Бердников Г.П. (глав.ред). История всемирной литературы в 9 томах, Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

НАРОДНО-ЭПИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

«Песнь о Вегтаме»). Таков жанр и самой заме-

чательной песни «Старшей Эдды» — «Прори-

цания вёльвы», помещенной неизвестным соста-

вителем в начале сборника. В этом оригиналь-

нейшем произведении безусловно использованы

народная и ученая традиции устного мифоло-

гического эпоса и вместе с тем чувствуется рука

индивидуального поэта, причем поэта, несомнен-

но, очень одаренного.

«Прорицание вёльвы» распадается на две час-

ти — рассказ вёльвы о прошлом (этиологиче-

ские мифы) и пророчество о будущей гибели

мира (эсхатологические мифы). Начало песни

ее столь монолитно, как ее вторая часть; оно

более традиционно по теме и ее разработке и

дано в более спокойном, эпическом тоне.

Для суда сходились,

садились владыки;

сошлись для совета

святые боги.

(Перевод

Е. Мелетннского)

Этот образ тинга богов напоминает не только

совет богов в «Илиаде», но и собрание нартов з

эпосе Северного Кавказа.

В песне рассказывается, что сначала ничего

не было, «лишь щель без травы ширилась безд-

ной». (Аналогичная формула встречается в ми-

фологическом эпосе самых различных наро-

дов.) Мир был выведен из состояния хаоса сы-

нами Бора (асами), поднявшими землю и уст-

роившими прекрасный Мидгард. Вновь соз-

данный мир осеняет мировое древо — космиче-

ский ясень Иггдрасиль, вечно зеленевший над

источником Урд. Из кусков ясеня и ивы, в ко-

торые асы вдохнули жизнь, произошли люди.

Первое время асы жили в полном довольстве:

играли в тавлеи, изготовляли орудия и сокрови-

ща из золота (мотив «Золотого века»):

Пока трое не прибыли

турсов девы

в приют богов

из Ётунхейма.

(Перевод

Е. Мелетннского)

Речь, возможно, идет о норнах, г. е. мифиче-

ских существах, «вырезывающих» судьбы всех

живых существ, в том числе и богов.

Идея судьбы чужда архаической эпике о Торе

и Локи, зато она занимает доминирующее мес-

то в героических песнях «Старшей Эдды». Но

там речь идет о судьбе отдельных героев, а в

«Прорицании вёльвы» — о судьбе мира в целом.

«Золотой век» кончается первой войной, затеян-

ной двумя группами богов (асы и ваны) из-за

колдуньи Гулльвейг (в которой склонны видеть

воплощение золота).

Первая война и последовавшие за ней нару-

шения богами клятв

—

это вина богов, внутрен-

не подготовившая их грядущую гибель. Один

пытается добиться от вёльвы сведений о судьбе

богов и гибели мира: «Одна осталась, когда ста-

рый пришел ас страшный и в очи уставился:

что выспрашиваешь, на что выпытываешь? Все

знаю я, Один, где око твое, в источнике Мими-

ра, что в мире славы, и пьет там Мимир мед по

утрам».

Строфы, описывающие последующие собы-

тия, которые приводят к гибели богов, связы-

ваются рефреном: «Довольно ли вам этого?»

(«Все ли вы выпытали?»).

Из этих событий центральным является

смерть сына Одина — Бальдра, убитого слепым

богом Хёдом стрелой из омелы — единственного

незаговоренного растения. В сюжете, повествую-

щем о смерти Бальдра, по-видимому, отразились

мифы о происхождении смерти и представления

о «временной смерти», воплощавшиеся в обря-

дах «посвящения» юношей-воинов и в ритуале

смерти и воскресения природы.

Хеду отомстил брат Бальдра — Вали, родив-

шийся за ночь до этого. Образ ребенка-мстите-

ля чрезвычайно типичен для архаической эпики

различных народов. Перед гибелью мира насту-

пает хаос. Строфы, описывающие гибель богов,

связываются зловещим рефреном:

Гарм лает громко

у Гнипахеллира,

привязь порвется,

вырвется волк;

она много ведает,

я много предвижу,

судьбы славных

и сильных богов.

(Перевод Е. Мелетннского)

Прошедшее время сменяется настоящим,

вместо местоимения «я» появляется «она».

Вёльва говорит о себе в третьем лице, что вы-

ражает ее экстатическую погруженность в себя;

сменяют друг друга яркие зрительные и аку-

стические образы огромной эмоциональпой си-

лы: гудит древний ствол Иггдрасиля, лает ми-

фический пес Гарм, звенит рог стража богов

Хеймдалля, блестит солнце на мечах богов,

срывается с привязи волк Фенрир, поднимается

мировой змей со дна океана, плывет корабль

мертвецов под управлением Локи, появляется

огненный великан Сурт и другие великаны.

Черным стало Солнце,

суша тонет в море,

светлые звезды

сыплются с неба.

Пар жарко пышет,

и жизни питатель,

пламя до самого

поднялось неба.

(Перевод Е. Мелетннского)

Боги, люди, великаны и хтонические чудови-

ща погибают во взаимном истреблении, мир сго-

рает. Однако за гибелью мира следует его обнов-

472

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

ление, воскресение младшего поколения богов,

примирение Бальдра и Хеда и возрождение «зо-

лотого века». Не исключено, что картина обнов-

ления мира подсказана христианством. Но в

целом «Прорицание вёльвы» порождено языче-

ской мифологической фантастикой и в конеч-

ном счете выражает трагизм крушения дохри-

стианского и дофеодального патриархального

общества.

Эсхатологические мотивы встречаются в ми-

фологии ряда народов (персы, майя-ацтеки

и др.), но потрясающая поэтическая картина

гибели мира в «Прорицании вёльвы» является

уникальной в мировой литературе. Именно в

Исландии, где не только дольше сохранились

языческие традиции в фольклоре, но была сде-

лана единственная в своем роде попытка сохра-

нить патриархальный уклад и «народовластие»,

могло быть создано это произведение.

Особняком стоит группа мифологических пе-

сен-перебранок. «Перебранки» на пиру, перед

боем — явление и быта и ритуала. Перебранка

перед боем представлена в «Эдде» в песнях о

Хельги. Из перебранки выросла замечательная

«Песнь о Харбарде», в которой «перевозчик»,

коварный Один, отказывается переправить на

лодке через реку Тора и, неузнанный, всячески

издевается над простодушным силачом.

В знаменитой «Перебранке Локи» изображает-

ся, как этот возмутитель спокойствия эпиче-

ского мира является на пир богов и поочередно

поносит всех богов (за трусость, женоподоб-

ность, неблаговидные поступки и позорные си-

туации, в которых они оказались) и богинь (за

разврат), пока не возвращается Тор, угрожаю-

щий ему своим молотом. «Перебранка Локи» и

«Песнь о Харбарде» — образцы эпико-драмати-

ческих произведений, можно даже сказать

своего рода протокомедии.

Драматический характер присущ также «По-

ездке Скирнира» — диалогу (имеющему, по-

видимому, ритуальное происхождение) с невес-

той Скирнира, сватающегося от имени бога

Фрейра.

Не входят в цикл песен о древнескандинав-

ских богах, но близки во многом мифологичес-

кой поэзии два произведения, сохранившихся в

позднейших рукописях: «Песнь о Гротти» (две

пленные великанши по приказу датского короля

Фроди намалывают на волшебной мельнице,

напоминающей Сампо из карело-финской «Кале-

валы», сначала богатство и мир, а затем, недо-

вольные Фроди, — вражеское войско и гибель)

и «Песнь валькирий» (пропетая в то время, как

сами воинственные девы ткали человечьи кишки

на ткацком станке, оказывая влияние на ход

битвы). В обоих произведениях использовап

фольклорный жанр женских трудовых песен.

Переходный характер от песен мифологичес-

ких к героическим имеет знаменитая «Песнь

Вёлюнде», которая считается одной из древней-

ших в «Эдде» и, судя по западногерманским

отголоскам, является общим достоянием эпики

германских народов.

Вёлюнд — чудесный кузнец, властитель аль-

вов, захваченный в плен королем Нидудом, ко-

торый заставляет Вёлюнда для него одного из-

готовлять искусные изделия. Свободолюбивый

Вёлюнд (как и великанши в «Песне о Гротти»)

мстит Нидуду: он убивает его сыновей и наси-

лует его дочь, после чего улетает. Образы кузне-

цов (подобно Ильмаринену в карело-финском

эпосе) так же, как и мотивы мести, характерны

для архаической эпики. В «Песне о Вёлюнде»

присоединяется сказочный сюжет лебединых

дев. Вёлюнд и его братья женаты на вальки-

риях, скинувших лебединое одеяние, впоследст-

вии они покинули Вёлюнда и его братьев.

В «Старшей Эдде» есть три песни о Хельги -

герое, по-видимому, скандинавского (датского)

происхождения, что подтверждается латинской

хроникой Саксона Грамматика «Деяния датчал

где Хельги принадлежит к знаменитому датско-

му королевскому роду Скьельдунгов (Скиль-

дингов).

Одна из песен «Эдды» рассказывает о Хельги,

сыне Хьерварда, а две другие — о Хельги, сыне

Сигмунда и брате Сигурда. Песни о Хельгв

были, таким образом, включены в цикл Вёль-

сунгов («Нибелунгов»), в котором главным бо

гатырем является Сигурд. Скорее всего три

песни — не контаминация различных сказаний,

а три варианта одного и того же сказания

Хельги с мотивами родовой распри, любви

валькирии, викингских походов, перебранок

воинов. По своей тематике и формам героики

песни о Хельги представляют собой типичные

богатырские сказки-песни. Эта жанровая разно-

видность повествовательного фольклора харак-

терна для эпохи разложения родового строя (ср.

песни о Лемминкяйнене, Каукомиели, Куллерво

в карело-финском эпосе).

В «Песни о Хельги, сыне Хьерварда» много

этнографически пережиточных мотивов: вальки-

рия Свава дала имя молчаливому юноше и ста-

ла покровительствовать ему в битвах; одновре-

менно она обручилась с ним. Перед последней

битвой Хельги его дух-двойник (в виде женщи-

ны-тролля, сидящей верхом на волке) встретш

брата Хельги — Хедина и внушил тому мысль

я^ениться на возлюбленной Хельги. Хельги му-

жественно принял это предвестие смерти.

«Первая песнь о Хельги, убийце Хундинга»

лишена трагизма и носит характер прославления

смелого героя; в ней чувствуется влияние стиля

панегирической поэзии скальдов. Описание рож-

НАРОДНО-ЭПИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

473

дения Хельги напоминает аналогичное место

русской былины о Вольге (Вольга и Хельги —

то же имя!).

Во «Второй песни о Хельги, убийце Хундин-

га» валькирия Сигрун — дочь Хёгни — полюби-

ла Хельги и стала его женой после того, как он

победил в битве ее отца и Хедбродда, которому

она была обещана. Даг, брат Сигрун, убил Хель-

ги, отомстив за отца. Но и мертвый Хельги явил-

ся на свидание со своей возлюбленной. Эта сце-

на торжества любви над смертью является одной

из прекраснейших в эддической поэзии.

Англосаксонская поэма о «Беовульфе», со-

ставленная по-латыни хроника Саксона Грам-

матика «Деяния датчан» и отголоски в исланд-

ских сагах свидетельствуют о том, что, кроме

песен о Хельги, существовал целый цикл песен

и сказаний о датских богатырях эпохи Скъель-

дунгов (Ингъяльд, Хрольф Краки, Старкад,

Бьярки) с мотивами драконоборства и межпле-

менных войн, однако этот цикл не получил от-

ражения в сохранившихся песнях «Королевско-

го кодекса».

Большинство героических песен «Эдды» свя-

зано с циклом «Нибелунгов», сложившимся пер-

воначально у континентальных германцев в эпо-

ху «великого переселения народов», а в после-

дующие века (VI—VII) распространившимся

в Норвегии и Исландии.

В основе сюжетного ядра цикла «Нибелун-

гов» — сочетание двух исторических событий:

гибели в результате гуннского нашествия бур-

гундского королевства на Рейне в 437 г. (король

Гундихарий, его братья Годомар и Гисляхарий,

их отец Гибиха); (ср. исл. Гуннар, Готторм,

Гьюки, нем. Гунтер, Готмар, Гизельхер) и смер-

ти Аттилы (нем. Этцель, исл. Атли) в 451 г.,

после пира, на ложе германской пленницы Иль-

дико (ср. нем. Кримхильда).

Эпическое сказание связало эти два факта в

рассказ о мести героини (нем. Кримхильда,

исл. Гудрун) своему мужу за убийство брать-

ев — бургундских королей (исл. Гьюкунги).

Очень характерно, что крупнейшие историчес-

кие события в архаической эпике переосмыс-

ляются как родовая распря (точно так же, на-

пример, битва готов с гуннами в песне, сохра-

нившейся в составе исландской «Саги о Хервёр»,

мотивируется борьбой двух братьев — Хлёда и

Ангантюра

—

за отцовское наследие). Но

именно такое переосмысление способствовало

сохранению этих сюжетов у скандинавских пле-

мен, не участвовавших в указанных битвах.

Выросший из исторических преданий восточ-

ногерманских племен (готов или бургундов) сю-

жет мести Кримхильды (Гудрун), по-видимому,

у франков объединился со сказаниями о Зиг-

фриде (исл. Сигурде), не имеющими сколько-

нибудь достоверной исторической основы. По-

пытки сблизить Сигурда и сказания о нем с об-

стоятельствами гибели бургундской державы на

Роне и с событиями при дворе Меровингов ма-

лоубедительны.

Сказания о Сигурде, вероятно, восходят, по-

добно сказаниям о Хельги, к богатырской сказ-

ке. Для богатырских сказок-песен характерны

темы о юношеских подвигах, героическом сва-

товстве и смерти героя, составляющие его поэти-

ческую биографию. Основные мотивы: драконо-

борство (в скандинавской версии — убийство

дракона Фафнира по наущению его брата —

кузнеца Регина, воспитателя Сигурда), пробуж-

дение «спящей красавицы» (в скандинавской

версии —валькирии Сигрдривы, затем отож-

дествленной с Брюнхильд); исполнение брач-

ных испытаний за побратима, отражающее древ-

нюю роль «свата» в брачном обряде. Сигурд

вместо Гуннара проскакивает сквозь полымя и

проводит три ночи с богатырской девой Брюн-

хильд, положив меч мея^ду собой и ею.

Сказание о Сигурде и о Гьюкунгах сюжетно

объединяются именно этим сватовством Сигур-

да для Гуннара; Сигурду Гуннар отдает в жены

свою сестру Гудрун. Впоследствии Гьюкунги,

нарушив клятвы побратимства, убивают Сигур-

да (в скандинавской версии — руками «нера-

зумного» брата Готторма), чтоб завладеть до-

ставшимся ему после убийства Фафнира и Реги-

на «кладом Нибелунгов» (в скандинавской вер-

сии: сокровищем карлика Андвари) После

смерти Сигурда Гудрун выходит замуж за Атли.

Последний, стремясь завладеть кладом, зазывает

и убивает Гьюкунгов, а Гудрун мстит ему за

братьев.

Таково сюжетное ядро цикла Нибелунгов. К

этому ядру примыкают и некоторые другие ска-

зания, например об Эрманарихе и Сванхильд.

Эрманарих (исл. Ермунрек) — последний ко-

роль причерноморских остготов, разгромленных

в 375 г. гуннами. Согласно «Истории готов»

(VI в.) Иордана, Эрманарих велел привязать

к хвостам коней и разорвать таким образом на

части Сунильду за измену мужу. За Сунильду

мстили ее братья

—

Сарус и Аммиус (из племе-

ни россомонов), тяжко ранившие Эрманариха.

Возможно, что «История готов» уже отражает

готское народное предание. В скандинавской

версии Сванхильд — дочь Сигурда и Гудрун, а

Эрманарих муж Сванхильд, которую оклеве-

тал перед ним злой советник (обвинив в измене

с сыном Эрманариха — Рандвером). Братья-

мстители в скандинавской версии носят имена

Сёрли и Хамдира.

В немецких сказаниях образ Эрманариха как

жестокого властелина вытеснил представление

об Одоакре (вожде германских наемников, за-

474

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

хватившем власть в Риме в 476 г.) и вошел в

сказание о борьбе с Одоакром Теодориха Верон-

ского (нем. эпический Дитрих Бернский). Ска-

зания о Теодорихе не включены в «Эдду», но по-

лучили отражение в более поздней норвежской

«Саге о Тидреке», восходящей непосредственно

к немецким источникам.

Ближе всего к котітинентально-германским

(готским или франкским) прообразам, безуслов-

но. стоят такие песни «Старшей Эдды», как

«Речи Хамдира» (о месги братьев Сванхильд

Ермунреку), «Гренландская Песнь об Атли» (о

расправе Атли с Гьюкунгами и мести за них

сестры Гудрун), а также оставшаяся за преде-

лами «Королевского кодекса» «ГІеспь о Хлёде»

(битва готов с гуннами) В этих песнях наиме-

нование «готы» имеет еще конкретное этничес-

кое значение (в других образцах эддической

поэзии «готы» — это синоним героев, богатырей,

как, например, «парты» в эпосе народов Кавка

за); гунны рассматриваются с германской точ-

ки зрения.

Песни эти являются типичным образцом ма-

лой формы героического эпоса и дают известное

представление об этой стадии эпического разви-

тия не только у скандинавов, но у германцев з

целом. Во всех трех песнях изображаются меж-

племенные войны в виде родовой распри. Тема

кровавой жестокой мести объединяет эти песни

с «Песней о Вёлюнде», также относящейся к

древнему континентально-германскому слою. В

этих песнях вырисовываются суровые, непре-

клонные, гордые, героические характеры.

Так, Гуннар, приглашенный Атли в гости,

где, как он догадывается, его с братом Хёгпи

ждет верная смерть, все же соглашается отпра-

виться в страну гуннов «от щедрой души на

пиршестве княжьем»:

Пусть волки наследье Пусть мирные хижины

отнимут у Ііифлунгов — станут добычей

серьте звери — белых медведей,

коль я останусь!

коль я не поеду

(Перевод А. Корсуна — здесь и далее)

А когда Атли предлагает ему для спасения

своей ншзни отдать сокровища, то Гуннар тре-

бует вырезать сердце у своего брата Хёгни

тем, чтобы быть уверенным, что тайна эта по-

гибнет вместе с ним. Хёгни же смеялся, когда

вырезали у него сердце. Гудрун, мстя Атли за

братьев, не останавливается перед тем, чтобы

убить своих детей от Атли и дать их мясо ему

на пиру.

Вопили неистово братьев смелых

люди в палате, и милых сынов,

плакали гунны, юных, немудрых,

одна только Гудру: от Атли рожденных,

не стала оплакивать

В «Речах Хамдира» престарелая Гудрун по-

сылает своих сыновей Серли и Хамдира отом-

стить Ермунреку за Сванхильд. Они понимают,

что идут на смерть, но, не колеблясь, отправ-

ляются, «фыркая в ярости». Убив по пути своего

сводного брата Эрпа, Сёрли и Хамдир уже окон-

чательно подготовляют свою гибель. Однако они

смело идут на «смерть со славой».

В рассматриваемой группе песен печальная

судьба героев в основном заложена в их харак-

терах, а не тяготеющем над ними приговоре,

вытекает из их прекрасных качеств, которыми

ліобуется поэт. Здесь героика имеет отчетливо

осознанную трагическую окраску. Этому соот-

ветствует и напряженность, стремительность

развития действия, быстрые скачки от одной

вершинной сцены к другой. Известный драма-

тизм не ослаблен ретардирующими моментами,

и частности обширными описаниями, как, на-

пример, в гомеровском эпосе.

Речи, занимающие большое место в эддичес-

кой поэзии, в этих песнях непосредственно, на-

ряду с повествовательными стихами двигают

действие вперед; в диалогах — завязка действия

(например, разговор Гудрун с Хамдиром и

Сёрли с призывом отомстить за Сванхильд, при-

глашение гуннским послом Гьюкунгов в гости и

ответ Гуннара), а также развязка. Такой тип

песни принято (по терминологии А. Хойслера)

называть двусторонней повествовательной пес-

ней. В описаниях главное внимание уделено

внеитвим проявлениям, а не характеристике

внутреннего состояния героев. Из числа народ-

но-эпических изобразительных средств прежде

всего используются украшающие эпитеты и па-

раллелизмы (так называемая «эпическая вариа-

ция»), но последние — довольно осторожно (по

сравнению, например, с финским или даже сла-

вянским эпосами), примерно один раз на десять

строк.

Говоря о древности указанной группы песен,

следует иметь в виду хронологический момент и

близость к континентально-германским образ-

цам. Дальнейшая эволюция сюжетов цикла «Ни-

белунгов» па скандинавском Севере была слож-

ным, противоречивым процессом, включающим

и движение в сторону большой эпической фор-

мы, и перерождение в балладу, и модернизацию

строгой героической поэзии (вплоть до введения

элементов «психологизма»), и ее архаизацию,

в смысле растворения в менее дифференциро-

ванной, еще во многом синкретичной — сканди-

навской народно-эпической стихии.

Неудивительно, что сюжеты с реальной исто-

рической основой (гибель остготского и бургунд-

ского королевств) меньше изменились и сохра-

нили верность строгому героическому стилю.

Сопоставление «Песни об Атли» с «Речами Ат-

НАРОДНО-ЭПИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

475

ли», имеющими совершенно тождественный сю-

жет, только демонстрирует начало перехода от

краткой эпической песни к более пространному

эпическому повествованию. В «Речах Атли»

объем увеличился в 2,5 раза; характерна ретар-

дация за счет увеличения количества речей,

введения новых сцен, новых персонажей, описа-

ний и т. п. Песни о Сигурде гораздо больше

«скандинавизировались». Это прежде всего от-

носится к песням о юношеских подвигах Сигур-

да («Речи Регина», «Речи Фафнира», «Речи

Сигрдривы»), которые во многом испытали

влияние мифологического эпоса.

В «Речах Регина» рассказывается о том, как

Локи поймал карлика Андвари, плававшего в

виде щуки, и отнял его сокровища; как Один,

Локи и Хепир вынуждены были отдать эти со-

кровища в виде выкупа за убийство выдры —

сына Хрейдмара. Андвари проклинает тех, кто

будет владеть его богатством: так вводится ха-

рактерный для эддической поэзии мотив про-

клятого золота. Мотив этот не только связан с

древнескандинавской фаталистической концеп-

цией, но, возможно, служит образным выраже-

нием тех сил, которые в «эпоху викингов» разъе-

дали патриархальное общество.

Сигурд — сирота, воспитанный кузнецом Ре-

гином, говорит сначала Фафниру, что у него не

было отца и матери (мотив, обычно характери-

зующий мифологических героев-первопредков,

первых людей) и лишь потом называет своим

зтцом Сигмунда. В «Речах Сигрдривы» перед

зами предстает в роли «спящей красавицы»

валькирия, наказанная Одином за то, что она

даровала победу молодому Агнару, а не старому

Кьельм-Гуннару, находящемуся под его покро-

штельством.

В «Речах Фафнира» Сигурд, которому попала

іа язык кровь убитого им дракона, начинает по-

шмать речь птиц п по их совету убивает Реги-

іа. Большое место в этих трех песнях занимают

гоучения умирающего дракона Фафнира и пере-

селение заговорных формул пробужденной

іалькирией Сигрдривой, совершенно вроде тех,

но содержатся в «Речах Высокого». Соответст-

іенно эпические строфы переплетаются с гно-

шческими. Пророчества умирающего дракона

ак же как и предсказание судьбы юному Сигур-

[у его дядей в «Речах Грипира» (возможно, са-

юй поздней из песен «Старшей Эдды»), — чис-

о «скандинавская» черта, на которую уже ука-

ывалось выше.

Во всех этих песнях только речи даны в сти-

ах. Этот тип односторонней повествовательной

:есни (по А. Хойслеру), скорей всего, является

е результатом преобразования двусторонней

пической песни, а памятником более архаичес-

ой смешанной формы (в архаическом фолькло-

ре большей частью ритмизованы только речи

действующих лиц).

В песнях о юности Сигурда отсутствует дра-

матизм, они, в сущности, очень статичны; сюжег

решительно доминирует над характером.

Об убийстве Сигурда Гьюкунгами повествует

так называемый «Отрывок из Песни о Сигурде»

и «Краткая Песнь о Сигурде». Обе песпи пред-

ставляют варианты разработки одной темы (вто-

рая несколько более пространная): в «Отрыв-

ке...» Сигурда убивают в лесу (и Гудрун с тре-

вогой видит братьев, возвращающихся одних), а

в «Краткой Песни...» — в постели, и Гудрун

просыпается в крови Сигурда.

Жена застонала —

Конунг скончался:

так сильно она

всплеснула руками,

что зазвенели

кубки в углу,

а во дворе

откликнулись гуси.

Смерть Сигурда трактуется в этих песнях час-

тично как результат нарушения обетов: Гьюкун-

ги нарушают клятвы побратимства, но и Сигурд

является невольным нарушителем, как участ-

ник обманного сватовства; а согласно другой вер-

сии, еще и как первый «жених» Брюнхильд, ко-

торого заставили забыть об этом обручении,

опоив колдовским зельем. Тайна всплыла бла-

годаря Гудрун, поссорившейся с Брюнхильд.

Она потребовала, чтобы Гуннар убил Сигурда.

События эти в анализируемых песнях только

упоминаются, так как предполагается, что они

известны.

Сигурд в этих песнях выступает как идеаль-

ный образ прекрасного богатыря, которому суж-

дена ранняя смерть (так же, как Гильгамешѵ,

Ахиллу, Кухулину). При этом невольная вина

Сигурда трактуется скорей как несчастная судь-

ба, чем как следствие героического характера.

В нем есть черты жертвы (его мифологическая

параллель

—

Бальдр).

Главное внимание в скандинавских песнях о

смерти Сигурда уделено образу Брюнхильд,

страдающей от оскорбления, нанесенного ей лю-

бимым ею Сигурдом, ненавидящей Гудрун за ее

счастье, жаждущей смерти любимого ею Сигур-

да, но после его убийства восходящей вслед за

ним на погребальный костер. Психологизация —

по-видимому, результат скандинавского этапа в

истории сказания. В эпических песнях «Эдды»

обычно четко разделены радость и горе, смех и

слезы. Они часто сопоставляются для контраста,

например, в «Песни о Вёлюнде» смех торжест-

вующего царя альвов и плач дочери Нидуда. И

здесь контрастирует плач Гудрун и смех Брюн-

хильд. Буквально через несколько строф Брюн-

хильд начинает плакать над тем, что совсем не-

давно вызывало ее смех. Изображение сложно-

476

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

сти душевного переживания не соответствует

эпическим представлениям.

В отличие от непреклонного Гуннара «Песни

об Атли» мы видим в «Краткой Песни о Сигур-

де» Гуннара, способного к рефлексии и колеба-

ниям:

Гуннар печально

повесил голову.

День целый сидел оп

в смятенье горестном;

не ведал совсем,

как поступать

ему подобало,

не видел он вовсе,

как поступить ему

в этом деле...

Тенденции к «психологизации» способствуют

усилению лирического элемента. Это особенно

отчетливо проявляется в группе песен, которые

можно назвать героическими элегиями («Поезд-

ка Брюнхильд в Хель», «Первая Песнь о Гуд-

друн», «Вторая Песнь о Гудрун», «Песнь об Од-

друн», «Подстрекательство Гудрун»). Эта жан-

ровая разновидность специфична для исланд-

ской поэзии. Отдельные сходные черты можно

обнаружить в датских балладах; элегии есть в

англосаксонской (но не на традиционные эпиче-

ские сюжеты) и в валлийской поэзии.

В героических элегиях на всем протяжения

сохраняется одна и та же ситуация: в центре

внимания — лирические излияния героини, а

эпические «события» проходят перед читателем

только в порядке ретроспекции, воспоминаний

героини о прошлом. Элегическая ретроспекция, и

принципе противоположная рассказу о событиях

в форме предсказаний, также характерна для

эддической поэзии.

Героические элегии, представляющие собой

обработку традиционной героико-эпической те-

мы, раскрывающие переживания героини, опи-

раются на фольклорный жанр плача, с использо-

ванием его поэтических средств. Классический

пример

—

«Первая Песнь о Гудрун», в кото-

рой изображается плач Гудрун над телом Си-

гурда.

Так было — смерти

желала Гудрун,

над Сигурдом мертвым

горестно сидя;

не голосила,

руки ломая,

не причитала,

как жены другие.

Здесь «невозможность» плача с большой эмо-

циональной силой выражает крайнюю степень

горя.

Родственницы пытаются утешить Гудрун, пе-

речисляя свои собственные несчастья, пока од-

на из них не срывает покрывала с тела Сигур-

да с тем, чтоб при виде его кровавых ран Гуд-

рун заплакала бы и тем самым облегчила свои

страдания. Далее следует плач Гудрун, содер-

жащий «величание» покойника:

Сигурд рядом

с сынами Гьюки,

как стебель лука,

из трав встающий...

и проклятья по адресу его убийц, скорбь о своем

вдовстве. Плач Гудрун над телом Сигурда (напо-

минающий знаменитый плач Ярославны в «Сло-

ве о полку Игореве») — вершина лиризма в рам-

ках героической эпики.

В других героических элегиях, возможно, ис-

пользована фольклорная традиция не похорон-

ных, а «бытовых» причитаний, представляющих

собой жалобы на свою жизнь, несчастливую

судьбу. Такой характер имеет «Вторая Песнь о

Гудрун». Элегические воспоминания Гудрун о

своей юности даются в виде упоминания о браке

с Сигурдом, еі о убийстве и т. п., вплоть до ново-

го брака с Атли. Кончается песнь зловещими

пророческими снами Гудрун в хоромах Атли.

«Подстрекательство Гудрун» начинается с под-

стрекательства сыновей отомстить за Сванхильд,

а затем переходит в перечень несчастий в виде

известных нам эпизодов сказания о Нибелунгах.

В «Поездке Брюнхильд в Хель» скорбный рас-

сказ о неудавшейся жизни вложен в уста умер-

шей Брюнхильд, которую некая великанша не

хочет пропустить в царство мертвых.

В «Песни об Оддрун» и в «Третьей Песни о

Гудрун» героическая элегия уже начинает отхо-

дить от традиционного эпического сюжета, вно-

ся новые балладно-романические мотивы (лю-

бовь Оддрун

—

сестры Атли

—

к Гуннару и

преследование их Атли; ревность Атли к Тьёдре-

ку и испытание верности Гудрун с помощью

«божьего суда»).

Во всех этих песнях ярко проявляется пора-

зительная экспрессивность эддической поэзии.

Эта экспрессивность опирается на традицион-

ный народно-поэтический арсенал изобразитель-

ных средств, применяемых, однако, с тонким

отбором и великолепным чувством меры. Она в

значительной степени определяется своеобраз-

ным, глубоко органическим сочетанием эпиче-

ского и лирического начал.

4. ИСЛАНДСКИЕ САГИ

Наряду с эддической поэзией народно-эпическая

литература древней Скандинавии представлена

также исландскими прозаическими сагами, ко-

торые в принципе знаменуют собой более позд-

нее явление в истории эпоса, причем явление

по-своему уникальное, так как другие герман-

ские народы не знают эпоса в прозе. Исландские

саги восходят как к устным, так и к литератур-

ным источникам. XIII век является веком запи-

си саг, но имеются данные о том, что ранее они

НАРОДНО-ЭПИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

477

бытовали в устной форме. Сохранилось свиде-

тельство о том, что во время свадебного пира в

1119 г. гостям рассказывались саги. Впрочем,

вопрос о характере соотношения фольклорного

литературного начал в сагах до сих пор не

решен окончательно.

Прозаические саги делятся на три группы:

«Саги давних времен», «Королевские саги» и

«Родовые саги» (последняя группа — основг

нал).

В «Сагах давних времен» значительное место

занимают отголоски эддической поэзии. Такова,

например, «Сага о Вёльсунгах» (середина

XIII в.), представляющая в значительной мере

пересказ «Старшей Эдды», причем не в последо-

вательности песен, как они даны в «Королевском

кодексе», но в форме связной биографии Сигур-

даи его предков (генеалогическая циклизация).

Обстоятельно передаются лишь глухо упоминае-

мые в прозаических вставках к песням «Коро-

левского кодекса» сказания о Вельсунге и Сиг-

мунде (дяде и отце Сигурда), содержащие весь-

ма архаические мотивы. Таковы тотемическое

«ряжение» в волчью шкуру, рождение богатыря

Синфьотли от кровосмесительной связи Сигмун-

да и его сестры — сюжеты, типичные для ска-

заний о родоначальниках (ср., например, ир-

ландские саги, нартский эпос Осетии и др.).

Эти сюжеты пересказываются и в норвежской

«Саге о Тидреке» (тоже середины XIII в.),

главной темой которой являются сказания о

Дитрихе Бернском, переданные, как признается

автор, на основании «рассказов и песен мужей

немецких». Пересказ сказаний о Нибелунгах

вложен в «Саге об Алафе Трюггвасоне» в уста

некоего Норнагеста, якобы лично знавшего ее

героев.

В другом фрагменте той же саги подробно

рассказывается история о дружбе, а затем беско-

нечной вражде Хедина и Хёгни (известная так-

же по «Младшей Эдде», Саксону Грамматику,

упоминаниям у скальдов, а также из немецко-

|D эпоса о Кудруне). Один заставляет Фрейю

разжечь вражду двух конунгов. По ее внушению

Хёдин убивает жену Хёгни и похищает его

дочь Хильд, а затем оба конунга сражаются

день и ночь, много лет подряд, причем Хильд

все время наблюдает за битвой (в «Эдде» Снор-

ри Хильд оживляла убитых отца и мужа, так

что они продолжали бой — мифологический мо-

тив «битвы мертвецов»).

Отголоски песен Эдды (в особенности о Хель-

ги) имеются в «Саге о Хромунде Грейпссоне»

(одна из саг, которая рассказывалась на свадьбе

в 1119 г.).

Очень богата разнообразными эпическими

лирическими реминисценциями «Сага о Хервёр».

в которую включены две поэмы: одна о получе-

нии Хервёр, дочерью Ангантюра, на могиле

отца «чудесного меча Тюрфинга», и другая — о

битве готов и гуннов (последняя, как указыва-

лось, близка к древнейшему слою эддической

поэзии). В сагах этого типа немало общих мо-

тивов с фольклором и литературой других на-

родов, в частности с русской. В «Саге об Орвар-

Одде» герой умирает так же, как Вещий Олег;

имеются параллели между «Сагой о Рагнаре

Лодброкке» и «Повестью о Петре и Февронии»,

между «Сагой о Боси» и былиной о Ваське Бус-

лаеве и т. д.

«Королевские саги» — это, собственно, своды

норвежской истории в форме жизнеописания

норвежских королей. Вершиной в этой жанровой

разновидности является «Хеймскрингла» («Круг

земной») Снорри Стурлусона, автора прозаичес-

кой (младшей) «Эдды». Еще в XII в. Ари Тор-

гильссон написал «Книгу об исландцах» —

краткую историю Исландии на исландском язы-

ке. В начале XIII в. появилась «Книга о заня-

тии земли», содержащая генеалогические сведе-

ния о первых поселенцах и их потомках.

Период от интенсивного заселения Исландии

до ее окончательной христианизации (930—

1030) в исландской традиции обычно называют

«веком саг», так как он выступает как своего ро-

да «героический век» (эпическое время) в ро-

довых сагах. Герои родовых саг — выдающиеся

люди из числа первых поселенцев и их ближай-

ших потомков. Вокруг этих выдающихся лиц

концентрируется действие, но в качестве второ-

степенных фигур в сагах фигурируют сотни лю-

дей, в особенности в пяти «больших» сагах

(«Сага об Эгиле», «Сага о жителях песчаного

берега», «Сага о людях из Лаксдаля», «Сага о

Греттире», «Сага о Ньяле»). Персонажи груп-

пируются по семейно-родовому и, что практиче-

ски в значительной мере совпадает, территори-

альному признакам. Саги содержат богатую,

часто весьма точную генеалогическую информа-

цию, которая имела для исландцев практиче-

скую ценность при разрешении различных иму-

щественных и земельных конфликтов. Историче-

ская «память» родовых саг может быть сравни-

ма только с полинезийскими генеалогиями.

По-видимому, значительное количество устных

родовых и местных (топонимических) преданий

вошло в состав родовых саг. Связь с устной тра-

дицией подтверждается и исключительно про-

стым разговорным языком саг наличием вари-

антов и повторяющихся стилистических моде-

лей. При этом фольклорные источники, восхо-

дящие к X—XI вв., безусловно, переработаны и

переосмыслены в сагах с точки зрения быта и

политических отношений XIII в. (в обрисовке

норвежского королевского абсолютизма или

вечевой жизни исландцев).

478

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Исландские родовые саги следует рассматри-

вать как своеобразную постклассическую фор-

му героического эпоса. Излюбленные темы

саг — родовые распри, сопровождаемые, с одной

стороны, традиционной кровной местью, с дру-

гой — тяжбами на тинге, а также успешные

походы викингов. Со своеобразным эпическим

объективизмом описывает сага происходящее,

главным образом поступки, а не чувства людей,

не давая при этом дополнительных оценок. Ос-

новные персонажи саг — героические характе-

ры, в этом смысле сага продолжает на свой лад

эддическую поэзию. Так, например, в саге о зна-

менитом скальде и викинге Эгиле Скалагримссо-

не и сам Эгиль и его родичи (особенно дядя То-

рольв) наделены неистовством, гордостью, сме-

лостью, строптивостью, что приводит к острым

конфликтам с норвеяхскими конунгами. В этой

коллизии (в принципе характерной для героиче-

ского эпоса) специфически национальным яв-

ляется независимое поведение свободолюбивое

исландца при заморских «дворах» (соответст-

венно — поведение его предков, из свободолю-

бия покинувших Норвегию), где его одновремен-

но ценят как смелого, искусного воина и ода-

ренного скальда.

Эгиль — типичный пример эпического герои-

ческого характера в преломлении саги. Но сагэ

знает другой, в сущности, высший, можно ска-

зать, постклассический и национальный тип —

смелый, но спокойный, готовый всегда сражать-

ся во имя справедливости и сохранения мира,

стоящий выше узкородовых интересов. К этому

типу относятся мудрый судья Ньяль и его друг

Гуннар.

«Сага о Ньяле» с эпической обстоятельностью

показывает, как в условиях еще во многом «вар-

варского» общества, где сильны родовые пере-

житки, Ньяль и Гуннар не могут преодолеть

стихию, втягиваются, помимо своей воли, в ро-

довые распри и погибают. При этом они до конца

сохраняют величие души. Гуннар из любви к

родной земле отказывается ехать в изгнание и,

объявленный вне закона, сидит в собственном

доме. Ньяль отказывается выйти из дома, по-

дожженного кровниками, мстящими его сыновь-

ям, и спокойно ложится спать, зиая, что сгорит

заячиво.

В разжигании родовой вражды большую роль

в сагах, в частности в «Саге о Ньяле», играют

женщины, жена Ньяля и особенно жена Гунна-

ра, принесшая многим горе и гибель. Когда пе-

ред смертью Гуннар попросил у нее сплести из

своих волос новую тетиву для лука, чтоб оборо-

няться от врагов, она ему отказала, припомнив

его пощечину. Образ демонической женщины-

мстительницы, подобный эпической Брюнхильд,

ярко обрисован в образе Гудрун, дочери Освив-

ра из «Саги о людях из Лаксдаля». Сюжет этой

саги в целом повторяет основные «эддические»

коллизии: Гудрун любит Кьяртана (как Брюн-

хильд Сигурда), но вынуждена выйти за его

побратима Болли и добивается смерти Кьяртана.

Болли предает побратима, как Гуннар Сигурда.

Впоследствии Гудрун всеми силами добивается

мести за Болли (как эпическая Гудрун подстре-

кает к мести за Сванхильд) и т. д.

Собственно любовные мотивы играют в сагах

незначительную роль. Исключение составляет

«Сага о Гуннлауге Змеином Языке» и в особен-

ности «романическая» «Сага о Фритьофе», сю-

жет которой был впоследствии обработан швед-

ским романтиком Тегнером. В сагах известное

место занимают вещие сны, колдовство, различ-

ные поверья и т. п., но они выступают здесь не

в своей мифологической функции, а как суеве-

рие, т. е. явления быта.

Идеализирующего гиперболизма, поэтической

приподнятости в прозаических сагах несравнен-

но меньше, чем в эддической поэзии. Зато в

них воссозданы с большим мастерством картины

быта и общественной жизни Исландии эпохи не-

зависимости. Совершая значительный шаг в сто-

рону бытового правдоподобия, саги одновремен-

но знаменуют начало двия^ения от эпоса к рома-

ну (многие сюжеты «континентального» романа

были затем пересказаны в виде саг).

5. АНГЛОСАКСОНСКАЯ ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ

Англосаксонская (древнеанглийская) народно-

эпическая литература начала складываться в

период завоевания Британии германскими пле-

менами англов, саксов, ютов и фризов. Завоева-

ние, оттеснившее кельтское население на запад

и север страны, длилось с 40-х годов V в. до

начала VII в. Созданные пришельцами неболь-

шие королевства (англами — Мерсия и Нортум-

брия, саксами — Уэссекс, ютами — Кент) бо-

ролись между собой за политическую гегемонию.

Эту гегемонию вскоре после завоевания Нортум-

брия уступила Мерсии, а в IX в. — Уэссексу.

Западносаксонский диалект Уэссекса стал клас-

сическим диалектом древнеанглийского языка.

Верхнюю хронологическую границу литературы

на древнеанглийском (англосаксонском) языке

определяет нормандское завоевание (1066), ко-

торое сопровождалось проникновением француз-

ского языка и французской культуры. Норманд-

скому завоеванию предшествовало два века

борьбы с датчанами, захватившими значитель-

ную территорию. Датчане, естественно, несли

с собой скандинавскую культурную традицию.

Англосаксонское общество V—X вв. было ти-

пичным раннефеодальным обществом с сильны-

ми пережитками родо-племеішого строя. Власть

НАРОДНО-ЭПИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

479

племенного короля в мирное время ограничива-

лась советом эрлов («благородных»). Она по-

степенно усиливалась и выходила за племенные

пределы. Основную массу населения еще состав-

ляли свободные земледельцы-воины, объединен-

ные в сельские общины, но уже возникло не-

сколько социальных категорий, несущих, соглас-

но англосаксонским «правдам», различную юри-

дическую ответственность.

В процессе политического объединения и фео-

дализации англосаксов большую роль сыграла

их христианизация (VII в.), осуществленная

римскими миссионерами, вступившими в кон-

фликт с местными кельтскими христианскими

центрами в Нортумбрии.

Христианизация англосаксов была гораздо бо-

лее ранней и глубокой, чем христианизация

скандинавов, что имело существенное значение

для литературного процесса. Народно-эпическая

«языческая» традиция, бытовавшая в устной

форме, обрабатывалась в виде письменных про-

изведений клириками или мирянами, получив-

шими церковное образование. Кроме того, англо-

саксонская литература включает выдающиеся

образцы христианского эпоса на библейские те-

мы, созданного на древнеанглийском языке, в

традиционной народной стилистической манере,

аллитерационным стихом. Переданный в «Цер-

ковной истории англов» Беды Достопочтенного

рассказ о пастухе Кэдмоне, начавшем склады-

вать песни на библейские сюжеты после того, как

ему это повелел во сне ангел, поразительно на-

поминает аналогичные рассказы о «призвании»

эпических певцов у других народов.

В рамках настоящего раздела речь пойдет,

однако, только об эпосе, разрабатывающем соб-

ственно народно-героическую тематику. Наряду

с народными певцами-музыкантами (gleokud)

и придворными советниками, хранителями муд-

рости — тулами, англосаксонские эпические па-

мятники часто упоминают дружинного певца —

скопа (scop ). По-видимому, в языческий период

скопы были творцами и исполнителями аллите-

ративных песен героического содержания.

Основным памятником англосаксонского ге-

роического эпоса является монументальная эпо-

пея о Беовульфе, дошедшая в рукописи X в.

Язык рукописи — западносаксонский диалект с

отчетливыми следами диалектов Мерсии и Кен-

та. Возможно, что первоначально она была напи-

сана на одном из диалектов англов.

Поэма составлена между 675 и 850 гг. Неко-

торые лингвистические данные указывают на

конец VI—начало VII в. Археологические па-

раллели и возможность влияния первых образ-

цов христианского эпоса указывают на VIII в.

Составитель (автор дошедшей до нас книжной

редакции поэмы), безусловно, имел клерикаль-

ное образование и, видимо, был знаком с христи-

анским эпическим поэтом Ювенком (IV в.) или

даже с «Энеидой» Вергилия. Христианские мо-

тивы вряд ли являются просто позднейшей ин

терполяцией. Наряду с упоминанием Каина,

Авеля, Ноя, потопа (все из библейской книги

Бытия) нельзя не признать, что в самой герои-

ке Беовульфа есть черты христианского воина

наподобие св. Георгия.

Поэма о Беовульфе, однако, непосредственно

восходит к дохристианской героической фоль-

клорно-эпической традиции, о чем свидетельст-

вует ее метрика, стиль, сюжет и образы. Алли-

терационный стих «Беовульфа» (так же, как и

других памятников англосаксонского эпоса)

чрезвычайно близок аллитерационному стиху

скандинавской и древненемецкой народно-эпиче^

ской поэзии. В строке имеется четыре главных

ударения (по два в каждом коротком стихе), из

которых третье (основное) аллитерирует с пер-

вым, иногда также со вторым, редко с четвер-

тым. Так же, как в «Эдде», в «Беовульфе» ши-

роко применяются синонимы, кеннинги (типа

«молния битвы» вместо «меч», «шлем ночи» вме-

сто «темнота», и т. п.) и близнечные парные

формулы (два слова, аллитерирующие и соотне-

сенные между собой по смыслу). В «Беовульфе»

в большей мере, чем в «Эдде», обнаруживаются

черты «формульного» стиля

—

общие места, по-

стоянные эпитеты, косвенно свидетельствующие

о фольклорном генезисе. С другой стороны, в

«Беовульфе» встречаются «переносы» (не ха-

рактерные для «Эдды») — плод книжной пере-

работки фольклорного произведения.

С точки зрения жанровой црироды «Бео-

вульф», в отличие от эддических песен, пред-

ставляет образец большой эпической формы. В

«Беовульфе» так же, как в гомеровском эпосе,

развит описательный элемент, действие развер-

тывается постепенно, повествование изобилует

отступлениями и ретардирующими подробностя-

ми. Особенно характерны для «Беовульфа» де-

тальные описания одежды и вооружения, цере-

мониала на пиру и т. и. «Беовульф» ЛИТТІР" стре-

мительности и напряженного лиризма «Эдды»,

но отношение автора к героям и событиям все

же более «персональное», чем у Гомера, что вы-

ражается в гимническом или элегическом тоне,

встречающемся в отдельных местах поэмы. В до-

шедшем до нас виде «Беовульф» отличается

большой композиционной стройностью, подкреп-

ленной тематическим единством. Основной сю-

жет «Беовульфа» состоит из двух самостоятель-

ных эпизодов, объединенных темой борьбы с

«чудовищами», мешающими мирной жизни лю-

дей.

Живущее в болоте человекообразное чудови-

ще Грендель (потомок Каина!) приходит каж-

480

ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

дую ночь в выстроенную датским королем Хрот-

гаром пиршественную «Оленью палату» (хео-

рот), похищает нескольких спящих воинов и по-

жирает их в своем логове. На помощь датча-

нам является из своей страны гаутский богатырь

Беовульф. Он смертельно ранит Гренделя, вы-

рвав в борьбе у него руку. За сына мстит мать

Гренделя. Беовульф отправляется в водяную

бездну под болотом, где убивает мечом («издель-

ем великанов») мать Гренделя и отрубает голо-

ву Гренделю. После торжественною пира, полу-

чив великую благодарность и богатые дары от

Хротгара, Беовульф возвращается в страну гау-

тов, к королю Хюгелаку.

Во второй части Беовульф — уже старик, пра-

вящий гаутами после смерти Хюгелака и его

сына. На земли гаутов нападает огнедышащий

дракон, хранящий несметные сокровища (по-

добно Фафниру в «Эдде»). Беовульф в едино-

борстве убивает дракона, но сам умирает от его

ядовитых укусов (как Тор после схватки с ми-

ровым змеем, согласно «Прорицанию Вёльвы»).

Поэма, начинавшаяся картиной похорон пер-

вого датского короля Скильда Скефинга, закан-

чивается описанием торжественных похорон

Беовульфа. Указанный основной «двойной» сю-

жет дополнен пересказами песен, якобы испол-

нявшимися скопом на пиру в Хеороте, — о змее-

борстве Сигмунда (в скандинавской традиции

Сигмунд — не змееборец, а отец змееборца Си-

гурда) и о битве при Финнсбурге.

В основной рассказ вкраплены многочислен-

ные исторические реминисценции (в форме вос-

поминаний, предсказаний, намеков) и генеалоги-

ческие сведения о датских, шведских и гаутских

королях. Гауты (геаты) — восточногерманское

племя, жившее в южной Скандинавии, по-види-

мому, ближайшие родичи готов.

Исторические имена и факты, упоминаемые в

«Беовульфе», фигурируют также в исторических

хрониках, легендарной истории датчан Саксона

Грамматика, исландских исторических сагах о

шведских королях Инглингах, датских Скьель-

дунгах (в особенности «Сага о Хрольфе Краки»)

и др.

К числу таких исторических моментов отно-

сится набег гаутского короля Хюгелака (Хой-

хилака) на земли франков и фризов, окончив-

шийся его гибелью (между 516 и 531 гг.); исто-

рия борьбы за власть Эадгильса (по скандинав-

ским источникам — Адильса) и Эанмунда, под-

держанных гаутами (при сыне Хюгелака) с их

дядей — свейским королем Онела; перипетии и

распри данов с хадубардами (возможно, ланго-

бардами), попытка примирения враждующих

сторон путем брака дочери Хротгара с Ингель-

дом — сыном убитого датского короля Хальвда-

на. Некоторые эпизоды племенной борьбы данов

и фризов (король фризов Финн убивает своего

гостя, датского короля Хнэфа, за него впослед-

ствии мстит Хэнгест, его дружинник) переска-

заны в «Беовульфе» и в отрывке из не дошед-

шей полностью поэмы «Битва при Финнсбурге».

«Палата» Хеорот, построенная датским коро-

лем Хротгаром, — это, безусловно, древняя

столица данов на острове Зеландия — Хлейдр

(Лейре). В «Беовульфе» рядом с Хротіаром фи-

гурирует его племянник Хротульф, сын Хельги

В скандинавской традиции Хротульф (Хрольф

Краки), сын Хельги, своего рода эпический дат-

ский король, идеальный властитель, правящий в

Лейре.

Исторические и легендарные мотивы «Бео-

вульфа» в целом отражают межплеменные от-

ношения до переселения англов и саксов в Бри-

танию. Возможно, с этим временем «Беовульфа»

связывает непрерывная эпическая традиция.

Почти все персонажи являются скаЕідинавами

и известны одновременно из скандинавских ска-

заний. Только упоминаемый в «Беовульфе» ко-

роль Оффа — английский. По-видимому, это

фигура историческая (IV в.). Он — великий

предок и «тезка» мерсийского короля Оффы II

(VII в.), в котором некоторые исследователи

предполагают покровителя автора «Беовульфа».

Впрочем, Оффа (Уффо) известен и в датской

традиции как сын датского короля Вермунда,

отстоявший Данию в единоборстве с сыном ко-

роля саксов (тип богатыря, «не подающего на-

дежд»: он долго оставался немым и бессиль-

ным).

Близкие параллели к основному сюжету борь-

бы Беовульфа с Гренделем и его матерью содер-

жатся и в исландских сагах (сага о Хрольфе

Краки, сага о Греттире, а также о Самсоне, об

Орме Сторольвссоне, и др.). Особенно близки в

деталях перипетии борьбы Греттира с двумя чу-

довищами (женским и мужским), яшвущимп

под водой. В саге о Хрольфе Краки облик чу-

довища (крылатый дракон) несколько иной, но

зато абсолютно совпадает историческая рама и

главный герой. Победитель чудовища — Бьяр-

ки, брат властителя гаутов, находящийся прп

дворе датского короля Хрольва Краки. Само

имя Бьярки так же, как и имя Беовульфа (букв,

«волк пчел» — т. е. пожиратель пчел), несом-

ненно, означает «медведь». Имеются и другие

совпадения, доказывающие тоя^дественность

этих героев. Таким образом, остается предполо-

жить, что сказание о Беовульфе восходит к

скандинавским источникам древнейшей эпохи,

когда англы и саксы соседствовали с датчанами

на континенте.

Как известно, совершенно аналогичным обра-

зом героические песни «Эдды» продоляшог

традиции готов, бургундов и франков. Такой