дедушек, старых псевдодев и квазибобылей. И вдруг, не
будучи преступником, попадает в самом
полном смысле слова в тюремную камеру с прямо противоположными
нравами. Здесь никого не заботит, сангвиник ты по темпераменту или
холерик, застенчивый или бесцеремонный, умница-тугодум или быстро
соображающий дурак, добродушный тюлень или злобный шакал, — здесь в
каждой детсадовской группе, в каждом школьном классе, в каждом
студенческом общежитии быстро устанавливается иерархия грубой силы,
мгновенно учреждается Политбюро ЦК КПСС с самодуром-генсеком,
окружающими его холуями и отринутыми от него изгоями. Или, чтобы быть
менее образным и более точным, с вожаком (иногда с двумя-тремя
соперничающими вожаками), с подручными вожака, помогающими ему
держать в повиновении остальных непрерывными унижениями и страхом
попасть в число нарочито травимых для острастки прочих. Этот чисто
мафиозный социальный механизм возникает словно сам собой всюду и везде,
как только естественные людские отношения сменяются
противоестественными. Его невозможно “упразднить” никакими указами,
никакими “воспитательными мерами”, никакой “работой с детьми”.
Поставьте себя в положение ребенка, обязанного пройти все круги этого
тюремного ада (если не прошли его самолично в детстве, отрочестве,
юности), и задумайтесь над вопросом: оправдывает ли себя любое, самое
блестящее образование, полученное такой ценой.
Да ведь к тому же и образование-то получается далеко не блестящее.
Далеко не то, что нужно получающему его и что необходимо от
получающего обществу. По той неизбывной причине, что...
2. Люди, оказывается, бывают разные
Так получилось, что в школу я пошел семи лет — на год раньше моих
одноклассников. Учиться было трудно и неинтересно. Навыки письма
давались с большим скрипом. Умением считать и рисовать тоже не блистал.
Единственное, что умел, единственный в классе — бегло, “по-взрослому”
читать. Но этому
научился сам задолго до школы. Поэтому на уроках труда восседал на
скамеечке прямо на учительском столе и читал вслух “Борьбу за огонь”
Рони-Старшего и другие произведения в том же роде, тогда как остальные
занимались рукоделием, обязательным для всех, включая мальчишек. Видно,
уже тогда проглядывался типичный гуманитарий, у которого плоховато со
всяким рукоделием. Во втором классе попал к незаурядной опытной
учительнице, которая быстро выковала “круглого отличника” по всем
предметам. Каковым и оставался вплоть до именных стипендий в институте
и аспирантуре. Это мнимое “всестороннее развитие” привело в технический
вуз, где обнаружилась посредственность в науках естественных и полное
отсутствие математического мышления. Хорошо, что со второго курса
перешел в гуманитарный институт, где наконец-то нашел себя как историка.
Но и сегодня не могу прибавить одну вторую к одной третьей или вычислить
корень квадратный из шестнадцати — хотя “проходил” это в школе на
“отлично”. Понятия не имею, что такое синус или логарифм, интеграл или
функция — хотя выучил все это в свое время наизусть и даже, случалось,
ловил за такие подвиги не только двойки. Все абстракции такого рода разум
попросту отказывается воспринимать.
Так сложно выглядели способности у одного-единственного человека,
причем по-разному в разные периоды его жизни. Что же говорить о разных
людях? И допустимо ли, по пословице, стричь их в детском саду, школе,
университете под одну гребенку?
Мне лично в конечном счете повезло. Чуть пометался и нашел свою
дорогу. А если бы не повезло? Если бы пошел туда, куда жизнь повела? Был
бы, наверное, третьесортным инженером (по названию), каких в СССР и без
меня полдюжины миллионов, тяготился бы постылой работой и убогой
жизнью, а жизнь, в свою очередь, тяготилась бы мною. Несмотря на
сплошные “отлично” и похвальную грамоту по окончании школы. Такова
расплата за одинаковый подход к неодинаковому.
Спустя много десятилетий, знакомясь с материалами по показателям
здравоохранения, узнал, что не у меня одного такие перекосы в
способностях. Узнал, что на
каждые сто детей (и, соответственно, взрослых) существует
определенный процент дебилов, сумасшедших, учить которых в школе
может только сумасшедший. Не буду приводить цифры, чтобы не огорчать
читателей; скажу только, что процент довольно велик и имеет тенденцию к
возрастанию. Что вдобавок вдвое большая процентная доля приходится на
так называемых маргиналов — пограничное состояние между дебилом и
нормальным человеком, причем на одном полюсе этой публики маргинала
трудно отличить от дебила, а на другом — от нормального человека.
Маргиналов, в отличие от дебилов, не только можно, но и нужно учить,
чтобы сделать полезными членами общества. Однако лишь в специальных
учебных заведениях, на маргиналов рассчитанных. Горе тому нормальному
школьному классу, куда затесался маргинал или, того хуже, двое-трое. Ведь
они внешне неотличимы от нормальных детей и сами себя считают такими
же. А когда на уроках обнаруживается их ущербность — пытаются
сохранить самоуважение такими методами, от которых стоном стонет школа.
И тем не менее, редко встречается школьный класс без маргинала-двух, как
минимум: специальные школы имеются не везде, а образование обязательное
и всеобщее.
Это еще не все. Вдвое большую процентную долю в сравнении с
маргиналами составляют совершенно нормальные дети, у которых
недостаточно развит даже низший уровень абстрактного мышления (те
самые, которые не могут прибавить одну вторую к одной третьей или
усвоить понятие “долг” не в смысле занятого рубля — хотя прекрасно
считают конкретные предметы и могут быть очень самоотверженными в
соответствующих обстоятельствах). И еще вдвое большую — с недостаточно
развитым высшим уровнем абстрактного мышления (те самые, которым
никогда в жизни не постичь котангенсов, не понять, что такое “классовое
расслоение общества” или “образ Евгения Онегина”). В совокупности
набирается подавляющее большинство — до двух третей и более учащихся,
от которых требуют, а они не могут.
Ну и что? Плохо с математикой — хорошо с педагогикой. Плохо с
историей — лучше с географией. Плохо
и с тем, и с другим, и с десятым — наверняка хорошо с чем-то
двадцатым. Причем это двадцатое может быть первым в значении для
народного хозяйства. Чем плохо, если человек неважно соображает по
естествоведческой и обществоведческой части, но хороший “технарь”,
мастер “золотые руки”? Образно говоря, чем плохо, что человек родился
балериной, а не певицей? И зачем стремиться во что бы то ни стало делать из
него посредственную, а то и вовсе никудышную певицу, если растет
выдающаяся балерина? Между тем все учебные заведения мира жестче или
мягче, но только этим и занимаются.
Нам уже приходилось говорить, что в системе потребностей личности
важную, часто определяющую роль играют потребности в самоутверждении
— в уважении со стороны окружающих и на этом основании в
самоуважении. Нередко эта потребность бывает посильнее голода и жажды.
И вот представьте себе положение балерины, которую тщетно пытаются
сделать певицей. Ее неспособность петь вызывает нарастающее раздражение
у учителей, бесконечные огорчения у родителей и столь же бесконечные
насмешки у товарищей. Она пытается самоутвердиться в пении — не
получается! Ей бы станцевать — она бы показала, на что способна, всех бы
привела в восхищение! А ее заставляют петь на позор людям.
И наступает состояние, известное в психологии как фрустрация
(разочарование при неосуществимости какой-то значимой для человека
цели). Человек — ребенок! — замыкается в себе, ожесточается, озлобляется
на весь свет. И не один — миллионы: в общей сложности десятки и сотни
миллионов сломанных человеческих судеб. За зло платят злом, свои
огорчения вымещают на близких или слабых, “самоутверждаются”
антиобщественным поведением, ищут забвения в наркотиках... И это —
образование? Чем же это лучше полного отсутствия какого бы то ни было
образования вообще?
Помножьте это на школьную “казарму”, на неизбежно возникающие в
ней квазимафиозные структуры, на отрыв школы от семьи, на разрыв
поколений, на все, что видим вокруг. Что можно придумать злее, глупее,
вредоноснее, антигуманнее, бесчеловечнее? Даже если бы
страдал один. А ведь страдающих оказывается большинство.
Подавляющее большинство!
И держится вся эта бесчеловечность только на чисто инерционных,
ныне полностью анахроничных представлениях, сложившихся при массовом
переходе от традиционного сельского к современному городскому образу
жизни. Домохозяйка — плохо. Секретарша и тем более артистка — хорошо.
“Синий воротничок” (в вольном переводе на русский — “работяга”) —
плохо. “Белый воротничок” (в том же переводе — “начальник”) — хорошо.
Образованность без диплома — плохо. Диплом без образованности —
хорошо. И так далее.
В бывшем Советском Союзе такая установка дала поистине
чудовищные результаты. К 1985 г. из 130 млн. работающих 35 млн. —
каждый четвертый! — имел диплом об окончании специального среднего
или высшего учебного заведения. В СССР было втрое больше инженеров (по
диплому), чем в США. И выпускалось ежегодно втрое больше. А собственно
инженерным трудом занималось менее миллиона — как говорится, дай Бог,
если один из десяти. Остальные числились инженерами лишь по названию.
Было вдвое больше врачей (на тысячу человек населения), но каждый
“пролечивал” за год вдвое меньше больных, а каждый третий к тому же не
мог пройти элементарной аттестации, т.е. врачом был тоже только по
названию.
Начиналась эта трагикомедия в 20-е годы, когда дипломированный
работник зарабатывал вдесятеро больше недипломированного. И даже в 50-е
по меньшей мере вдвое. А уже к 70-м дефицитный недипломированный (но
высококвалифицированный) работник стал зарабатывать вдвое больше
недефицитного дипломированного, и 7 млн. обладателей дипломов —
каждый пятый! — пошли работать станочниками, грузчиками, шоферами,
продавцами (в последнем случае на ту же низкую зарплату, но с гораздо
более высокими возможностями воровства). В начале 80-х годов этот разрыв
увеличился до пропорции 1:3, в середине — 1:5, а к началу 90-х годов
дефицитный “синий воротничок” получал на порядок больше недефицитного
“белого” (некоторые профессии — в 20—30 раз!). Полный переворот по
сравнению с тем,
что было 60—70 лет назад! И тем не менее десятки миллионов мам и
пап, бабушек и дедушек всеми правдами и неправдами пробивают своего
любимца в “белые воротнички”: мы будем содержать тебя и твою семью хоть
до твоей пенсии, но хотим видеть тебя за письменным столом, на “чистой”
работе!
И вот мир переворачивается еще раз. Но не к прежнему состоянию
полвека назад, а к качественно новому. К состоянию, когда не имеет
значения, какой у человека диплом и есть ли диплом вообще, когда все
большее значение имеет какой человек работник; когда не имеет значения,
где и кем человек работает, важно что он делает. Когда летит в тартарары
прежняя иерархия престижности разного рода занятий в общественном
производстве: начальник, ученый, писатель, художник — это очень
высокопрестижно, а уборщица, нянька, сторож, дворник — непрестижно.
Смотря какой ученый и какая нянька! Процесс этот только начинается, но
основные характеристики его определились достаточно четко, а вместе с
ними — и реальные перспективы положения дел в данном отношении в
обозримом будущем ближайших десятилетий.
Без учета этого обстоятельства остается только проливать слезы над
бесчеловечностью и глупостью существующей системы образования. С
учетом — приходится констатировать, что эта система обязательно должна
умереть и смениться новой, более адекватной тенденциям и перспективам
развития общества в целом и общественного производства в особенности.
Обратимся к этой стороне дела.
3. Какое образование необходимо нашим детям?
На высшем уровне современных мировых стандартов достаточно труда
двух фермерских семей с их комплексно механизированным хозяйством,
чтобы прокормить себя и еще 98 семей (напомним, что при ручном труде,
образно говоря, девять
крестьянских семей кормят себя и одну некрестьянскую; при частично
механизированном хозяйстве, как в СССР, одна крестьянская семья кормит
себя и четыре некрестьянских). В условиях комплексно автоматизированного
и компьютеризированного сельского хозяйства первой четверти XXI в. одна
фермерская семья сможет прокормить 99 нефермерских.
Чтобы снабдить страну всеми необходимыми промышленными
товарами, частично механизированное промышленное производство, как в
СССР, требует труда подавляющего большинства — до 60% и выше — всех
работников общественного производства. А комплексно механизированное и
частично автоматизированное, как в США, — вдвое-втрое меньшую
процентную долю. Это дает основание предполагать, что комплексно
автоматизированное и компьютеризированное промышленное производство
первой четверти XXI в. позволит сократить процентную долю занятых здесь
еще в 2 — 3 раза, ориентировочно до 10%, а по некоторым прогнозам —
даже до 5% занятых.
Основная масса высвобождаемых работников в развитых странах мира
идет сегодня в сферу обслуживания. Процентная доля занятых в ней на
переднем крае высших мировых стандартов перевалила за половину. Сфера
обслуживания (в широком смысле, включая транспорт и связь, народное
образование и здравоохранение) плохо поддается автоматизации: в
автомашине — ручное управление, газеты и письма требуют развозки, в
школьном классе должен быть педагог, больного должен осматривать врач, в
магазине должен стоять продавец; мало того, чтобы “пропихнуть” к
покупателю товар или навязать ему услугу, необходимы пять-шесть
“посредников” на каждого производителя. Но перед компьютеризацией не