Бердников Г.П. (глав.ред). История всемирной литературы в 9 томах, Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

ЛИТЕРАТУРЫ

ВОСТОЧНОЙ

И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

шевных мучений, нередко представленных как

настоящая любовная страсть. Да и сам процесс

поэтического творчества с точки зрения учения

бхакти можно рассматривать как акт в извест-

ном смысле ритуальный.

Первыми тамильскими текстами религиозно-

гимнового характера, в которых различимы су-

щественные черты поэзии бхакти (экстатиче-

ское воспевание божества, указания на близость

его к адептам), следует считать включенные в

поэзию санги антологию «Парипадаль» и поэму

«Тирумуругаттруппадей». Зрелая традиция

бхакти VI—XII вв. представлена двумя цикла-

ми стихов: вишнуитским «Налайирадивьяппира-

бандам» («Четыре тысячи божественных сти-

хов») и двенадцатью «Тирумурей» («Священны-

ми сборниками»), созданными в русле шиваит-

ского бхакти.

Из поэтов-вишнуитов, называемых альварами

(точнее ажвар — «углубленный»), наиболее из-

вестны имена Перияльвара (IX в.), автора поэ-

мы «Тируможи» («Священное слово»); Тиру-

мангайальвара (VIII—IX вв.), наиболее учено-

го из вишнуитских поэтов и самого плодовитого,

автора шести поэм; Наммальвара (или Садаго-

пана, IX—X вв.), одно из произведений которо-

го — «Тирувайможи» («Слово уст священ-

ных») — можно назвать квинтэссенцией рели-

гиозности и поэтического опыта вишнуитского

бхакти на Юге Индии; поэтессы Андаль

(IX в.), с детских лет посвятившей себя служе-

нию Вишну и описывавшей в стихах свою лю-

бовь к нему. Более всего известна ее поэма «Ти-

руппавей» («Священный обряд»), написанная

в форме девичьих песен, восхваляющих Криш-

ну. Эти песни исполняются во время древнего

ритуала купания, который, по поверьям, при-

несет им счастливое замужество, потомство и

благосостояние.

Систематизатором вишнуитской поэзии бхак-

ти был некто Натхамуни (очевидно, X в.), зна-

чение которого состоит еще в том, что он был

первым вишнуитским философом-теологом на

Юге Индии.

Вторая линия бхакти, шиваитская, имела для

Юга Индии неизмеримо большее значение, чем

вишнуитская, что, возможно, связано с тем, что

образ Шивы вобрал в себя много местных куль-

тов и был больше связан с автохтонной культу-

рой. Во всяком случае, линия активного разви-

тия шиваитской поэзии началась раньше (в

VI в.) и закончилась позже (XII в.) вишнуит-

ской.

Первые семь сборников шиваитского цикла

носят название «Деварам» («Гирлянда богу») и

созданы тремя великими поэтами — Аппаром

(VII в.), Самбандаром (VII—VIII вв.) и Сун-

дараром (VIII —IX вв.). Гимнам каждого из

них свойственны некоторые индивидуальные ка-

чества (например, Самбандар менее эмоциона-

лен, чем, скажем, Аппар; Сундарар — наиболее

изыскан из них и т. п.) при общих, типичных

для данной традиции чертах: выражение всепо-

глощающей любви к Шиве, самоуничижение

перед богом, интерес к собственному душевно-

му состоянию, определенная автобиографич-

ность (например, стыд за принадлежность в

прошлом к джайнской общине у Аппара, борь-

ба Аппара и Самбандара с джайнами, семейная

жизнь Сундарара).

Восьмой священный сборник шиваитского

бхакти составляет поэма «Тирувашагам» («Свя-

щенное речение») Маниккавашагара (IX в.).

Это громадное и сложное произведение безус-

ловно является вершиной поэзии всего комп-

лекса. Масштабность шиваитских идей, яркость

образов, необычайное разнообразие поэтических

форм (заметно определенное пристрастие авто-

ра к фольклорным жанрам), высокое поэтичес-

кое мастерство — все это объясняет то громад-

ное влияние, которое поэма оказала на после-

дующую культуру тамилов.

В пятидесяти одной части поэмы прослежи-

ваются самые тонкие душевные движения поэ-

та, охваченного то колебаниями и сомнениями,

томлением и расслабленностью духа, то бурной

радостью, надеждой, любовью и восторгом при-

общения к Шиве. Сам Шива как объект бого-

почитания предстает в поэме со всеми своими

мифологическими атрибутами, однако нередко

он трактуется автором как некое вселенское на-

чало, абстрактное и универсальное. Иначе гово-

ря, гимны приобретают философский характер,

и это знаменует начало философской традиции в

русле шиваитской религии.

Из поэтов других шиваитских сборников за-

служивают упоминания Тирумулар (VII в.),

автор поэмы «Тирумантирам» («Священные за-

клинания»), составляющей 10-й сборник, и

поэтесса Карайккал (VI в.), которая, как рас-

сказывает легенда, ради Шивы отреклась от

семьи, от своей красоты, стала бродить по ши-

ваитским святыням в образе уродливой дьяво-

лицы и слагать в честь Шивы стихи, полные

любви и преданности.

Двенадцатый, завершающий сборник комплек-

са — «Перияпуранам» («Большая пурана»)

Секкижара (XII в.), который продолжает нача-

тую Сундараром, подхваченную затем Намби

Андар Намби (в одиннадцатом сборнике) тра-

дицию восхваления шиваитских поэтов-бхактов

(именуемых «наянары», т. е. «предводители»),

ставших уже в русле традиции святыми. В ле-

гендах о наянарах, изложенных Секкижаром,

можно проследить типологию образа поэта-

бхакта, служителя Шивы. Фигуры поэтов до-

ФОРМИРОВАНИЕ СРЕДНЕВЕКОВЫХ ИНДИЙСКИХ ЛИТЕРАТУР 82

вольно разнообразны: неистовый в борьбе с

джайнами Аппар, баловень судьбы и гуляка

Сундарар, «женщина-привидение» Карайккал,

царский министр Маниккавашагар и т. д. Но их

истории, однако, роднит целый ряд моментов,

составляющих модель жизнеописания бхакта,

включающую в себя, в частности, мотивы из-

бранничества, встречи с Шивой и зарождение

тяготения к нему, поэтического озарения, пол-

ного подчинения Шиве (нередко с отказом от

семейной жизни), а также чудесного вмешатель-

ства Шивы в судьбу своего адепта.

В период расцвета традиции бхакти тамиль-

ское поэтическое искусство проявило себя и в

светской поэзии. Здесь прежде всего следует

сказать о переложениях древнеиндийских эпи-

ческих поэм «Махабхараты» и «Рамаяны». Поэ-

мы эти были известны па Юге Индии с первых

веков новой эры, и попытки их изложения на

тамильском языке делались, вероятно, не раз.

Однако до нас дошли лишь фрагменты «Махаб-

хараты» («Барадам») Перундеванара (IX в.) и

поэма Камбана «Рамаяна» (или «Камбарамая-

на», предположительно X в.).

В изложении сюжета, делении поэмы на кни-

ги Камбан придерживается «Рамаяны» Валь-

мики, но, в отличие от нее, Рама предстает в

ней последовательно и определенно как вопло-

щение (аватара) бога Вишну. В связи с этим

несколько меняется трактовка некоторых эпизо-

дов и персонажей. В частности, Бхарата пред-

стает не только как верный и преданный брат

Рамы, но и как любящий и трепетно почитаю-

щий его бхакт. В ряде деталей и описаний чув-

ствуется приверженность Камбана литератур-

ной традиции поэзии санги, что придает его

«Рамаяне» несомненное своеобразие. К этому

следует добавить исключительные поэтические

достоинства поэмы — живость языка, образ-

пость, красоту стиха и его формальное совер-

шенство, которое в это время начинает высоко

цениться, в особенности при дворах тамильских

царей. Искусство поэзии достигает расцвета в

творчестве придворных поэтов Джаянгондара,

Оттаккуттара, Пѵхаженди.

Джаянгондар (конец XI—начало XII в.), поэт

царей династии поздних Чолов, прославился

поэмой «Калингаттыппарани» («Парани о по-

ходе на Калингу»), в которой описывает — с не-

малой долей фантастики — завоевание царем

Чолы страны Калинга. Жапр парани подразу-

мевает восхваление героя, якобы убившего в

битве 1000 (или 700) слонов.

Оттаккуттар (XII в.) известен панегиричес-

кими поэмами в жанре ула, описывающими

шествие героя по городу во главе торжественной

процессии, причем многочисленные поклонницы

героя наблюдают за ней из окон. Оттаккуттар

Танцующий Шива

XII—XIII вв.

Музей азиатского искусства. Амстердам

писал и в жанре пиллеиттамиж (поэма о детст-

ве героя).

Пухаженди (XIII—начало XIV в.), поэт ди-

настии Пандья, прославился поэмой «Налавен-

ба» («Стихи [размера] венба о Нале»), поэти-

ческим переложением истории Наля и Дамаян-

ти, сделанным безупречно с точки зрения вкуса

и поэтического мастерства.

Традиция светской поэзии, а также тради-

ция шиваитского бхакти были успешно продол-

жены в более поздней тамильской литературе,

причем шиваитская ооэзия дала толчок к появ-

лению оригинальных философских идей школы

шайва-сиддханта, в полной мере сформировав-

шейся в XIII—XIV вв.

4. ЗАРОЖДЕНИЕ НОВЫХ

ИНДИЙСКИХ ЛИТЕРАТУР

Характерной чертой литературного процесса в

Индии является его полиформизм, порождаемый

многоязычием, взаимным общением разноязыч-

ных народов, многообразием политических и

конфессиональных факторов.

6 История всемирной литературы, том 2

ЛИТЕРАТУРЫ

ВОСТОЧНОЙ

И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

Известного рода региональное членение ощу-

тимо уже в литературе на санскрите, но естест-

венно, что наиболее полно региональное разви-

тие связано с местными языками, сами названия

которых достаточно четко отграничивают скла-

дывающиеся на этих языках литературные общ-

ности. Как раз в период VIII—XIII вв. процесс

формирования литературных общностей, на ос-

нове которых в дальнейшем разовьются нацио-

нальные литературы современных народов Ин-

дии, Пакистана и Бангладеш, равно как и не-

которые межнациональные литературные общ-

ности, получает преимущественное значение. В

силу неравномерного социально-экономического

и политического развития отдельных народно-

стей он проходил с различной степенью интен-

сивности. Затрудняет конкретное изучение это-

го процесса и то, что рассматриваемый период

развития индийских литератур наименее всего

исследован, и многие публикации носят следы

невольных искажений или субъективизма.

Процесс этот тесно связан с осознанием раз-

личными народами Индии своей национальной

самостоятельности, а также с широкими соци-

альными движениями, носившими демократиче-

ский характер, хотя и принимавшими подчас

религиозную форму. И в том и другом случае

характерно обращение к местному фольклору,

ориентация на него, и не случайна значитель-

ная, а иногда и преимущественная роль фоль-

клорных сюжетов и жанров в формировании

той или иной литературы.

Необходимо также иметь в виду, что при из-

вестном типологическом единстве социального,

экономического и культурного развития народов

Индии оно не было вполне синхронным и отли-

чалось в конкретных случаях рядом специфиче-

ских черт. В этой связи некоторые местные ли-

тературы (например, литературы индийского

Юга: каннада, телугу, малаялам и прежде всего

тамильская, о которой говорилось выше) появ-

ляются сравнительно рано; другие — форми-

руются позднее и еще не представлены в рас-

сматриваемый период письменными памятника-

ми. При этом наиболее стойкими оказываются

литературные общности, связанные с определен-

ным языком (например, пракритом махарашт-

ри) или с определенной религией (например,

джайнизмом), опять-таки использующей для

своих текстов какой-либо определенный язык

либо диалект (для джайнских священных

книг — пракрит ардхамагадхи).

Во всяком случае, конец I тыс. н. э. позволяет

наметить контуры общностей, от которых ведут

свое начало современные национальные литера-

туры стран Индостанского субконтинента. Не-

смотря на то что литературный процесс в Ин-

дии конца I—начала II тыс. изучен неудовлетво-

рительно, тем не менее возможно проследить не-

которые существенные черты таких преднацио-

нальных литературных общностей.

У истоков самостоятельного развития литера-

туры каннада стоит поэт Пампа (X в.), при-

знанный у себя на родине великим, автор «Ади-

пураны» («Изначальная пурана»), сочинения

об апостолах джайнизма, и поэмы «Викрамард-

жунавиджайя» («Победа мужественного Ард-

жуны»), пересказывающей часть сюжета «Ма-

хабхараты».

Пампа искусно вплетает в сюжет своей

поэмы события современной ему истории, а в.

образе Арджуны косвенно изображает Арикеса-

ри II, историческую личность, одного из прави-

телей династии Чалукья. Как и Пампа, два дру-

гих видных поэта X в. — Понна и Ранна — бы-

ли джайнами и в своих произведениях исполь-

зовали джайнские сюжеты. Особенно заметный

след в литературе оставил Ранна, который из-

вестен не только как автор джайнской пураны>

но и как составитель первого толкового словаря

каннада, а также создатель двух поэм на сюже-

ты «Махабхараты», в одной из которых он в об-

разе Бхимы вывел своего патрона — царя

Сатьяшраю.

Многие произведения поэтов каннада X—

XII вв. носят ярко выраженный джайнский ха-

рактер, но на каннада также появляются по-

вествовательные произведения светского харак-

тера, например чампу «Панчатантра» Дурга-

симхи (середина XII в.) или чампу «Лилавати»

Немичандры (XII в.), примыкающие по сюже-

ту и стилю к «Васавадатте» Субандху. В начале

XII в. была написана и «Рамачандрапурана»

Нагачандры, являющаяся специфически джайн-

ской версией «Рамаяны», значительно отличаю-

щейся от поэмы Вальмики.

Как мы видим, джайнские авторы, писавшие

на каннада, часто обращаются к опыту сан-

скритской литературы, используя ее сюжеты

для обогащения родной литературы, разраба-

тывают, опираясь на санскритские поэтики и

грамматики, поэтику и лексикографию каннада.

Однако с конца XII в. зависимость литературы

каннада от санскритской заметно ослабевает и,

наоборот, возрастает роль местной фольклорной

традиции. Появляются новые литературные

жанры и стихотворные формы, первые прозаи-

ческие произведения. В этой связи следует от-

метить роль основателя одной из влиятельных

шиваитских сект Басавы (вторая половина

XII в.), который для пропаганды шиваитского

культа написал большое количество так назы-

ваемых вачан — коротких афоризмов в ритми-

ческой прозе, введя в литературу каннада но-

вый и тесно связанный с фольклором жанрѵ

ставший вскоре весьма популярным.

ФОРМИРОВАНИЕ СРЕДНЕВЕКОВЫХ ИНДИЙСКИХ ЛИТЕРАТУР

Истоки литературы телугу восходят к до-

вольно раннему периоду. Уже в одном из сан-

скритских сочинений в VI—VII вв., трактовав-

шем вопросы просодии, упомянуты стихотвор-

ные размеры, совершенно неизвестные на сан-

скрите, но характерные для поэзии телугу. Но

собственно литература телугу начинается с пе-

ревода первых двух книг «Махабхараты» поэтом

Наннаей (XI в.). Как и в других новоиндийских

литературах, это не столько перевод, сколько

интерпретация, отмеченная творческой фанта-

зией автора и окрашенная местным колоритом.

Перевод Наннаи был закончен поэтами Тикка-

ной (XIII в.) и Эрраной (начало XIV в.), и в

целом телугская «Махабхарата» считается од-

ним из лучших по своим художественным до-

стоинствам переводов санскритского эпоса на

национальные индийские языки.

Среди сравнительно небольшого числа памят-

ников раннего периода литературы телугу вид-

ное место занимают как канонические, так и

собственно художественные произведения, свя-

занные с шиваитской сектой вирашайва. Поэма

«Кумарасамбхава» («Рождение Кумары»), на-

писанная шиваитом Наннечодой (ок. 1080—

1150 гг. н. э.), перекликается со знаменитой од-

ноименной поэмой Калидасы и в целом соответ-

ствует нормам санскритского эпического жанра

махакавья. Но все-таки это вполне оригиналь-

ное произведение, находящееся прежде всего в

русле местной литературной традиции.

Начальный период развития литературы телу-

гу завершается двумя переводами «Рамаяны».

Один из них, выполненный в фольклорном раз-

мере двипада, представляет собой сочинение,

адресованное простому народу, и весьма отли-

чается и по содержанию, и по стилю от эпоса

Вальмики. Создан этот перевод во второй по-

ловине XIII в. поэтом Буддхи Редди. Второй

перевод, так называемая «Бхаскарова Рамая-

на», принадлежит целой группе поэтов, отли-

чается разностильностью и, несомненно, значи-

тельно больше первого ориентирован на нормы

санскритской поэтики.

О первоначальном периоде литературы ма-

лаялам можно судить только по богатой фоль-

клорной поэзии «Пачча малаялам», восходящей

к VI—X вв. и представленной культовыми и

обрядовыми песнями, а также песнями, связан-

ными с трудовыми процессами и с народными

праздниками. То обстоятельство, что Керала

(область распространения языка малаялам)

долгое время находилась под властью тамиль-

ских царей, определило значительное влияние

тамильской литературы на начальный период

развития литературы малаялам.

Следствием этого влияния было возникнове-

ние литературной школы патту, ориентировав-

Двое па террасе

Миниатюра Деканской школы. Середина XVIII в.

Музей Гиме. Париж

шейся на тамильские Поэтические образцы. С

произведения, написанного в соответствии с

требованиями этой школы — поэмы «Рамачари-

там» («Жизнь Рамы») — по мотивам «Рамая-

ны» Вальмики, и начинается история литерату-

ры на малаялам. Автором «Рамачаритам» счи-

тают поэта Чирамана (ок. XII—XIII вв.).

Не менее важной, чем патту, была другая

школа, маниправалам, примыкавшая, в отличие

от первой, преимущественно к санскритской

традиции. С ней связано творчество поэта То-

лана (вероятно, конец X—начало XI в.), стихи

которого стали достоянием фольклора. Как и

другие индийские литературы начала II тыс.,

литература малаялам широко обращается к жан-

ру чампу.

О литературном процессе конца I—начала

II тыс. у народов Северо-Западной Индии и о

том, как он отражен в местных языках, наши

сведения весьма скудны. Одним из наиболее

ярких проявлений этого процесса была поэма

ЛИТЕРАТУРЫ ЮЖНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

Аддахмана Мультаии (ок. IX—X вв.) «Сан-

дешрасак» («Поэма о посланиях»), написанная

на родном языке поэта (мультани). Поэма де-

монстрирует прекрасное знакомство ее автора с

литературой на санскрите, но начинается она

страстной защитой прав родного языка, проти-

вопоставленного санскриту, пракритам и апа-

бхранше. Аддахман искусно вплетает в сюжет

своей поэмы парафразы из «Облака-вестника»

и «Времен года» Калидасы, перекликающиеся с

близкой им по содержанию местной календар-

ной фольклорной поэзией, песнями о разлуке

и т. п. Современные индийские и пакистанские

литературоведы рассматривают Аддахмана как

предтечу пенджабской литературы.

Выявляется собственная литературная тради-

ция у народов, у которых ее прежде не предпо-

лагали. Так, исследованиями ПІ. К. Чаттерджи

установлено существование уже в IX—X вв. ли-

тературной переработки «Махабхараты» на ран-

ней форме языка синдхи.

Крайне важно и то, что ранние памятники ли-

тератур народов Северной Индии связаны с

оппозиционными социальными и идеологически-

ми движениями. Значительный слой ранних па-

мятников, составляющих субстрат литератур

пенджабской и бенгальской, маратхской, ория,

гуджаратской, хинди и др., связан с движения-

ми натхов, сиддхов, йогов и других родственных

им сект и культов, создавших свою четко выра-

женную — и прежде всего в социальном отно-

шении — литературную традицию. Сама по се-

бе эта традиция прочно опиралась на местный

фольклор той или иной народности, а также —

хотя часто и в противостоянии ему — на обще-

индийское наследие, запечатленное как в кано-

нических, так и в собственно литературных па-

мятниках на санскрите и некоторых других

языках.

Примером подобного крайне сложного пере-

плетения различных и подчас противоречивых

традиций является начальный период развития

пенджабской литературы. К концу I тыс. н. э.

восходят в ней и фольклорный цикл о Расалу, и

социально-религиозная лирика пенджабских

натхов. Поэзия натхов — Чарпата, Джаландха-

ри, Чауранги и других — с ее острой социаль-

ной критикой создавалась в формах, либо за-

имствованных из фольклора, либо крайне близ-

ких народной поэзии. Доминировали в их твор-

честве краткие стихотворения в две, четыре,

шесть строк, хотя иногда встречаются и более

крупные формы.

Известного рода аналогом поэзии пенджаб-

ских натхов были стихи сиддхов на языках

апабхранша, предшествовавших браджу и

авадхи, а также гимны буддистов-тантристов в

Бенгалии, объединенные в сборнике «Чорджа-

под» («Ритуальные гимны») и датируемые

X—XII вв. Аллегорико-религиозное содержание

этих гимнов было воплощено в традиционную

форму народных песен.

Фольклорные и эпические традиции народов

Индии породили под воздействием жанра маха-

кавья эпическую поэзию вары у пенджабцев,

расо у раджастанцев и т. п. В этих произведе-

ниях, особенно начиная с XI в., приобретают

значительное место патриотические мотивы,

осмысляемые, правда, еще в чисто феодальной

категории верности вассала сюзерену. Одним из

наиболее ярких образцов подобного рода эпи-

ческих поэм является «Притхвираджрасо» («Ра-

со о Притхвирадже») поэта Чанд Бардаи

(1126—1192), которого часто называют «отцом

поэзии хинди».

Новые моменты в литературно-исторический

процесс Индии были привнесены мусульман-

ским завоеванием начиная с арабского вторже-

ния в Синд и особенно после грабительских на

бегов Махмуда Газневи (начало XI в.). Воз-

никла возможность освоения ряда форм и сю-

жетов арабской и персидской литератур, но это

освоение — в первую очередь в литературе ур-

ду — проходило уже в следующий период исто-

рии новоиндийских литератур. К концу же

XIII —началу XIV в., как можно судить на

основании дошедших до нас, хотя и в относи-

тельно небольшом количестве, памятников,

процесс становления новоиндийских литератур

интенсифицировался, и они вступали в новый,

более зрелый этап своего развития, каждая со

своей спецификой и в то же время с общими для

индийской литературы в целом чертами.

ДРЕВНЯЯ ЯВАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ДРЕВНЯЯ ЯВАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Территория современных Индонезии, Малайзии,

Филиппин, Сингапура, Брунея и Восточного

Тимора в I тыс. до н. э. была заселена народа-

ми, говорившими преимущественно на языках

австронезийской группы, изііачально близкими

друг другу в культурном отношении, а затем

в большей или меньшей степени испытавшими

влияние индийской и мусульманской культур.

Все это позволяет рассматривать данную терри-

торию вплоть до начала европейской экспансии,

повлекшей за собой христианизацию Филиппин,

как своеобразный культурно-исторический реги-

он, в последнее время нередко именуемый Ну-

сантарой (что значит «отделенные острова»).

К началу нашей эры географическое положение

Суматры, контролировавшей важный участок

великого торгового пути Средиземноморья

(Средний Восток—Индия—Восточная Азия), и

в высшей степени благоприятные для сельского

хозяйства природные условия близлежащей Явы

(точнее — центральной и восточной части этого

острова) выдвигают на первый план две народ-

ности, которым суждено сыграть важную роль

в культурной жизни Нусантары, а именно ма-

лайцев и яванцев. Яванская и малайская пле-

менная аристократия и обслуживающая ее часть

населения и составляют, по-видимому, в пер-

вую очередь ту среду, где начинают восприни-

маться и переосмысливаться духовные ценно-

сти, импортируемые сюда из Индии, культура

которой своими корнями была близка культуре

Нусантары.

Первым в истории Нусантары крупным госу-

дарством было, вероятно, буддийское государ-

ство Шривиджая на Суматре. Однако каменные

стелы государей Шривиджаи, бывших буддиста-

ми махаянского толка и относивших себя к ди-

настии Шайлендр (Властители гор), мы нахо-

дим и на острове Бангка, и на Западной Яве,

куда простиралась власть Шайлендр. Датируе-

мые VII—X вв. надписи на этих стелах высече-

ны на древнемалайском языке с помощью одного

из вариантов древнеиндийской графической си-

стемы. Однако следов древнемалайской литера-

туры, помимо упомянутой выше эпиграфики, не

обнаружено, и первые известные нам памятни

ки индонезийской литературы, для фиксации ко-

торых потребовался писец, а не каменщик или

гравер, были написаны, по всей вероятности, на

древнеяванском языке, именуемом также язы-

ком кави.

Наиболее ранние из памятников древнеяван-

ской прозы, дошедшие до нас в поздних балий-

ских списках, относятся к канонической литера-

туре. Самым древним из них принято считать

трактат «Санг хьянг камахаяникан», в котором

в соответствии с концепцией тантрийского буд-

дизма предлагался ускоренный путь к достиже-

нию высшего блаженства или, другими словами,

состояния будды (др.-яв. кахьянгбуддхан). В

тексте памятника упоминается правивший на

Восточной Яве царь мпу Синдок (929—947),

однако есть основания предполагать, что трак-

тат был написан раньше, может быть тогда же,

когда на Центральной Яве была возведена гран-

диозная ступа Боробудур (конец VIII—начало

IX в.).

Как индуистский комплекс храмов Прамбанан

(JIopo Джонгранг) соседствует с Боробудуром,

так и иидуистские (преимущественно шиваит-

ские) литературные памятники соседствуют на

Яве с буддийскими. Это было мирное соседст-

во — древнеяванский шиваизм и древнеяван-

ский буддизм в общем проповедовали одну и ту

же идею: цель человечества — слияние с вер-

ховным божеством, которое у буддистов име-

нуется Парамашунья, у шиваитов — Парама-

шива.

По степени связанности с оригиналом близок

к «Санг хьянг камахаяникан» трактат «Бхува-

на-коша» («Сокровище земли»), тоже проникну-

тый философией тантризма, но шиваитского.

Рассуждения об отношениях макрокосма с мик-

рокосмом приписываются здесь Шиве, которово

расспрашивает о способах и смысле слияний с

абсолютом один из мудрецов — риши.

Древнеяваиская «Брахмандапурана» по со-

держанию близка известным санскритским вер-

сиям «Брахмандапураны» и «Ваю-пураны»: она

представляет собой довольно схематичное изло-

жение основ индуистской мифологии, иногда

яванизированной (так, индуистская ось мира и

центр Вселенной—Меру—переносится здесь на

Яву и отождествляется с яванской горой Сме-

ру). На древней Яве и па Бали «Брахмандапу-

рана» расценивалась как морально-этический

трактат (дхармашастра). Однако содержание ее

пестро. В некоторых местах книги монотонные

поучения сменяются такими, например, пасса-

жами, как патетический монолог упоенного

своим могуществом тирана, царя Вены: «Кто

может мне приказывать? Нет никого, кто мог

бы обязать меня следовать нравственному зако-

ну, кто превосходил бы меня величием и мог бы

сравниться со мной силой...».

В форме катехизиса написана «Агастьяпарва»:

мудрец Агастья отвечает в ней на вопросы свое-

го любознательного сына Дрдхасью о сотворе-

ЛИТЕРАТУРЫ

ВОСТОЧНОЙ

И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

нии мира, о рае и аде, о наказании за грехи. Но

более всего «Агастьяпарва» стремится убедить

читателя, что существующая власть справедли-

ва и совершенна. Любопытно, что Агастья бесе-

дует с сыном не в далекой Индии, а на Яве.

«Народ должен трудиться не покладая рук, —

вещает Агастья, — служение благородным —

вот ваша задача. Будьте услужливы, потому

что в этом ваше очищение, потому что вы по-

следователи Джатаю. Причина, по которой ра-

зумный человек не захочет, чтобы ему оказы-

вал услуги счастливый обладатель богатств, в

том, что он сам понимает, что никогда не сможет

воздать за эти услуги». Бедность, неудачи, бо-

лезни, согласно «Агастьяпарве», — все это лишь

следствие прегрешений, совершенных человеком

в его предыдущих существованиях.

Не зная точно, где создавались эти памятни-

ки древнеяванской религиозной литературы,

мы можем только предполагать, что они были

написаны там же, где были возведены гранди-

озные архитектурные памятники яванского буд-

дизма и шиваизма, а именно на Центральной

Яве. Однако в первой половине X в. невыяснен-

ные и, вероятно, драматические обстоятельства

приводят к неожиданному запустению Цент-

ральной Явы, и столица древнеяванского госу-

дарства переносится в восточную часть острова.

Здесь, в государстве Матарам, в годы правления

царя Дхармавангсы Тегуха (990—1007) яван-

ские книжники продолжают осваивать сан-

скритское литературное наследие. В царствова-

ние Дхармавангсы составляется свод законов,

он же приказывает перевести на родной язык

прозой «Махабхарату». Неизвестно, было ли

осуществлено это целиком, так как до нас до-

шли переводы лишь девяти из восемнадцати

книг. До сих пор не удалось выяснить, какие

интерпретации «Махабхараты» легли в основу

ее древнеяванских переводов, но очевидно, что

переводчики довольно свободно обращались с

оригиналом, опуская или давая в сокращении

многие эпизоды, изменяя — порой из-за непони-

мания — санскритский текст, кое-что вставляя

от себя (например, упоминается известная яван-

ская легенда о лодке, ставшей островом).

Гораздо существеннее, однако, иной подход к

памятнику: древний героический эпос был снят

с собственно мифологического постамента, на

который возвели его индийские брахманы, и

истолкован, по-видимому, как повествование о

предках индуизированной яванской знати.

Доктрина переселения душ на почве культа

предков порождала представление о беспрерыв-

ном возрождении духа первопредка в пределах

данного рода, и можно думать, что, читая или

ДРЕВНЯЯ ЯВАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

слушая «Махабхарату», многие яванские ари-

стократы не только вновь переживали как бы

свои собственные подвиги, но и заручались ма-

гической гарантией успеха в совершении подоб-

ных же деяний. Перевод «Махабхараты» пред-

шествует затяжной кампании против Шривид-

жайи, которая привела государство Дхармаванг-

сы к краху, а самому ему стоила жизни.

Текстологический анализ позволяет утверж-

дать, что примерно в то же время был сделан

прозаический перевод седьмой книги «Рамая-

ны» (если не всей поэмы), а также махаянист-

ской «Кунджаракарны», прозаической повести

о благочестивом ракшасе Кунджаракарне, на-

ставленном на путь истины самим Вайроча-

ной — бывшим, как полагают, главой буддий-

ского пантеона на древней Яве.

Однако древнеяванская литература развива-

лась отнюдь не только как переводная литера-

тура, постепенно терявшая верность букве ори-

гинала. Речь шла пока лишь о прозе на языке

кави. Слово «кави» означает «поэт», «поэтиче-

ский», отсюда — понятие «какавин» (поэма,

песня). Поэзия, видимо, предшествовала у яван-

цев прозе: в самой ранней из известных нам

книг на древнеяванском языке, в «Чандакара-

не», датируемой приблизительно 768 г. н. э.,

идет речь о санскритской метрике, которой мно-

гим обязано древнеяваяское стихосложение. Ис-

полнявшиеся, по всей вероятности, нараспев

древнеяванские стихи состоят главным образом

из четырех нерифмующихся строк одного и то-

го же размера и отличаются количеством слогов

в строках строфы, а также определенным чере-

дованием долгих и кратких слогов в каждой

строке (гуру лагу). Так как в австронезийских

языках отсутствуют фонологические квантита-

тивные различия гласных и для соблюдения гу-

ру лагу необходимо было слагать стихи, изоби-

лующие санскритской лексикой, тембанг геде

был понятен лишь высокообразованным людям.

И не случайно одновременно с ним существовал

и процветал стих кидунг, исполнявшийся речи-

тативом нередко под аккомпанемент флейты и

в сопровождении танца. Мы не знаем содержа-

ния древнеяванских кидунгов, поскольку это

была «подлая» поэзия (связанная с местными

религиозными верованиями), которая не допус-

калась на страницы древнеяванских рукописей.

Однако она оказала, по-видимому, влияние на

придворных поэтов если не содержанием, то

формой.

Связь с яванской народной поэзией просле-

живается в древнейшем поэтическом фрагменте

на кави, датируемом 856 г. Это поэтическое

описание возведенного где-то на Центральной

Яве шиваистского храмового комплекса пере-

кликается по содержанию с образцами культо-

вой поэзии Южной Индии XI—XII вв. Однако

блестящая игра слов, изощренное употребление

омонимов, богатая инструментовка стиха этого

высеченного на камне текста в 48 строк позво-

ляет утверждать, что его анонимный автор хотя

и создавал свое произведение по индийским об-

разцам, но при этом широко использовал мест-

ную традицию.

Полагают, что примерно половина столетия

отделяет эту безымянную поэму от древнеяван-

ской «Рамаяны», исстари признававшейся и

признающейся до сих пор венцом поэзии на

кави. Интерес, пробудившийся в IX в. на Яве к

подвигам Рамы (тогда же были украшены жиз-

нерадостными рельефами на сюжеты «Рамая-

ны» храмы Прамбанана) не случаен: его культ

распространяется в Центральной Яве соответ-

ственно усилению влияния шиваизма, кроме

того, борьба между демонами и воинством Рамы

как бы перекликалась с собственными мифами

древних яванцев о заселении Явы и столкнове-

ниях с аборигенами. Первые две трети древне-

яванской «Рамаяны» в общих чертах совпадают

с виртуозной «Раванавадхой» индийского поэта

Бхатти (вероятно, VII в.), поставившего перед

собой цель в ходе повествования о деяниях Ра-

мы проиллюстрировать правила санскритской

грамматики и поэтики.

Однако, начиная с восьмой сарги (части)

поэмы, древнеяванский автор избирает собствен-

ный путь. Он прибегает к иным размерам, чем

в поэме Бхатти, и доводит число вариаций до

восьмидесяти одной. Вероятно, соперничая с

Бхатти, автор древнеяванской «Рамаяны» стре-

мился к тому, чтобы его поэма могла служить

руководством по древнеяванской метрике. Со-

поставление последней трети «Рамаяны» с «Ра-

ванавадхой» убеждает и в том, что в яван-

ской поэме немало вставных эпизодов, каждый

из которых представляет собой небольшую за-

конченную поэму в 60—70 строк. К ним отно-

сятся, например, поучения Рамы, адресованные

его сводному брату Бхарате, причитания Ситы,

похищенной Раваной; рассуждение о смерти Ва-

лина, царя обезьяньего государства Кишкиндхи,

сетования Рамы об утраченной Сите на горе

Мальяван; описание шиваистского храма на

острове Ланка и др. О характере изменений и

дополнений, внесенных в текст Бхатти древне-

яванским автором, можно судить на основании

хотя бы такого сопоставления: там, где Бхатти

ограничивается строками:

Обитель, где нежное щебетание птиц, порхавших

в воздухе,

Заглушалось голосами учеников, читавших веды,

— в яванской «Рамаяне» читаем: «Птицы

тотчас отрешились от пения, они оробели, // По-

ЛИТЕРАТУРЫ

ВОСТОЧНОЙ

И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

тому что слышали, как ученики великих от-

шельников обсуждали свои уроки. // В старину,

когда Татака был еще жив, ученики хранили

молчание,//Тигры притихли и прятались в

своих пещерах; // Даже львы, голодные и тощие,

оплакивали свою участь, на них грустно было

смотреть; // Одни носороги не унывали, роясь

под колючими кустарниками. // Но теперь, ког-

да Татака, которого они боялись, мертв, тигры

бросили поститься и пожирают оленей и ла-

ней, // Львы в страшной ярости бродят по окрест-

ностям в поисках добычи, // Они нарушают свой

пост, пожирая опьяненных любовной страстью

слонов».

Автор древнеяванской «Рамаяны» столь осно-

вательно пополнил текст Бхатти, стремясь, оче-

видно, к масштабному повествовательному про-

изведению, отвечающему всем требованиям

классической санскритской поэтики, предписы-

вавшей, в частности, обстоятельность, деталь-

ность, неторопливость повествования. Непереда-

ваемые в переводе ассонансы и аллитерации

стихов древнеяванской «Рамаяны» чрезвычайно

близки инструментовке известных нам произве-

дений индонезийской народной поэзии, будь то

даякские эпические поэмы или лучшие из ма-

лайских народных четверостиший — пантунов.

Древнеяванская «Рамаяна», можно думать,

послужила образцом для поэтов восточнояваи-

ского государства Кедири, где в течение XI—

XIII вв. создается ряд новых поэм, написанных

на кави. Как и предшествующие памятники

древнеяванской литературы, эти поэмы построе-

ны на древнеиндийском материале. Имея ряд

стилистических общих черт с древнеяванской

«Рамаяной», какавины XI—XIII вв. смыкаются

в довольно тесный круг: авторы более поздних

из них хорошо знакомы с произведениями своих

предшественников, немногословно намекают на

их содержание, полагая, очевидно, ч-то читатели

(а точнее, исполнитель и слушатели) также

отлично их знают; некоторые из какавинов об-

разуют даже нечто вроде циклов.

В наиболее раннем из восточнояванских ка-

кавинов — «Арджунавивахе» («Свадьба Арджу-

ны») — разрабатывается эпизод из третьей кни-

ги «Махабхараты». В поэме, созданной очевидно

не позднее 1035 г., описывается подвижничест-

во Арджуны на горе Иидракила, ниспосланные

ему богами искушения и испытания, которые он

с честью выдерживает, победа Арджуны над

восставшим против богов царем ракшасов Ни-

ватакавачей, чествование Арджуны в царстве

богов, его любовные утехи с семью небесными

девами и, наконец, возвращение героя на землю.

Автор «Арджунавивахи» — мпу Канва — жил в

царствование восточнояванского государя Эр-

ланги (1019—1042), и принято думать, что поэ-

ма представляет собой своеобразную эпиталаму,

написанную по случаю женитьбы этого раджи.

Если предыдущая поэма посвящена второсте-

пенному эпизоду «Махабхараты», тѳ в знамени-

той «Бхаратаюддхе» («Война бхаратов») опи-

сывается решающее столкновение пандавов и

кауравов. Созданный, как полагают, в государ-

стве Кедири при поэте-царе Джаябхае (1135—

1157), этот какавин принадлежит двум авторам:

события, предшествующие назначению главно-

командующим кауравов махараджи Шальи, опи-

сывал мну Седах, «царский учитель [ученик?],

прославленный на весь мир», а начатое им де-

ло завершил мпу Панулух.

Еще до «Бхаратаюддхи» мпу Панулух в са-

мом начале своей поэтической карьеры создает

поэму «Харивангша» («Род Хари») на сюжет,

хорошо известный по санскритской литературе.

В этой поэме подробно описывается романтиче-

ское ухаживание Кришны за его будущей суп-

ругой Рукмини, ее похищение и последующая

борьба пандавов и кауравов с похитителем, за-

вершающаяся апофеозом Кришны, воскрешаю-

щего затем всех павших на поле боя. Очевидно,

уже в преклонном возрасте мпу Панулух пишет

свой третий какавин, «Гхатоткачашрая». Гхатот-

кача покровительствует в нем сыну Арджуны

Абхиманыо, влюбленному в дочь Кришны Си-

тисундари, и сражается с кауравами, пока

Кришна не прерывает своего отшельничества,

чтобы примирить сражающихся и благословить

влюбленных. К тому времени, когда Панулух

работал над этой своей последней поэмой, царь

Джаябхая уже сошел в могилу, и в Кедири

властвовал, по-видимому, Джаякрета, имя кото-

рого отождествляют с именем Кретаджаи, цар-

ствовавшего в конце XII—начале XIII в.

Дхармаджа, младший современник мпу Пану-

луха, известен лишь поэмой «Смарадахана»

(«Испепеление Смары»). Согласно поэме, в то

время как грозный бог Шива предавался под-

вижничеству, подвластные ему боги, обеспокоен-

ные нападением ракшаса Ниларудраки, подосла-

ли к повелителю небес бога любви Каму, и Ши-

ва, пораженный его стрелой, ощутил вожделение

к своей супруге Уме. Полный негодования, бог

испепелил Каму пламенем своего третьего гла-

за и, несмотря на просьбы богов и отшельников,

отказался вернуть ему жизнь и постановил, что

отныне он будет продолжать свое существова-

ние в скрытой и нематериальной форме. Вслед

за мужем в погребальный костер бросилась и

Рати, супруга Камы. В конце поэмы описы-

вается, как Ганеша, родившийся из семени Ши-

вы, возбужденного-таки Камой, побеждает Нила-

рудраку, а Кама и Рати благодаря ходатайству

Умы перед Шивой получают возможность по-

следовательно возрождаться среди людей, и ны-

ДРЕВНЯЯ ЯВАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА 90

не (т. е. при жизни автора поэмы) их земными

воплощениями являются Камешвара и его суп-

руга Кирана. Недолгое, по всей вероятности,

правление Камешвары приходится на начало

90-х годов XII в.

Романтическую историю похищения Криш-

ной Рукмини перелагает в своей поэме «Крес-

наяна» и мпу Тригуна, патроном которого был

Варсаджая, отождествляющийся с восточиояван-

ским вельможей Джаяварсой, упомянутым в

надписи 1204 г. В поэме, не отмеченной пе-

чатью творческого своеобразия, свойственного

трактовке Панулуха, брат Кришны — Баладе-

ва — наносит поражение армии незадачливого

жениха Рукмини — Четираджи (санскр. Суни-

ти), а затем уже в борьбу вступает сам Криш-

на, вынужденный сражаться с младшим братом

Рукмини — Рукмой. О злоключениях родите-

лей Дасараты (Дашаратхи), о препятствиях,

через которые они пришли к своему браку, и об

их воссоединении после смерти на небесах по-

ведал в какавине «Суманасантака» («Гибель от

цветов суманаса») Маногуна, современник и,

как полагает индонезийский яванист Пурбоча-

роко, брат Тригуны. Из заключительных стихов

«Суманасантаки» можно сделать вывод о ее свя-

зи с эпической поэмой Калидасы «Рагхуван-

ша», что подтверждается и сличением обоих

текстов. Наконец, примерно в то же время, ве-

роятно, была создана и анонимная «Бхома-

кавья», значительную часть которой составляет

повествование о сыне Кришны — санг Самбе,

стремящемся соединиться с Яджньявати, плен-

ницей царя великанов Бхомы (Самба и Яджнь-

явати в их прежнем перевоплощении были му-

жем и женой). В разгоревшейся войне Самба

гибнет, но Кришне удается одолеть могучего

Бхому, погибшие воскресают, и поэма кончается

ко всеобщему удовольствию.

Из сказанного выше, казалось бы, можно сде-

лать вывод, что древнеяванская поэзия недале-

ко ушла от своих древнеиндийских образцов.

Однако это неверно. Как замечает крупный гол-

ландский яванист П. Й. Зутмюлдер, «прибегая

к санскритским именам собственным и топони-

мам, [яванский] поэт изображает свою родную

страну и свое общество. Эти мужчины и жен-

щины с их индийскими именами по самой сути

своей яванцы, их образ действий и характер

мышления яванский, и живут они в яванской

обстановке. Поэтому, вступая в мир какавинов,

мы в то же время знакомимся с древней Явой,

местом их создания. При всей сказочности со-

держания какавинов они помогают нам приоб-

щиться к исторической реальности и поэто-

му должны рассматриваться как источник по

истории древнеяванской культуры, тем более

ценный, что источников такого рода явно недо-

статочно». В доказательство П. Й. Зутмюлдер

показывает, например, как за санскритскими

названиями мер времени, месяцев, времен года

в произведениях древнеяванской поэзии скры-

ваются яванские меры времени и яванский ка-

лендарь, а флора с фауной, описываемые в кака-

винах, оказываются яванскими.

В функциональном отношении древнеяван-

ская поэзия тоже отличалась немалым своеобра-

зием. Чтобы уяснить себе это своеобразие, надо

иметь в виду, что древнеяванские поэты были не

«вольными художниками» и не святыми от-

шельниками, укрывавшимися от грешного ми-

ра в своих пещерах, но, как отмечал голланд-

ский искусствовед Ф. Д. Босх, священнослу-

жителями, совмещавшими функции ученого и

певца, а вдобавок еще выполнявшими обязан-

ности судьи, жреца, хрониста и генеалога, при-

дворного астролога и мастера по составлению

гороскопов. Среди этих обязанностей была и

еще одна, на которую выразительно намекает

то, что на древней Яве придворных поэтов назы-

вали бхуджанга (санскр. «змей», «змееподоб-

ный дух») — перенос значения, позволяющий,

по мнению голландского этнолога В. X. Рассер-

са, думать, что придворные поэты рассматрива-

лись на Яве первоначально как «демоны ини-

циации». Так, в условиях культа царей-богов

фигура придворного поэта могла разрастаться

до масштабов естественного посредника между

профаническим и сакральным миром, а испол-

нение его произведений могло приобретать ха-

рактер мистерии и по законам симпатической

магии способствовало вечному повторению по-

бедоносных деяний обожествленных царских

предков их не менее победоносными потомка-

ми. Именно коэтому древнеяванский поэт мпу

Панулух чувствовал себя способным активно со-

действовать тому, чтобы его величество Дхар-

мешвара стал Джаябаей — покорителем мира,

ибо он воплощение Вишну. Так махакавья, чис-

то литературный жанр индийской словесности*

превращается на Яве, по местному выражению,

в «словесный храм», где в роли священнослу-

жителя выступает поэт — жрец государствен-

ного культа, которому по роду обязанностей

оказывается необходимо быть знатоком сан-

скритской мифологии и поэтики, мастером музы-

кальных ассонансов и ярких образов, создате-

лем выразительного и масштабного повествова-

ния. Одновременно, как доказывает П. Й. Зут-

мюлдер, творчество древнеявапского поэта была

для него самого — в соответствии с религиоз-

ными, но никак не литературными традициями

Индии — одной из форм йоги, преследовавшей

цель слияния с божественным началом.