Бестужев-Лада И.В. Альтернативная цивилизация

Подождите немного. Документ загружается.

разной степени слабоумных подскакивает там значительно) . Но при этом

возникает “эффект запретного плода”: ребенок отождествляет потребление

наркотика со статусом взрослого и тянется к сигарете, рюмке, “дозе”, чтобы

скорее обрести такой статус в глазах сверстников, всеми правдами и

неправдами, особенно через детские компании. Многие будущие заядлые

курильщики, пьяницы, наркоманы стартовали именно с данного уровня.

Вторичная наркотизация (“капкан № 2”) происходит в рамках

молодежной компании. Законы ее социальной организации суровы: чтобы

повысить свой статус и не оказаться в числе наименее уважаемых или вовсе

неуважаемых — против чего восстает элементарная человеческая

потребность в самоутверждении, — необходимо быть или хотя бы выглядеть

возможнее опытным во всех отношениях, начиная с драки или случки и

кончая потреблением наркотиков. Ясно, что в последнем отношении

заметное преимущество получают “успешно” прошедшие первичную

наркотизацию. Остальным приходится их догонять, и лишь меньшинство

сохраняет “наркотическую невинность” (хотя многие потом одумываются и

бросают или сокращают потребление наркотиков).

Третичная наркотизация (“капкан № З”) происходит в рамках взрослой

компании или собственной, уже не родительской, семьи. Оказавшись,

скажем, на работе или в гостях, где все курят или все выпивают или все

потребляют “травку”, очень трудно “выдержать характер”, не побояться

выглядеть белой вороной, презреть насмешки, отвергнуть чуть ли не силовое

навязывание, пренебречь угрозой изоляции или даже остракизма. Точно так

же трудно сохранить “наркотическую невинность”, если муж (реже жена)

назойливо угощает сигаретой, подносит стакан, предлагает разделить

“травку” и очень обижается, если это отвергается. Большинство из

благополучно миновавших “капканы” № 1 и № 2 почти наверняка попадают

в третий.

При таких масштабах потребления наркотиков предельно важны

дозировка и способы пользования ими. Ныне, если ты не баллотируешься на

пост президента или мэра, уже не опасно и не совестно публично

признаваться в регулярном потреблении даже сильнейших наркотиков. И

известнейшие деятели культуры (!), науки, политики охотно проделывают

это на страницах газет или с телеэкрана, рассказывая читателям,

телезрителям, как заботливо дозируют они свой наркотик, чтобы “не

потерять форму лица”, принимают его не до, а после выступлений, стараются

не впасть в чрезмерно сильную зависимость от наркотика, периодически

прекращают или сокращают прием.

Весьма полезная информация, но отнюдь не вчера добытая горьким

опытом человечества. Много тысячелетий назад замечено, что если не

регулировать прием наркотиков жесткой сеткой ритуалов, оптимизирующих

(если допустимо в таком контексте такое слово) процесс их, наркотиков,

потребления, то племена и целые народы просто-напросто стираются

наркотиками с лица земли. Эта участь постигла многие племена и

народности Латинской Америки, Африки, Азии, Океании, ныне ждет многие

народы Севера России, а в более отдаленной перспективе и почти все

остальные народы бывшего СССР (кроме исповедующих ислам, формально

запрещающий, а фактически сильно ограничивающий потребление одного из

коварнейших наркотиков — алкоголя).

Вот почему очень давно в мире возникло несколько

“наркоцивилизаций”, жестко регулировавших потребление наркотиков. Так

сложилось не менее четырех “алкогольных цивилизаций”, каждая со своими

“питейными традициями” и соответствующими нравами, обычаями. Самая

старая и наиболее развитая — среднеземноморская (западная), охватившая со

временем обе Америки и всю Западную Европу (кроме Финляндии). В ее

рамках6 были детально разработаны ритуалы извращенного утоления жажды

(с помощью пива или легкого вина, сначала обостряющего, а затем

приглушающего жажду), рас-скованной беседы (коктейль), обострения

аппетита (аперитив), раскованной беседы за обеденным столом,

десертом, послеобеденным чаем или кофе (столовое вино, десертное

вино, микродозы водки, коньяка или ликера), лечения (от простуды, для

восстановления сил после болезни и т.п.). Правда, социальные последствия в

виде несчастных случаев на почве злоупотребления алкоголем и дебилизации

потомства от зачатия в нетрезвом виде или от родителей-алкоголиков и при

этом остаются значительными, да и процентная доля алкоголиков

относительно высока, но хотя бы само пьянство удерживается в

определенных цивилизованных пределах и не принимает варварского, дикого

характера. Более успешно справились с проблемой алкоголизма

древнекитайская и тюрко-монгольская наркоцивилизации. Первая

ограничила потребление алкоголя минимальными дозами по большим

праздникам, заботливо оградив от него детопроизводящие категории

населения или хотя бы новобрачных. Вторая свела потребление алкоголя к

сравнительно редкому ритуальному застолью с кумысом (алкогольный

аналог легкого пива) и тоже заботливо оградило от наркотика производящих

потомство. Примерно так же поступала сначала на своих застольях с брагой

или ее аналогами скифская наркоцивилизация, которая в свое время

охватывала всю Европу, кроме Средиземноморья, а впоследствии сузилась

до пределов России (включая Прибалтику и Финляндию). Но затем ее

постигла трагичная судьба.

В XVI в. — с началом Ренессанса, в разгар Великих географических

открытий — до Европы и затем до России докатилось поистине дьявольское

арабское изобретение, нанесшее христианскому миру вообще и православной

его ветви в особенности намного больше вреда, чем все мусульманские

“джихады”, вместе взятые (кроме христиан жестоко пострадали язычники;

приверженцев других мировых религий беда, можно сказать, обошла

стороной). Арабы называли полученное ими вещество “аль-кууль”

(буквально: “полученное из мелкого порошка”), по-научному метилкарбином

из органических соединений алифатического ряда, содержащих

гидроксильную группу, а по-простому — обычный винный спирт, из

которого нетрудно приготовлять спиртные напитки любой крепости.

В результате оказалось необязательным часами вливать в себя до

десятка и более литров крепкого пива или виноградного вина, чтобы

получить желаемый наркотический эффект. Оказалось достаточным залпом

опрокинуть в себя кружку крепкого спиртного — и получить в точности

такую же и даже еще гораздо более высокую степень опьянения. Нетрудно

представить себе, каков был конечный результат. В XVII—XVIII вв. все

народы Северной Европы, от англичан и германцев до поляков и русских,

напивались так же скотски, как это делают сегодня лишь восточные славяне,

финны и некоторые совсем уж дикие народы тех же мест. Чтобы убедиться в

этом, достаточно полюбоваться на западноевропейскую жанровую живопись

тех времен. Индуизм, буддизм, конфуцианство, ислам, иудаизм

основательнее прикрыли свои народы от злоупотребления алкоголем

решеткой религиозных запретов. На протяжении XVIII—XIX вв. германские

народы спаслись присоединением к средиземноморской алкогольной

цивилизации романских народов, которая устанавливает микродозы крепких

спиртных напитков (15—30 г), сосредоточивая их прием в основном на

послеобеденном времени. Хотя что значит “спаслись”? Каждый десятый

француз, как известно, — либо уже алкоголик, либо горький пьяница, либо

дебильно-маргинальная жертва зачатия в пьяном виде. Но даже этот кошмар

не сравнить с тем, который накрыл таким же точно образом почти каждого

пятого русского, украинца, эстонца, молдаванина и представителей других

народов бывшего СССР (кроме огражденных решеткой традиционных

запретов религиозно-морального характера).

Скифская алкогольная цивилизация веками держалась на больших

дозах возможно более крепкого спиртного, принимаемых в возможно более

быстром темпе, чтобы уступить место другому, (иначе было трудно

проводить застолье на ограниченной площади сельских хижин в условиях

относительно сурового климата, низкой плотности населения и

безресторанной культуры). Но застолье регламентировалось обычаями,

закрывавшими или существенно ограничивавшими доступность алкоголя для

людей детопроизводящего возраста и в особенности для

женщин, а также сводивших пьянство к относительно редким дням,

когда оно разрешалось. С массовым переходом от традиционного сельского к

современному городскому образу жизни прежние сдерживающие обычаи

рухнули, а привычная большая доза крепкого спиртного осталась, причем

едва ли не на каждый день. Первыми сломались от такого пока малые народы

российского Севера, не защищенные исламом, либо буддизмом. Практически

они обречены. Затем наступил черед народов Прибалтики и Молдавии, а

также русских, украинцев и белорусов, плюс тех, кто высовывался из-под

“защитного зонтика” ислама или буддизма. Человеческие и материальные

потери от повального алкоголизма и пьянства настолько колоссальны (по

сути, все более подрывается самый генофонд — основа основ существования

каждой нации), что все эти народы тоже обречены на мучительную агонию в

обозримом будущем ближайших десятилетий только по одной этой причине.

Если, конечно, не переломить наблюдаемые тенденции самым

решительным образом. Но это чрезвычайно трудно: сделанная в середине 80-

х годов попытка добиться дезалкоголизации советского общества

административными методами кончилась полным крахом, напоровшись на

тысячелетние питейные традиции скифской алкогольной цивилизации —

единственным результатом была сотнемиллиардная контрибуция при

капитуляции перед теневой экономикой, подорвавшей государственную

монополию на продажу спиртных напитков.

Впрочем, сегодня идет под откос не только скифская

наркоцивилизация. Молодежь, отгороженная от родителей “разрывом

поколений”, в массовом порядке рвет со спасительными традициями и с

детства приобщается к никотину, алкоголю, сильным наркотикам самым

диким образом всюду — даже в странах ислама, даже в Индии, даже в Китае,

Корее, Японии. Последствия не заставят себя ждать в глобальных масштабах

не позднее первой половины грядущего столетия. Повторимся: даже если бы

с существующей цивилизацией все остальное было в порядке — одна только

наркотизация общества современными темпами и масштабами покончит с

ним успешнее чумы или холеры.

Что же? Там, где есть яд— есть и противоядие. Закономерности,

заложенные в процессе наркотизации общества, делают вполне возможной

столь же тотальную денаркотизацию его. Главное — осознать серьезность

проблемы и принять к сведению научные рекомендации, констатирующие

принципиальную возможность эту проблему решить.

Коль скоро первичная наркотизация подростка, все чаще даже ребенка,

происходит в родительской семье — необходимо разъяснять родителям,

какую роль в жизни детей играет пример родителей, как обманчива

эффективность запретов и как эффективен дружный семейный коллектив в

успешном преодолении с детских лет практически любой наркотической

проблемной ситуации (если не помешает детско-подростковая стая).

Коль скоро вторичная наркотизация молодого человека происходит в

молодежной компании — необходимо воздействовать на молодежь самым

сильным для нее орудием: модой и связанной с ней престижностью. Коль

скоро третичная наркотизация взрослых происходит преимущественно в их

референтных группах (т.е. в среде людей, с мнением которых член группы

считается в первую очередь) — необходимо воздействовать тем же оружием

на референтные группы.

Можно ли ожидать конкретных результатов от такого воздействия?

Да, исторический опыт вообще и последних десятилетий в частности

убеждает, что это не выходит за рамки реального. Не секрет, что мода давно

перекочевала из придворных кругов в специальную “индустрию моды” с

тысячами довольно крупных предприятий и тысячами специалистов-

профессионалов, не говоря уже о миллионах вспомогательных работников.

Объективная задача этой индустрии — создать необходимые условия для

искусственного возбуждения спроса, чтобы побудить людей возможно чаще

выбрасывать “вышедшее из моды” и поэтому чаще делать покупки

“входящего в моду”. Без такого возбуждающего средства развитая

капиталистическая экономика давно потерпела бы крах при нарастающем

перепроизводстве едва ли не всех товаров и услуг.

Надо признать, что “индустрия моды”, вкупе с “индустрией рекламы”

добилась впечатляющих успехов, сделав основную массу людей

безвольными куклами в своих довольно энергичных руках. Мода заставляет

минимум раз в год менять гардероб и многие другие предметы обихода,

минимум раз в три-четыре года менять автомашину и т.д. Понятно, это

относится к развитым странам. Но и развивающиеся (включая все

республики бывшего СССР) охвачены рабски-обезьяньим подражанием

западной моде. В этом смысле лучшим памятником “индустрии моды” может

служить типичный советский (а также африканский, азиатский и т.д.)

молодой человек, стоящий у модного игрового автомата в модной одежде и

обуви с модной сигаретой в зубах и успешно пытающийся совместить ее с

модной жвачкой и не менее модным мороженым. Если бы модным стал

клистир, молодой человек тут же, не выпуская сигареты, жвачки и

мороженого изо рта, встал бы в очередь делать себе клистир.

Короче говоря, мода в состоянии заставить человека делать все, даже

ходить на голове. Понятно, большей частью она используется в корыстных

целях расширения сбыта и увеличения прибыли, в том числе путем продажи

слабых и сильных наркотиков. Но иногда она принимает прямо

противоположное направление. Наиболее яркий пример: США последних

десятилетий. В моду входит здоровый образ жизни, спорт (не только

спортивная одежда), стиль поведения, исключающий никотин, алкоголь и

сильные наркотики, которые общественное мнение относит к 20% населения,

составляющего низкопрестижные слои общества (к сожалению, в эти

проценты входит и определенная часть молодежи из высокопрестижных

слоев). Каков результат? На протяжении каких-нибудь 20—30 лет, несмотря

на сильнейший рекламный пресс мощных табачных монополий, процент

курящих уменьшился вдвое (в развивающихся странах, включая СССР — по

мере массового перехода от традиционного сельского к современному

городскому образу жизни, — значительно возрос). В те же годы, несмотря на

такой же реклам

ный пресс винных монополий, снизилось потребление спиртного (в

развивающихся странах возросло). Несмотря на массированное наступление

наркомафии, удерживается в пределах упомянутых 20% населения

постоянное потребление сильных наркотиков — и, конечно же, не только

силами полиции, а прежде всего “контрмодой” на наркотики.

Значит, сможем, если захотим?

Надо принять во внимание, что иного выхода просто нет. Активное

вторжение антикультуры в молодежную среду подрывает защитные реакции

общества на губительное массовое распространение слабых и тем более

сильных наркотиков. Если с первичной наркотизацией еще можно как-то

справиться, то вторичная при существующих условиях и тенденциях

неодолима. Не будешь курить, откажешься от спиртного — засмеют,

затравят. Откажешься от сильных наркотиков — насильно “посадят на иглу”,

а “слезть” с нее, как известно, очень трудно. Пока речь идет о считанных

процентах, общество в прямом смысле слова с грехом пополам может еще

как-то влачить существование. Но когда процент юных наркоманов (включая

заядлых курильщиков и горьких пьяниц) поднимется на порядок —

человечество обречено. И дело не столько в том, что, как уже говорилось,

почти девять десятых наркоманов вымирают к тридцати годам жизни,

алкоголиков — к пятидесяти, заядлых курильщиков — к шестидесяти,

сколько в том, что они производят по нарастающей все более хилое,

ущербное потомство и тем самым копают человечеству далеко не братскую

могилу.

Единственный выход — альтернативная цивилизация, исключающая

антикультуру вообще и ее органическую составную часть, слабые и сильные

наркотики, в частности. Вот почему в контексте альтернативистики, рядом с

такими уже установившимися понятиями, как стабилизация,

демилитаризация, экологизация, гуманизация и т.п., следует, на наш взгляд,

поставить равнопорядковое понятие “денаркотизация общества”.

Имея в виду, что без нее переход к альтернативной цивилизации и в

принципе, и практически невозможен.

5.Демафизация

Ранее уже отмечалось, что рынок — точнее, социальные отношения

людей по типу “покупатель-продавец” — отвратительное явление. Продавец,

естественно, норовит продать подороже и сбагрить побыстрее любой, пусть

самый плохой, товар. Чтобы поднять и сохранить высокими цены, он не

задумывается уничтожить излишки или сбросить на помойку

скоропортящееся. Не задумывается и всучить покупателю заведомо

негодный товар, иногда даже опасный для здоровья и жизни потребителя.

“Не обманешь — не продашь”: что у пьяного русского купца было на языке,

то у трезвых коммерсантов всего мира на уме. Добавьте к этому вездесущую

уголовную и чиновную мафию, которая обкладывает продавца данью,

перекладываемой, понятно, на потребителя соответствующим повышением

цены. Вся торговля во всех пятнадцати республиках бывшего СССР является

наглядной и убедительной иллюстрацией сказанного. И, конечно же, не

только в этих странах.

И все же, у рынка, как тоже упоминалось, только одна альтернатива:

казарма или, точнее, тюрьма или, еще точнее, социальные отношения людей

по типу “вожак—стая” или “начальник—подчиненный” или “бандит—его

жертвы” (разница несущественна). Важно подчеркнуть, что в условиях

существующей цивилизации выбор ограничен только двумя возможностями:

либо рынок — либо казарма. Третьего не дано.

Наиболее “чистой” моделью казармы является тюремная камера. Да,

там тоже имеются элементы рынка: что-то меняют, что-то даже продают из-

под полы. Но по понятным причинам эти элементы очень ограничены.

Главное здесь, как и в любой звериной стае, — сила. Именно она делает

наиболее сильного вожаком и заставляет подчиняться ему остальных. Однако

человек, в отличие от зверя, руководствуется не только стадным инстинктом.

Он наделен разумом, и с помощью последнего несколько менее сильных

всегда могут одолеть более сильного. Чтобы этого не допустить, много

тысячелетий назад было изобретено государство — политический

инструмент подчинения большинства меньшинству и даже всех — одному.

Тюремная камера в данном случае предстает как своего рода

“минигосударство” со всеми его главными характерными чертами.

Чтобы сохранить и упрочить свою власть, вожак (по русской уголовной

терминологии “пахан”, в иных терминологиях он может именоваться боссом,

фюрером, генеральным секретарем или как-то еще) окружает себя

приближенными — привилегированными аристократами или бесправными

холуями, безразлично (чаще — теми и другими, причем в самых

разнообразных помесях холуя-аристократа). Они могут именоваться

министрами, генералами, сатрапами, секретарями обкомов и райкомов

правящей партии и т.п. Русская уголовная терминология предпочитает

термин, взятый из карточной игры: “шестерка” — в отличие от уголовных

“тузов” и “королей”. С другой стороны, нарочито выделяются несчастные,

специально обездоленные, униженные и постоянно оскорбляемые, дабы

внушать страх всем прочим своей горькой участью. В уголовном мире они

так прямо и именуются “опущенными”. В неуголовном это могут быть

крестьяне, лишенные всех прав гражданина, кроме обязанности трудиться

бесплатно, за право пользования клочком земли, либо “работяги” —

низкоквалифицированные работники физического труда с минимальной

зарплатой и наихудшими жилищно-бытовыми условиями. Страх попасть в

эту категорию заставляет большинство (“козлов” или “мужиков” по

уголовной терминологии, рабочих и служащих, включая интеллигенцию, по

неуголовной) безропотно или пусть даже “ропотно” сносить помыкательство

над собой со стороны “шестерок” во имя всевластия “пахана”. Этот

социальный механизм безотказно и очень эффективно действует во всех

странах мира, а там, где рынок заменяется казармой (участь целой трети

человечества, начиная с СССР), все общество превращается в чудовищную

иерархию тюремных камер со своими “паханами” в каждой — от мелкого

чиновника

до генерального секретаря Политбюро правящей псевдопартии.

Коротко этот социальный механизм можно назвать мафией, поскольку

именно в существующих мафиозных структурах он проявляется наиболее

ярко и в наиболее законченных формах (причем, конечно же, не только в

тюрьме, но главным образом на воле). А процесс вытеснения рыночных

социальных отношений казарменными на тех же основаниях можно

именовать мафизацией общества. Этот процесс носит глобальный характер и

лишь более наглядно дает себя знать в странах бывшего социалистического

“лагеря”.

Здесь необходимо сделать пояснение относительно термина “казарма”

(“бараки”, по-английски). Этот термин в его не прямом, а переносном

значении появился в XIX в. для обозначения одной из самых бесчеловечных

разновидностей социализма (“казарменный социализм”), которым Маркс, как

чудовищной антиутопией, пугал своих оппонентов, но именно которым

марксисты и “осчастливили” треть человечества. В этом смысле он

употребляется и здесь, а уподобление казармы тюремной камере диктуется

чисто российской спецификой, неизвестной или почти неизвестной в других

странах мира. Дело в том, что во всех странах мира, кроме бывшего СССР,

солдат более или менее защищен от произвола начальства и своих более

сильных товарищей традициями, обычаями, нравами, а главное — законами,

которые более или менее исполняются. Ничего подобного не было и нет на

территории СССР. Старые традиции, нравы, обычаи рухнули, а новые еще не

созданы, либо возникают преимущественно в уродливых, чудовищно

извращенных формах. Законов фактически нет, а те, что сочинены и

опубликованы, — никто не исполняет. В результате (помимо всего прочего)

молодой новобранец, насильственно взятый в армию под страхом тюрьмы,

целиком подпадает под произвол начальства и сплоченной стаи

старослужащих, так что оказывается в условиях, неотличимых от тюремных.

Можно сказать, что каждый русский (украинец, белорус и т.д.), имевший не

счастье родиться мальчиком, и притом не уродом, не дебилом, и не

инвалидом — в этой проклятой Богом и людьми стране — обречен на

минимум 1,5—2-летнее тюремное заключение только по этой причине, с

тысячами убитых, зверски замученных, искалеченных, тронувшихся

рассудком в своих тюремных камерах-казармах каждый год. И правительство

бессильно что-либо предпринять для исправления столь вопиющего

положения, пока рекрутская армия не будет заменена профессиональной, на

что требуются годы и годы из-за слабости экономики.

В бывшем (и никуда не девавшемся) СССР мафия вообще приобрела

чудовищные, нигде в других странах не виданные масштабы и власть.

Достаточно сказать, что еще в 1985 г. в начале предпоследней попытки

выбраться из трясины “казарменного социализма” (с сентября 1991 г.

предпринимается еще одна, последняя в том же роде), сотни миллиардов

рублей, которыми ворочала теневая экономика с руководящими ею

мафиозными структурами, оказались сопоставимыми с примерно такими же

суммами государственного бюджета. То есть, мафия экономически стала

соперничать с правительством. С тех пор сила мафии непрестанно

возрастала, а правительства — убывала. К настоящему времени такое

противопоставление вообще потеряло всякий смысл, потому что все труднее

понять, где кончается бандит и начинается в точности такой же грабитель-

чиновник, где кончается государственный сановник и начинается “крестный

отец” мафии, ворочающий целыми отраслями экономики и целыми

регионами страны. Сращивание государственных и мафиозных структур идет

такими масштабами и темпами, что только по одной этой причине

парализуются, выхолащиваются все социально-экономические реформы, так

что обозримому будущему всех до единой стран на территории бывшего

СССР трудно позавидовать.

Важно уточнить, однако, что республики бывшего СССР лишь

лидируют в этом процессе, вовсе не являясь в нем единственными

субъектами. Процесс, как и наркотизация общества, носит глобальный

характер,

охватывает в той или иной степени все до единой страны мира и имеет

тенденцию к стремительному нарастанию темпов и масштабов. Иначе и быть

не может, поскольку это диктуется особенностями существующей

цивилизации и быстро набирающей в ней силу антикультуры.

Когда средний американец (француз, германец, итальянец и т.д.)

заворачивает в кафе, чтобы пропустить рюмку спиртного, или покупает

пачку сигарет, он не замечает, что попадает в удушающие объятия

жиреющей за его счет теневой экономики, густо замешанной на

антикультуре. Дело в том, что даже слабые наркотики дают потрясающие

воображение сверхприбыли, несопоставимые по затратам труда и средств ни

с какими другими прибылями. И что же, вы думаете, что уйма

сообразительных и наглых паразитов, околачивающихся возле кафе и

табачных киосков, будет спокойно смотреть, как эти сверхприбыли целиком

уплывают в карман какого-то замухрышки-продавца? Нет, они немедленно

организуются в грозные мафиозные структуры и без лишнего труда, простым

рэкетом, получают свою, и очень немалую, долю прибылей.

Еще более выгодно мафии, когда “средний” массовый обыватель

решается на что-нибудь морально запретное. Например, азарта ради дать

обобрать себя в игорном доме, воспользоваться услугами проститутки,

попробовать сильный наркотик. Тут сверхприбыли возрастают еще на

порядок — и соответственно возрастают тянущиеся к ним мафиозные

структуры.

Наилучшей иллюстрацией сказанного может служить работа

проститутки — живого воплощения антикультуры в культуре половых

отношений. Сама по себе проститутка — существо довольно беспомощное.

Ее можно использовать и дать вместо денег пинка или даже отобрать аванс.

Но когда за ее спиной вырастает угрожающая фигура сутенера с ножом в

зубах — шутки плохи: приходится платить, причем иногда не за тело, а за

страх. Заодно сутенер помогает отрегулировать отношения с полицией,

соперницами и пр. Живая модель теневой экономики.

И пока средний американец, француз, германец и т.д. будет забегать в

игорный и публичный дом, баловаться “травкой”, словом, разными

способами приобщаться к антикультуре, выкладывая на это из своего

кармана сотни миллиардов долларов ежегодно (в мировых масштабах) —

теневая экономика в органическом единстве с антикультурой будет

процветать, набирать силу по нарастающей. А вместе с ними будет

процветать и набирать силу тесно сросшаяся между собой уголовная и

чиновная (“коррумпированная”) мафия. И это понятно. Собственно

государству — за пределами коррумпированных структур государственного

аппарата — здесь делать нечего: государство допустило существование этой

сферы и оградило самое себя от нее, объявив нечто вроде нейтралитета и тем

самым отдав миллиарды жителей Земли фактически на произвол мафии.

Мафия, по самому характеру своему, не может просто прозябать,

довольствуясь скромной или даже очень нескромной прибылью. Она, как

чума, либо ликвидируется — правда, в отличие от чумы, мафия никогда не

“выдыхается” как бы сама собой, — либо разрастается и крепнет от года к

году, что фактически мы и видим почти во всех без исключения странах мира

воочию. Некоторые страны уже практически находятся под властью мафии

(их президентов и министров смещают или арестовывают именно за

принадлежность к мафии). В некоторых — как, например, во всех без

исключения республиках бывшего Советского Союза — мафиозные

структуры не уступают по своей экономической мощи и воздействию на

жизнь людей собственно государственным. В некоторых государство ведет

более или менее успешную войну против мафии. И нигде мафия не

искоренена или хотя бы подавлена. Наоборот, она всюду — на

триумфальном марше.

Хуже всего, что мафия гораздо успешнее, чем государство, ставит себе

на службу последние достижения научно-технического прогресса и их

социальные последствия. Она успешно осваивает компьютеризацию

банковского дела, выкачивая миллиарды долларов

фальсификацией компьютерных сетей, что намного легче и

прибыльнее, чем ремесло фальшивомонетчика. Да и без всяких компьютеров

несколько совсем диких бандитов с Кавказа с подложными документами

ухитрились ограбить государственный банк России почти на четверть

госбюджета. Она успешно пользуется новейшими средствами транспорта и

связи. В ее распоряжении — лучшие отели и рестораны Москвы, Петербурга,

Варшавы и множества других городов, где матерые уголовники, как в

голливудских кинолентах 30-х годов, совершенно открыто проводят свои

совещания и даже конференции, празднуют юбилеи, устраивают

торжественные похороны, с сотнями ревущих клаксонами роскошных

автомашин, бандитов, павших в междоусобной поножовщине. Она успешно

“отмывает” миллиард за миллиардом рублей, долларов, марок, фунтов

стерлингов, франков, лир, иен, вторгаясь в нетеневую экономику, подминая

ее под себя. И она постепенно прибирает к рукам средства массовой

информации, организует идеологическую обработку людей в выгодном ей

духе. Наконец, она проводит в государственные структуры своих

ставленников, расширяет в них сеть платных осведомителей и физически

устраняет (убивает) всех сколько-нибудь серьезно опасных для нее людей.

Словом, завоевывает мир.

Во всяком случае, каждому побывавшему в Москве или в любом

другом городе бывшего СССР может показаться, что эти города в самом

буквальном смысле оккупированы наглыми захватчиками (в том числе

иноземными), которые ведут себя абсолютно так же, кат гитлеровцы в

Париже 1942 г. или татаро-монголы " Москве 1242г. Настолько далеко зашла

мафизация общества.