198
ЛИТЕРАТУРЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
мом начале (в первый раз) на [принадлежав-
шего] Тадыкын-чуру серого коня сев верхом,
он напал [на врага]. Тот копь там пал. Во вто-
рой раз па [принадлежавшего?] Ышбара-Ямта-
ру серого коня сев верхом, он напал [на врага].
Тот конь там пал. В третий раз на [принадле-
жавшего] Йегин-Сили-беку снаряженного гне-
дого коня сев верхом, он напал [на врага]. Тот
конь там пал».
Эпическая идеализация героев присуща всем
текстам ѳрхонских памятников. Исторические
правители изображаются в легендарно-эпичес-
ком духе: «Когда вверху голубое небо, [а]
внизу — бурая земля возникли, между ними
возникли сыны человеческие. Над сынами чело-
веческими мои предки Бумын-каган [и] Исте-
ми-каган сели [на царство]». Или: «Они были
мудрыми каганами, они были смелыми кагана-
ми. Их приказные тоже ведь были мудры, ведь
были смелы. И народ, и беки были верны...».
В этот период (середина VI в.) Тюркский
каганат начинает играть главную роль в поли-
тической жизни не только Центральной, но и
Средней Азии. Были покорены монголоязычные
кидапе и тюрки-кыргызы, разгромлены в Сред-
ней Азии эфталиты, захвачен Боспор Кимме-
рийский; оба северокитайских государства при-
нуждены были платить дань тюркам. В конце
VI в. Тюркский каганат имел политические и
экономические отношения с Византией, Ираном
и Китайской империей. Именно этот период и
лег в основу образа идеального прошлого, «пра-
истории» народа в орхонских текстах. В даль-
нейшем завоевательные войны, способствовав-
шие росту богатства и влиятельности тюркской
родовой аристократии, которая стремилась к не-
зависимости, и обеднение массы рядовых об-
щинников привели каганат к междоусобице и
социально-политическому кризису, в результате
которого Тюркский каганат распался на Вос-
точнотюркский и Западнотюркский каганаты.
Между ними не замедлила вспыхнуть война,
которая привела к утрате тюрками своей неза-
висимости. Поэтому основной мотив орхонских
надписей — верность идеалам предков, верность
и беспрекословное повиновение беков и народа
царствующему дому. Все несчастья народа про-
истекают, по мнению автора надписи, из-за
стремления беков и народа к независимости от
кагана и их недальновидности: «Тюркский на-
род, сыт ты или же голоден, ты не думаешь
о том, будешь ты голоден или сыт, а раз насы-
тившись, не думаешь, что можешь быть [опять]
голоден. Из-за того, что ты таков, не послушав-
шись возвысившего [тебя] твоего кагана и его
речей, бродил ты по разным землям, там силь-
но изнурился [и] извелся» (Малая надпись в
честь Кюль-тегина).
Авторы орхонских сочинений рисуют образы
верховного властителя кагана, «мудрого со-
ветника» Тоньюкука и полководца-героя Кюль-
тегина как образцы соответствующей времени
добродетели. Образ кагана включает в себя бо-
жественное начало («небоподобный, неборож-
денный», «моя мать хатун, подобная [богине]
Умай») и в то я^е время наделяется лучшими,
с точки зрения автора, человеческими чертами.
Задача «мудрого советника» Тоньюкука —
стоять на страже интересов кагана. В надписи
Тоньюкук предстает героем, обладающим госу-
дарственным умом и незаурядной отвагой. Вы-
ше всех добродетелей почитается воинская доб-
лесть. Как образец личной воинской доблести
представлен Кюль-тегин, бывший предводите-
лем войск при Бильге-кагане. Его участие во
всех походах изобрая^ается одинаковым эпичес-
ким приемом. Кюль-тегин садится верхом на ко-
ня (обязательно указываются цвет и происхож-
дение коня), бросается на врагов, поражает од-
ного, другого. Потом конь гибнет, а войско, с
которым тюрки ведут сражение, уничтожается.
Кюль-тегин не взывает к народу, как каган, не
вдохновляет народ на подвиги, как советник
Тоньюкук, не размышляет о ведении государст-
венных дел — он только сражается. Автор над-
писи стремился создать образ отважного героя-
витязя, лично участвующего в бою, исход ко-
торого в значительной степени решало его при-
сутствие.
Помимо этих героев, в тексте, посвященном
Тоньюкуку, через прямую речь изображсчю
значительное число действующих лиц — это
каганы враждебных народов, лазутчики, про-
водник. В целом тексты надписей несут на себе
печать определенных и, по-видимому, уже кано-
низированных приемов изображения событий,
хотя отдельные события (например, переход
тюркского войска через Кёгмен во время похо-
да 710—711 гг. на кыргызов) изображены до-
статочно реалистично.
Надписи в честь Кюль-тегина, Бильге-кагана
и Тоньюкука с точки зрения их я^апровой ха-
рактеристики можно считать историко-героиче-
скими поэмами, созданными под влиянием или
в связи с традицией друяшнного эпоса.
Енисейские рунические надписи дают пер-
вые во времени образцы тюркоязычной эпита-
фийной лирики, написанной от лица умершего.
Наиболее пространные из них, такие, как над-
пись с Бёгре, Алтын-кёля и Элегеста, построе-
ны в форме биографического повествования,
рассказывающего о некоторых главных событи-
ях в жизни погребенного. Это подчеркивает их
сходство с определенными частями орхонских
надписей, однако в енисейских эпитафиях исто-
рия жизни умершего играет второстепенную