Бестужев-Лада И.В. Альтернативная цивилизация
Подождите немного. Документ загружается.
потребовал официальную рецензию — через несколько дней прислал ему
такую, что на сей раз побледнел от ужаса адресат. Самая мягкая оценка,
содержавшаяся в ней, гласила: “антимарксизм” (что было несправедливо:
наоборот, чистейший марксизм — но от тюрьмы не избавляло).
2. Причины поражения СССР в 3-й мировой войне
как мы видим, редактор знал многое, чего не знал автор. Но и
последний, в свою очередь, знал многое, чего не знал первый. И оба не знали
главного: они не подозревали, что 3-я мировая война как раз в тот год была в
самом разгаре, почти на пике своей кульминации (пик наступил через 4 года,
во время Карибского кризиса, когда СССР попытался поставить свои ракеты
на непотопляемый авианосец “Куба”). Правда, называлась она “холодной” и
внешне не была похожа ни на 1-ю, ни на 2-ю. Но в ходе ее (точнее, в ходе
сопровождавших ее “малых войн”) тоже погибли миллионы людей, а десятки
миллионов были ранены, остались сиротами, вдовами, без крыши над
головой. Эта война продолжалась более 46 лет — с 8 мая 1945 г. по
21 августа 1991 г. — и кончилась полным поражением СССР. Не из-за
недостаточного героизма или военного искусства, а по причине изначального
огромного неравенства сил, не принятого во внимание советской стороной.
То есть, примерно по той же причине, по какой проиграла кайзеровская
Германия, недооценившая военно-экономический потенциал Антанты,
подкрепленный Соединенными Штатами, и потерпела поражение
гитлеровская Германия, недооценившая военно-промышленный потенциал
СССР, подкрепленный помощью Великобритании и, главное, все тех же
Соединенных Штатов.
США после 2-й мировой войны недолго спали спокойно, положив под
голову свою монополию на атомную бомбу. Советский Союз вскоре
обзавелся собственной атомной, а затем и водородной бомбой. Но и тогда
угроза оставалась невеликой: США — не самурайская Япония, и на самолете
с атомной бомбой до них вряд ли долетишь, собьют. Положение изменилось
в 1957 г., когда Советы запустили первый искусственный спутник Земли.
Тогда угроза сразу стала смертельной. США ответили программой
“Аполлон” (1958—1969) — высадкой человека на Луну. На деле это была
никакая не высадка, а демонстрация военного превосходства в космосе.
Американский космонавт Нил Армстронг, ступивший на Луну, как бы
мысленно погрозил Советам кулаком, дав понять, что теперь можно будет
безнаказанно сбивать советские ракеты “сверху”. Русские оказались в
положении Саддама Хуссейна 22 года спустя: над армадами их танков,
самолетов, ракет нависла с космоса “Стратегическая оборонная инициатива”
будущего генерала Шварцкопфа, которой они не могли противопоставить
ровным счетом ничего, кроме ряда крупных пакостей, неспособных принести
победу, но сдерживавших агрессивность противника — например,
возможности стереть с лица земли атомными ударами сотни крупных
городов Западной Европы и Северной Америки, умертвив в общей
сложности сотни миллионов человек. С этого момента, т.е. с той секунды,
когда американский космонавт ступил на поверхность Луны, а советский
вынужден бьгл довольствоваться бесконечными облетами земного “шарика”
и демонстрацией
на Луне маневренности отечественных вездеходов, Третья мировая
война была Советским Союзом бесповоротно проиграна, и правители в
Кремле немедленно сделали из этого соответствующие выводы.
Почему была проиграна эта необъявленная война? По очень простой
причине: США и их союзники более чем вчетверо превосходили СССР и его
союзников экономически и на целый порядок, на целую эпоху —
технологически. США тратили на гонку вооружений 16 центов с каждого
доллара, а СССР, чтобы поддерживать военный паритет, вынужден был
тратить на сохранение своей империи 86 копеек с рубля. Именно поэтому
прежде всего граждане республик бывшего СССР зарабатывали в месяц 5—
10 долл., подобно батракам в самой далекой африканской глубинке (в
сопоставлении с рыночными ценами), и кормились, в основном, разными
государственными подаяниями, тогда как в США зарабатывают более тысячи
долларов в месяц и даже в Турции — более трехсот. Именно поэтому в СССР
шли на любые национальные унижения, лишь бы заполучить проклятый
доллар — не на австрийские сапожки или сигареты “Мальборо”, а чтобы
закупить крошечную деталь, которую не сделать самим, но без которой не
взлетит ракета с атомным боезарядом.
К 1958 г., как уже указывалось, гонка вооружений стала поглощать
астрономическую сумму порядка 100 млрд. долл. в год. Казалось, этот рубеж
физически невозможно превзойти. Однако в 60-х годах цифра дошла до 200
млрд., в 70-х — почти до 400 млрд. долл., а с 1986 по 1990 г. только за пять
лет удвоилась с 0,5 трлн. до 1 трлн. долл. При перечне глобальных проблем
современности мы говорили, что если мысленно экстраполировать эту
тенденцию в будущее, то к 1995 г. общемировые военные расходы должны
были составить 2 трлн. долл., к 2000 г. - 4 трлн., к 2005 г. - 8 трлн., к 2010 г. -
16 трлн. долл., а весь совокупный общественный продукт человечества не
превышает нескольких триллионов. Иными словами, при продолжении гонки
вооружений народы Земли были обречены в XXI в. на пушки не только
вместо масла но и вместо хлеба, так что протянули бы
ноги в белых тапочках задолго до наступления нового тысячелетия. Но
еще раньше кремлевские Саддамы вынуждены были бы отбирать у своих
подданных на гонку вооружений, вообще на сохранение империи уже не
86коп. с 1 руб., а 90, 95, 99 и, наконец, все 100 коп. С теми же последствиями.
Эта прискорбная перспектива дошла до зачатков разума кремлевских
правителей примерно в 1971 г., когда только что была свирепо задушена, в
связи с восстанием рабов в Чехословакии, третья по счету “перестройка”
(считая первой ленинскую “новую экономическую политику” 1921—1929 гг.,
второй — хрущевские реформы 1956—1964 гг., а третьей — косыгинские
реформы 1966—1971 гг.). Тотчас бросились во Владивосток мириться с
американцами, скорее кончать “холодную войну”. Но любая война, не
исключая и “холодной”, имеет свою собственную логику противостояния
противников, в данном случае — советской и американской империй,
выступавших в СССР под псевдонимами “социалистическая мировая
система” и “капиталистическая мировая система”, а на Западе —
“тоталитаризм” и “свободный мир”. Эта логика, вопреки всяким
миролюбивым намерениям, завела СССР и его сателлитов в вооруженные
конфликты в Никарагуа и Эфиопии, в Анголе и Мозамбике, в Ливии и Ираке,
наконец, в Афганистане, где Советы увязли намертво, словно в трясине.
Однако эта логика была бессильна изменить исход экономически-
технологического противоборства. Он был предрешен в пользу сильнейшего.
Таким образом, пресловутая горбачевская “перестройка” 1985—1991
гг., была не первой, а шестой по счету (в промежутке были еще пакет
радикальных реформ 1979 г. отвергнутый Брежневым, пожелавшим “умереть
спокойно”, словно провидя год 1991-й, а также судорожные реформаторские
потуги Андропова в 1983 г., быстро закончившиеся со смертью последнего).
И началась она не в 1985 г., а самое позднее в 1974 г., когда попытались
обменять заверения в миролюбии и общие обещания некоторой
либерализации тоталитаризма в обмен на приостановку явно проигранной
гонки вооружений. И
закончилась она вовсе не в Беловежской Пуще, где преемники
Горбачева наконец-то избавились от него ценой распада единой прежде
страны, а в Рейкьявике, где Горбачев сделал последнюю попытку обменять
миролюбивые обещания на прекращение бессмысленного далее для СССР
военного противостояния, после чего вскоре капитулировал, сдав
Берлинскую стену и все остальные позиции.
Здесь самое место обратиться к глубинным причинам поражения СССР
в 3-й мировой войне. Это были вовсе не поражение СССР и победа США.
Это были поражение казармы и победа рынка.
Сражение между казармой и рынком началось не в 1945 г., а ровно за
сто лет перед тем, когда лучшие умы Западной Европы выработали наконец
социальную доктрину, каким образом покончить с действительно реальными
бедствиями наступавшего капитализма (12— 14-часовой рабочий день,
нищенская зарплата, полуголодное существование, каторжный женский и
детский труд, безработица и пр.), совершив социалистическую революцию и
не допустив воцарения очередного Бонапарта. Оказывается, надо было всего
лишь покончить с аристократией и буржуазией, с рынком и с деньгами,
заведомо являвшими по всем пунктам такие гнусности, что исчезновение их
с лица земли могло вызвать только вздох облегчения.
Эта доктрина радикального крыла международной социал-демократии
была взята на вооружение русскими большевиками и полностью претворена
ими в жизнь в 1918 г. Результат превзошел ожидания в смысле совершенно
непредвиденных последствий. Истребили аристократию крови, а вместе с
ней — и аристократию духа, знаменитую русскую интеллигенцию, которая
никак не была представлена в правительстве страны, но являлась разумом и
совестью народа, с чем правительство не могло не считаться. С тех пор
правительство СССР (и не только его одного) возглавляли неразумные и
бессовестные люди, беспрерывно совершавшие убийственные для народа
глупости. Истребили буржуазию, а вместе с ней — самый дух
предпринимательства, так что народ превратился сплошь в люмпенов,
готовых скорее умереть от голода в ожидании государственного жалованья и
других подачек, но пальцем не шевельнуть, чтобы выжить
собственными усилиями. Истребили крестьян, приняв их тоже за буржуев, —
и остались без сельских хозяев, с одними лишь колхозно-совхозными
рабами-батраками и с постоянной перспективой очередного массового
голода (три уже имели место в 1921—22, 1932—33 и 1946—47 годах, причем
каждый раз гибли от голода от 3 млн. до 8 млн. человек). Истребили рынок
— и остались без продуктов, с чудовищной спекуляцией, баснословным
обогащением людей, занявшихся перепродажей дефицитных товаров.
Истребили деньги — и остались с “дензнаками”, счет которым пошел на
миллионы, десятки и сотни миллионов быстро обесценивающихся
псевдорублей.
Конечный итог был плачевен. После разгрома в гражданской войне
1918—1921 гг. разрозненно действовавших “белых” генералов, “красные”
оказались перед волной общенародного гнева. Кучка фанатиков-
авантюристов в Московском Кремле во главе с Лениным была буквально
осаждена едва ли не поголовно восставшим крестьянством, забастовками
рабочих, волнениями 5-миллионной армии. Пришлось трубить отбой,
объявлять в 1921 г. “перестройку № I” — новую экономическую политику,
возвращать буржуев-нэпманов, единоличное крестьянство, рынок и
настоящие (золотые) деньги. На несколько лет страна получила передышку.
Но за четыре года гражданской войны в ней уже успела сложиться новая
аристократия — партийная номенклатура и обслуживающие ее специалисты,
деятели науки и культуры, общим числом не менее полумиллиона, с семьями
свыше двух миллионов человек, не говоря уже о прислуге и прямой обслуге.
Новая аристократия уже успела расселиться по квартирам, особнякам и
дачам, отобранным у старой аристократии, стала получать полновесные
продовольственные и промтоварные пайки в голодном и нищем обществе,
кататься в роскошных автомобилях и отдыхать на престижных курортах,
получила даром в свое распоряжение неограниченное количество наиболее
привлекательных самок (в качестве жен, наложниц, секретарш, буфетчиц-
горничных и т.п.), главное же — получила возможность упиваться
неограниченной мастью над людьми. С такой жизнью никто и никогда не
расстается добровольно. А впереди, при продолжении “
перестройки”, забрезжили 21 августа 1991 г., Беловежская Пуща и
отпихивание от государственной кормушки более сильными соперниками,
лучше приспособленными к хозяйствованию в условиях рынка.
Поэтому Сталин, как преемник Ленина, взял курс на вторичное
свертывание рынка и вновь замену его тотальной казармой. Буржуев и
ремесленников (“мелких буржуев”) истребили по второму разу сравнительно
легко. С двадцатью пятью миллионами крестьянских хозяйств пришлось
повозиться дольше. Но в 1929—1933 гг. загнали в колхозно-совхозное
рабство и их. Для этого пришлось сослать в Сибирь, заключить в
“исправительные лагеря” или просто выселить из деревни с конфискацией
имущества около 12 млн. крестьян. Многие погибли от голода и лишений по
дороге в ссылку и в самой ссылке. И еще 8 млн. погибли от искусственно
созданного голода, когда на экспорт и для снабжения городов отобрали
последние крохи семенного фонда. Результатом явился обвальный разгром
сельского хозяйства, от которого оно не оправилось и до сих пор, в силу чего
и 60 лет спустя страна — в прошлом один из главных экспортеров зерна,
кормивший своим хлебом Западную Европу — все еще пребывает в
зависимости от импорта продовольствия из-за рубежа.
Провал был настолько скандальный, что даже в условиях
тоталитаризма любое правительство полетело бы вверх тормашками.
Удержаться у власти удалось только чудовищными провокациями и еще
более чудовищным террором (полностью аналогичными тому, что
происходило в те же годы в гитлеровской Германии, только несравненно
больших масштабов и степени зверств). За 1933—1953 гг. прошло через
тюрьмы еще 20 млн. человек, многие из которых тоже погибли. И еще по
меньшей мере 20 млн. человек из 27 млн. погибших при нашествии
гитлеровцев погибло лишь из-за неготовности государства к войне, только
потому, что истребленных в ходе грызни за власть фанатиков-авантюристов
сменила самая низкопробная политическая шпана, понятия не имевшая ни о
чем, кроме отправления своих естественных надобностей и
всепоглощающего властолюбия. В эту
шпану в конце концов выродились и уцелевшие подручные Ленина,
начиная со Сталина.
Всего “строительство социализма” с 1917 по 1991 г. в одном только
Советском Союзе обошлось в 61,3 млн. одних только зверски замученных, не
считая растоптанных в тюрьмах человеческих жизней и горя родственников
погибших, пропавших без вести, замордованных.
Однако то, что не удалось в 1918—1921 гг., полностью удалось в 1929
г. и последующие десятилетия. Была надолго реализована утопия
казарменного социализма. Рынок вообще и рынок труда в особенности был
заменен принудительным трудом и централизованным распределением
казарменного типа — сначала, в 30—40-х годах, открыто грубым, затем, с 50-
х годов, завуалированно и помягче. Религиозную идеологию заменила
идеология “научного коммунизма”, которая, ввиду своей явной ненаучности
и антигуманности, могла держаться только на массовом терроре. Наконец,
рыночные отношения “продавец—покупатель” сменились единственно
возможной в этом случае альтернативой — казарменными отношениями,
которые получили в СССР название “дедовщины” (от “дедов” —
старослужащих, которые всячески унижают и эксплуатируют новобранцев).
Такие отношения подразумевают всевластие главаря, опирающегося на
подручных, чтобы постоянными побоями и издевательствами держать в
страхе и повиновении остальных, запуганных жуткой участью некоторых
специально с этой целью совсем замордованных изгоев-парий. Прежде такие
отношения были типичны только для тюремной камеры, а еще раньше
(впрочем, и теперь тоже) — для обезьяньей стаи, где вожак первым хватает
наиболее лакомый кусок и не подпускает остальных к наиболее
привлекательным самкам
4
. В СССР и других странах победившего их
социализма подобные отношения пронизали все поры общества, начиная с
тюремной камеры, солдатской казармы или школьного класса и кончая
любым предприятием, учреждением, организацией, до правительства и
Политбюро ЦК КПСС включительно.
1 Фридман Э. Этюды о природе обезьян.—М., 1991. С. 195.
Результатом явились тотальная, едва ли не поголовная деморализация
(оподление) общества, где воровство, взятки, лихоимство сделались — и
продолжают оставаться доселе — повальными; дезынтеллектуализация
(оболванивание) людей, когда даже деятели науки и искусства убежденно
несут дикий бред, готовые горло перегрызть любому инакомыслящему;
наконец, психопатологизация (остервенение) в той или иной степени почти
всех до единого индивидов, способных, подобно псам, только либо лаять,
либо лизать.
Результатом явилась массовая имитация труда (как, впрочем, вообще
всякого принудительного труда, на чем “прогорели” в свое время
рабовладение и феодализм) и позорно низкая его производительность, почти
на порядок — вдесятеро! — уступающая передовым мировым стандартам. И
это не говоря уже о позорно низком качестве продукции, когда из каждых
четырех изделий - от авторучки до самолета — в среднем лишь одно более
или менее соответствовало мировым стандартам, еще два были из рук вон
плохими, годящимися только для сбыта внутри страны или для подарка
“дружественным” развивающимся странам, и еще одно — заведомо
негодным, полным браком.
Удивительно ли, что получила распространение шутка, в которой были
все сто процентов правды, относительно того, что в СССР имеет место
“видимость работы за видимость зарплаты”? Удивительно ли, что с такой
экономикой СССР проиграл “холодную войну”?
Результатом явилась не только полная неконкурентоспособность, но
вообще полная нежизнеспособность такой экономики, такого общества в
целом. Она проявилась уже в 30-х годах, но тогда была перекрыта
интенсивной милитаризацией, лихорадочной подготовкой к неминуемой
войне (что не помешало правящей клике оставить страну неготовой к войне),
разорительнейшей войной и долгим, почти 10-летним, восстановлением
разоренного войной народного хозяйства. Но со второй половины 50-х годов
разложение, деградация экономики и общества вновь пошли полным ходом.
Потребовалась “перестройка № 2” — уже упоминавшиеся хрущевские
пеформы 1956—1964 гг. А когда они зашли в тупик из-за желания
вернуться к рынку, оставшись казармой, т.е. совместить несовместимое, да
еще вдобавок уже в конце 1956 г. вспыхнуло восстание в Венгрии, ярко
осветив перспективу неизбежного ухода номенклатуры с насиженных мест,
— Хрущев был изгнан в отставку. Примерно по тем же причинам, по каким в
1762 г. был убит тогдашней номенклатурой Петр III, а в 1801 г. — Павел I.
Из-за взбалмошности, дикого волюнтаризма, позорных провалов во внешней
(Карибский кризис) и внутренней (банкротство Программы компартии)
политики.
Хрущев ушел, а проблемы нежизнеспособности государства-казармы
остались. И поэтому пришедшая на смену Хрущеву троица Брежнев—
Косыгин—Суслов по третьему разу начала “перестройку” с тем же
характером, той же логикой развития и тем же концом, когда “Пражская
весна” еще раз наглядно показала, чем кончаются московские “оттепели”,
если их вовремя не “приморозить” сталинизмом.
О том, что произошло дальше, мы говорили раньше. Осталось
прояснить, почему абсолютно нежизнеспособная система оказалась такой
живучей. Думается, по трем весьма основательным причинам.
Первая — всевластие номенклатуры и жестокое подавление всякого
инакомыслия. Происходит нечто вроде квазиестественного отбора: все
наделенное разумом, на что-то благое ориентированное, активно
действующее либо оподляется и переходит к холуйскому служению
номенклатуре, нередко пополняя ее ряды (делает карьеру), либо изгоняется,
затравливается, запрятывается в тюрьмы и психушки на страх иным-прочим.
В этом смысле “красная чума” коммунизма доводит общество до всеобщей
покорности и всеобщего психоза ничуть не менее эффективно, чем
“коричневая чума” фашизма.
Вторая — чрезвычайная мощь постепенно крепнущей в условиях
вселенской казармы уголовной мафии, намертво срастающейся с насквозь
коррумпированным госаппаратом и кровно заинтересованной в сохранении
статус кво, позволяющем почти без труда и совершенно безнаказанно годами
загребать такие прибыли, какие не
снились никакой другой мафии мира. К настоящему времени
экономическая мощь уголовного рэкета во всех 15 республиках бывшего
СССР вполне сравнялась с мощью рэкета государственного, чиновного, а
может быть и превзошла его. Впрочем, бесполезно сравнивать силу того и
другого: все менее ясно, где кончается один и начинается другой. Почти
любой обыватель на пресловутой “одной шестой суши” настолько увяз в
паутине мафиозных структур, настолько зависит от них, запуган и заморочен
ими, что является их добровольно-принудительным соучастником, по
меньшей мере пассивным пособником. В союзе с номенклатурой мафия
обрекает на провал все попытки выбраться из трясины тоталитаризма.
Третья — та сторона тоталитаризма, которая, в отличие от мерзкой, но
подавляющей все и вся казармы составляет сладостную, привлекательную
утопию, претворенную в жизнь сказку (не только страшную, но и
волшебную), сделанную былью.
Это относится прежде всего к так называемому трудоустройству, т.е. к
искусственно создаваемым рабочим местам, заведомо излишним,
избыточным для народного хозяйства, но выгодным и удобным для
занимающих их. Древние римляне называли такие должности “синекура”
(буквально: “без забот”). Но у римлян они исчислялись сотнями, максимум
тысячами, а в бывшем СССР к 1985 г. экономисты насчитывали их свыше 30
млн. на 130 млн. рабочих мест (не считая 4 млн. солдат и такого же
количества заключенных не в казармах, а в тюрьмах). Каждый четвертый!
Это могла быть и рабочая бригада из пятнадцати человек там, где за глаза
хватило бы десяти. Иностранцы не перестают удивляться, когда к ним в
номер отеля вкручивать перегоревшую лампочку являются пятеро
“тружеников” вместо одного. А ведь там, где пахнет конвертируемой
валютой — самые “синекурные” должности. Это могли быть и 15
заместителей едва ли не каждого начальника — до главы правительства и
государства включительно, — роскошь, не доступная никакому президенту,
премьеру, монарху в нетоталитарном обществе. Это могли быть 10 тыс.
официальных писателей и 100 тыс. неофициальных, но тоже
неплохо присосавшихся к государственной кормушке. 500 артистов с
твердым (правда, мизерным) окладом на сцене театра, где постоянно могут
выступать от силы 50. Наконец, это могло быть научное учреждение с 500
научными работниками, абсолютно эквивалентное по количеству
производимой научной продукции (о качестве лучше не упоминать)
аналогичному учреждению на Западе с 15 сотрудниками. Да в нем и
работают те же 15 — остальные ходят в рабочее время часами по магазинам
и в кино, часами болтают и пьют чай, сидят на собраниях и заседаниях, стоят
в курилках или в очереди за зарплатой. Автор самолично провел в таких
учреждениях всю свою сознательную жизнь.
Для 30 млн. человек, занимающих синекуры, это — огромная,
первостепенная ценность, поскольку они изначально ориентированы на
имитацию труда и совершенно не приспособлены к труду настоящему.
Добавьте сюда сотню миллионов мам и пап, бабушек и дедушек, которым
удалось пристроить своего подросшего любимца на синекуру и которые
готовы на все, лишь бы сохранить ее. В совокупности это колоссальная сила,
с которой приходится считаться правительству, вплоть до сегодняшнего дня
не решающемуся превратить 30 млн. скрытых фактических безработных на
государственном жалованье в открытых, формальных, с пособием по
безработице.
Добавьте сюда 8 млн. полностью безработных в южных регионах
бывшего СССР, годами безбедно существовавших на баснословно высокие
доходы их родителей от торговли цветами и фруктами по монопольно
высоким ценам (импорт этих товаров практически исключался), которые в
несколько раз превышали мировые цены; добавьте сюда 15—20 млн.
работников убыточных предприятий, а также предприятий военно-
промышленного комплекса, годами безбедно существовавших на
государственные дотации, — и вы поймете, с одной стороны, положение
правительств тех государств, образовавшихся на территории бывшего СССР,
которым сегодня приходится ломать голову, как быть с 50—60 млн. человек
(до 40% занятых в общественном производстве), у которых безбедная жизнь
кончится в ту
самую секунду, когда эти государства перейдут от казарменной
экономики к рыночной, а с другой — с какой слепой яростью готовы эти
десятки миллионов (плюс члены их семей) отстаивать свое привычное
существование, хотя очень хотели бы жить “как на Западе”.
Это относится далее к заработной плате (правда, мизерной в сравнении
с западными стандартами), которая выплачивается государством дважды в
месяц, независимо от экономической эффективности предприятия,
учреждения, организации — вплоть до нулевой. Вот это сказка так сказка.
Вы только представьте себе американца, который дважды в месяц имеет
право заходить в банк и, подобно пенсионеру, получать у окошечка, скажем,
по 6000 долл. наличными, независимо от того, процветает его фирма или
давно обанкротилась! Правда, при таких порядках США давно стали бы 16-й
республикой СССР или Кубой — на выбор. Это — тоже огромная ценность,
которой десятки миллионов людей очень дорожат и будут яростно
отстаивать ее любой ценой. Любой ценой! Автор этих строк самолично
держится из последних сил за жалованье государственного служащего,
которое когда-то было втрое выше средней зарплаты, а сегодня — меньше
получаемой им же пенсии за выслугу лет, но не решается целиком перейти на
вдесятеро более высокую зарплату, независимую от государства. Потому что
грошовое жалованье — это, как и пенсия, до самой смерти при любых
обстоятельствах. А негрошовую настоящую зарплату сегодня заработал, а
завтра — нет.
Наконец, это относится к гарантии сохранения своего рабочего места и
100% своего жалованья при любой степени личной трудоспособности,
вплоть до нулевой. Пока тебя со скандалом не выпихнут на пенсию, ты
будешь занимать свою синекуру, останешься директором, председателем,
секретарем, даже если годами будешь симулянтом валяться в больнице (тоже
за государственный счет), даже если впадешь полностью в старческий
маразм или тебя разобьет паралич. Разве это не ценность? Особенно для
людей пожилого и глубоко старческого возраста, которые до сих пор
верховодят повсюду в любой из 15 республик бывшего СССР.
Сказанное относится, понятно, не только к республикам бывшего
СССР, но и в той или иной степени ко всем странам победившего их
социализма, вообще любого тоталитаризма типа ливийского, иракского или
иранского — к целой трети человечества. Главное же, с каждым днем
становится все более ясно, что из вселенской казармы нет простого и
быстрого выхода в рынок. Нет панацеи от этой болезни, от этой страшной
социальной патологии. Нет рецепта, как вылечить ее в одночасье.
Перестройку невозможно завершить с помощью диктаторского режима,
каким бы жестким и жестоким этот режим ни был. Таким способом,
оказывается, можно лишь “заморозить” проблемы, порожденные
перестройкой, но “разморозить” при этом проблемы, породившие
перестройку. Не поможет и еще один “план Маршалла” — растащат,
разворуют, распродадут, перепродадут и сгноят все, даже если прислать сюда
все богатства мира. Выход только один — как ползком, без рывков
выбираются из трясин: сотнями, тысячами ежедневных конкретных
оптимальных решений по стимулированию деятельности каждого,
решившегося на предпринимательство, при достаточной социальной защите
нетрудоспособных или неспособных очнуться от привычной спячки,
выбраться из трясины собственными силами, с помощью возможно более
массированного импорта эффективных современных иностранных
технологий, остающихся при тоталитаризме в зародышевом состоянии.
Мы так подробно остановились на злоключениях трети человечества не
потому, что эта тема лично хорошо известна автору и кроме того, он
разбирается в ней, как социолог-профессионал, — а прежде всего потому,
что здесь наталкиваемся на одну из главных препон, преграждающих
человечеству дорогу к альтернативной цивилизации. Даже если “первый
мир” развитых стран мира завтра покончит с зашедшей в тупик
индустриально-потребительской цивилизацией и перейдет к спасительной
альтернативной; даже если “третий мир” развивающихся стран завтра
перейдет к сознательному планированию числа детей в семье, покончит с
“демографическим
взрывом”и начнет стабилизировать экономику — все равно “второй
мир” вчерашних и сегодняшних тоталитарных стран останется на рельсах
индустриализма военно-промышленного комплекса, с полным
пренебрежением к экологическим и демографическим проблемам и вполне
сумеет собственными силами довести планету до катастрофы, таков уж его
характер, такова его суть: в тюремной камере при правящей бандитской
шайке не до природы и не до людей.
Мало того, человечество не сможет даже разоружиться, пока
существует “второй мир” (а он никуда не делся после поражения Советской
империи). Как только Кувейт радостно перекует последний меч на орало —
очередной саддам обязательно бросит на него свою армию, не сможет не
бросить, потому что его тотчас свергнет более агрессивный соперник. Такова
уж природа всякого тоталитаризма — противоестественная и противочелове-
ческая, но неколебимая со времен Аттилы и Чингис-хана до сегодняшних
Саддамов. А пока человечество не разоружится полностью — никакой
альтернативной цивилизации не бывать.
Но, может быть, беда миновала? То, что осталось от СССР, не может
более представлять серьезной военной опасности. Китай, надо полагать,
надолго занялся своими внутренними проблемами, и остается надеяться на
традиционную китайскую рациональность, если не появится новый Мао
Цзэдун. С Саддамом и Муамаром, при всей их зловещести, все же легче
договориться, чем с их врагами — исламскими фундаменталиста-ми,
которые неизбежно кончат “священной войной” против всего неисламского
мира. А остальные тоталитарные режимы не представляют серьезной угрозы
просто в силу либо их мизерных масштабов, либо серьезных внутренних
проблем, поглощающих пока что все силы.
Да, именно таково сегодня господствующее в “свободном мире”
умонастроение. Уж очень хочется пожить спокойно, не бросаться на пожар