Бердников Г.П. (глав.ред). История всемирной литературы в 9 томах, Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

ВЬЕТНАМСКАЯ

ЛИТЕРАТУРА

231

пившее после смерти халифа аль-Муктафи, он

оказался втянутым в придворные интриги, при-

нял участие в борьбе за власть, сумел 17 декаб-

ря 908 г. на один день захватить халифский

престол, но уже на следующий день был сверг-

нут соперником и вскоре казнен.

Высокое положение избавляло Ибн аль-Му-

тазза от необходимости заискивать перед силь-

ными мира сего и выпрашивать подачки. Оп

не писал панегириков, это был утонченный эс-

тет, позволявший себе большую независимость

в выборе поэтической тематики, чем это было

принято в среде профессиональных придвор-

ных поэтов.

Творчество Ибн аль-Мутазза весьма многооб-

разно, в нем представлены почти все средневе-

ковые жанры. Кроме того, его перу принадле-

жит большая эпическая поэма — один из не-

многих в арабской литературе образцов некано-

нического жанра, в которой повествуется о том,

как родственник и покровитель поэта халиф

аль-Мутадид усмирил непокорную придворную

гвардию. Но главные темы поэзии Ибн аль-

Мутазза — застольные радости, природа и лю-

бовь. В основном его стихи традиционны, жизнь

изображается в них как бы символически, в ус-

ловных образах, строго подчиненных поэтичес-

кому канону и требованиям я^анра и представ-

ляющих обычно разработку традиционных по-

этических фигур, подчас мало соотнесенных с

предметом. Однако порой поэт нарушает лите-

ратурный этикет и пользуется образами, наве-

янными его жизненным опытом. Тогда в его по-

этические картины врываются реалистические

элементы — характерные детали, точные опи-

сания, пластичность поэтического рисунка. Про-

исходит сближение поэтического воспроизведе-

ния с реальной жизнью, арсенал образов значи-

тельно расширяется, что, однако, ни в какой

мере не влечет за собой упразднение поэтиче-

ского канона, а лишь способствует его дальней-

шей разработке и обогащению. При этом, ес-

тественно, более свободными от сковывающего

влияния традиций оказываются те жанры, ко-

торые возникли сравнительно недавно, напри-

мер «поэзия вина» (хамрийят).

Ибн аль-Мутазз был также теоретиком в об-

ласти арабской литературы, автором одного из

первых в истории трактатов по арабской сти-

листике — «Книги о новом стиле» («Китаб аль-

бади»), в которой он попытался систематизиро-

вать поэтические фигуры и другие изобрази-

тельные средства арабской поэзии и создать со-

ответствующую им терминологию.

Ведущее место в литературе IX в. принадле-

жит видному арабскому прозаику и литератур-

ному критику, одному из деятелей мутазилизма

аль-Джахизу.

Абу Осман ибн-Бахр (775—868), по прозви-

щу аль-Джахиз (т. е. пучеглазый), родился в

Басре. Еще в ранние годы будущий писатель

вошел в кружок масджидитов (мечетников),

ученых и литераторов, группировавшихся во-

круг большой басрийской мечети. Позднее аль-

Джахиз перебирается в Багдад, где продолжает

изучать математику и богословие, лингвистику

и медицину, причем особую дань он отдает изу-

чению греческой философии. В Багдаде же он

начинает свою литературную деятельность.

Слух об аль-Джахизе как о талантливом лите-

раторе доходит до халифа аль-Мамуна, кото-

рый поручает ему написать трактат о законно-

сти арабской власти и для выполнения этой

работы назначает его чиновником в свою кан-

целярию.

Дипломатический такт аль-Джахиза, его весе-

лый нрав, остроумие и широкая образованность,

а такяле горячая приверя^енность к арабской

партии и неприязнь к мавля обеспечили ему

успех при дворе при различных халифах и ве-

зирах. В последние годы жизни, в связи с окон-

чательной утратой мутазилитами ведущего по-

лоя^ения в мусульманском богословии, аль-Джа-

хиз вынужден был покинуть Багдад и вернуть-

ся в Басру, где он и умер глубоким стариком.

Аль-Джахиз был человеком энциклопедичес-

ких знаний. Его перу принадлежит около 200

произведений, охватывающих почти все сферы

науки того времени. Среди его литературно-кри-

тических сочинений наибольший интерес пред-

ставляет трактат по стилистике «Книга красо-

ты речи». Здесь собраны образцы арабской

поэзии, прозы и ораторского искусства, они

перемежаются критическими замечаниями авто-

ра и его высказываниями по различным вопро-

сам литературы.

К числу дошедших до нас литературных

произведений аль-Джахиза относятся сатириче-

ское «Послание о квадратности и округлости»,

в котором автор в лице главного своего недру-

га, некоего Ахмеда, осмеял схоластическое бо-

гословие с его религиозной нетерпимостью и от-

сталостью, «Книга о животных», одно из ранних

произведений адаба (занимательного и общеоб-

разовательного чтения, стоящего на грани на-

учно-популярной, нравоучительной и художест-

венной литературы) и, наконец, «Книга о скуп-

цах» — наиболее значительное с литературной

точки зрения произведение. «Книга о скуп-

цах» — беспорядочное собрание посланий о ску-

пости и щедрости, рассказов и анекдотов о ску-

пых людях, их речах и поступках. Героями рас-

сказов обычно выступают иранцы — жители

провинции Хорасан и среднеазиатского города

Мерва (центра Хорасана), а также жители на-

половину шиитской многонациональной, почти

232

ЛИТЕРАТУРЫ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА И СРЕДНЕЙ АЗИИ

всегда оппозиционной багдадским властям Бас-

ры. Книга была написана как отповедь носите-

лям шуубитской идеологии (главным образом

персам), которые в традиционном арабском до-

стоинстве — бедуинской безмерной щедрости —

усматривали лишь проявление дикости и неле-

пой расточительности. «Книга о скупцах» —

произведение сатирическое. В отдельных ее рас-

сказах перед читателем проходит целая гале-

рея типов, принадлежавших к различным обще-

ственным группам,— купцы и земледельцы,

ученые и богословы, деклассированный элемент:

мошенники, нинще. Анализируя поведение

скупцов, их побуждения и аргумептацию, аль-

Джахиз обнаруживает весьма тонкое понима-

ние человеческой натуры, понимание того, что

разум часто оказывается лишь «слугой» сердца.

Во вступительном послании книги аль-Джахиз

обещает развлечь читателя забавными рассказа-

ми и «изощренными доводами скупцов». И дей-

ствительно, в большинстве эпизодов «Книги о

скупцах» осмеянию подвергается не столько

скупость как таковая, сколько логика скупцов,

их «доводы и рассуждения». Это — самое инте-

ресное в книге. Основу комизма составляет

здесь изощренная софистика, многословная, ос-

нащенная ссылками и цитатами, абсурдная ар-

гументация скупцов, в изображении которых

аль-Джахиз проявляет неистощимое терпение и

изобретательность. В этом вкусе к софистике,

так же как в умении анализировать человече-

ские побуждения, сказался рационалист-мутази-

лит с его высокой культурой мысли и склонно-

стью к теоретизированию.

Аль-Джахиз сыграл выдающуюся роль в ис-

тории арабской прозы: впервые в истории араб-

ской литературы появился пишущий на совре-

менную тему прозаик, в произведениях которо-

го содержалось сатирическое описание нравов.

Увлекательность повествования, разнообразие и

оригинальность тематики его научных сочине-

ний и произведений адаба обеспечили ему широ-

кую популярность в самых различных слоях

общества. Его манера изложения показалась

столь привлекательной, что в дальнейшем мно-

гие ученые и литераторы — Ибн Кутайба

(828-889), Ибн Абд Раббихи (860-940), ас-

Оли (ум. 946), ас-Саалиби (961—1038), аль-

Казвини (ум. 1283), ад-Дамири (1349—1405) и

другие

—

восприняли эту манеру с ее компози-

ционными и стилистическими особенностями.

6. ЛИТЕРАТУРА X—XII ВВ.

В X в. багдадские халифы утратили последние

остатки былого могущества. Распад Халифата

отразился на состоянии литературы скорее бла-

гоприятно, и период с X по XII в. стал одним из

самых плодотворных в ее развитии. Борьба,

обострившаяся во всех сферах идеологий в свя-

зи с ростом сектантства и еретических учений,

дала толчок разнообразной духовной деятельно-

сти. Правители мелких княжеств, соперничав-

шие между собой и стремившиеся перещеголять

ДРУГ друга во всех областях культуры, при-

влекали к себе ученых и поэтов и щедро осыпа-

ли их дарами. В начале X в. более других про-

славились такие культурные центры, как Баг-

дад, Алеппо

—

столица государства Хамдани-

дов, а также Дамаск, крупные города Северной

Африки и Андалусии.

Расцвет арабской литературы в X—XII вв.

был тесно связан с разноплеменным характе-

ром культуры Халифата. Литература этого пе-

риода была результатом духовной деятельности

многих народов, писавших на арабском языке.

В ней как бы синтезировалось все лучшее, что

было создано различными народностями Хали-

фата на протяжении многих поколений. В этом

синтезе кроется причина многообразия и глуби-

ны идей арабской литературы периода расцвета

и разнообразия ее форм. Вместе с тем в литера-

туре этого времени (особенно с XI в.) появ-

ляются уже некоторые черты застоя. Всевозрас-

тающая нетерпимость начинает постепенно ду-

шить свободомыслие. Дает себя знать консерва-

тизм в сфере художественной формы. Жест-

кая нормативность тормозит развитие литерату-

ры. Если в период расцвета арабской поэзии

канон понимался как воплощение эстетическо-

го идеала и в каждом новом произведении он

заново интуитивно воссоздавался по законам

худоячественного творчества, то со временем он

начинает выступать лишь как образец для поэ-

та, сковывающий его творческие возможности

жесткими законами нормативной эстетики, и

вырождается в стесняющую творца регламента-

цию, пороя^давшую шаблон, умышленную сти-

лизацию и архаизацию. Все большую роль на-

чинают играть риторические штампы; формаль-

ная изощренность и виртуозная версификаци-

онная техника приобретают подчас самодов-

леющее значение. Филологические познания и

профессиональные навыки становятся решаю-

щими при создании художественного произведе-

ния.

К этому времени относится творчество круп-

нейших поэтов арабского Средневековья. Рас-

цвет поэзии в X и XII вв. сопровождается раз-

витием художественной прозы.

Абѵ-т-Таййиб аль-Мутанабби (915—965) ро-

дился в Куфе в бедной семье, ведущей свое

происхождение от бедуинов Южной Аравии.

В 925 г. будущий поэт с родителями вынужден

бежать из Куфы в Сирию к бедуинам, среди ко-

торых он провел около двух лет. Пребывание

ВЬЕТНАМСКАЯ

ЛИТЕРАТУРА

233

среди кочевников в значительной степени опре-

делило будущий общественный идеал поэта,

его политические и художественные симпатии,

а также наложило отпечаток на его миросозер-

цание. Поэт проникся особой любовью к беду-

инскому характеру и усовершенствовался в

знании арабского классического языка, сохра-

нившегося в бедуинской среде лучше, чем в ус-

ловиях больших городов, жители которых гово-

рили на местных диалектах.

В 933 г. поэт выступил с какими-то пропове-

дями сначала в Куфе, а затем среди сирийских

бедуинов. По свидетельству арабских биогра-

фов, эти проповеди были причиной закрепления

за поэтом прозвища «аль-Мутанабби» (выдаю-

щий себя за пророка, лжепророк), под которым

он известен и поныне. За свои лжепророческие

выступления и подстрекательство бедуинов к

мятежу поэт даже просидел два года в темнице.

Первый период творчества поэта, охватываю-

щий два десятилетия (928—948), прошел в Си-

рии. Поэтому собрание стихотворений этого пе-

риода получило название «Сирийские стихи»

(«Шамийят»).

В ранней поэзии аль-Мутанабби ощущается

сильное влияние смутного времени. Поэт высту-

пает то как тщеславный проповедник, чуть ли

не основатель новой религии, призывающий ко-

чевников к восстанию во имя не вполне ясных

шиитских идеалов, то как выразитель бедуин-

ского мировоззрения, готовый возглавить кочев-

ников в их разбойничьих набегах. Поэзия этого

периода носит героический характер — безудер-

жное самовосхваление и прославление собствен-

ней храбрости перемежаются в ней с описани-

ем сражений, героем которых неизменно яв-

ляется сам поэт. В конце этого периода под

влиянием неудач и разочарований у поэта появ-

ляются первые минорные нотки, ставшие позд-

нее столь обычными в его стихах.

В 948 г. поэт перебирается ко двору знаме-

нитого алеппского правителя Хамданида Сайф

ад-Даули, покровительством которого пользова-

лись многие литераторы и ученые. Здесь начи-

нается второй период (948—957) творчества

аль-Мутанабби. По свидетельству биографов,

поэт был ближайшим другом Сайф ад-Даули,

сопровождал его в походах на Византию и про-

тив бедуинов-кочевников. Стихотворения, сочи-

ненные поэтом в этот период («Сайфийят»),

составляют более трети его поэтического дива-

на. В них поэт выступает исключительно как

придворный панегирист.

При дворе Сайфа ад-Даули поэт вынужден

был постоянно вести борьбу со своими идейны-

ми противниками и литературными соперника-

ми (в числе последних был известный поэт Абу

Фирас). Раздражение аль-Мутанабби против

придворных недоброжелателей вылилось в кон-

це концов в прямое столкновение с одним из

них, в результате которого аль-Мутанабби вы-

нужден был покинуть Алеппо. Поэт отправ-

ляется в Египет ко двору ихшидидского прави-

теля, негра, евнуха Кафура, соперничавшего с

Хамданидами из-за Сирии.

С пребыванием в Египте связан третий пери-

од (957—962) творчества аль-Мутанабби. При

Кафуре поэт исполняет роль придворного пане-

гириста и всячески заискивает перед нелюби-

мым покровителем. Однако вскоре, разочаровав-

шись и в нем, аль-Мутанабби тайно бежит из

Египта и сочиняет на Кафура несколько ядови-

тых поношений.

Последние годы жизни (962—965) прошли в

скитаниях по Ираку и Ирану. Поэт побывал

дважды в Багдаде, в Арраджане (Южный

Иран) и, наконец, в Ширазе — у Адуд ад-Дау-

ли, придворным панегиристом которого он око-

ло полугода состоял. Тоска по родному Ираку

заставила поэта покинуть Шираз, и в сентябре

965 г. на пути в Багдад он был убит человеком,

сестру которого он осмеял в одном из своих

стихотворений.

Творчество аль-Мутанабби — вершина араб-

ской панегирической поэзии. В своих касыдах-

панегириках поэт с большим мастерством свя-

зывает воедино комплиментарную часть с про-

славлением собственных достоинств, красочные

описания сражений с жалобами на равнодушие

к нему восхваляемого лица и просьбами о воз-

награждении. Традиционные образы древних

касыд органически переплетаются с усложнен-

ными фигурами нового стиля, в манипулирова-

нии которыми поэт проявляет бесконечную изо-

бретательность и фантазию.

Свои собственные достоинства аль-Мутанаб-

би оценивает очень высоко, причисляя к ним

и воинскую доблесть, и поэтический талант. Во-

обще для зрелого творчества аль-Мутанабби,

поэта с ярко выраженным личностным нача-

лом, типичны пессимистические мотивы одино-

чества, невозможности найти себе место в об-

ществе и в общественном сознании того вре-

мени.

Особое место в касыдах аль-Мутанабби зани-

мают многочисленные лирико-философские от-

ступления, облеченные в форму поэтических

сентенций. Гномическому характеру этих от-

ступлений способствовала характерная для

средневековой арабской поэтики смысловая

замкнутость бейта, которая ограничивала по-

этическое поле и вынуждала поэта как можно

лаконичней выражать свои мысли, истины жи-

тейской мудрости или формулировать нравст-

венные постулаты. Сентенции аль-Мутанабби

проникнуты пессимизмом и отражают разочаро-

234

ЛИТЕРАТУРЫ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА И СРЕДНЕЙ АЗИИ

вание поэта, осознавшего неосуществимость

когда-то увлекавших его общественных идеалов

и невозможность достижения личных целей.

Замечательны в касыдах и эпические описа-

ния сражений и походов, насыщенные необыч-

ными сравнениями и метафорами. Особенно час-

то и умело аль-Мутанабби использовал излюб-

ленный прием средневековых поэтов — контра-

стное противопоставление понятий. Эффект

контраста достигался сочетанием словесных пар

со взаимопротивоположным значением, симмет-

ричным построением поэтической строки. Ис-

пользование антитез и антонимов в качестве

фигур поэтической речи придавало строкам его

касыд законченность, лапидарность и экспрес-

сивность. Иногда антонимические конструкции

аль-Мутанабби усложняются причудливой иг-

рой слов, что придает стиху излишнюю вычур-

ность и даже напыщенность.

Гипертрофия формы, ставшая спустя столе-

тие главной чертой арабской поэзии, уже начи-

нает ощущаться в некоторых его касыдах. Поэт

часто ударяется в фальшивую риторику, увле-

кается каламбурами и двусмысленностями.

С хамданидским литературным кругом в

Алеппо связано также творчество соперника

аль-Мутанабби — Абу Фираса (932—967).

Двоюродный брат и воспитанник Сайф ад-Дау-

ли, Абу Фирас был близким лицом эмира, на-

значившего его начальником крепости Манбидж

на границе с Византией. Судьба поэта сложи-

лась трагически, он был захвачен византийца-

ми в плен, где провел около семи лет, а после

возвращения в Алеппо погиб в сражении при

попытке захватить власть в княжестве.

Основные темы поэзии Абу Фираса — рыцар-

ская доблесть (его и его сородичей-хамданидов)

и любовь. Особенно были популярны у совре-

менников стихи, сочиненные им в византий-

ском плену,— «Византийские стихи» («Румий-

ят»), в которых он жалуется на судьбу, умоля-

ет брата не верить наветам врагов и выкупить

его из плена, вспоминает былую свободу и обра-

щается со словами ласки и утешения к далекой

матери. Средневековые критики ценили Абу

Фираса за искренность и умение передать тон-

чайшие оттенки своих переживаний и чувств.

К хамданидскому кружку принадлежал и си-

риец ас-Санаубари (ум. в 945 г.), вошедший в

историю поэзии как певец природы. Рисуя при-

роду родной Сирии, ее сады и парки, живопис-

ные пруды и ручьи, «лучезарную» весну и щед-

рую осень, ас-Санаубари широко использовал

сложные поэтические фигуры «нового» стиля.

В Багдаде среди множества придворных пане-

гиристов-современников заметно выделяется

поэт, филолог и мусульманский правовед аш-

Шариф ар-Ради (970—1016). Поэтическую сла-

ву поэту принесли в основном его любовные сти-

хи из цикла «Хиджазские стихи» («Хиджазий-

ят»), сочиненные им во время паломничества.

В них традиционные староарабские мотивы лю-

бовной лирики обретают под пером образован-

ного горожанина мягкость и куртуазную утон-

ченность. Его перу принадлежат также элегии,

как светские, так и религиозные, посвященные

шиитским мученикам, и панегирики. В исто-

рию арабской словесности он вошел и как со-

ставитель собрания речей четвертого «правед-

ного» халифа Али, причем есть все основания

полагать, что, будучи ревностным шиитом, оп

многое в этом собрании сочинил сам.

В богатой литературе эпохи расцвета особое

место занимает прославленный поэт-философ

Абу-ль-Ала аль-Маарри (973—1057). Его твор-

чество не только одна из вершин средневековой

арабской поэзии, но и своеобразный синтез

сложной и пестрой духовной культуры Халифа-

та. В его взглядах сложно переплетаются влия-

ния античной мысли, мусульманских рациона-

листических учений, философско-религиозной

доктрины шиитской секты исмаилитов и му-

сульманского правоверия. Вместе с тем его твор-

чество венчает долгий путь развития арабской

философской лирики, от пессимистических сен-

тенций доисламских поэтов и элегий Абу-ль-

Атахии до размышлений о бренности бытия в

панегириках аль-Мутанабби.

Абу-ль-Ала аль-Маарри родился в селении

Мааррат ан-Нуман (Сирия) в семье мусульман-

ского богослова. Слепой с детства, он все же

сумел изучить философию, богословие и му-

сульманское право, арабскую грамматику, древ-

нюю поэзию и другие науки, т. е. овладеть

всем комплексом знаний, обязательных для об-

разованного мусульманина того времени; его

произведения насыщены эрудицией и разнооб-

разными реминисценциями из древнеарабских

преданий, Корана и хадисов. Большую часть

жизни гениальный слепец прожил «узником

двойной тюрьмы» — слепоты и добровольного

заточения, причем в его дом стекались почита-

тели и ученики со всех концов мусульманского

мира, а многие образованные люди состояли с

ним в переписке.

Кроме двух собраний стихов, аль-Маарри при-

надлежит множество научных сочинений, отно-

сящихся к различным областям знаний и по-

сланий научно-литературного характера. К со-

жалению, лишь немногие из них сохранились

до наших дней. Наибольший интерес представ-

ляет «Послание о прощении» («Рисалат аль-

гуфран»), некоторыми особенностями сюжета

напоминающее видения европейской средневе-

ковой литературы. «Послание о прощении» со-

чинено автором в 1033 г. в ответ на письмо бо-

ВЬЕТНАМСКАЯ

ЛИТЕРАТУРА

235

гослова и литератора Ибн аль-Кариха, в кото-

ром тот высказывается по вопросам догматики

с ортодоксальных позиций, обрушивается на

еретиков и пытается доказать, что всякие про-

ступки против веры неизбежно влекут за собой

наказание как в земной жизни, так и в потусто-

ронней.

«Послание о прощении» начинается серией

иронических комплиментов в- адрес Ибн аль-

Кариха за его «благочестие» и «близость к бо-

гу». Далее следует рассказ о путешествии Ибн

аль-Кариха в загробный мир и описание жизни

в раю, сделанное сатирически на основании бук-

вального понимания текста Корана. Оказывает-

ся, после смерти и воскресения Ибн аль-Карих

попал в Долину Воздаяния, где долго страдал

от жары и жа^ды, ожидая решения своей уча-

сти. Еще в земной жизни он запасся докумен-

том, подтверждающим его добрые деяния, и,

оказавшись перед вратами рая, он расталкива-

ет толпу страждущих и преподносит хвалебные

стихи стражу рая Ридвану.

Последовательно Ибн аль-Карих ведет пере-

говоры с дядей пророка Хамзой, с его двоюрод-

ным братом Али и, наконец, с самим Мухамма-

дом, но пророк требует от Ибн аль-Кариха бу-

магу, где было бы сказано, что тот раскаялся и

получил отпущение грехов. Таким образом, нра-

вы на небе удивительно напоминают нравы со-

временного поэту общества. В конце концов

после долгих проволочек Ибн аль-Карих полу-

чил из «Большого дивана» свидетельство о по-

каянии и был прощен Мухаммадом, приложив-

шим свою печать.

Еще беспощаднее осмеивает аль-Маарри тра-

диционные коранические представления, описы-

вая пребывание Ибн аль-Кариха в раю. Здесь,

как и в земной жизни, царит несправедливость,

многие попали сюда «по недосмотру», а другие

были пропущены на определенных условиях.

Так, прославлявший вино доисламский поэт

аль-Аша в соответствии с хадисом — «кто не

отрекся от вина в этой жизни, будет лишен его

в той» — вынужден в раю довольствоваться

лишь медом, когда все другие обитатели рая

«кувшинами достают вино, смешанное с медом,

из райского источника». Встречает Ибн аль-Ка-

рих в раю и многих доисламских поэтов, при-

чем все они оказались прощенными и попали в

рай на основании каких-либо указаний Корана

или хадисов, цитатами из которых и граммати-

ческими рассуждениями аль-Маарри ловко ус-

нащает текст, создавая иллюзию как его стро-

гой академичности, так и своей абсолютной ор-

тодоксальности.

Подобно герою «Божественной Комедии»

Ибн аль-Карих совершает также путешествие в

ад, где беседует с дьяволом-иблисом. Иблис за-

дает ему ряд ехидных вопросов, которые слу-

жат косвенной критикой коранических пред-

ставлений о загробном мире.

Таким образом, «Послание о прощении» не

только остроумная пародия на традиционное

мусульманское представление о загробной жиз-

ни, но и осмеяние придворных панегиристов и

лицемеров, рассчитывающих при помощи своих

«благочестивых» стихов попасть в рай. Аль-

Маарри показывает, как мусульманские бого-

словы-традиционалисты, толкуя буквально ко-

ранический текст, создали нелепую и противо-

речивую легенду о загробной жизни в раю, кото-

рый они представляют себе как полное и неог-

раниченное удовлетворение своих земных стра-

стей. «Развивая» их учение, аль-Маарри демон-

стрирует его абсурдность.

Как всякий верующий мусульманин, аль-

Маарри не ставит под сомнение основные дог-

маты ислама, но, как образованный философ-

рационалист и мыслитель-скептик, он иронизи-

рует над традиционными представлениями о

воскрешении из мертвых, о загробной жизни, от-

рицает учение о предопределении и, объявляя

разум единственным критерием истины, счита-

ет возможным аллегорическое толкование кора-

нических утверждений.

Отвергая обвинение Ибн аль-Кариха в адрес

Башшара ибн Бурда, Ибн ар-Руми, аль-Мута-

набби, аль-Халладжа, Ибн ар-Раванди и других

поэтов и философов, он доказывает, что там,

где богослов-ортодокс видит ересь, следует ви-

деть лишь поэтический прием. Аль-Маарри за-

щищает право литератора на свободомыслие.

Стихи поэта собраны в двух книгах: «Искры

из огнива» («Сакт аз-занд») и «Обязательность

необязательного» («Лузум ма ла яль-зам», или,

короче, «Аль-Лузумийят»). Юношеские стихи

книги «Искры из огнива» (панегирики, элегии,

самовосхваления) носят еще традиционный ха-

рактер, в них отчетливо ощущается влияние

аль-Мутанабби и других поэтов классического

периода. Панегирики, обращенные к официаль-

ным лицам, несут на себе следы учености, но и

им уже присуща та яркость образов, которая

впоследствии отмечает все его поэтические про-

изведения. В самовосхвалениях поэт по тради-

ции прославляет свой род и свои собственные

достоинства. Элегии (на смерть матери и неко-

торых друзей), написанные с большой философ-

ской глубиной, содержат грустные размышле-

ния о человеческой судьбе.

Наиболее зрелые в философском и поэтичес-

ком отношении стихотворения аль-Маарри во-

шли в сборник «Обязательность необязатель-

ного», который по праву считается вершиной

арабской философской лирики. Заглавие сбор-

ника можно истолковать двояко: некоторые кри-

236

ЛИТЕРАТУРЫ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА И СРЕДНЕЙ АЗИИ

тики предполагают, что оно подразумевает обя-

зательность выраженных в стихах мыслей для

автора и необязательность их для других людей,

иные же объясняют заглавие использованием

в сборнике необязательной в классической араб-

ской поэзии двойной рифмы.

Широк и разнообразен круг вопросов, вол-

нующих аль-Маарри, но доминирующие темы

его лирики — это социальная несправедли-

вость, порочность каждого человека и общества

в целом, зло и страдание как непреодолимый за-

кон бытия, тайна жизни и смерти. Каждая стро-

ка лирико-философских медитаций аль-Маарри

проникнута напряженным трагизмом, его мысль

полпа мучительных контроверз. Гневное презре-

ние к миру сочетается в его сознании с любовью

к людям, обличение переходит в сострадание,

мизантропия оборачивается страстным призы-

вом к справедливости, защитой униженных и

обездоленных, попытка рационалистического

постижения миропорядка сменяется ощущени-

ем власти хаоса, и всем духовным поискам не-

изменно сопутствует сомнение. Жизнь представ-

ляется поэту цепью бесконечных страданий.

Его все время преследует мысль о мировом зле,

несовместимом со всеблагостью божества, порой

переходящая в критику созданного богом миро-

порядка.

Когда бы по делам господь судил людей,

Не мог бы избежать возмездия злодей.

А сколько на земле мы видели пророков,

Пытавшихся спасти людей от их пороков.

И все они ушли, а наши беды — здесь,

И наш недужный дух неисцелен поднесь.

(Перевод А. Тарковского)

Размышляя об «основных вопросах бытия» —

о добре и зле, о моральном долге человека, об

истинной вере, о тайне жизни и смерти,— по-

эт как бы перебирает различные доктрины, ни-

чего не абсолютизируя, все пропуская через гор-

нило разума и сомнения. Правоверный мусуль-

манин по воспитанию, аль-Маарри порой дохо-

дит до крайних форм свободомыслия, за что да-

же получил кличку «зиндик» (еретик). Его ли-

рико-философские размышления проникнуты

чувством глубокой неудовлетворенности нрав-

ственным состоянием общества, ощущением

одиночества человека во враяэдебном ему мире;

но истину видит поэт лишь во внутреннем усо-

вершенствовании, в служении людям, в ненаси-

лии. Вольнолюбец и скептик, слепой поэт муд-

ро прозрел трагический социальный опыт смут-

ного времени и общий кризис средневекового

сознания.

Поэтический стиль аль-Маарри передает на-

пряженный драматизм мысли, каждая строка

его стихов — законченный афоризм. Поэт любит

соединять противоположные понятия: жизнь —

смерть, радость — страдание, молодость — ста-

рость и т. д. В одной строке сталкиваются кон-

трастные пары, воображение движется от по-

нятия к его противоположности, причем свое-

образная симметрия поэтической строки как бы

объединяет несовместимые начала в единое

гармоническое целое.

Бесспорен огромный талант аль-Маарри,

очень велика роль этого философа и поэта, за-

вершившего целую эпоху развития арабской

классической литературы и синтезировавшего в

своем творчестве различные элементы сложной

и пестрой арабской средневековой культуры.

Значение аль-Маарри далеко выходит за ее

пределы. В своей философской лирике и прозе

поэт уже в XI в. поднялся до рассмотрения ми-

ровоззренческих и этических вопросов, волно-

вавших человечество на протяя^ении многих по-

следующих столетий.

В X—XII вв. расцвету арабской поэзии со-

путствует развитие прозы: нравоучительной ли-

тературы адаба, деловых и научных трактатов

рисала, а в народной литературе — городской

новеллы и эпопеи (о народной новеллистике см.

наст, изд., т. III). В большинстве своем прозаи-

ческие сочинения того периода, особенно дело-

вые и личные послания, писались рифмованной

и ритмизованной прозой, часто весьма изыскан-

ной. В X в. возникает особый я^анр макамы —

короткой плутовской новеллы, сатирически ри-

сующей нравы средневекового города. Мастера

этого жанра писали особо изощренной, до пре-

дела насыщенной сложными фигурами араб-

ской риторики рифмованной прозой, что ограни-

чивало их аудиторию узким кругом знатоков

литературы.

Древние арабы словом «макам», или «мака-

ма», обозначали место сбора племени, а также

беседы, ведущиеся на племенных собраниях.

После образования Халифата этим словом стали

называть беседы в кругу халифов и эмиров, а

также литературные собрания в круя^ках бога-

тых и знатных меценатов. Со временем содер-

жание слова менялось, и к X в. термин прочно

закрепился за жанром изысканной плутовской

новеллы, весьма популярным в литературных

кружках.

Герой макам — образованный бродяга, сло-

няющийся по городам Халифата и добывающий

пропитание хитрыми проделками, в которых он

проявляет необыкновенную находчивость и ли-

тературную одаренность. Жизненной основой

этого персонажа была распространенная в Сред-

ние века в городах фигура нищего литератора,

о плутовских проделках и остроумии которого

ходило множество анекдотов.

НАРОДНО-ЭПИЧЕСКАЯ

ЛИТЕРАТУРА

237

Первые дошедшие до нас макамы принадле-

жали перу Бади аз-Замана аль-Хамазани

(970—1007), сочинившего, по его собственному

утверждению, около 400 макам, из которых со-

хранилась лишь 51. В качестве главного героя в

его макамах фигурирует некий Абу-ль-Фатх

аль-Искандарани, ловкий, предприимчивый, наг-

лый и вместе с тем беззаботный бродяга, из

рассказа в рассказ меняющий профессию и до-

бывающий средства существования хитростью,

а иногда и мошенничеством. Повествование в

макамах аль-Хамазани ведется от лица другого

персонажа — купца Исы ибн Хишама, которо-

го торговые дела и судьба забрасывают в раз-

личные города Халифата.

Между новеллами (макамами) нет сюя^етного

единства — их объединяет лишь личность ге-

роя, неизменно на каком-то этапе появляюще-

гося в каждом рассказе и поражающего читате-

ля очередной проделкой.

В каждом из рассказов Абу-ль-Фатх имеет

свой особенный облик: то оп оратор, выступаю-

щий в костюме воина и призывающий право-

верных подняться на борьбу с византийцами,

то фокусник, уверяющий, что он в состоянии

оживлять мертвых и обнаруживать пропажу, то

иищий-попрошайка, то переписчик бумаг на

рынке, то имам, возглавляющий молящихся

мусульман, то странствующий факир, призы-

вающий к воздеряланию. Грим и костюмы помо-

гают Абу-ль-Фатху делаться неузнаваемым, и

лишь его ловкость да удивительный литератур-

ный талант выдают мошенника.

Хотя далеко не всегда авантюры героя окан-

чиваются успешно, веселый нищий не унывает.

При всех обстоятельствах он остается бодрым и

жизнерадостным. «Судьба, — говорит он,—

лживый призрак. Кружись, вертись, как вертит-

ся она»; «То судьба причиняет мне зло, то моя

бодрость помогает ее победить».

По содержанию макамы аль-Хамазани неод-

нородны. В одних представлены жанровые сцен-

ки из жизни средневекового города, другие при-

обретают как бы исторический характер благо-

даря таким персонажам, как поэт Зу-р-Румма

или политический деятель Сайф ад-Дауля.

В них ощущается прежде всего стремление ав-

тора развлечь читателя или позабавить его ка-

ким-либо курьезным случаем, свидетельствую-

щим об удивительной сноровке нищих и бродяг,

и вместе с тем продемонстрировать литератур-

ное мастерство автора.

Дальнейшее развитие жанр макамы получил

в творчестве прославленного стилиста аль-Ха-

рири (1054—1122). Любитель и знаток класси-

ческого арабского языка, он решительно высту-

пал против всяких отклонений от классических

норм в сторону яшвой речи. Перу его принадле-

Иллюстрация к произведениям Харири

Арабская рукопись

Я\ИТ несколько сочинений по филологии, где он

обрушивается на писателей, включавших в свои

произведения разговорные формы и обороты.

Аль-Харири создал 50 макам, сборник кото-

рых автор преподнес везиру халифа аль-Мус-

таршида. Подражая аль-Хамазани, аль-Харири

сделал героем своих макам некоего Абу Зайда

из Саруджа (Сарудж — город в Северной Месо-

потамии) — образованного и предприимчивого

нищего-бродягу. Повествование в макамах аль-

Харири ведется также от лица путешественни-

ка и купца аль-Хариса ибн Хаммама, переез-

жающего из города в город и неизменно оказы-

вающегося свидетелем очередной проделки ге-

роя. В каждом городе судьба сталкивает его

с Абу Зайдом, появляющимся в различных мес-

тах всегда в новом виде и обнаруживающим в

своих проделках ум, великолепное владение ли-

тературным арабским языком и мастерство по-

этического экспромта.

Образ главного героя макам аль-Харири —

Абу Зайда многим напоминает героя макам аль-

Хамазани — Абу-ль-Фатха и представляет со-

бой как бы его дальнейшее развитие. Абу

Зайд — ловкий плут, сочетающий в своем ха-

рактере лукавство и доброту, беззастенчивость

238

ЛИТЕРАТУРЫ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА И СРЕДНЕЙ АЗИИ

и великодушие. Каждый раз он появляется в но-

вом виде на различных людских сборищах, рас-

сказывает о своих вымышленных похождениях

и, увлекая слушателей своим красноречием, до-

бивается, чтобы его накормили и напоили, со-

брали ему небольшую сумму для переезда в

другой город, где вся история повторяется за-

ново. Свое независимое положение Абу Зайд

ценит очень высоко.

«Оставаться бедным и переходить из одной

страны в другую, в глазах моих, предпочтитель-

ней должности, занятие которой сопряжено с

неудобствами. Какое бы значительное место мы

ни занимали, мы осуждены переносить чужое

высокомерие и упреки».

Отношение автора макам к их главному ге-

рою — находчивому бродяге-поэту — выражено

тоном, в котором ведется повествование рассказ-

чика-купца. Несмотря на то что Абу Зайду не-

однократно удается перехитрить Ибн Хаммама,

рассказчик не только не испытывает к нему не-

приязни, но, напротив, говорит о нем с явной

симпатией. Жизнеспособность, находчивость, об-

разованность, остроумие Абу Зайда вызывают

восхищение, неблаговидные поступки его и

плутни — лишь доброжелательные упреки. Мы

не находим в макамах ни назойливой дидакти-

ки, ни нравоучений. Тип ловкого бродяги, умею-

щего овладеть любой ситуацией, вырастает из

атмосферы жизни арабо-мусульманского горо-

да. В отношении автора к герою уже чувствует-

ся любование индивидуальным началом и бога-

тыми возможностями человеческой натуры,

столь характерное для культуры Развитого

Средневековья, стоящего на пороге Ренессанса.

Вторжение крестоносцев в пределы Халифа-

та в XI—XII вв. не прошло бесследно для жите-

лей охваченного войной региона. Впервые в ис-

тории Западная Европа и арабо-мусульманский

Восток пришли в тесное соприкосновение, соз-

давшее возможность широкого культурного об-

мена. Вместе с тем образование крестоносных

государств способствовало в середине XII в. из-

вестной консолидации втянутых в войну му-

сульманских общин Сирии, Палестины и

Египта.

В этот период в эйюбидском Египте склады-

вается героико-романический эпос, часто име-

нуемый народным или даже лубочным рома-

ном. Изложенные прозой, рифмованной прозой

или стихами, а чаще всего рифмованной и рит-

мизованной прозой с поэтическими отступления-

ми анонимные сочинения составляли основной

репертуар народных чтецов-исполнителей. За

многие века формирования этот жанр претерпел

значительную эволюцию, вобрав в себя древней-

шие эпические сказания, городскую новелли-

стику, волшебные сказки и разнообразные исто-

рические и псевдоисторические рассказы. Ос-

новы таких эпопей начали возникать с VIII в.,

но дошли до наших дней, как правило, в более

поздней версии, со многими наслоениями пос-

ле многовековой обработки исполнителями и

переписчиками.

В отличие от европейского рыцарского рома-

па, пришедшего па смену героическому эпосу и

возникшего, как правило, в придворной среде,

сложившийся в городах мусульманского Восто-

ка эпико-романический жанр и изначально, и па

всем протяжении своего развития носил ярко

вырая^еныый народный характер. Пережитки

языческих верований перемешаны в этих про-

изведениях с мусульманским учением, харак-

терные для горожан этические представле-

ния — с куртуазной моралью, мотивы народных

сказок — с древними эпическими сказаниями и

раннефеодальным эпосом. В результате араб-

ские народные романы с их занимательной фа-

булой, как и другие жанры народной литерату-

ры, в отличие от аналогичных форм на Западе,

реально противостояли строго формализован-

ной панегирической поэзии и «ученой» прозе

образованных сословий.

Арабский народный роман обычно строится

в форме жизнеописания (сира). До наших дней

дошло около двадцати таких романов, причем

наиболее известный из ранних образцов этого

жанра — многотомная эпопея «Жизнеописание

Антара» («Сират Антар»), герой которой —

знаменитый бедуинский поэт-воин Антар,

живший в доисламской Аравии в конце VI —

начале VII в. (о других арабских народных

романах см. наст, изд., т. IV). Скудные сведе-

ния о его жизни, известные нам по комментари-

ям к его стихам в средневековых антологиях,

позднее обросли многочисленными легендами и

в конце концов сложились в огромную эпопею

из 32 частей. Древнейшие части романа, по-

вествующие о жизни Антара в Хиджазе, восхо-

дят к рубежу VIII—IX вв., другие же эпизоды,

в которых речь идет о приключениях Антара за

пределами Аравии на фоне войн с Византией и

крестоносцами, относятся к более поздним вре-

менам и являются позднейшими наслоениями,

отличающимися от древнейших частей эпопеи

не только фабулой, но и тоном и всей атмосфе-

рой повествования.

Фабула основных частей романа строится во-

круг истории любви Антара к своей двоюрод-

ной сестре, дочери знатного абсита, Абле, брака

с которой он добивается ценой множества слав-

ных подвигов, преодолев бесчисленные трудно-

сти и козни, чинимые родными Аблы, соперни-

ками и недругами. Далее следует описание не-

скончаемой цепи подвигов и приключений ге-

роя, арена которых от эпизода к эпизоду рас-

ВЬЕТНАМСКАЯ

ЛИТЕРАТУРА

239

ширяется, охватывая Иран, Византию, земли

франков, острова Средиземного моря, Испанию,

Северную Африку, Эфиопию, Египет и другие

земли.

Из ничтожного раба в начале эпопеи Антар

постепенно становится вождем многих племен

Аравии, возглавляет армии Ирана, Византии и

других государств, участвует в решении судеб

европейских народов. В эпопее отражены доис-

ламские племенные войны, войны арабов с пер-

сами, византийско-иранское соперничество,

арабские завоевания в Азии, Африке и Европе

и крестовые походы. Однако как бы далеко в

пространстве и времени ни заносила Антара

фантазия рассказчиков, все же после очередной

серии походов и множества любовных и других

приключений герой возвращается к своей Абле

в родной Хиджаз, где соплеменники празднуют

его возвращение, а враги и завистники снова

принимаются за свои козни. Пестрая ткань эпо-

пеи, ее эпические, новеллистические и сказочно-

фантастические элементы сотканы в фабульно-

единую историю племенного героя, неразрывно

связанного со своим племенем.

Европейские критики часто называют «Жиз-

неописание Антара» рыцарским романом по

аналогии со средневековыми европейскими про-

изведениями этого жанра, основываясь на на-

личии в эпопее галантных сцен, аксессуаров ры-

царского быта и некоторых частных фабуль-

ных совпадений с европейскими рыцарскими по-

вествованиями. На такую аналогию наталки-

вает и сама история Антара, которого называют

фарисом (всадником), рыцарем своей «дамы»

Аблы, всегда борющегося с несправедливостью,

защищающего обиженных (прежде всего жен-

щин), странствующего по свету и неоднократно

декларирующего принципы рыцарской чести.

Все это дало основание одним исследователям

усмотреть в романе прямое влйяние европей-

ских образцов, другие, напротив, видят в этом

доказательство влияния Востока на европейский

рыцарский роман.

Однако «куртуазные» элементы «Жизнеопи-

сания Антара» — лишь внешний покров, нечто

вроде маскарадного костюма, мало соответст-

вующего как жизненной почве эпопеи — доис-

ламскому родо-племенному укладу, так и эпико-

героическому существу ее сюжета и образов.

В основе своей Антар — бедуинский богатырь,

огромный, могучий, безрассудно-отважный, не-

истовый и простодушно-доверчивый, подобно

другим богатырям, в образах которых многие

народы воплотили идеал воина и человека. Ан-

тару еще ни в какой мере не свойствен односто-

ронний пафос служения, характерный для ге-

роев более позднего рыцарского романа, ему

присущи те эпическая полнота и разносторон-

ность характера, которые составляют существо

наивного реализма в образах героев архаичес-

кого родового эпоса.

В фабуле «Жизнеописания Антара» множе-

ство эпических общих мест, большинство обра-

зов романа соответствует общеэпическим кано-

нам, а поэтика, стилистический и образный ар-

сенал обладают всеми чертами наивно-эпичес-

кого стиля.

7. ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА И ПОЭТИКА

IX—XIII ВВ.

Уже в Средние века у арабов возникает литера-

турная критика. Если в Древности арабский

поэтический канон предстает перед нами как

обычай, как определенная совокупность стихий-

но сложившихся в процессе поэтической прак-

тики приемов, то начиная с IX в. возникает по-

требность в их осознании и систематизации, а

также в выработке оценочных критериев. Чуж-

дые старинным бедуинским традициям жители

империи нуждаются в четких дефинициях, что-

бы включиться в сложившуюся издревле тради-

ционную культуру. И хотя эти дефиниции вы-

рабатываются на основе арабского поэтического

канона, его аналитическое осмысление стано-

вится возможным благодаря влиянию греческой

философской мысли.

Уже филологи VIII

—

IX вв. Абу Убайда

(728—825) и аль-Асмаи (ок. 739 — ок. 830) по-

ложили начало филологической критике. Они

собирали и изучали поэтические произведения,

устанавливали их подлинность, выясняли ста-

ринные значения слов, снабжали текст филоло-

гическими и историческими комментариями.

При этом в отборе лучших образцов древней

поэзии сказывался их вкус и проявлялись их

критерии. Часто в основу своих суждений они

клали сохраненные традицией оценки древних

арабов, современников доисламских поэтов.

При этом филологи признавали лишь полезных

им в их филологических изысканиях доислам-

ских поэтов, новыми поэтами они не занима-

лись. Куфийский филолог Ибн аль-Араби (ум.

754) вообще отрицал какие-либо положитель-

ные черты у новой поэзии.

Однако нападки на новую поэзию имели и

политическую причину. В них проявлялся ан-

тишуубизм идеологов империи. Древние поэты

были чистокровными арабами-бедуинами, в то

время как новые поэты были выходцами из ара-

бизированного населения империи (Башшар

Ибн Бурд, Абу Нувас, позднее Абу Таммам) и в

большей мере испытали влияние неарабских

культур. Поэтому провозглашение абсолютного

превосходства древней поэзии в то же время оз-

начало признание приоритета арабских завоева-

телей, их языка и культуры.

240

ЛИТЕРАТУРЫ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА И СРЕДНЕЙ АЗИИ

К середине IX в. относится деятельность од-

ного из первых литературных критиков, Ибн

Кутайбы (828—889), сформулировавшего свои

взгляды на поэтическое искусство с антишуу-

битских позиций. Ибн Кутайба был первым кри-

тиком, попытавшимся выработать критерии

художественной ценности произведения. Как

всякий классицист, он предпочитал древнюю

поэзию, хотя и утверждал, что оценка как древ-

ней, так и новой поэзии должна основываться

на единых критериях. Тем не менее только

древняя поэзия с ее тематикой и композицией

могла быть, по его мнению, моделью для подра-

жания. Противостоя стремлению поэтов «Об-

новления» реформировать поэзию, он попытал-

ся навсегда оправдать, узаконить и зафиксиро-

вать композицию классической касыды, ее поэ-

тику и стилистику: «Новый поэт,— писал он,—

не должен отступать от пути древних, подра-

жая им в частях касыды. Он не должен оста-

навливаться около обитаемого жилья или пла-

кать около сохранившегося строения, ибо древ-

ние останавливались у покинутого становища и

едва заметных следов кочевья, не должен ехать

на осле или муле и описывать их, ибо древние

ездили на верблюдице или верблюде, не должен

подъезжать к чистым и проточным водам, ибо

древние останавливались около мутных и стоя-

чих, ее должен пересекать на своем пути са-

ды нарциссов, миртов и роз, ибо древние пере-

секали заросли полыни, ханва и арака...» (пе-

ревод И. Ю. Крачковского).

Иной аспект арабской поэзии анализирует

другой выдающийся филолог и поэт — Ибн аль-

Мутазз в «Книге о новом стиле» («Китаб аль-

бади»), попытавшийся систематизировать ис-

пользуемые поэтами фигуры и тропы и разра-

ботать для их обозначения соответствующую

терминологию. Ибн аль-Мутазз выявил пять

основных и одиннадцать второстепенных фигур

и украшений и, опираясь на стихи древних поэ-

тов, Коран и сунну, попытался доказать, что все

они не были изобретены поэтами нового време-

ни, по использовались арабами уже в древно-

сти. Начиная с Ибн аль-Мутазза, изучение по-

этических фигур стало одной из важнейших об-

ластей науки о поэзии. Отметим, однако, что

уже в Средние века были филологи, занимавшие

иную позицию в отношении новой поэзии. Та-

ким был, в частности, филолог ас-Саалиби

(961

—

1038), восхищавшийся новой поэзией и

посвятивший поэтам X в. специальный труд

«Жемчужина времени» («Ятимат ад-дахр»).

В большой мере под влиянием греческой нау-

ки оказался выдающийся литературный кри-

тик, грек-христианин, принявший ислам уже в

преклонном возрасте, Кудама ибн Джафар (ум.

ок. 922). В своей «Критике поэзии» («Накд аш-

шир») он сделал попытку изложить основы

арабской поэтики. Начав с определения поэзии

как «размеренной рифмующейся речи с закон-

ченным смыслом», он последовательно проана-

лизировал ее элементы — поэтическую лексику,

метрику, рифму, жанры поэзии и ее образную

систему. Рассматривая поэтическое творчество

как ремесло, Кудама полагал, что знание и стро-

гое применение законов поэтики обеспечивают

художественные достоинства произведения. Та-

кой «рационалистический» взгляд на творчест-

во впоследствии прочно закрепился.

Более компилятивный характер имели трак-

таты по поэтике аль-Аскари (ум. 1005) «Книга

двух искусств — прозы и поэзии» и Ибн Ра-

шика (ум. 1070) «Опора в искусстве поэзии и

ее критики». В 10 главах своего сочинения аль-

Аскари касается почти всех вопросов искусства

поэзии, начиная от соотношения поэтических

образов, идей (поэтическое содержание), спо-

собов их выражения (форма) и кончая переч-

нем категорий бади и сложного, волновавшего

критиков вопроса о праве на заимствование од-

ними поэтами у других поэтических идей и об-

разов. Сочинение Ибн Рашика — самый полный

труд по поэтике. Автор во введении говорит, что

«собрал все лучшее, что разыскал в трудах

предшественников». Понимая задачу книги

весьма широко, Ибн Рашик включил в нее все,

что должен был знать критик для оценки поэти-

ческого искусства, начиная с пространно изла-

гаемой истории поэзии и арабской просодии

и кончая фигурами бади.

Окончательное превращение арабской средне-

вековой науки о литературе в стройное учение

с теоретической основой и выработанной тер-

минологией относится к X—XIII вв. Заслуга в

обобщении трудов средневековых ученых при-

надлежит ас-Саккаки (1160—1228), который в

энциклопедическом труде «Ключ наук» создал

стройную классификацию наук о словесном ис-

кусстве. Со времени ас-Саккаки средневековые

филологи лишь изучали его книги, адаптирова-

ли и комментировали их. В эту эпоху оконча-

тельно складываются основные понятия поэти-

ки. Филологи начинают различать уровни

структуры литературного произведения. Выде-

ляется «Наука о поэтических темах» («Ильм

аль-маани») и «Наука о красотах стиля»

(«Ильм аль-байан»), в которых рассматривают-

ся вопросы художественного стиля и образной

системы как в поэзии, так и в прозе.

8. АРАБСКАЯ ЛИТЕРАТУРА В ИСПАНИИ

(АНДАЛУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА) VIII—XIII ВВ.

Значительную роль в развитии арабской сред-

невековой литературы сыграло население араб-

ской Испании (Андалусии). За восемь столе-