Бердников Г.П. (глав.ред). История всемирной литературы в 9 томах, Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

ЛИТЕРАТУРЫ

ВОСТОЧНОЙ

И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

модарагупты, «Самаяматрика» («Матушка-на-

ставница») Кшемендры и др.

Кшемендра (XI в.) вообще был одним из та-

лантливейших мастеров слова. Хотя он творил

во многю родах литературы, ярче всего проявил

себя в сатире. В поэме «Самаяматрика» герои-

ня — куртизанка Канкали скитается по Кашми-

ру в разных обличиях — монахини, мнимой вдо-

вы, воровки, сводни, торговки, нищенки, про-

давщицы цветов, фокусницы и даже святой.

Попадая в самые разнообразные ситуации, Кан-

кали дает волю своему язвительному языку и не

щадит никого из людей, встретившихся ей во

время скитаний. Ее обличительные и поучаю-

щие речи и составляют основное содержание

поэмы. Из других произведений Кшемендры

следует отметить близкую по духу к «Самаямат-

рике» поэму «Калавиласа» («Наслаждение ис-

кусством»). В ней прославленный в индийском

фольклоре плут Муладева наставляет своего

ученика Чандрагупту, сына купца, в искусстве

мошенничества, в проделках знахарей, купцов,

ювелиров, певцов, актеров, аскетов и т. д. Це-

лая глава посвящается писцам-каястхам, зани-

мающим высокие посты в феодально-бюрократи-

ческой иерархии. Кшемендра продолжил свою

галерею сатирических образов, почерпнутых

из индийской действительности, в поэмах «Де-

шопадеша» («Наставления») и «Нармамала»

(«Венок шуток»). В последней высмеиваются и

феодальная бюрократия, и буддийские монахи,

и индусские проповедники-шиваиты. Примеча-

тельно, что резкого и определенного в своей са-

тире Кшемендру до сих пор недооценивали ис-

следователи санскритской литературы. Это

объясняется прежде всего тем, что он, с одной

стороны, травестировал принятые в литературе

шаблоны и, с другой — обратился к темам и

художественным приемам, шедшим вразрез с

традицией.

В VII—XII вв. лирическая поэзия на санскри-

те в основном развивается в малых формах, так

называемых муктака, т. е. отдельных лиричес-

ких стихотворениях в две-четыре-шесть — ред-

ко больше строк. Лирическая поэзия этой

поры сохранилась по большей части в антоло-

гиях, составляющихся в XI—XIV вв. — таких,

например, как «Субхашитаратнакоша» («Сокро-

вищница изящных речений») Видьякары, «Суб-

хашитавали» («Цепь изящных речений») Вал-

лабхадевы, «Шарнгадхарападдхати» («Собрание

стихов, составленное ІПарнгадхарой») ІПарн-

гадхары и ряде других.

Антологическая лирика исключительно богата

по жанрам, содержанию, идеям, образности.

Стихотворения антологий либо приписаны тому

или иному автору, либо анонимны. Интересно,

что анонимными часто оказываются стихотворе-

ния остросоциального содержания. Весь мате-

риал антологий обычно тематически распреде-

лен по главам: «О солнце», «О лупе», «О звез-

дах», «О нищенстве», «О царях», «О поэтах»

и т. п. Как специфическую черту антологий

можно отметить местные симпатии их состави-

телей; так, бенгалец Видьякара уделяет особое

внимание бенгальским поэтам, писавшим на

санскрите, а раджастанец ІПарнгадхара тяготеет

к авторам, связанным с царствами Северо-Запа-

да Индии.

Другие жанры лирической поэзии, в частно-

сти жанр шатака, после Амару и Бхартрихари

уже не достигают былых вершин, часто позд-

нейшие произведения в этих жанрах носят под-

ражательный характер. Наиболее оригинальной

лирической поэмой является «Чаурапанчашика»

(«Пятьдесят строф о тайной любви») кашмир-

ского поэта Билханы (XI—XII вв.). Ее достоин-

ство в том, что автор попытался в ней найти для

выражения лирического содержания сюжетную

основу. Поэта, уличенного в любовной связи с

принцессой, ведут на казнь, и он слагает по пу-

ти на эшафот стихи о своем чувстве. Тронутый

его стихами, раджа сменяет гнев на милость,

повелевает освободить поэта и в награду за его

любовь позволяет ему жениться па принцессе.

Значительное развитие приобретает в VIII —

XIII вв. санскритская религиозная лирика, тес-

но сплетенная с эротической тематикой. Порож-

денная всем разнообразием религий и культов

той поры, религиозная лирика, наряду с обыч-

ными для светской литературы формами, пред-

ставлена и своими собственными специфически-

ми жанрами, происхождение которых может

быть прослежено вплоть до ведических гимнов

и формул. При этом было бы, однако, трудно

выделить жанры, характерные только для буд-

дизма или, скажем, только для шиваизма. На-

ряду, например, с буддийской «Локешвараша-

така» («Шатака в честь Локешвары») Ваджра-

датты (IX в.) есть и шатаки других авторов, ис-

поведующих иные религии. Стотра (гимн) как

основной жанр религиозной лирики был широко

распространен и у буддистов, и у джайнов, и у

индусов, к какой бы секте они ни принадлежа-

ли. Выдающемуся индийскому философу ІПан-

каре (IX в.), к учению которого восходят исто-

ки современного индуизма, приписывается око-

ло двухсот стотр. Вряд ли можно, однако, счи-

тать, что все они сочинены им самим; по край-

ней мере некоторые из них принадлежат дру-

гим авторам и, видимо, более поздней эпохи.

В общем потоке религиозной лирики есть два

произведения, о которых стоит упомянуть осо-

бо, — это «Кришнакарнамрита» («Нектар для

слуха Кришны») Лилашуки (ок. IX—X вв.) и

ФОРМИРОВАНИЕ СРЕДНЕВЕКОВЫХ ИНДИЙСКИХ ЛИТЕРАТУР

Кришна и Радха

Миниатюра Меварской школы. ХѴТТ в.

Музей Виктории и Альберта. Лоддин

«Гитаговинда» («Песнь пастуху») Джаядевы

{конец XII в.).

Поэмы связаны с культом Кришны. Именно в

этот период тема Кришны, вечно жизнерадост-

ного и энергичного бога-пастуха, прочно входит

в обиход лирической поэзии. Произведение Ли-

лашуки — собрание напряженно-страстных, эро-

тически окрашенных гимнов, восславляющих

Кришну с редкой для поздней санскритской

поэзии непосредственностью и искренностью

чувства. «Гитаговинда» бенгальца Джаядевы

формально построена по образцу традиционной

махакавьи, но фактически и по стилю, и по

композиции это произведение нового, необычно-

го типа. Каждая глава поэмы содержит ряд

разделов, в которые включены падавали (песни

фольклорного происхождения), вводимые одним

или двумя двустишиями. Эти песни вклады-

ваются в уста либо Кришны, либо его возлюб-

ленной Радхи, либо ее подруги. Поэма расска-

зывает о том, как Кришна охладел к Радхе и

предался любовным забавам с другими пастуш-

ками. Подруга Радхи упрекает Кришну, расска-

зывает ему о страданиях Радхи, и он возвра-

щается к своей истинной любви; радостью вос-

соединения Кришны и Радхи завершается поэ-

ма. «Гитаговинда» — преимущественно лири-

ческое произведение, и религиозное значение ей,

вплоть до превращения в канонический текст

вишнуизма, было, по-видимому, придано позже.

В то же время «Гитаговинда» благодаря орга-

нической связи с фольклором перешагнула рам-

ки традиционной санскритской поэтики и может

рассматриваться как произведение бенгальской

литературы.

Одним из наиболее жизнеспособных жанров

санскритской литературы в VIII—XII вв. оказа-

лась обрамленная повесть вместе с примыкаю-

щими к ней по типу композиции произведения-

ми. В рассматриваемый период появляются но-

вые версии «Панчатантры» и «Брихаткатхи» и

многие оригинальные сборники. Широкой из-

вестностью и в Индии, и за ее пределами поль-

зуется поздняя обработка «Панчатантры» —

«Хитопадеша» («Доброе наставление»), время

составления которой датируют обычно IX—X вв.

Неизвестный нам автор «Хитопадеши» (в одной

из рукописей он назван Нараяной) использовал

не только «Панчатантру», но и какой-то другой

сборник. Специфичная черта «Хитопадеши» —

обилие дидактических стихотворных вставок,

которых здесь гораздо больше, чем в «Панча-

тантре».

Среди обработок «Брихаткатхи» Гунадхьи

наибольший интерес как по разнообразию сво-

его содержания, так и по художественным до-

стоинствам представляет «Катхасаритсагара»

(«Океан сказаний») Сомадевы, созданная, оче-

видно, между 1063—1081 гг. В «Катхасаритса-

гаре» собрано около 350 рассказов, обрамленных

историями о легендарном царе Удаяне, который

с помощью своего мудрого советника Яугандха-

раяны подчинил себе других царей земли и же-

нился на прекрасных царевнах Васавадатте и

Падмавати (кн. II —V), а затем о подвигах и

приключениях сына Удаяны — Нараваханадат-

ты (кн. ѴІ-ХѴІІІ).

Только незначительная часть этих рассказов

как-то связана с главным повествованием, боль-

шинство не имеет к нему никакого отношения,

по как раз в них и заключен основной интерес

«Катхасаритсагары». Вряд ли есть такой тип

занимательного или назидательного рассказа,

который бы не был здесь представлен. Преобла-

дают сказочные мотивы и сюжеты; они, в свою

очередь, соседствуют с легендами о богах, муд-

рецах и героях; а рядом с ними находятся

бытовые анекдоты, басни о животных и, нако-

нец, многочисленные чисто новеллистические

истории, любовные и приключенческие.

Весьма разнообразна и тематика рассказов.

Одни из них посвящены женской верности (на-

ЛИТЕРАТУРЫ

ВОСТОЧНОЙ

И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

пример, история Девасмиты — II, 6, — обманув-

шей сводню-монахиню и четырех купцов, пы-

тавшихся соблазнить ее в отсутствие мужа).

Другие рассказывают о плутовских проделках

(например, о мошенниках Шиве и Мадхаве

—

1, — которые, притворившись один царевичем,

а другой — подвижником, с помощью хитроум-

ных уловок дочиста обирают царского жреца и

овладевают его дочерью). Третьи высмеивают

простаков и глупцов (так. один из глупцов по-

сеял жареные зерна, надеясь, что они дадут

всходы; другой решил для удобства хранить

огонь в воде — X, 5), чванливых сановников

или алчных торговцев и т. п.

«Катхасаритсагара», однако, не просто свод

увлекательных историй. Сомадева решал в своем

произведении задачу создания идеального для

феодальных времен образа справедливого мо-

нарха. После того как Нараваханадатта дости-

гает положения верховного повелителя над

видьядхарами (полубогами в индийской мифо-

логии), он прежде всего провозглашает царст-

во дхармы — высшей справедливости.

Видимо, около середины I тыс. п. э. был соз-

дан неизвестным автором сборник «Веталапан-

чавиншатика» («Двадцать пять рассказов вета-

лы»), дошедший до нас в нескольких редакциях.

Герой обрамляющего рассказа этого сборника —

полулегендарный царь Викрама, правивший,

согласно преданиям, в I в. до п. э. в Удджайиии.

Ко двору этого царя является некий монах и вру-

чает ему плод с драгоценной жемчужиной внут-

ри. Взамен монах просит царя оказать ему услу-

гу — пойти на место сожжения умерших и при-

нести ему висящий на дереве труп со вселив-

шимся в него духом-оборотнем веталой — труп

нужен монаху, чтобы овладеть магической си-

лой. Но царь должен молчать, иначе, но словам

монаха, мертвец ускользнет от него и вернется

на дерево. Викрама идет па кладбище, снимает

с дерева труп, но по дороге ветала пытается

вызвать царя на разговор, рассказывая историю,

которую можно толковать но-разному. Ветала

заключает рассказ вопросом, и царь, не в силах

промолчать, высказывает свое суждение. Тут же

мертвец возвращается па дерево, и царь вынуж-

ден возвратиться за ним. Так повторяется двад-

цать четыре раза, пока наконец царь не удер-

живается от ответа.

В одном из рассказов веталы супруг отказы-

вается от своих прав на новобрачную, узнав,

что она обещала себя другому; тот из уважения

к узам брака освобождает ее от обещания; нако-

нец, и повстречавшийся ей на дороге разбойник,

тронутый судьбой женщины, отпускает ее невре-

димой. «Кто же из троих самый добродетель-

ный?» — спрашивает ветала. И царь отвечает:

«Узнав, что она о другом помышляет, отпустил

ее муж. Из страха царева наказания отпустил

ее чужой человек. А у разбойника никакого по-

буждения поступить хорошо нет. По той при-

чине разбойник выше всех» * (ср. сходный сю-

жет в «Декамероне» Боккаччо и «Кентерберий-

ских рассказах» Дж. Чосера). В другом расска-

зе женщина одновременно лишается мужа и

брата, которые отсекли себе головы, чтобы при-

нести себя в жертву богине Гаури, и женщина

в отчаянии готова покончить с собой. Ей яв-

ляется богиня, которая согласна оживить умер-

ших, надо только приставить трупам головы.

Впопыхах женщина по ошибке приставляет

мужу голову брата, а брату голову мужа. Кому

же из оживших быть ей мул^ем и кому — бра-

том? «Голова важнее всего, — отвечает царь, —

поэтому муж ей тот, на чьих плечах голова му-

жа, другой же — брат». И этот сюжет оказался

весьма популярным, получив, в частности, от-

ражение в новой европейской литературе (ср.

новеллу Томаса Манна «Обмененные головы»).

Как и «Веталапанчавиншатика», лишь в позд-

них обработках дошел до нас сборник «Шука-

саптати» («Семьдесят рассказов попугая»). В

повествовательной рамке сборника речь идет о

легкомысленной купеческой жене, которая в от-

сутствие мужа, уехавшего на чужбину, желает

встретиться с любовником. Каждый раз, одна-

ко, когда она собирается выйти из дома, ее удер-

живает занимательными рассказами ручной

попугай. И так продоллчается до тех пор, пока

не возвращается муж.

Рассказы попугая, как правило, приводят

примеры находчивости людей, попавших в за-

труднительное положение. Часто, вопреки мо-

ральному тезису рамки, это находчивость невер-

ных жен, оставляющих своих мужей в дураках.

Одна из них, случайно встретившаяся в доме

сводни с собственным супругом вместо любов-

ника, делает вид, что хотела его испытать, и

учиняет ему скандал. Другая, увидя прибли-

жающегося мужа, выбегает из дома, разыгры-

вает безумие и, пока тот в испуге бежит за ле-

карем, выпроваживает любовника.

Возможно, уже в XI в. был составлен еще

один сборник, посвященный царю Викраме —

«Синхасанадватриншика» («Тридцать два рас-

сказа царского трона», или «Деяния Викрамы»).

В обрамлении сборника говорится о волшебном

тропе, который Викрама получил в дар от царя

богов Индры. После смерти Викрамы не оказа-

лось никого, достойного взойти на этот трои, и

его зарывают в землю. Много времени проходит,

прежде чем трон обнаруживает царь Бходжа

(его идентифицируют с Бходжей из династии

Парамара, правившим около 1010—1055 гг.).

* Здесь и далее перевод Р. Шор.

ФОРМИРОВАНИЕ СРЕДНЕВЕКОВЫХ ИНДИЙСКИХ ЛИТЕРАТУР

Ои пытается взойти на трон, но при каждой из

этих попыток подпирающие трон заколдован-

ные небесные девы-статуи удерживают его,

рассказывая о добродетелях Викрамы и преду-

преждая, что лишь равный Викраме достоин

владеть троном. Таким государем в конце кон-

цов оказывается сам Бходжа.

Другие, как правило, более поздние образцы

обрамленной повести по оригинальности и худо-

жественному мастерству, по своей роли в исто-

рии индийской литературы значительно уступа-

ют упомянутым выше произведениям. Сравни-

тельно больший интерес среди них представ-

ляют составленные в XIV—XV вв. «Бхарата-

кадватриншика» («Тридцать два рассказа о мо-

нахах») — характерные образцы анекдотов о

глупцах. Можно также упомянуть «Катхарна-

ву» («Море сказаний») ІПивадасы, «Пурушапа-

рикшу» («Испытание человека») Видьяпати, а

также сборники рассказов и анекдотов об от-

дельных исторических личностях — «Прабанд-

хачинтамани» («Волшебный камень историй»)

Мерутунги (XIV в.), «Прабандхакошу» («Ла-

рец повествований») Раджашекхары ( XIV в.)

и, наконец, «Бходжапрабандху» («История

Бходжи») Баллалы (XVI в.).

При всем разнообразии вставных историй об-

рамленной повести они обычно составляют ор-

ганическое целое в рамках каждого отдельного

сборника. Связь эта, помимо художественно-

стилистических приемов, осуществляется преж-

де всего с помощью определенной объединяю-

щей идеи, пронизывающей тот или иной цикл.

Так, «Панчатантра», например, призвана

обучать «науке разумного поведения», или ни-

ти, в категориях индийской дидактики; «Синха-

санадватриншика» — добродетели, или дхарме,

и т. д. Даже рассказы попугая о ловких уверт-

ках неверных жен тесно связаны с дидактикой

как непосредственно по тематике (сферы артхи

и камы — чувственного удовольствия), так и

своей функцией в рамках текста (благочестивая

цель рассказчика). Но дидактическая идея

каждый раз умело сочетается с развлекательной

установкой сборников, и на практике нередко

эта установка оказывается доминирующей. Так-

же характерно для обрамленной повести смеше-

ние двух планов — фантастики и быта — в рас-

сказах самых различных типов: любовных но-

веллах, анекдотах о глупцах, назидательных

притчах и т. д. Соответственно и герои расска-

зов весьма разнородные. Здесь и сверхъестест-

венные существа (боги, демоны), и люди, и жи-

вотные. Все они действуют на равных правах,

животные сражаются и любят, доверяют и обма-

нывают, предаются благочестию и пороку так

же, как люди. Надо при этом учитывать, что

такое замещение отнюдь не следует толковать

лишь как общераспространенную басенную ал-

легорию, хорошо знакомую и русскому читате-

лю. Для традиционного индуистского миросозер-

цания с его идеей круговорота бытия, в котором

все существа рождаются вновь и вновь, перехо-

дя из одного воплощения в другое и становясь

поочередно божествами, людьми, зверями, пти-

цами и т. д., различные существа, как бы они

ни отличались друг от друга, были в известном

смысле явлениями одного порядка, одной ценно-

сти.

Выше уже была кратко охарактеризована

роль в мировой литературе обработок и перево-

дов «Панчатантры». Не столь повсеместно, но

все же достаточно широкое распространение по-

лучили и другие сборники. На основании «Двад-

цати пяти рассказов веталы» возникли тибетские

и монгольские («Шидди-кур») обработки. Сбор-

ник «Семьдесят рассказов попугая» отразился л

малайской, персидской («Тути-наме»), турецкой

литературах. «Деяния Викрамы» пришли в

Монголию («Арджи Боджа»), Иран, Сиам. Но,

может быть, еще более знаменательно, что мно-

гие рассказы индийской обрамленной повести

проникли и в мировой фольклор, и в целый ряд

памятников мировой литературы, среди кото-

рых — итальянские новеллы Боккаччо и Саккет-

ти, немецкие шванки Ганса Сакса, французские

басни Лафонтена, сочинения И. А. Крылова и

Л. Н. Толстого и др.

Заключая обзор развития санскритской лите-

ратуры в VIII—XIII вв., следует хотя бы

вкратце остановиться на достижениях санскрит-

ской поэтики, несомненно обогативших историю

мировой теоретико-литературной мысли. Первы-

ми дошедшими до нас санскритскими сочине-

ниями по теории поэзии были трактаты «Кавья-

ланкара» («Поэтические украшения») Бхамахи

(возможно, V в.) и «Кавьядарша» («Зеркало

поэзии») Дандина (VII—VIII вв.). Оба автора,

безусловно, опираются на длительную, но нам

почти неизвестную предшествующую традицию.

Исходя из лингвистической доктрины («поэ-

зия — это форма и смысл слова в их единстве»),

Бхамаха и Дандин предлагают сложную и раз-

ветвленную классификацию риторических фигур

(«украшений»), а также «достоинств» и «недо-

статков» поэтической речи. Дандин, кроме того,

исходя, видимо, из литературной практики

своих современников, выделил два пути, или

стиля, в поэзии: вайдарбхи (умеренный) и гау-

ди (возвышенный). Идеи Дандина развил да-

лее Вамаиа (VIII —IX вв.), автор трактата

«Кавьяланкарасутра» («Сутра о поэтических

украшениях»), утверждавший, что сущностью

поэзии является стиль, в свою очередь завися-

щий от особого сочетания «достоинств» формы и

смысла слова. Наряду с вайдарбхи и гауди Ва~

ЛИТЕРАТУРЫ

ВОСТОЧНОЙ

И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

мала определил и третий стиль — панчали. Его

современник Удбхата дал в «Кавьяланкарасан-

граха» («Краткое описание поэтических укра-

шений») иную классификацию стилей: городской

(упанагарика), деревенский (грамья) и грубый

(паруша). Кроме этого, он попытался развить

далее теорию о расах (эстетических эмоциях),

дополнив уже известные нам по «Натьяшастре»

Бхараты восемь рас девятой — «созерцатель-

ной», или «мирной» (шанти). Рудрата (начало

IX в.) в «Кавьялапкара» («Поэтические укра-

шения») наряду с характеристикой риториче-

ских фигур дал определение четырех стилей —

вайдарбхи, панчали, лати и гауди, а также уде-

лил внимаиие дальнейшему обоснованию теории

расы.

Новый этап в развитии санскритской поэтики

связан с именем Анандавардханы (IX в.),

сформулировавшего теорию дхвани, или сугге-

стивного содержания поэзии. В трактате «Дха-

ваньялока» («Свет дхвани») все изобразитель-

ные средства литературы рассматриваются Анан-

давардханой в качестве средства вызвать не

выраженные прямо в тексте образные ассоциа-

ции (дхвани), которые и являются, по мнению

Анандавардханы, подлинной сущностью поэзии.

В соответствии с этим он делит все литератур-

ные произведения на три категории: высшую —

произведения с доминирующим дхвани, сред-

нюю — произведения, в которых дхвани играет

подчиненную роль, и низшую — которые по-

строены на образах, представляющих прямые

описания и совершенно лишенные дхвани.

Анандавардхаиа широко иллюстрировал свои

положения примерами из произведений Калида-

сы и других древних поэтов. Он оказал большое

влияние на дальнейшее развитие индийской по-

этики (трактаты Мамматы, Хемачандры, Руйя-

ки—XII в.,—Вишванатхи—XIV в.—и др.)

вплоть до наших дней.

Интерпретатором и пропагандистом идей

Анандавардханы был крупнейший средневеко-

вый кашмирский философ Абхинавагупта

(X в.), автор двух работ — «Дхваньялокалоча-

на» («Глаз света дхвани»), комментария к

«Дхваітьялоке», и «Абхинавабхарати» («[Ком-

ментарий] Абхинавы [на трактат] Бхараты»),

комментария к «Натьяшастре» Бхараты, в кото-

рых он связал воедино доктрины дхвапи и ра-

сы. Однако нашлись и противники теории дхва-

ни, которые либо вообще отвергли ее, либо пы-

тались примирить с традиционной доктриной

«украшений». Одним из таких был Дхаиапджая

(XII в.), автор трактата по драматургии «Да-

шарупака» («Десять видов драмы»), в котором

он в основном анализировал традициоппые про-

блемы сюжета, героя, жанра и расы. Другой тео-

ретик — Раджашекхара (IX—X вв.) — в

«Кавьямимансе» («Рассуждении о поэзии»)

классифицировал, согласно ранним поэтикам,

требования, предъявляемые к поэтам. Особый

интерес при этом представляют его взгляды на

пути и средства, с помощью которых поэт мо-

жет проявлять свою оригинальность даже при

условии заимствования им сюжета, а также ха-

рактеристика литературных вкусов в разных

частях страны.

Теория дхвани вызвала также возражения у

Пратихарендураджи (X в.), утверждавшего, что

дхвани само является только одним из многих

художественных средств; у Кунтаки (XI в.),

противопоставлявшего концепции дхвани раз-

личные типы иносказаний; и наиболее реши-

тельно у Махимабхатты (XI в.), чья критика,

однако, была основана главным образом на фи-

лософских, а не на собственно литературных

соображениях. Поэт Кшемендра (XI в.), о кото-

ром мы уже упоминали, являлся автором не-

скольких работ по поэтике; из них наиболее

важна «Кавикантхабхарана» («Ожерелье поэ-

та»), где им были охарактеризованы основные

качества, определяющие оригинальность поэта.

Значение средневековой саттскритской поэти-

ки выходит далеко за рамки эпохи ее создания.

Ее доктрины (в особенности аланкар — укра-

шений, расы и дхвани) оказывали существенное

воздействие на развитие индийских литератур

вплоть до XX в. С другой стороны, в ряде су-

щественных аспектов она перекликается с евро-

пейскими поэтическими теориями как далекого

прошлого (например, античной и средневековой

риторикой), так и настоящего, в частности с

различными направлениями современной линг-

вистической -поэтики.

3. ТАМИЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Самыми ранними известными нам литературны-

ми памятниками дравидского Юга Индии были

поэтические произведения на тамильском язы-

ке, относящиеся в целом к периоду с I по III в.

п. э. Впоследствии их объединили в два поэти-

ческих сборника: «Эттуттохей» («Восемь анто-

логий» — собрание коротких стихотворений) и

«Паттуппатту» («Десять поэм» — собрание

больших поэм). Это, видимо, лишь небольшая

часть литературы древнего Тамилнада, не до-

шедшей до нас полностью, но представленной

этими сборниками весьма ярко. Мы не распо-

лагаем определенными данными о ее возникно-

вении и факторах ее развития, но можно пола-

гать, что она восходит к более ранней устной

поэтической традиции, явившейся продуктом

мегалитической культуры, развивавшейся на

Декане в I тыс. до н. э. и давшей, кроме та-

мильской, еще и поэзию на пракрите маха-

ФОРМИРОВАНИЕ СРЕДНЕВЕКОВЫХ ИНДИЙСКИХ ЛИТЕРАТУР

раштри, зафиксированную впоследствии в анто-

логии Халы «Саттасаи».

Тамильские легенды связывают происхожде-

ние и развитие поэзии на Юге Индии с так на-

зываемыми «трем; сангами» — древнетамиль-

скими поэтическими академиями, процветавши-

ми с незапамятных времен под покровительст-

вом царей династии Пандья,- В них входили

поэты, знатоки и ценители поэзии, ученые, пред-

ставители родовой знати и даже цари. Члены

санги собирались в особом зале или на плоту,

который плавал посреди священного храмового

пруда в Мадуре, столице царства Пандья. По

легендам, илот этот мог увеличиваться или

уменьшаться в размерах в зависимости от того,

достоин или нет новый претендент занять на

нем место. Основными задачами санги были от-

бор и оценка наилучших поэтических произве-

дений.

Легенда рассказывает о трех тамильских сай-

гах, сменивших одна другую. Первая якобы на-

ходилась в Южной Мадуре, на мифическом ма-

терике Лемурия, и главой ее был сам Шива.

Она просуществовала 4400 лет и погибла вме-

сте с материком во время всемирного потопа.

Ей наследовала санга в городе Кападапурам.

которая тоже погибла во время потопа спусти

3700 лет. Затем поэтическую традицию в тече-

ние 1850 лет поддерживала третья санга — в

Северпой Мадуре.

Попятно, что легенда о трех сангах, до сих

пор прппятая на веру многими тамильскими ис-

следователями, призвана утвердить глубокую

древность и непрерывность тамильской литера-

турной традиции. Однако достоверными сведе-

ниями о сапгах, даже о третьей, самой близкой

нам по времени, к которой возводится поэзия

«Восьми антологий» и «Десяти поэм», мы не

располагаем. В припципе существование в

древнем Тамилпаде своего рода поэтической

академии вполне возможно, но весьма примеча-

тельно, что эти сборники, традиционно именуе-

мые «поэзией сапги», сангу нигде не упоми-

нают, а их содержание далеко от интересов

какой-либо аристократической академии и тес-

но связано с жизнью всего тамильского общест-

ва первых веков и. э., общества весьма пестро-

го и в этническом, и в политическом отношении,

в зпачительпой степени подчиненного идеалам

родо-племеппого строя. В то время поэзия изо-

билует сведениями не о придворных, а о стран-

ствующих поэтах, которые были фактически

создателями древнетамильской устной песенно-

поэтической традиции. Их поэмы и песни запи-

сывались на пальмовых листах, обрабатывались,

теоретически осмыслялись и канонизировались.

Эту работу, по-видимому, и можно воспринимать

как первый известный нам результат деятельно-

сти какого-либо общества типа поэтической

академии, если таковая все же существовала.

Канонизированная песенно-поэтическая тради-

ция естественно становилась образцом для под-

ражания и моделью поэтического творчества.

Традиционно поэзия санги — авторская, но не

всегда можно с достоверностью определить, кто

скрывается за именем, приложенным в антоло-

гии к тому или иному стихотворению: истинный

его создатель, редактор или имитатор.

С предполагаемой деятельностью поэтической

академии связан наиболее авторитетный в та-

мильской традиции грамматико-поэтический

трактат «Толькаппиям» («О древней поэзии»),

текст которого был окончательно отредактиро-

ван приблизительно в IV—V вв. н. э. Первые

две части трактата посвящены вопросам языка

и грамматики, третья — «О содержании поэти-

ческих произведений» («Поруладихарам») —

собственно поэзии. В ней закрепляются основ-

ные поэтические нормы, указываются годные

для поэзии темы, возможные поэтические ситуа-

ции, разбираются специальные вопросы стили-

стики и поэтической техники (выбор слов,

употребление сравнений, просодия).

Закрепленная в «Толькаппиям» древнета-

мильская поэтическая традиция делит поэзию с

точки зрения содержания на две категории: по-

эзия пурам — гражданская (пурам — букв,

«внешнее») и поэзия ахам — любовная (ахам—

букв, «внутреннее»). Пурам, поэзия по харак-

теру героическая, непосредственно связана с

тем временем (I —III вв. н. э. и ранее), когда

постоянно происходили военные столкновения

между тремя тамильскими царствами — Чера,

Чола и Пандья, а также между многочисленны-

ми княжествами и племенами Юга. Подавляю-

щее большинство героических стихов — пане-

гирики, в которых царь или князь предстает

как щедрый и справедливый правитель, энергич-

ный, мужественный и могучий воин.

Поэты, слагавшие хвалебные песни, редко

оставались при дворе правителя надолго. Боль-

шинство из них вели странствующий образ

жизни, и являлись они к царю или князю с тем,

чтобы получить за свою песню щедрое угощение

и награду. С этим связано возникновение свое-

образной жанровой формы тамильского пане-

гирика—аттруппадей—«наставление на путь».

Эта форма, несомненно выросшая из устной пе-

сенпо-поэтической практики, подразумевает

следующую ситуацию: странствующий поэт

встречает другого поэта и, видя его бедность,

изможденность, рекомендует ему отправиться к

такому-то правителю, который накормит поэта,

щедро одарит его. Обыгрывание этой ситуации

давало возможность косвенного восхваления

патрона, что вполне отвечало стремлению поэ-

ЛИТЕРАТУРЫ

ВОСТОЧНОЙ

И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

тов избегать в панегириках прямолинейности,

делать их более интересными и гибкими.

Фигуры царей в поэзии антологий и поэм на-

деляются всеми основными атрибутами эпичес-

ких героев — необыкновенной силой, бесстра-

шием, неукротимым гневом, часто чудесным

рождением. Заметны в ней и такие приметы

эпического стиля, как постоянные мотивы, сло-

весные формулы, однако в ней нет широкого

эпического действия, поэтому панегирический

жанр не следует рассматривать в традициях ге-

роико-эпической поэзии, наподобие древнегре-

ческого или древнеиндийского эпосов.

Поэзия ахам раскрывает другую сторону жиз-

ни древних тамилов, связанную с сакральным

значением семьи, домашнего очага. По стихам

ахам можно восстановить систему древних

представлений, обычаев, обрядов, в рамках ко-

торых развивались взаимоотношения влюблен-

ных — сначала до брака, затем в годы супруже-

ства. Однако жизненная конкретность поэзии

ахам все же условна, ибо представления, обы-

чаи и т. п. даны в ней в застывшей, обобщенной

поэтической ситуации. Герои поэзии ахам — и

это соответствует ее характеру — безымянные

обобщенные типы, о чем говорится в одной из

сутр «Толькаппиям»: «Когда имеют дело с

пятью известными людям темами поэзии ахам,

то [героев] не наделяют именами».

Основные любовные ситуации даны в соответ-

ствии с определенным местом и временем дей-

ствия: пейзажем, сезоном, частью суток. Соче-

тание этих элементов и соответствующей им си-

туации образует поэтическую тему, которая на-

зывается «тиней» (букв. — «разновидность»).

Названия пяти основных тем происходят от со-

ответствующих ландшафтов, которые, в свою

очередь, определяются по имени наиболее при-

метного, характерного растения. Так, тема ку-

риньджи связана с горным ландшафтом, холод-

ным сезоном года, ночью, ее любовная ситуа-

ция — любовь с первого взгляда, тайная встре-

ча; тему муллей определяют: ландшафт — леса

и пастбища, время года — сезон дождей, время

суток — вечер, ситуация — жена терпеливо

ожидает возвращения мужа; тему нейдаль

страдания в разлуке, сезон не предусмотрен,

время суток — вечер; тему палей — разлука,

жаркое время года, полдепь; тему марудам —

супружеская размолвка, сезон не предусмотрен,

утро.

Каждое стихотворение ахам по форме пред-

ставляет собой обращение того или иного героя,

главного или второстепенного, к другому герою.

Главными являются безымянные влюбленные

(супруги), второстепенными — чаще всего под-

руга героини, ее приемная мать, возничий, па-

нан (музыкант) и другие персонажи.

Кто произносит монолог, какова вызвавшая

его ситуация, как правило, бывает ясно из тек-

ста. Часто определяющие элементы даны наме-

ком — упоминаются или цветок, или животное,

или деталь пейзажа, иногда что-то говорится о

времени года. Всем этим фактически задается

тема. Когда же этих определяющих элементов

в стихотворении нет, читателю помогают коло-

фоны, которыми составители снабжали стихи

антологий.

По сравнению с поэзией пурам, непосредст-

венно откликавшейся на события жизни, поэзия

ахам требовала от поэта гораздо больше выдум-

ки и мастерства, так как он должен был ожив-

лять уже в значительной степени готовые, ото-

бранные традицией поэтические схемы.

Интересно отметить, что при всей широте от-

ражения жизни в поэзии древнего Тамилиада

религиозным настроениям отведено сравнитель-

но мало места. Непосредственно они вопло-

щаются, собственно, только в двух произведе-

ниях: антологии «Парипадаль» («Стихи в раз-

мере парипадаль», IV—VI вв.), состоящей из

гимнов в честь Тирумаля (Вишну), Муругана

(древнетамильский бог юности, силы, войны,

отождествляющийся с сыном Шивы Субра-

маньей) и священной реки Вайхей; и в поэме

Наккирара (IV в.) «Тирумуругаттруппадей»

(«Наставление на путь к Муругану»).

Говоря об эстетических достоинствах поэзии

санги в целом, следует заметить, что в ней так-

же чрезвычайно ценилось умение точно и лако-

нично описывать видимый мир, и это изобрази-

тельное мастерство составляет, пожалуй, наибо-

лее ценное художественное достоинство древне-

тамильской поэзии.

К середине I тыс. п. э. в тамильской литера-

туре ощутимо усиливается влияние мифологии

североиндийского индуизма. В это же время за-

метно возрастает пропагандистская активность

буддистов и джайнов на Юге Индии, в связи с

чем содержание тамильской поэзии существен-

но меняется: идеалы «героического века», родо-

племеиная архаика вытесняются представлени-

ями о четырех жизненных стадиях и их идеаль-

ных целях: дхарме, артхе, каме и мокше; моти-

вами отрешения от жизни, аскетизма, кармиче-

ского воздаяния и т. п. Возникает традиция

дидактики, которая в наиболее чистом виде

представлена комплексом «Восемнадцать произ-

ведений низкого счета» («Падиненкижккаиак-

кы»), хронологически следовавшим за поэзией

антологий и поэм и в основном сложившимся,

по-видимому, в период с IV по VIII в. Каждое

произведение этого комплекса представляет со-

бой сборник стихов, чаще всего четверостиший,

созданных каким-либо одним поэтом или одному

поэту приписываемых.

ФОРМИРОВАНИЕ СРЕДНЕВЕКОВЫХ ИНДИЙСКИХ ЛИТЕРАТУР

Не все сборники среди «Восемнадцати произ-

ведений...» открыто дидактичны; некоторые раз-

рабатывают традиционную тематику. Так, один

из них восхваляет воинские доблести царя ди-

настии Чола (пурам); пять представляют

собой антологии любовной поэзии (ахам). Сти-

хи этих сборников отличает отточенность техни-

ки, многообразие приемов, но в стихах сказы-

вается эклектическое использование достижений

поэзии санги, излишнее увлечение формой, и

они во многом уступают последней в живости и

непосредственности.

Формализм присущ и дидактическим сборни-

кам, что можно заметить даже в некоторых на-

званиях, отражающих стремление авторов кон-

струировать свои максимы, афоризмы и настав-

ления по единому, чисто внешнему, в частности

числовому, принципу: «Три пряности» Наллада-

пара, «Поднос с четырьмя драгоценными кам-

нями» Виламбинаханара, «Пять корешков муд-

рости» Маккарийасана. Авторы дидактических

сборников исповедовали различные религии, но

в целом преобладали идеи джайнизма, хотя

круг затронутых в сборниках представлений,

моральных и этических норм настолько широк,

что говорить о какой-либо четкой религиозной

их принадлежности трудно. Проповедуемые

авторами идеи подаются, как правило, в форме

более или менее кратких афоризмов, причем в

них широко используется народная житейская

мудрость, пословицы, типично фольклорные

сравнения. Однако стремление облечь мысли в

стихотворную форму нередко приводит к меха-

ническому сочетанию разнородных сентенций.

Два великих памятника тамильской культуры

созданы в традиции дидактического комплек-

са — это «Тируккурал» и «Наладийар».

«Тируккурал» («Священные куралы») —

сборник из 1330 куралов (двустиший определен-

ного метрического образца) — стихотворных

афоризмов, создание которых приписывается ле-

гендарному мудрецу Тируваллувару. Сборник

состоит из трех частей, соответствующих трем

традиционным целям жизни древнего индуса:

дхарме, артхе и каме. Конечная цель — мокша,

освобождение души от материальных уз, т. е.

круга перерождений, не отражена в «Курале»,

так как, создавая свои афоризмы, автор прежде

всего имел в виду мирянина.

В первой части «Тируккурала» собраны афо-

ризмы о нравственном облике человека. В цент-

ре внимания — идеальный образ заботливого

семьянина, гостеприимного хозяина. Говоря о

добродетельном поведении, автор не придержи-

вается какой-либо определенной религиозной

доктрины. Впрочем, в некоторых случаях мож-

но заметить джайнскую или буддийскую на-

правленность высказываний, но в целом из раз-

личных учений автор выбирает то, что в наи-

большей степени соответствует его широким гу-

манистическим воззрениям. Так, в произведе-

нии есть главы о любви, гостеприимстве, благо-

дарности, доброте, незлобивости, щедрости

сердца и т. д.

Вторая часть «Тируккурала» посвящена об-

щественной деятельности человека. Здесь трак-

туются вопросы государственного устройства,

обязанностей чиновника и царя, методы прав-

ления и т. п. В этой части проявилось знание

Тируваллуваром санскритского трактата «Арт-

хашастра». Однако существенное различие па-

мятников состоит в том, что «Артхашастра»

предлагает точно разработанные нормы поведе-

ния, тогда как Тируваллувара опять-таки боль-

ше интересует философская и нравственная их

основа. Его суждения представляют собой оцен-

ку тех или иных явлений с точки зрения некоего

высокого идеала, что, впрочем, не мешает ви-

деть в них глубокую практическую мудрость че-

ловека, обладающего большим жизненным опы-

том. Неудивительно поэтому, что вторая часть

в значительной степени посвящена не столько

общественным обязанностям человека, сколько

главным принципам жизни и поведения; здесь

содержатся главы об учении, о мудрости, о по-

беждении пороков, о дружбе, о бесстрашии в

беде и т. д.

Имея в виду несомненное соответствие трех-

частной структуры «Курала» структуре сан-

скритской дидактической литературы (тракта-

ты, посвященные дхарме, артхе, каме), вполне

логично ожидать соотнесенности его третьей

части, посвященной любви, с санскритскими

сочинениями типа «Камасутры» Ватсьяяны. Но

в «Курале» эта часть резко отходит от прямой

дидактики и описывает развитие любовного

чувства в традициях классической поэзии ахам.

Естественно, что в двустишии не всегда возмож-

но следовать канонам, выработанным в приме-

нении к совсем иным поэтическим жанрам, но

в целом типичные для поэзии ахам любовные

ситуации, каноническая образность проявляют-

ся здесь вполне отчетливо. Можно сказать, что

третья часть «Курала» дает, пожалуй, первый

в тамильской поэзии образец жанра ковей

(букв. «гирлянда»), затем широко распро-

страненного в средневековой поэзии и представ-

ляющего собой последовательную цепь эпизо-

дов, которые рисуют развитие взаимоотношений

влюбленных.

Любовь предстает в «Тируккурале» как силь-

ное, всепоглощающее чувство. Автор «Курала»

передает различные, довольно тонкие душевные

движения героев и в этом отношении превосхо-

дит более ранних поэтов. По существу, главы

третьей части представляют собой серию вариа-

ЛИТЕРАТУРЫ

ВОСТОЧНОЙ

И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

ций, темой каждой из которых выбрана та или

иная ситуация: «приближение к прекрасной бо-

гине», «безутешность в разлуке», «беседа с

сердцем» и т. д.

«Туруккурал» — одна из самых почитаемых

книг на Юге Индии. Отсутствие религиозного

фанатизма, глубина и оригинальность суждений

сделали его популярным среди всех слоев та-

мильского общества. Влияние «Курала» на та-

мильскую культуру огромно, недаром его неред-

ко называют «тамильской ведой».

«Наладийар» (букв. — «Четырехстрочник»,

VII—X вв.) — сборник, состоящий из 400 чет-

веростиший, разделенных, как и «Тируккурал»>

на три части. Правда, третья часть, посвящен-

ная любви, состоит всего лишь из десяти сти-

хов. Такое пренебрежение к любовной теме по-

нятно, если учесть, что доминирующей в про-

изведении является проповедь бренности мате-

риального мира, проповедь сдержанности, отка-

за от земных наслаждений, а философски-спо-

койное отношение к жизни провозглашается в

стихах истинной ценностью. Спокойствие, одна-

ко, отнюдь не означает полного безразличия к

этическим проблемам — наоборот, постоянно

подчеркивается мысль о необходимости актив-

ного и постоянного свершения благих деяний.

Поэтому тема бренности человеческого сущест-

вования, вообще очень характерная для «Нала-

дийара», нередко связана в нем с напомина-

нием о скудной мере времени, отпущенной на

эти деяния.

Непостоянно наше тело, как капелька росы

на кончике былинки,

И потому быстрей свершай деяния благие.

Да — был человек, существовал, имелся,

И вот уж отошел под стоны близких.

Вообще круг идей, затрагиваемых в «Нала-

дийаре», тот же, что и в «Тируккурале», но

«Наладийар», несомненно, более аскетичное,

строгое по тону произведение.

Проповеднический пафос выражен в «Нала-

дийаре» более отчетливо. В стихах нередко

встречается прямое обращение к некоему царю,

возможно из династии Папдья, у которого, по

легенде, нашли прибежище восемь тысяч джайн-

ских монахов. Они подарили ему свои поуче-

ния, среди которых были и те, что затем соста-

вили 400 стихов «Наладийара». Стихи эти сти-

листически довольно неоднородны и, по-види-

мому, в самом деле создавались многими авто-

рами и, более того, на протяжении длительного

времени, примерно с VI по X в.

Кроме цикла «Восемнадцати произведений

низкого счета», религиозная дидактика выраже-

на еще в одном комплексе поэтических произве-

дений, именуемом «Пять поэм» («Аимберука-

виям»). Его составляют «Шилаппадикарам>

(V—VI вв. н. э.), «Машімехалей» (VII

—

VIII вв.), «Валеиябади» (VIII—IX вв.), «Кун-

далакеси» (IX—X вв.), «Дживакасипдамани»

(X в.). Объединение этих произведений, соз-

данных на протяжении значительного периода

времени, в один комплекс можно объяснить их

принадлежностью к единой традиции, отделив-

шейся от поэзии санги в результате включения

в поэзию неизвестных ей ранее идейных и

структурных элементов, основными из которых

следует признать религиозную дидактику (пре-

имущественно джайиско-буддийского толка),

сюжетность, большой размер поэм и значитель-

ную зависимость от санскритской поэтики, в

частности от жанра махакавья. Для этого комп-

лекса характерно также заимствование сюжетов

из нетамильских источников (это относится к

трем последним поэмам).

Наиболее известными из всего цикла являют-

ся «Шилаппадикарам» («Повесть о браслете»)

и «Манимехалей» — «поэмы-близнецы», как их

называют вследствие некоторой общности сю-

жетных линий. Первая, созданная, согласно

традиции, принцем династии Чера Илапго, при-

надлежит к числу самых любимых тамилами

книг. Она представляет собой увлекательное

повествование о судьбе купца Ковалана и его

жены Каннахи.

Ковалан увлекся танцовщицей Мадави, за-

был о своих обязанностях семьянина и растра-

тил все свое состояние. Когда он, раскаявшись,

вернулся домой, Каннахи, верная и любящая

супруга, ни словом не упрекнула его и отдала

мужу свои ножные браслеты с драгоценными

камнями — единственное оставшееся их богат-

ство. Ковалан решил продать эти браслеты в

Мадуре и вместе с женой отправился в трудный

и далекий путь. Когда он в Мадуре пошел к

ювелиру, тот ложно обвинил Ковалана в краже

и донес на него царю. Царь, пе разобравшись в

деле, приказал страже убить Ковалапа. Узнав

об этом, Каннахи пришла к царю, обвинила его

в неправедном правлении, а затем, выйдя на

улицы города, охваченная горем и гневом, вы-

рвала свою левую грудь, а она тотчас обрати-

лась в пламя, которое сожгло город. Перед Кан-

нахи появилась богиня Мадуры и попросила ее

помиловать жителей. Гнев Каннахи смягчился,

и через некоторое время Ипдра вознес ее на

небо, где она соединилась с мужем и стала бо-

гиней супружеской верпостн. В конце поэмы

рассказывается о том, как царь Черы Сепгут-

туван, пораженный этой историей, устанавли-

вает в своем царстве культ богини Каннахи

и воздвигает ее статую, высеченную из камня.

Две темы определяют основное идейное содер-

жание поэмы — тема кармического воздаяния

ФОРМИРОВАНИЕ СРЕДНЕВЕКОВЫХ ИНДИЙСКИХ ЛИТЕРАТУР

и тема женской чистоты. Первая непосредствен-

но связана с судьбой Ковалана, гибель которого

в поэме рассматривается отнюдь не как нака-

зание за некоторое легкомыслие или отступле-

ние от семейного долга, а как результат его

деяний, совершенных в прошлом рождении. Те-

ма

кармического воздаяния, несомненно, заимст-

вована тамильским автором из пришедших с Се-

вера Индии религиозных учений. Вторая главная

тема — супружеская верность жены — восхо-

дит к исконно дравидийским представлениям о

необычайном значении женской верности, о свя-

занном с ней живительном, плодородном нача-

ле. «В стране, где женщины добродетельны, не

обманывают дождевые тучи, не кончается изо-

билие, не ослабевает мощь царя», — говорится

в поэме. Кстати, установление культа богини

Каннахи в царстве Чера ставится автором поэ-

мы в несомненную заслугу Сенгуттувану, вос-

хвалению которого отводится в поэме немало

места: панегирические мотивы составляют, по

существу, основное содержание ее третьей

части.

Художественная ткань «Повести о браслете»

необычайно ярка и красочна. С присущими

древнетамильским поэтам точностью и живо-

стью деталей автор рисует картины тамильских

городов и сел, великолепные пейзажи, причем

полностью следует здесь канонам и традициям

поэзии санги. Легко выделяются в поэме при-

знаки характерных для нее поэтических форм:

стихотворений на темы — тиней, «наставления

на путь», панегирика и т. д. Поэма насыщена

фольклорными элементами: в ней приводятся

многочисленные песни (или подражания им)

рыбаков, горцев, встречаются описания народ-

ных обычаев и обрядов.

Вторая поэма эпического цикла — «Маниме-

халей» Саттанара — рассказывает о жизни до-

чери Ковалана и танцовщицы Мадави по имени

Маиимехалей, которая с юных лет посвятила

себя служению буддизму, распространению буд-

дийских идей. Этим, в сущности, и определяет-

ся идейное содержание поэмы: многочисленные

приключения героини, вставные истории, от-

ступления и эпизоды в основном должны разъ-

яснять те или иные стороны учения Будды или

восхвалять его. В поэме чрезвычайно силен

фантастический, сказочный элемент (чего почти

нет в «Повести о браслете»): в ней значитель-

ную роль играют вещие сны, перевоплощения

героев, путешествия по времени, волшебные

предметы, встречи с божествами и т. п. Две

главы поэмы целиком посвящены изложению

основных философских систем Древней Индии

(в контексте философского диспута, который

ведет Маиимехалей с мудрецами различных

школ) и, таким образом, представляют собой

первый философский трактат на тамильском

языке.

С пропагандой буддийских и джайнских идеіі

связаны и три других произведения цикла: буд-

дийская «Кундалакеси» Надакуттанара и

джайнские «Валеиябади» (автор неизвестен)

и «Дживакасиндамани» Тируттаккадевара. Пер-

вые две поэмы, названные по именам действую-

щих лиц, к сожалению, почти не сохранились*

«Дживакасиндамани» («Волшебный самоцвет-

[жизнеописания] Дживаки») рассказывает о

приключениях, любовных встречах, правлении

принца Дживаки, который к концу жизни про-

никается идеями джайнской этики, оставляет

царство и становится монахом.

Кроме упомянутых, во второй половине

I тыс. был создан еще целый ряд джайнских:

поэм, например «Перунгадей» («Большой сказ»)

Конгувелира, тамильская версия «Брихаткат-

хи»; «Суламани» («Бриллиант в диадеме») То-

ламожиттевара, поэма на сюжет из «Махапура-

ны». Их появление свидетельствовало о жизне-

стойкости джайнской религии на Юге Индии в

о некотором усилении деятельности джайнов в.

это время. Однако их влияние в целом все же

заметно падает в связи с бурным развитием,

начиная с VI в. религиозного течения бхакти,

оттеснившего джайнизм (не говоря уже о буд-

дизме) и противопоставившего себя традицион*

ному б[ ахманизму, хотя и выросло на почве по-

следнего.

Сущность этого течения состоит в том, что

основное условие общения человека с богом —

чувство, живая любовь к богу, поиски непосред-

ственного эмоционального контакта с ним. При

этом отпадает необходимость во внешней обряд-

ности или сложных процедурах познания бога»

что обусловливает демократический характер»

этого течения и делает ненужным сословие жре-

цов-брахманов.

Весьма характерным для бхакти является его

органическая связь с поэтическим творчеством^

Религиозные эмоции находят самое непосред-

ственное выражение в жанре религиозного гим-

на. Этот по существу весьма свободный жанр»

опирается на мифологию вед, эпоса, санскрит-

ских пуран (используются также и некоторые

тамильские легенды и предания), которая пред-

ставлена здесь в «свернутом» виде — в эпитетах

бога, обращениях к нему или намеках на те ил»

иные пуранические эпизоды. Главное же в

гимнах — переживания самого поэта и яркое

описание его внутреннего состояния: томления

духа, любви к божеству, желания слиться с

пим и т. п. Ряд моментов позволяет говорить о

чертах внутренней ритуальности поэзии бхакти:

непременное восхваление Сога и наряду с этим

самоуничижение адепта, изображение его ду-