Бердников Г.П. (глав.ред). История всемирной литературы в 9 томах, Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

РАЗДЕЛ ДЕВЯТЫЙ

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ

ЗРЕЛОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

ВВЕДЕНИЕ

В эпоху развитого феодального строя (XI—

XIII вв.) закончилось формирование основных

классов феодального общества. Более интенсив-

ным стало сельское хозяйство, окрепли и доби-

лись независимости города, развились ремесла

и торговля. Позади были гигантские демографи-

ческие сдвиги так называемого «великого пере-

селения народов», и повсеместно завершались

этногенетические процессы.

Западноевропейское литературное развитие

приобрело новые важные черты. Оно за-

метно усложнилось. Усложнилось прежде все-

го в том смысле, что в нем стало участвовать

значительно большее число разнородных элемен-

тов. Причем, речь идет не о простом увеличении

числа сохранившихся литературных произведе-

ний. Необычайно быстро и повсеместно возникли

очень разнородные и разнохарактерные памят-

ники литературы. Динамика литературного раз-

вития, которая сразу же бросается в глаза, на-

ходит себе, например, параллель в необыкно-

венной убыстренности эволюции архитектуры и

скульптуры, проделавших путь от первых зна-

чительных сооружений романского стиля (пер-

вая половина XI в.) до расцвета готики (с сере-

дины XII в.). Этот параллелизм далеко не слу-

чаен: вся западноевропейская культура прихо-

дит в движение, наращивает темпы эволюции,

делается необыкновенно многообразной и слож-

ной по структуре. Культура Западной Европы,

как и взрастивший ее феодальный способ про-

изводства, переживает период зрелости.

По своим формам и идеологической направ-

ленности это была культура феодально-церков-

ная, но это не значит, что ее производителем и

потребителем были лишь «церковь» и «замок».

Как в общественной жизни, так и в области

экономики, на сцене появляется новая сила,

появляется именно тогда и преобразует всю

структуру средневекового общества. Такой но-

вой силой стал город, не старое поселение, до-

ставшееся в наследство от античности, а новый

город, возникавший в эти столетия по всей Ев-

ропе. Городская культура становится важней-

шим компонентом общеевропейского культурно-

го развития.

Эпоха Зрелого Средневековья в истории за-

падноевропейской литературы — важнейший,

существеннейший этап. По сути дела как раз в

это время повсеместно в Западной Европе про-

изошло рождение письменной литературы на но-

вых языках. Молодые европейские литературы,

еще не осознающие себя литературами нацио-

нальными (они и не были таковыми, оставаясь

на первых порах «областными», «региональны-

ми», — скажем, бургундской, пикардийской,

англо-нормандской, баварской, фламандской,

австрийской и т. д.), предстали во всем ярком

многообразии и своеобразии своих видов а

форм — жанровых и языковых. Одним из них

предстояло в будущем слиться в единую нацио-

нальную литературу, другим — положить нача-

ло литературе самостоятельной (таков был, на-

пример, путь австрийской литературы).

Классово-сословная поляризация средневеко-

вого общества не могла не отозваться известной

поляризацией литературных направлений. Так

возникает рыцарская, или куртуазная, литера-

тура, выработавшая разветвленную систему ли-

рических жанров, создавшая жанры стихотвор-

ных, а затем и прозаических романа и повести,

а также рыцарской хроники, «ученого» трактата

по вопросам придворного этикета, всевозможных

наставлений по военному делу, охоте, верховой

езде и т. п., несмотря на их прикладной харак-

тер, решавших и чисто художественные задачи,

а потому бывших не только словесностью, но и

литературой. Появляются и первые поэтики

(например, Иоанна Гарландского, Матвея Ван-

домского, Гальфрида Винсальвского), ориенти-

рованные уже не только на античную риторику,

но и применявшиеся к новым задачам.

Рядом с куртуазной появляется не менее бо-

гатая и многообразная городская литература,

также, несомненно, несущая в себе местные,

областнические черты, но одновременно прояв-

ляющая типологическое единство, объясняемое,

очевидно, поразительной однотипностью соци-

ально-экономической структуры средневекового

города разных районов Европы. У городской ли-

тературы также была своя развивающаяся

система жанров, свои эстетические категории,

свои излюбленные сюжеты и темы.

Но в XI—XIII вв. существовал мощный ли-

тературный пласт, который трудно отнести к

какому-либо из направлений эпохи. Иногда

памятники этого рода причисляют к литературе

церковной, что явно сужает их значение, иног-

492

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

да — к так называемой литературе «универси-

тетской», что также не вполне верно. Например,

обширнейший стихотворный цикл «Чудес Бого-

матери», созданный в первые десятилетия

XIII в. талантливейшим французским поэтом

Готье де Куэнси (ок. 1175—1226), бесспорно

преследовал прежде всего душеспасительные це-

ли. Но сколько в этих стихах подлинной поэзии,

сколько тонких психологических наблюдений и

рядом с ними — правдивых примет быта, изо-

бражения не просто обыденных, но нередко на-

рочито сниженных, грубых и грязных сторон

жизни! Так из религиозных задач вырастает

бытописательство и даже сатира. Поэтому пра-

вильнее было бы говорить, что все эти увлека-

тельные описания чудес, паломничеств и просто

путешествий, «итинерарии», всевозможные «ви

дения», открывающие затаенный смысл бытия,

все эти «бестиарии», «лапидарии», «плантарии»,

рассказывающие о животных, камнях, растени-

ях, находятся как бы вне направлений, принад-

лежа одновременно к каждому из них. Эта есте-

ственнонаучная литература, появление которой

свидетельствовало о некотором росте образован-

ности и если не о прямой тяге к знаниям, то о

повысившейся любознательности, создавал ас ь

людьми, несомненно литературно одаренными,

создавалась очень часто в стихах, и эти стихи

ничем не уступали по литературной обработан-

ности и блеску стихам куртуазных романов илп

городских фаблио. Эта своеобразная литература

выдвинула значительных поэтов, например Фи-

липпа Таонского или Гильома Норманнского,

пользовалась огромной популярностью в самых

разных слоях общества — и в городе, и в замке,

постоянно переписывалась и пересказывалась

на разных языках средневековой Европы. В то

же время этот жанр (или жанры) средневековой

литературы находит отклик и в городской ди-

дактике, и в куртуазном направлении: в XIII в.

Ришар де Фурниваль составил прозаический

«Бестпарий любви», дав в нем эротическое

истолкование описываемых животных.

Важной особенностью этой естественнонауч-

ной литературы, отразившей ведущую тенден-

цию эпохи, была ее многосмысленность. Дейст-

вительно, скажем, в бестиариях (т. е. описаниях

животных) рассказывалось и о совершенно фан-

тастических существах — единорогах, кентав-

рах, сиренах, — и о животных диковинных,

экзотических — слоне, крокодиле, пантере, — и

о вполне знакомых — лисе, волке, еже. С одной

стороны, это было освоение действительности во

всем ее многообразии, что находит яркую парал-

лель в готической пластике. Но, с другой сторо-

ны, в бестиариях описываемым животным дава-

лось и иносказательное, аллегорическое истол-

кование. Наконец, в целом бестиарий давал не

просто картину мира; благодаря многозначности

изображаемого воссоздавались и некая модель

мира, и суждение о мире (аналогию этому мы

найдем и в готическом соборе). Стремление к

уравновешенности, устойчивости, к гармонии,

наконец к универсальности пронизывает все

значительные художественные создания эпохи.

Но равновесие это было динамическим. Дина-

мическим не только в силу необыкновенной

стремительности и широты литературного раз-

вития, но и постоянно обнаруживающих себя

столкновений противоборствующих тенденций,

пронизывающих культуру в целом, и открытой

борьбы разных направлений. Так, в рыцарской

поэзии в окарикатуренном виде изображается

обычно горожанин и крестьянин-виллап, в жан-

рах городской литературы передки насмешки

над феодалами. Пайен из Мезьера в повести

«Мул без узды» создает пародию на рыцарский

роман, ваганты в шутейной лирике смело тра-

вестируют жанры церковной литературы, а «Ро-

ман о Ренаре» (Лисе) выливается в гигантскую

пародию на все феодальное общество с его си-

стемой ценностей, сословной иерархией, мо-

ралью и т. д.

Рассматривая западноевропейскую культуру

периода Зрелого Средневековья как некое целое,

нельзя не заметить в ней двух противостоящих

тенденций. Одна из них вела культуру ко все

большему единству, опиравшемуся уже не толь-

ко на общность религии (а следовательно, и фи-

лософских, этических, отчасти и эстетических

идей) и на воспоминание об общем — греко-

латинском — культурном истоке, но и на явле-

ния нового порядка (например, интернацио-

нальные черты в культуре рыцарства, типологи-

ческая близость различных проявлений город-

ской культуры и т. д.). Другая тенденция отра-

зила сепаратизм, замкнутость как местных фео-

дальных центров (в эти столетия феодальная

раздробленность эаметно усилилась, если не до-

стигла своей вершинной точки, выдвинув своих

теоретиков), так и возникавших повсюду как

раз в это время городов, при помощи оружия

или денег добивавшихся независимости. На пер-

вый взгляд непримиримо противоположные, эти

две тенденции не исключали, а дополняли и

уравновешивали друг друга. Динамическая

уравновешенность предполагала не сосущество-

вание, параллелизм, отъединенность, что иногда

еще подчеркивают отдельные исследователи

средневековой культуры, а — как раз наобо-

рот — сложное многообразное взаимодействие

различных культурных пластов и художествен-

ных направлений. В период Зрелого Средневе-

ковья межнациональные и внутринациональные

контакты заметно усиливаются.

Так, в описываемую эпоху усложнилось взаи-

ВВЕДЕНИЕ

493

Лист рукописи «Чудес Богоматери» Готъе де Куэнси

XIV в. Париж, Национальная библиотека

модействие между феодально-церковной культу-

рой господствующего класса п культурой на-

родной, в которой не были еще изжиты языче-

ские верования и представления. В период раз-

витого феодализма фольклор молодых западно-

европейских народностей не только продолжал

существовать, но и оказывал воздействие на

письменные формы литературы. Это воздейст-

вие было двояким. С одной стороны, на литера-

туру, прежде всего на лирику (например, на

куртуазную поэзию трубадуров, труверов, мин-

незингеров), воздействовала образная стихия

народной песни. С другой стороны, плебейско-

бунтарские настроения масс, также нашедшие

широкое отражение в фольклоре (например, в

английской и шотландской народной балладе),

были восприняты в городской среде и одухотво-

рили многие памятники городской словесности

(фаблио, шванки, животный эпос и т. д.).

Вместе с тем нельзя не учитывать, что в скла-

дывающейся куртуазной среде, в окружении

сеньора, заметное место занимали выходцы из

народа — певцы и потешники, танцоры и акро-

баты. Без их участия не обходилось ни одно

празднество в замке или городе, ни один пыш-

ный рыцарский турнир или шумная многоднев-

ная городская ярмарка. Из народных глубин

вышли песенные жанры, пользовавшиеся по-

пулярностью и в период Зрелого Средневе-

ковья, — «песни женщины, неудачно выданной

замуж» (chanson de malmariee), «песни о кре-

стовом походе» и др. Стихия народной песни не

только воздействовала на письменную литерату-

ру (образным строем, метрикой), но и передала

последней ряд своих ведущих Яганров.

Но происходило и обратное движение: кур-

туазные повествования о рыцарях короля Арту-

ра, обработки в рыцарском духе сказаний о

Карле Великом и его баронах, о Бернардо дель

Карпио и короле Родриго становились темой

многочисленных произведений народных пев-

цов, пользовавшихся исключительной популяр-

ностью в кругах народа. Там же, у бесхитрост-

ной и простодушной народной аудитории, нахо-

494

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

дили живой отклик рассказы и песни о страстях

Иисуса Христа, о скитаниях по загробному миру

девы Марии, о хождениях по мукам христиан-

ских праведников и страстотерпцев. Перед на-

родной аудиторией эти церковные легенды те-

ряли свой изначальный эзотерический смысл и

наполнялись бытовыми реалиями, меткими жиз-

ненными наблюдениями и — главное — идеями

справедливости и альтруистического подвижни-

чества (например, имевшие широкое хождение

в народных кругах легенды о св. Николае). Это

взаимодействие, таким образом, обогащало од-

новременно и письменную литературу, и фоль-

клор.

В период Зрелого Средневековья к новой жиз-

ни был возрожден и дохристианский фольклор

европейских аборигенов. Его воздействие на ли-

тературу (и на изобразительное; искусство) ста-

ло теперь более широким и могучим. Первое

место в этом пробудившемся культурном суб-

страте принадлежит фольклору кельтов. До

XI—XII вв. кельтская культура, создавшая за-

мечательные литературные памятники (так на-

зываемые «саги», ирландские и валлийские,

представляющие собой эпические сказания в

форме богатырской сказки), оставалась в из-

вестной мере национально замкнутой. Теперь

кельтские мотивы становятся интернациональ-

ными, общими почти для всех складывающихся

литератур Западной Европы. Достоянием этих

литератур делаются как кельтские (бретонские)

темы (король Артур и его рыцари, любовь Три-

стана и Изольды, подвиги Говена и т. д.), как

кельтские мотивы, близкие сказочным мотивам

других народностей (героическое сватовство, по-

иски приключений — «авантюр», богатырские

поединки, исполнение обетов, система закля-

тий и т. д.), так и образная и стилистическая

стихия, отозвавшаяся в рыцарском романе по-

вышенным вниманием к миру природы, напол-

ненному таинственностью и фантастикой.

Кельтский субстрат легко просматривается и

в изобразительном искусстве эпохи, причем не

только в воспроизведениях средствами пластики

и живописи бретонских сюжетов (от Британ-

ских островов до Италии и от Южной Франции

до берегов Рижского залива), но и в орнаменти-

ке (опять-таки и в скульптуре, и в живописи),

использующей кельтские мотивы, и в повышен-

ном интересе к загадочному, чудесному, фанта-

стическому, нашедшему отражение и в скульп-

турном убранстве архитектурных сооружений, и

в украшении рукописей, и в прикладном искус-

стве того времени.

Литературный процесс в Западной Европе в

XI—XIII вв. представляет собой не смену од-

ного литературного направления, одного лите-

ратурного феномена другим, как полагают не-

которые ученые, а непрерывное появление но-

вых направлений, тут же вступающих в слож-

ное взаимодействие со старыми. Действительно,

латинская литература, существовавшая в пред-

шествующий период, не утрачивает своего зна-

чения, продолжая выдвигать писателей общеев-

ропейского резонанса. Здесь достаточно назвать

таких самобытных поэтов, как Адам Сен-Вик-

торский (ум. 1192) или Алан Лилльский (ок.

1128—1202), таких хронистов, как Гальфрид

Монмутский (ок. 1100—1155) или Гийом Тир-

ский (ок. 1130—1186), таких религиозных пи-

сателей, как Бернард Клервоский (ок. 1090—

1153) или Франциск Ассизский (1182—1226),

не говоря о многих других писателях и поэтах,

о «столпах схоластики» XIII в., о таком важном

и своеобразном направлении средневековой ла-

тинской литературы, каким была лирика ваган-

тов. Таким образом, латинская литература в

период Зрелого Средневековья не только суще-

ствовала, но и эволюционировала, создавая вы-

дающиеся литературные памятники и выдвигая

первоклассных и влиятельных своих предста-

вителей. Изменяется лишь ее удельный вес Р

литературном процессе. К периоду развитого

феодализма одна из задач латинской литерату-

ры — обеспечить литературную преемствен-

ность — оказалась выполненной. Поэтому те-

перь латинская литература продолжает сущест-

вовать уже рядом с литературами на новых

языках. Между литературой на латыни и моло-

дыми, новыми литературами происходит не

только интенсивный взаимообмен, но и напря-

женная борьба. Исход этого противоборства был

предрешен и завершился полным торжеством

новых литератур, но закончилась эта многове-

ковая борьба лишь в XVII столетии, т. е. уже

за пределами средневекового периода. В эпоху

же развитого феодализма латинская литература

постепенно утрачивает ведущее положение все

в большем и большем числе литературных жан-

ров — сначала в собственно беллетристике (в

лирике и романе), затем в театре, дидактике,

историографии и т. д. К исходу Средневековья,

когда приходит в упадок латинская лирика ва-

гантов, сферой литературы на латыни остается

по сути дела почти одна теология (и наука, ко-

торая была с ней неразрывно связана). Гумани-

стическая латынь эпохи Возрождения отбросила

средневековый опыт и целиком ориентировалась

на традиции античности.

В XI—XIII вв. памятники народно-героичес-

кого эпоса не являются единственными предста-

вителями словесности на новых языках. С одной

стороны, они оказывают воздействие на форми-

рующиеся более молодые жанры (в частности,

жанр романа), передавая им свой героический

пафос, суровую образность, лаконизм, приемы

ВВЕДЕНИЕ

495

эпических описаний, повторов и т. д. Но, с дру-

гой стороны, эпос испытывает сильнейшее воз-

действие молодых жанров. Дело в том, что как

раз в это время происходит запись основных

эпических памятников, продолжают создаваться

новые. Эти записи выходили порой из тех же

самых скрипториев, где переписывались и ры-

царские романы, поэтому поэтика последних не

могла не отразиться на книжных обработках

эпических поэм (например, на «Песни о Нибе-

лунгах», «Песни об Ожье Датчанине» и др.).

Говоря о литературе периода развитого фео-

дализма, нельзя не отметить в ней борьбу еще

двух тенденций, борьбу, исход которой был так-

же предрешен, но наступил уже в следующий

историко-литературный период. Речь идет о

борьбе-взаимодействии секуляризирующей тен-

денции и тенденции христианско-религиозной.

Эти тенденции также уравновешивают друг дру-

га. Так, светские темы завоевывают все боль-

шие области литературы (лирика, роман, го-

родская сатира и т. д.), проникают в исконную

вотчину литературы церковной — агиографию.

Но одновременно религиозное мироощущение

пронизывает произведения на светские темы

(культ Богородицы в любовной лирике Прован-

са и т. п.). Более того, при установке на много-

значность, отчетливо проявившейся в литерату-

ре и искусстве эпохи, любая светская тема, не

теряя своего первоначального смысла, получала

еще и религиозное толкование. Видеть сокровен-

ное, трансцендентное в любом явлении бытия и,

наоборот, давать всему иррациональному житей-

ски понятное истолкование

—

эти две тенден-

ции в одинаковой степени присущи культуре

эпохи Зрелого Средневековья. В период развито-

го феодализма духовная диктатура церкви не

была сломлена. Вряд ли она была даже сущест-

венным образом поколеблена. Церковь сохраня-

ла монополию на образованность, она остава-

лась крупнейшим феодалом. Но рядом с ней, од-

нако еще не в борьбе с ней, вырастали много-

численные очаги светской культуры — в замках

и городах. В этой культуре еще не было неве-

рия, антирелигиозности, но в ней уже была не-

церковность.

Применительно к XII в. иногда говорят о не-

коем средневековом «гуманизме». Его надо по-

нимать в двояком смысле — как рост интереса

к земным делам человека и как повысившееся

внимание к античному наследию. И тот и иной

аспект присутствовал в культуре эпохи, но он не

вел еще к разрушению феодально-церковного

миросозерцания; и изучение античности (как

правило, выразившееся в умножившемся пере-

писывании рукописей и в отдельных переводах),

и познание человека, отразившееся в бытовой

тематике произведений городской литературы

Страшный суд

Фрагмент западного портала собора в Отене.

Франция. XII в.

или в напряженном натурализме деталей в го-

тической пластике (как, например, в знамени-

той сцене Страшного суда западного портала со-

бора в Отене), проходили в типично средневеко-

вых формах и рамках. Однако этот средневеко-

вый «гуманизм» стал важным фактором разви-

тия культуры, существенно повлияв и на наив-

ные еще попытки психологизировать мотивы

поведения героев, и на многочисленные обработ-

ки, пересказы и переосмысления античного на-

следия, хотя последнему нередко приписывалась

совершенно чуя^дая ему религиозно-нравствен-

ная проблематика (французский «Морализиро-

ванный Овидий» и т. п.).

Это не значит, что церковное здание остава-

лось незыблемым и монолитным. Оно подверга-

лось ощутимым ударам. Описываемый период

был временем широких еретических движений.

Ереси, отражая устремления и чаяния угнетен-

ных народных масс, не выходили за пределы ре-

лигиозной идеологии, но под религиозной обо-

лочкой, под спорами по вопросам догматики и

культа скрывали социальную оппозицию обще-

ственному строю, поддерживаемому и оправды-

ваемому ортодоксальной церковью. Некоторые

ереси приобрели очень широкий размах, напри-

496

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

мер движение катаров и вальденсов, вобравшее

в себя не только эгалитарные устремления кре-

стьянства, но и антифеодальные настроения

складывающейся в это время молодой городской

буржуазии. Эта ересь, выросшая во многом на

городской почве, была, по определению Ф. Эн-

гельса, «официальной ересью средневековья»

(Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 7, с. 361);

она получила чрезвычайно большое распростра-

нение (прежде всего в Провансе), поэтому

была особенно опасна для церкви, организовав-

шей опустошительный крестовый поход на юг

(1209), в ходе которого понесла непоправимый

урон светская провансальская культура.

Католическая церковь испытывала в изучае-

мый период все более усиливающийся нажим

со стороны королевской власти и империи (спор

об «инвеституре»). Эта напряженная борьба

приведет к ощутимым результатам, к отпаде-

нию от власти Рима целых государств значи-

тельно позже; а в XII и XIII вв. все заканчива-

лось очередным компромиссом (например, Ворм-

ский конкордат 1122 г.). Однако нельзя не учи-

тывать секуляристские тенденции, обнаружи-

ваемые в деятельности светских государей.

Значительно более серьезными были споры,

сотрясавшие католическую церковь изнутри. К

XII в. относятся первые ростки свободомыслия,

уничтоженные в следующем веке благодаря дея-

тельности «столпов схоластики», но оказавшие

(как и ряд современных им еретических движе-

ний) некоторое воздействие на литературу. Речь

идет в первую очередь о научной и преподава-

тельской деятельности и о сочинениях замеча-

тельного французского мыслителя и писатели

Петра Абеляра (1079—1142). Он не выходил за

пределы веры и схоластики, но он стремился

рационализировать веру и противопоставлял

церковным догматам свободный разум и совесть.

В охватившем схоластику споре об «универса-

лиях», т. е. общих понятиях, Абеляр занял сто-

рону номиналистов, утверждавших, что первич-

ны лишь конкретные предметы, «универсалии»

же не более чем слова, имена. Тем самым Абе-

ляр, как и другие номиналисты, придерживался

стихийно материалистической точки зрения (в

ее средневековом преломлении), тогда как его

противники, так называемые «реалисты», от-

стаивали первичность идей и вторичность мате-

рии.

С осуждением Абеляра католической церкви

не удалось разделаться с номинализмом. В сле-

дующем веке, веке пышного расцвета богосло-

вия и схоластики, его пылким сторонником за-

явил себя шотландский монах Дуне Скот (ок.

1265—1308). Вообще в XIII в. вольнодумные

тенденции в западноевропейской духовной жиз-

ни, несмотря на активизацию католической ор-

тодоксии, были довольно сильны, выдвинув та-

кого замечательного мыслителя, как Сигер Бра-

бантский (ум. 1282).

Абеляр не дожил до этих споров. Он — пред-

ставитель более ранней эпохи, когда философ-

ская мысль не достигла еще высот, заставляв-

ших предчувствовать близость Возрождения.

Но

для своего времени он остается наиболее ори-

гинальным и глубоким мыслителем.

Учение Абеляра, пользовавшееся огромной

популярностью в среде учашейся молодежи и

заставившее обрушить на автора не только по-

лемические аргументы столпа ортодоксальной

догматики Бернарда Клѳрвоского, но и прямые

санкции папского Рима, смогло возникнуть

именно в XII столетии, когда все более ощути-

мо складывалась новая и несравненно более

свободная человеческая атмосфера, благоприят-

ная и для серьезных ученых занятий, и для глу-

боких философских раздумий. Эта атмосфера

знания и мысли распространялась в больших

городах, на протяжении XII в. основывавших

свои университеты — новые учебные заведения,

в программах которых заметное место занимали

светские науки (циклы «тривиума» и «квадри-

виума»). Их преподавали, правда, еще по ста-

ринке, прежде всего опираясь на теологию и схо-

ластику. Но эти светские (или полусветские)

школы противостояли школам соборным и мо-

настырским. Тем самым образованность, оста-

ваясь в идеологическом подчинении церкви, во

многом избавлялась от ее опеки организационно.

В период раннего феодализма монополия на

изготовление рукописных кодексов как духовно-

го, так и светского содержания принадлежала

исключительно монастырям. В эпоху развитого

феодального строя, отвечая растущим запросам

общества, где число образованных людей замет-

но росло, монастырские скриптории на первых

порах было расширились. Но возникли и новые

мастерские по изготовлению рукописных книг.

Иногда они создавались при дворцах крупных

феодалов, но крайне редко; значительно чаще -

при университетах и вообще в городах, где пере-

писчики, миниатюристы, геренлетчики в конце

концов объединялись в цехи. Очень рано в деле

производства книги наметилась специализация:

в одних мастерских изготавливался пергамент,

в других — кожа для переплетов, в третьих -

металлические застежки и т. д. Изготовление

книги становилось промышленностью, и с ней

уже не могли конкурировать старые монастыр-

ские скриптории, которые после некоторого

оживления вскоре стали приходить в упадок.

Усложнение и расширение кпияшого дела от-

разило не только рост образованности и культу-

ры, но и изменение вкусов, которое можно опре-

делить как эстетизацию восприятия действи-

ВВЕДЕНИЕ 497

Хартия об основании Сорбонны

1256 г.

тельности. Понятие изящного, красивого прони-

кает в эстетику, в быт. Усложняется, во многом

эстетизируется этикет, становится более пыш-

ным, красочным внутреннее убранство жилища

(как рыцаря, так и зажиточного горожанина),

новая строительная техника (готика) позволяет

достигать небывалых пластических эффектов. В

искусстве и литературе появляется — впервые

в средневековой Западной Европе — эстетичес-

кое восприятие природы (конечно, еще робкое и

наивное). Эстетической оценке, эстетическому

переосмыслению подвергается и поведение чело-

века; «красивыми» оказываются не только

одежда или изысканная резьба на щите или

шлеме, но и поступки, и переживания. Так

складывается в высшем классе этика—эстетика

поведения и чувства. Теоретики (например,

Андрей Капеллан) провозглашают как наиболее

возвышенное и благородное «утонченную» лю-

бовь, противопоставляя ее любви чувственной,

лишенной, по их представлению, необходимой

уравновешенности и просветленности, т. е. эсте-

тичности. Возникает культ «прекрасной дамы»,

и его активно поддерживают просвещенные ме-

ценатки — Альеиора Аквитанская, Мария

Шампанская, Аэлиса Блуаская, Эрменгарда

Нарбоннская и др. При их дворах устраиваются

состязания поэтов и певцов, культивируются

изящные манеры, изысканная любовная поэзия

и светская музыка.

Эта яркая, красочная, многообразная придвор-

ная культура, действительно во многом прони-

занная тонким и глубоким эстетическим чувст-

вом, была очень далека от реальной действитель-

ности XII и XIII столетий, а лежащие в основе

этой культуры идеалы и представления были не

соотнесены с действительностью, очень часто

достаточно низменной и малопривлекательной в

своих проявлениях, а противопоставлены ей.

Придворная культура выработала универсаль-

ные ио своим задачам этико-эстетические зако-

ны, предполагая, что по ним будет строиться

жизнь привилегированного класса. Эти возвы-

шенные идеалы легли в основу всех самых зна-

чительных памятников куртуазной литературы.

Но вряд ли кто-либо из авторов и читателей

32 История всемирной литературы, том 2

498

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ ЗРЕЛОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

этих произведений воспринимал эти нормы и

правила буквально. Возвышенные идеалы беско-

рыстной храбрости, благородства, щедрости, по-

мощи слабым и обездоленным двигали чувства-

ми и поступками чаще героев книг, чем их чи-

тателей. Красочный мир подлинного рыцарства

воспринимался и авторами и читателями порой

как неосуществимая утопия, причем подчерки-

вание этой вневремецности и внереальности

фантастического мира рыцарственности отража-

ло, на наш взгляд, критическое отношение пи-

сателей к своему времени, бесконечно далекому

не только от пленительной фантастики справед-

ливого царства Артура с его загадочным могу-

чим лесом Броселиандом, чудесными по красоте

городами Камелотом и Тинтажелем, но и от

простых и человеческих законов братской взаи-

мопомощи, великодушия, доброты, которыми

руководствуются рыцари Круглого Стола и ге-

рои «авантюрных» романов небретонского цик-

ла. Таким образом, утопичность, противостояние

реальной действительности оказываются в кур-

туазной литературе изначально заданными, что,

конечно, не исключает наличия и в рыцарском

романе, и в ряде жанров куртуазной лирики

отголосков конкретных исторических событий и

обилия точных бытовых реалий, верно рисую-

щих отдельные черты жизни привилегированно-

го общества XII и XIII столетий, например, у

Жана Ренара или в провансальской «Фламенке»

(единственном значительном памятнике ррман-

ного жанра на этом языке).

Этой идеализирующей действительности или,

точнее, создающей внереальный, воображаемый

мир тенденции куртуазной литературы противо-

стоит некоторая приземленность, «бытовизм»

литературы городской, которая стала одним из

важнейших факторов европейского литератур-

ного процесса. Городская литература обладала

не меньшим, а даже большим набором разных

жанров, чем литература куртуазная. При их

несомненном противостоянии между этими ли-

тературами — куртуазной и городской — проис-

ходил непрерывный обмен, так как они допол-

няли друг друга. Было бы ошибкой считать, что

памятники этих литератур бытовали лишь соот-

ветственно в рыцарской или городской среде.

Выше уже говорилось, что производством книг

занимался город. Но город же поставлял и авто-

ров куртуазных произведений (так, горожанами

были некоторые провансальские трубадуры, вы-

ходцами из города были авторы рыцарских ро-

манов Кретьен де Труа и Готфрид Страсбург-

ский). Поэтому основной тенденцией литератур-

ного развития в изучаемый период было пере-

мещение литературных центров в город, где на

исходе Средневековья были усвоены и основа-

тельно переработаны традиции куртуазной ли-

тературы (т. е. из миннезанга вырастал мейстер-

занг).

Интересно отметить принципиально разное

решение в городской и куртуазной литературах

проблемы исключительности героев и ситуаций,

В поэзии рыцарства перед нами постоянное под-

черкивание исключительности положительных

качеств как примера для подражания; в поэзии

городского сословия на первом плане — исклю-

чительность отрицательного как предмет осуж-

дения, т. е. в обоих случаях вопрос идет о нор-

ме, о регламентации, об этикете, литературном

и нравственном. В обоих случаях исключитель-

ное является преодолением нормы, лишь оцен-

ка этого противоположна. Но в ходе эволюции

литератур куртуазной и городской, особенно

литературы городского патрициата, к концу

Средневековья происходит сближение этих

норм: в рыцарской среде получают распростра-

нение бюргерские идеалы добропорядочной уме-

ренности и благочестия, а верхушка города

стремится перенять внешнюю сторону красочной

куртуазной культуры.

В период развитого феодализма новый смысл

приобрели литературные контакты. В предшест-

вующую эпоху эти контакты бывали, как пра-

вило, результатом племенных переселений, ког-

да новая культура наслаивалась на субстраі

(поэтому-то так многослойны — подобно сред-

невековым палимпсестам — различные сказания

и легенды, позже получившие литературную

фиксаций)). В эпоху Зрелого Средневековья

контакты стали более «спокойными». Наряду с

трансплантацией сюжета, мы все чаще сталки-

ваемся с трансплантацией памятника, т. е. с

переводом или с близкой к нему переработкой.

Сильно раздвинулись географические границы

литературных контактов. С первых десятилетий

XII столетия в'культурный обиход человека За-

падной Европы широко вошел Восток, таинст-

венный и сказочный, с его неведомыми людьми

иного цвета кожи и иного языка, с его диковин-

ными породами животных и птиц, с его несмет-

ными полчищами и удивительным укладом

жизни. Восток манил и радовал не только свои-

ми шелками, благовониями и тонкими кольчу-

гами, но и своей архитектурой, причудливыми

орнаментами ковров, звонким сочетанием кра-

сок на миниатюрах, прельстительным вымыслом

своих сказаний. Восточная тематика, восточные

мотивы прочно и надолго вошли в образный

строй и сюжетику бурно развивающейся запал^

ноевропейской литературы. Характерно, что в

ней возникает мотив любви к прекрасной языч-

нице-сарацинке (например, в куртуазном рома-

не, в французском и немецком или в «биогра-

фии» провансальского трубадура Джауфре Рнъ

деля).

ЛАТИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА 499

До XI—XII вв. латынь была единственным

универсальным языком западноевропейской

книжности. Теперь и эта ее монополия оказа-

лась нарушенной. В XII—XIII вв. во многом

универсальным языком светской литературы

стал французский. Франкоязычная литература

имела широкое распространение не только на

территории Франции, но и Англии (где еще в

XIV в. писали по-французски), и в некоторых

областях Италии (характерно, что в XIII в. и

Марко Поло, и Брунетто Латини написали свои

знаменитые книги на французском языке), и в

пограничных землях. Французская литература

была ведущей; не случайно рыцарские идеалы и

сюжеты были восприняты другими народностя-

ми Европы во французском обличии (то же бы-

ло и с готикой, называвшейся «французским

искусством», ибо французские мастера возводи-

ли соборы по всей Европе: Вилл ар д'Оннекур —

в Венгрии, Матье из Арраса — в Праге, Этьен

из Боннейма — в Упсале). Рыцарские романы

переводились с французского языка на немец-

кий, итальянский, испанский, норвежский; тоже

стало затем и с рожденными французской го-

родской средой сказаниями о хитром лисе. Рос-

кошно иллюминованные рукописи, изготовлен-

ные в мастерских Парижа, Орлеана, Лиона,

расходились по всей Европе; во французские

университеты стекались школяры из разных

стран еще во времена Данте и даже Петрарки,

Тем самым французская культура, чутко откли-

кавшаяся на творческие импульсы, идущие и.ч

других стран, осуществляла роль посредника а

приобретала международный характер. В пору

Зрелого Средневековья такой же международ-

ный характер, по крайней мере в пределах за-

падноевропейского культурного региона (да и

для ряда стран Центральной Европы — напри-

мер, для Польши или Чехии), сохраняла, ко-

нечно, и литература на латинском языке, хотя

она была теперь постоянно теснима молодыми

литературами на национальных языках.

Наконец, в период Зрелого Средневековья не

только возникли предпосылки для появления

национальных литератур, не только сложились

окончательно основные жанры и формы запад-

ноевропейской средневековой литературы, но и

завершилось формирование западноевропейского

культурного региона, т. е. полностью определил-

ся набор входящих в него литератур, выровнял-

ся относительный уровень каждой из них, а

внутри отдельной литературы как бы реализо-

вались все заложенные в ней возможности —

достигли наивысшего расцвета и героический

эпос, и куртуазные лирика и роман, и городская

сатира и дидактика, и драматургия.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ЛАТИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. МЕСТО ЛАТИНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

В ЛИТЕРАТУРЕ XI—XIII ВЕКОВ

В эпоху Раннего Средневековья языковое деле-

ние европейской словесности было четким: вся

устная словесность принадлежала новым на-

родным языкам, вся письменность — языку ла-

тинскому. Исключения были настолько единич-

ны, что лишь подтверждали правило: ни «Бео-

вульф», ни «Хелианд», ни первые французские

кантилены не складывались в непрерывную ли-

тературную традицию новоязычной письменно-

сти. Особенно видно это на примере немецкой

литературы, в которой между экспериментами

Отфрида Вейсенбургского в IX в. и Ноткера Не-

мецкого в XI в. зияет ничем не заполненный

провал — полоса полного возвращения к латин-

скому языку.

В эпоху Зрелого Средневековья картина ме-

няется. Латинская литература вынуждена по-

тесниться. После XI в. она почти отстраняется

от разработки фольклорных сюжетов (таких,

как в «Вальтарии» и «Руодлибе»), после XII в.

она отстраняется от светских сюжетов вообще

(таких, как в «Александреиде» или в овидиам-

ской лирике) и остается исключительно науч-

ной и религиозной литературой; а когда в

XIII в. новые языки начинают проникать и в

эти области, то с этого времени, прежде всего

с Данте, начинается новая эпоха европейской

литературы. Разумеется, это отступление латы-

ни совершалось неравномерно, и перебои в нем

давали такие интереснейшие явления, как поэ-

зия вагантов, но общее направление его высту-

пает совершенно отчетливо.

Так происходит переход от латинской кле-

рикальной литературы к литературам ново-

язычным — рыцарской и городской. Но, и от-

ступая, латинская литература сохраняет за со-

бой почетное учительское место. В глазах совре-

менников она одна имеет право на вечность, а

все самые прекрасные французские и немецкие

стихи обладают лишь преходящей ценностью.

Фридрих I и Фридрих II вели войны ради гер-

манских и итальянских политических интере-

сов, но поэмы во славу своих побед они заказы-

вали латинским стихотворцам. Читатели-рыца-

ри наслаждались «своей» историей падения

32*

500

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ ЗРЕЛОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Трои по-французски у Бенуа де Сент-Мора и

по-немецки у Конрада Вюрцбургского, но, что-

бы новая версия ощутилась как равноправная с

древней, нужно было, чтобы даже на исходе

XIII в. Гвидо да Колумна излояшл ее на латин-

ском языке.

Такое положение латинской литературы сре-

ди новоязычных литератур легко объяснимо.

Она не только связывала злободневную совре-

менность с чтимою древностью — она еще и

связывала культуру разных стран и областей в

единую европейскую общность. Латиноязычное

духовенство, мощью которого держались коро-

левские и папские канцелярии, епископаты и

монастыри, школы и университеты, было глав-

ной силой, хранящей единство Европы. Оно бы-

ло в постоянном контакте и с рыцарями, и с го-

рожанами: с первыми клирики обращались как

придворные чиновники, со вторыми — как цер-

ковные проповедники. Поэтому культурные до-

стижения, хранимые и творимые в деятельной

среде латиноязычного клира, быстро станови-

лись достоянием новых классов.

Это положение латинской литературы в евро-

пейской культуре XI—XIII вв. держалось твер-

до, но, конечно, отдельные оттенки ее бытова-

ния на протяя^ении этих трех столетий меня-

лись. Менялся социальный фон: в XI в. латин-

ская литература живет еще только силами кли-

ра, в XII в. для нее существеннее всего контак-

ты с рыцарской литературой, в XIII в.— с лите-

ратурой городской. Менялся национальный

фон: в XI в. наиболее интенсивно развивается

латинская литература в южногерманских и ло-

тарингских областях (где держались традиции

каролингской и оттоновской культуры), в XII в.

на первый план выступают области англо-нор-

мандского королевства (по Луаре, Нормандия

и связанные с ними династически дворы Шам-

пани и Северной Франции), в XIII в. культур-

ная жизнь латинской Европы все больше сосре-

доточивается в Париже. Менялись, наконец,

культурные очаги, питавшие латинскую литера-

туру: в XI в. это еще в значительной степени

монастырские школы, наследие предшествую-

щей эпохи, в XII в. это соборные школы в епис-

копских городах и крупные феодальные дворы,

в XIII в.— первые европейские университеты.

Монастыри, соборные школы, университеты

представляют собой как бы три ступени расши-

рения и секуляризации латинской культуры

Зрелого Средневековья.

Монастыри были основными культурными

центрами предшествующего, раннего периода

средневековой латинской литературы. Они были

сильны тесным контактом с окрестной народной

культурой и слабы своей замкнутостью и раз-

общенностью. Первое позволило им создать та-

кие замечательные памятники скрещения на-

родной и латинской культуры, как поэмы «Валь-

тарий», «Бегство пленника», «Руодлиб», лю-

бовные стихи «Кембриджских песен». Но вто-

рое обрекло их на оторванность от начинающе-

гося культурного оживления Европы, застой и

постепенную варваризацию. От застоя и варва-

ризации их спасло вмешательство папства, под-

державшего объединение монастырей в конгре-

гации (клюнийскую — X в., картезианскую —

XI в., цистерцианскую, премонстратскую и др.—

XII в.). Но прежняя просветительская роль

к ним не вернулась: уставы новых конгрегации

были пропитаны духом, враждебным всяким

традициям светской культуры. Этот аскетичес-

кий дух в монашестве дошел до предела в нача-

ле XIII в., когда были созданы нищенствующие

ордена — францисканский и доминиканский.

И здесь монашеское отречение от мира пере-

шло, наконец, в свою противоположность —

в небывало интенсивную проповедническую и

научную деятельность XIII в. Однако это пропо-

ведничество оказало преимущественное влия-

ние уже не на латинскую, а на новоязычную ли-

тературу своего времени, а богословская и фи-

лософская деятельность францисканцев и до-

миниканцев развертывается уже не в монасты-

рях, а в университетах.

Соборные школы стали главными культурны-

ми центрами наступившего зрелого периода ла-

тинского Средневековья. Они выступили на

первый план в конце X — начале XI в. и пере-

живали свой высший расцвет в XII в.; сеть их

охватывала всю Европу (во Франции гуще, в

Германии и Италии реже). Они готовили своих

выпускников не к замкнутой монастырской, а

к широкой общественной жизни в качестве при-

дворных чиновников или церковнослужителей

и проповедников. Для этого образовательная

программа монастырских времен должна была

стать шире. Монастыри давали своим ученикам,

по существу, лишь начатки чтения, письма, сче-

та и церковного пения, потом грамматику с

чтением доступных авторов и с элементами ос-

тальных «благородных наук» и потом для

самых способных — индивидуальные занятия

по толкованию Писания. Соборные школы дают

уже полный курс семи «благородных наук» —

главным образом гуманитарный «тривий» (грам-

матика по античным учебникам и текстам поэ-

тов, риторика по двум трактатам Цицерона и

Псевдо-Цицерона, диалектика по Боэтиевым пе-

реводам и комментариям логических трактатов

Аристотеля), в меньшей степени математичес-

кий «квадривий» (арифметика, геометрия, аст-

рономия и музыка). Разные школы славились

преподаванием разных наук; школяры, желаю-

щие обучиться наукам как можно лучше, дол-