Белов В.А. Сингулярное правопреемство в обязательстве
Подождите немного. Документ загружается.
статье говорится о том, что состав возражений должника цеденту, которые должник вправе выдвинуть
также и против цессионария, определяется моментом получения уведомления о переходе права. То
есть, по общему правилу, условия существования и осуществления уступленного требования
определяются на момент перехода права, а вот условие о возражениях - на момент получения
должником уведомления о переходе права. Противоречия здесь нет, ибо ст. 384 содержит общую норму,
которая применяется лишь при отсутствии нормы специальной, коей и является в нашем случае
предписание ст. 386. Точно также и ст. 412, трактующая об одном из возражений (возражении о зачете),
является, в свою очередь, специальной нормой по отношению к норме ст. 386, которая вполне с ней
согласуется и, следовательно, также не противоречит ст. 384.
Итак, цессионарий не может претендовать на осуществление приобретенного права требования,
если: (1) не опровергнет всех возражений, выдвинутых должником и возникших у него до момента
получения должником уведомления о переходе права, хотя бы они касались отношений с цедентом; (2)
должник прекратит уступленное требование зачетом однородного требования к цеденту, которое
возникло у должника и срок исполнения которого наступил до момента получения должником
уведомления о переходе требования.
Правило о том, что право передается цессионарию в том виде, в котором оно принадлежало
преемнику, а следовательно, должник вправе выдвигать против цессионария те же возражения, какие он
имел против цедента к моменту получения уведомления, является общепризнанным не только в
законодательствах, но и в юридической науке*(307). Однако ряд авторов обставляли применение как
самого данного правила, так и отдельных его проявлений некоторыми условиями и оговорками. Кроме
того, в науке обсуждалась также возможность заявления должником ряда конкретных возражений и
возражений отдельных типов. Выполним краткий обзор этих точек зрения.
а) Как общее, так и все специальные правила о праве должника на возражения не применяются,
если должник активно участвовал в уступке (например, выразил согласие на уступку, подписав договор
уступки или выдав отдельный акт, признал долг перед цессионарием и т.п.)*(308). Причину этого
явления совершенно правильно подметил Г. Дернбург, рассматривая вопрос о юридическом значении
признания долга: такое признание дает всему обязательству новое основание*(309), т.е. по сути, создает
новое обязательство. Такое же значение имеет и согласие должника на уступку.
б) Правило о том, что должник вправе выдвинуть против цессионария возражение о зачете
только требования к цеденту, срок исполнения которого наступил до момента уведомления должника о
цессии*(310), также можно считать общепризнанным цивилистической наукой. Противоположная
позиция, согласно которой должник не вправе зачитывать против требования цессионария встречное
требование к цеденту,*(311) верная с точки зрения теории зачета в условиях, когда законодательное
закрепление права должника на зачет требования, не являющегося встречным, отсутствовало, сегодня
уже не имеет сторонников.
в) Вслед за законодательным указанием (ст. 201 ГК) ученые воспроизводят и обосновывают
правило, в соответствии с которым перемена лиц в обязательстве, происшедшая, в частности, при
уступке требования, не влияет на течение исковой давности. "Это и понятно. Поскольку новый кредитор
или должник заменяет в обязательстве прежнего в том именно состоянии, в каком на момент замены
находилось самое обязательство, он должен принять и все сложившиеся к этому времени условия,
включая частичное истечение давностного срока"*(312). Иное решение вопроса в том, например,
смысле, что уступка требования прерывает течение исковой давности, привело бы к ухудшению
положения должника, недопустимому без его согласия. Отсюда два совершенно правильных вывода,
сделанных российскими цивилистами: во-первых, должник вправе выдвинуть против цессионария
возражение об истечении исковой давности, исчисленной с учетом времени принадлежности права на
иск цеденту и его предшественникам; во-вторых, уступка требования после истечения исковой давности
не лишает должника права заявить возражение о ее истечении новому кредитору так же, как он мог бы
заявить это возражение цеденту.
2) Должнику принадлежит также право выдвинуть против цессионария возражения,
проистекающие из его личных отношений к цессионарию, причем безотносительно к тому, в какое время
эти возражения возникли - до или после получения должником уведомления об уступке*(313).
Отсутствие указания об этом праве в законодательстве и практически повсеместное умолчание о
нем учеными продиктовано вовсе не сомнительностью, а, напротив, несомненностью и очевидностью
вывода о наличии данного права. Цессионарий является таким же кредитором должника, каким он был
бы, если бы приобрел требование к нему в ходе его первоначального, а не производного возникновения.
Следовательно, цессионарий, как и всякий иной кредитор, должен претерпевать последствия
реализации должником своего права на возражения, проистекающие из их личных отношений. Указанию
законодательства о том, что должник вправе выдвигать против цессионария те же возражения, которые
он имел против цедента, не нужно, следовательно, придавать ограничительный смысл, толкуя его так,
что любых иных возражений, в том числе и к самому цессионарию, должник заявлять не может. Как раз
наоборот: поскольку законодательством не исключена возможность использования должником личных
возражений против цессионария, их использование вполне возможно, причем в силу прямого указания
закона - наряду с возражениями, которые должник мог бы противопоставить цеденту.
3) В юридической литературе распространено указание о том, что должник имеет право
требовать представления новой стороной - кредитором доказательств перехода к ней прав*(314).
Современными российскими учеными это "право" выводится из нормы п. 1 ст. 385 ГК: "Должник вправе
не исполнять обязательство новому кредитору до представления ему доказательств перехода
требования к этому лицу".
В действительности, это глубоко ошибочная позиция. Законодательство не нужно читать между
строк; нужно читать лишь то, что в законодательстве написано. Толкование же законодательства должно
осуществляться в соответствии с правилами толкования, а результаты его должны вписываться в
систему юридических категорий. Всякое субъективное обязательственное право характеризуется
наличием у его обладателя правомочия требования. Может ли должник требовать от нового
кредитора*(315) (в т.ч. и в судебном порядке) доказательства перехода к нему прав? Ни в коем случае,
ибо сами по себе доказательства для должника никакой ценности не представляют. Может ли должник
"наказать" нового кредитора за непредставление этих доказательств (например, потребовать
возмещения убытков или уплаты штрафа)? Тоже нет. Кроме того, нужно еще хорошенько поискать
основание возникновения у должника подобного "требования". Во всяком случае, им никак не может
быть договор сингулярной сукцессии, цель которого вовсе не в том, чтобы снабдить должника некими
"доказательствами".
Гораздо более точны те ученые, которые говорят о праве должника задержать исполнение в
случае сомнения в личности кредитора впредь до разрешения этих сомнений, в частности, путем
представления доказательств уступки*(316). Следовательно, представление доказательств перехода
права - это кредиторская обязанность цессионария*(317), или, как выражается закон, обязанность
совершения "...действий ...до совершения которых должник не мог исполнить своего обязательства" (п. 1
ст. 406 ГК). Кредитор не обязан представлять доказательства приобретения требования под угрозой
санкции, т.е. обязан не в юридическом смысле, а лишь в смысле разумного поведения: не представишь
доказательств - не будет тебе и исполнения. Нарушение кредиторской обязанности вовсе не означает
возникновение у цессионара права требовать ее исполнения в натуре и применения мер гражданско-
правовой ответственности, нет! Оно означает лишь возникновение права задержать исполнение
обязательства, причем осуществление этого права должник может отнести на счет кредитора (п. 2 и 3
ст. 406 ГК).
По смыслу законодательства (п. 2 ст. 385, ст. 406, п. 2 ст. 408 и пп. 4 п. 1 ст. 327 ГК) должник
вправе задержать исполнение новому кредитору также в следующих случаях: 1) при непредставлении
им документа (комплекта документов), удостоверяющего приобретенное право; 2) при отказе поставить
на них отметку о получении исполнения; 3) при отказе выдать расписку в получении исполнения; 4) при
отказе выдать расписку в невозможности выдачи документа (комплекта документов), удостоверяющего
приобретенное право.
Ряд ученых указывает на право должника, сомневающегося в личности кредитора, а также - в
случае просрочки кредитора, внести исполнение в депозит нотариуса или суда*(318). Оба этих варианта
могут быть использованы в России в современных условиях: первой возможности российское
законодательство не запрещает, а о второй прямо постановляет в пп. 3 и 4 п. 1 ст. 327 ГК*(319). Кроме
того, должник, не желающий нести расходы по содержанию предмета исполнения, которые возникают у
него в связи с неопределенностью личности кредитора, вправе не только произвести исполнение
прежнему кредитору, но и на свой страх и риск исполнить кредитору новому (цессионарию).
Естественно, в таком случае должнику целесообразно заручиться у цессионария обеспечением на
случай возможных будущих претензий цедента*(320).
4) О.С. Иоффе высказано мнение, что у должника существует также и право возложить на счет
кредитора дополнительные расходы, которые ему пришлось понести из-за совершенной цессии*(321).
Так, например, если должнику пришлось пересылать исполнение новому кредитору из Москвы в Нью-
Йорк, в то время как для исполнения прежнему кредитору ничего пересылать бы не требовалось, т.к. он
находится в Москве, то разницу между понесенными расходами по доставке исполнения цессионарию и
расходами по доставке исполнения цеденту должник вправе отнести на счет любого из кредиторов или
предъявить к ним требование о возмещении этих расходов как к солидарным должникам. Вывод
почтенного цивилиста о наличии у должника данного права представляет собой конкретизацию общего
принципа о недопустимости ухудшения уступкой требования положения должника, а потому заслуживает
всяческой поддержки.
5) При рассмотрении вопроса о правоотношениях, возникающих из договора сингулярной
сукцессии, мы уже неоднократно сталкивались с понятием уведомления должника об уступке
требования. Без такого уведомления должник может никогда не узнать о цессии и, соответственно, о
своем новом кредиторе, а значит, будет объективно лишен возможности осуществить надлежащее
исполнение обязательства.
Исходя из данного прискорбного обстоятельства и руководствуясь принципом недопустимости
ухудшения положения должника в результате уступки, законодательства и наука наделяют уведомление
особым юридическим значением. Нормой п. 3 ст. 382 ГК установлено, что "если должник не был
письменно уведомлен о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, новый кредитор несет
риск вызванных этим для него неблагоприятных последствий. В этом случае исполнение обязательства
первоначальному кредитору признается исполнением надлежащему кредитору". Под
"неблагоприятными последствиями", упомянутыми в данной норме, разумеется, конечно же, главным
образом возлагаемое на цессионария бремя невозможности понуждения должника к повторному
исполнению и необходимость предъявления регрессного иска к цеденту, получившему исполнение.
Кроме того, именно моментом получения должником уведомления:
(1) отсекаются все возражения должника цеденту, которые можно предъявлять также и
цессионарию;
(2) определяются требования должника к цеденту, которые можно предъявить для зачета
требования, приобретенного цессионарием.
Толкуя норму п. 3 ст. 382 ГК "от противного" можем сказать, что если должник был надлежащим
образом уведомлен о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, то исполнение им
обязательства первоначальному кредитору не может быть признано надлежащим исполнением. Таким
образом, юридическое значение уведомления должника о состоявшейся уступке состоит в том, что с
момента получения этого уведомления должником уступка приобретает для него обязательную силу.
Уступка обязательна для должника (и иных заинтересованных (третьих) лиц) только после
получения должником (заинтересованным лицом) уведомления о таковой. Исполнение первоначальному
кредитору, произведенное им в отсутствие уведомления, считается надлежащим исполнением. Однако
отсутствие уведомления на действительность сделки уступки не влияет*(322). В этих трех предложениях
в наиболее концентрированной форме выражены традиционные взгляды цивилистов как на
юридическое значение уведомления об уступке требования, так и на его соотношение с самим
договором уступки*(323).
Выше мы подчеркивали особенное значение активного участия должника в договоре
сингулярной сукцессии в виде его подписания, дачи согласия на уступку, признания долга перед
цессионарием и т.п. Подобные действия мы расценили как подведение под обязательство нового
основания, а значит - и как причину отпадения права должника на заявление цессионарию возражений,
которые он имел против цедента, включая возражения о дефектах прав цедента, зачете, исковой
давности и др. Уведомление должника о цессии в данном случае уже не имеет своего традиционного
юридического значения. Распространяя этот вывод дальше, мы должны констатировать, что при
активном участии должника в совершении уступки требования уведомления о таковой не нужно*(324).
Изложенные выше правила об уведомлении должника и его юридическом значении должны быть
распространены также на случаи обратной уступки или обратного перехода уступленного права (см. о
них выше).
На ком из кредиторов лежит бремя уведомления о состоявшейся уступке? Единственным
субъектом, заинтересованным в уведомлении должника о цессии, является новый кредитор
(цессионарий). Это суждение однозначно выводится из норм п. 3 ст. 382, ст. 386 и 412 ГК и уже
высказывалось в литературе*(325). По этой причине следует признать в качестве общего правило о том,
что бремя уведомления должника о совершении уступки лежит на новом кредиторе (цессионарии),
должно осуществляться им самостоятельно и за свой счет, если иное не предусмотрено договором
сингулярной сукцессии. Таким образом, нужно различать два вопроса: (1) о том, кто из кредиторов имеет
право (может) сделать уведомление, рассчитывая на его обязательность для должника, и (2) о том, на
ком лежит бремя такого уведомления. Второй вопрос мы только что разобрали; что же касается первого,
то ответ на него очевиден - уведомление может быть сделано как новым, так и старым кредитором
(первым в силу естественной заинтересованности, а вторым - по договорной обязанности или доброй
воле)*(326).
Обязательно ли для должника уведомление о цессии, исходящее ни от какого-либо из
кредиторов, а от третьего лица? Г. Дернбург считает, что должник имеет право не принимать во
внимание уведомления об уступке, сделанные третьими лицами, "...полагая, что известие о
совершившейся цессии будет уже доставлено ему непосредственно участвующими лицами"*(327).
Вместе с тем не нужно забывать, что могут сложиться и такие ситуации, когда кредиторы окажутся
лишенными возможности сделать уведомление иначе, как через третьих лиц. Так как уведомление об
уступке еще не есть заявление самого уступленного требования, было бы недопустимым формализмом
требовать, чтобы уведомление исходило бы непременно от лица, которое является или являлось его
обладателем. Должнику важно лишь само уведомление, однозначно свидетельствующее о совершении
уступки, но не личность уведомляющего. Подобно тому, как нет ничего страшного в том, если
цессионарий возложил обязанность уведомления на цедента, точно также должнику должно быть
совершенно все равно, если цессионарий сумел расположить к себе какое-то третье лицо и заставить
понести его бремя уведомления. Почему так случилось и как цессионарию это удалось - эти вопросы
должника не касаются. Руководствуясь вышеизложенным, мы должны скорректировать наш ответ на
вопрос о субъекте, который может сделать уведомление об уступке, рассчитывая на его обязательность
для должника: таковым может быть любое дееспособное лицо.
Нужно отметить, что цессионарий заинтересован не просто в уведомлении, а в скорейшем
уведомлении. Чем дольше тянется время промедления с уведомлением, особенно, если оно
простирается сверх срока исполнения обязательства, тем выше вероятность того, что должник, не
ведающий об уступке, исполнит обязательство первоначальному кредитору, которому, как нельзя не
заметить в этой связи, выгодно, напротив, чтобы должник как можно дольше не знал об уступке. Кроме
того, за время промедления у должника могут возникнуть и возражения к цеденту, и встречные
требования к нему, которые он сможет противопоставить также и цессионарию. По этим причинам нужно
заметить, что наиболее целесообразным для цессионария является самостоятельное осуществление
уведомления. Во всяком случае, перелагать его бремя на плечи цедента - лица, наименее в нем
заинтересованного, будет явно неразумно.
6) Последним вопросом, подлежащим рассмотрению, мы избрали вопрос о форме уведомления
и его содержании.
Обращает на себя внимание категоричное предписание п. 3 ст. 382 ГК о форме уведомления -
оно может быть только письменным, вне зависимости от формы самого договора цессии.*(328)
В уведомлении с необходимостью должны содержаться указания о том, (1) какое именно
требование было передано, т.е. о предмете договора сингулярной сукцессии и происшедшей уступки (об
индивидуализации требования), и о том, (2) кому необходимо произвести исполнение, т.е. о личности
цессионария.*(329)
Уведомление должно быть подписано тем, кто его направил. Подпись под уведомлением имеет
принципиальное значение, поскольку определяет достаточность его содержания. Если уведомление
производит цессионарий или третье лицо, т.е. субъект, который является или может оказаться
заинтересованным в ложном сообщении об уступке, должник не только имеет право, но и обязан (для
сохранения статуса добросовестного должника) считать достаточным и обязательным для себя
уведомлением только такой документ, к которому будут приложены доказательства действительно
состоявшегося перехода прав от цедента к цессионарию*(330). Одного лишь голословного письма
постороннего лица, возможно, ранее и неизвестного должнику, о том, что теперь, имей, дескать, в виду,
что ты должен то-то и то-то не ему, как ты думаешь, а мне, потому что я приобрел право требования у
него, явно недостаточно. Подобное голословное уведомление должник вправе оставить без внимания. А
вот уведомление цедента может быть и бездоказательным, ибо раз уж уведомление сделано цедентом -
лицом, заинтересованным в максимально длительном умолчании об уступке, значит уступка наверняка
состоялась. Впрочем, тот факт, что уведомление об уступке, исходящее от цедента, может быть и
бездоказательным, не отменяет необходимости представления доказательств приобретения права
новым кредитором должнику (п. 1 ст. 385 ГК).
§ 4. Соотношение сингулярной сукцессии со смежными юридическими отношениями (активная
делегация, переводной вексель, индоссамент, факторинг, купля-продажа и дарение права, залог
права, договор в пользу третьего лица, переадресование исполнения, назначение бенефициара,
"передача" и хищение "бездокументарных" ценных бумаг)
а) Соотношение с активной делегацией
Активная делегация представляет собой одностороннюю сделку должника (делегата),
состоящую в даче им делегационного обещания по предложению делеганта исполнить в пользу нового
кредитора (делегатария) то, что он, должник, должен был исполнить прежнему верителю (делеганту).
Поскольку делегация суть сделка, совершаемая пассивным субъектом (должником), нет необходимости
применения принципа недопустимости ухудшения его положения перед новым кредитором в сравнении
с положением перед кредитором первоначальным. Это обстоятельство практически не позволяет
должнику по активной делегации ссылаться на какие-либо возражения из отношений покрытия или
валюты - таких возражений, которые могли бы парализовать требования делегатария очень мало.
Именно по причине оторванности делегационного обещания от своего основания делегация не
почиталась римлянами за основание правопреемства; по мнению римских юристов, делегация
прекращала ранее существовавшие отношения порождала новые, с первоначальными никак не
связанные.
В отличие от этого сингулярная сукцессия - это договор кредиторов, т.е. двусторонняя сделка, в
которой должник не принимает никакого участия. Это обстоятельство является основанием для
применения принципа недопустимости ухудшения положения должника перед новым кредитором
(цессионарием) по сравнению с тем положением, которое он занимал перед старым кредитором
(цедентом). Переход к новому кредитору прав со всеми их пороками, причем не только из отношений
покрытия, но и из отношений валюты - вот отличительное качество правового результата, порождаемого
договором сингулярной сукцессии. Именно сингулярная сукцессия расценивалась римлянами как способ
перемены лиц в обязательстве без прекращения самого обязательства, т.е. как способ правопреемства.
Точнее все-таки говорить о том, что правовым результатом договора сингулярной сукцессии является не
просто замена одного обязательства другим, но замена такая должна иметь предметом обязательство
идентичного содержания.
б) Соотношение с переводным векселем
Переводной вексель, как известно, представляет собой документ, предназначенный для
выполнения трех функций: (а) оферты, т.е. предложения векселедателя (трассанта), адресованного
плательщику (трассату) заключить договор об уплате определенной суммы третьему лицу (ремитенту);
(б) указанного договора между трассантом и трассатом о способе уплаты (доставления денег) и (3)
одностороннего обязательства плательщика (акцептанта) уплатить определенную сумму ремитенту или
его правопреемнику.
Сингулярная сукцессия является не документом, а сделкой. Документ о совершении сделки
цессии (договор в узком смысле слова) хотя и удостоверяет также совершение договора, но договора
иного типа. Если акцептованный переводной вексель это договор кредитора и должника об уплате
последним в пользу третьего лица, то в договоре сингулярной сукцессии должник, как уже неоднократно
отмечалось, не участвует.
в) Соотношение с индоссаментом
Центральное различие индоссамента и цессии, определяющее все иные их качества, их
сущность и применение, состоит в различии юридической направленности, юридической цели данных
сделок. Индоссамент переносит право (собственности) на (ордерную) ценную бумагу - этот постулат
должен помнить каждый практик. В то же время, имея своим непосредственным предметом вещь,
сделка индоссамента переносит на добросовестного приобретателя ценной бумаги и те качества,
которые в нее заключены, т.е. права из бумаги, причем в их первоначальном, "девственном", не
тронутом пороками правопредшественников, виде. В этом смысле индоссамент действительно можно
считать основанием уступки требования из ордерной ценной бумаги, как это делает, например,
законодатель в п. 3 ст. 389 ГК.
Сингулярная сукцессия представляет собой сделку, предметом которой является перемена
лица, занимающего статус кредитора, т.е. - перемена личности активного субъекта обязательственного
права требования. Сингулярная сукцессия имеет своим предметом перенесение обязательственных, а
не вещных прав, в частности - обязательственных прав из ценной бумаги, но никак не права на ценную
бумагу. Здесь вполне работает аксиома "никто не может передать прав больше, чем имеет сам". Коль
скоро эти права поражены какими-то недостатками, приобретатель получит эти обязательственные
права с этими же недостатками, оформляющимися в руках должника в так называемые
возражения*(331).
г) Соотношение с финансированием под уступку денежного требования (факторингом)
Заключение договора сингулярной сукцессии может преследовать достижение различных
хозяйственных целей. Обыкновенно он заключается для специфического осуществления субъективного
гражданского права требования - реализации этого требования третьему лицу за некоторый эквивалент.
Но он может быть заключен также и для обеспечения исполнения обязательств цедента перед
цессионарием. Например, если имеется договор, по которому цессионарий является кредитором
цедента, то ничто не мешает обеспечить исполнение обязательств по данному договору со стороны
цедента уступкой принадлежащих им требований к своим дебиторам цессионарию. Если договор,
обязательства из которого являются предметом обеспечения, является кредитным договором или
договором о финансировании, то, установив обеспечение их исполнения уступкой требований заемщика
к своим дебиторам в пользу кредитора (финансового агента), стороны становятся участниками
отношений факторинга.
Именно профессиональное предоставление кредитов, финансирования, а также оказание
вспомогательных услуг, связанных со взысканием дебиторской задолженности, и является содержанием
деятельности, требующей лицензирования по ст. 825 ГК РФ, а вовсе не "покупка прав требования", как
нередко утверждается. А это значит, в частности, что органом, лицензирующим такую деятельность,
должен быть Банк России, а вовсе не Министерство финансов РФ, как полагают некоторые*(332).
Отличие факторинга от покупки (возмездной уступки) права требования состоит, прежде всего, в том,
что суммы, предоставляемые финансовым агентом, предоставляются на целевой, срочной и возвратной
основе. Только нарушение обязательств по возврату этих сумм может служить для финансового агента
основанием предъявления приобретенных требований должникам от своего имени для осуществления.
В отличие от этого возмездная уступка требования предполагает передачу денег взамен на требование
без каких бы то ни было условий об основаниях возврата денег или права, кроме случаев,
установленных в законодательстве.
Сказанное позволяет понять, что сама по себе уступка требования при факторинге от обычной
уступки в порядке сингулярной сукцессии ничем не отличается*(333). Уступка в рамках факторинга -
разновидность уступки по сингулярной сукцессии, отличающаяся от нее лишь титулированным
характером. Уступка в рамках факторинга подчиняется не только специальным нормам, составляющим
главу 43 ГК, но и нормам общим (гл. 24). Сожаление Е.А. Павлодского о том, что ГК "не распространяет
прямо" действие норм о цессии на отношения из финансирования под уступку денежного требования, не
имеет никаких оснований. Глава 43 называется "финансирование под уступку", в то время как переход
требования на основании статей 382-386 ГК РФ и называется его уступкой. Вся разница только в том,
что если обычная сингулярная сукцессия - суть сделка самостоятельная, преследующая собственную
хозяйственную цель и не связанная с другими (основными или дополнительными) сделками, то
сукцессия при факторинге - это сделка, дополнительная к основной - кредитному договору или договору
о финансировании, заключаемая с целью обеспечения исполнения обязательств заемщика по возврату
кредита или финансирования. Об этом говорит само наименование сделки: перед нами не особая
юридическая конструкция уступки, а совершенно иная сделка - финансирование, хотя и сопряженное с
обычной общегражданской уступкой, т.е. осуществляемое под обыкновенную, регулируемую главой 24
ГК, уступку. Самостоятельная сингулярная сукцессия никак не зависит от иных сделок, в то время как
судьба сукцессии при факторинге всецело определяется судьбой основного договора. Уступка
требования по самостоятельной сукцессии по общему правилу безвозвратная, а уступка в рамках
обеспечения предполагает регрессный оборот требования, т.е. его возврат к цеденту в случае
надлежащего исполнения им обеспеченного обязательства.
В силу этого обстоятельства на практике оба договора (об установлении основных обязательств
и уступке требований, их обеспечивающих) нередко объединяются единым документом, традиционно
называемым договором факторинга. Акцессорная природа уступки при факторинге в сочетании с
указанным своеобразным способом ее оформления приводят к возникновению своеобразной
титулированной сингулярной сукцессии со всеми вытекающими отсюда последствиями. Именно
учитывая такое своеобразие, законодатель по общему правилу запретил переуступку требований,
приобретенных финансовым агентом по факторингу - как быть финансовому агенту, если после
переуступки он получит от должника надлежащее исполнение и требование о возврате уступленного
права?
Иные отличия обычной сингулярной сукцессии от своего факторингового "тезки" являются,
скорее, плодом развития положительного законодательства, чем закономерностью. Так, предметом
цессии может быть лишь реально существующее требование, причем не обязательно денежное.
Предметом же уступки по договору о факторинге может быть требование как реально существующее,
так и то, которое должно возникнуть в будущем*(334), причем оно должно иметь непременно денежный
характер и к тому же должно возникнуть "из предоставления клиентом товаров, выполнения им работ
или оказания услуг третьему лицу" (п. 1 ст. 824 ГК). Факторинговые операции - это операции по
предоставлению кредитов под специфическое обеспечение - уступку или залог, т.е. под обязательство
уступки денежных требований*(335), в то время как основание совершения самостоятельной
сингулярной сукцессии остается по общему правилу за пределами соглашения о цессии. Нередко
упоминаемое в качестве критерия для различия цессии и цессии при факторинге наличие в последнем
случае дополнительных финансовых услуг финансового агента, действительно, будучи органическим
элементом факторинга в зарубежной и международной торговой практике, по нормам действующего
российского ГК необходимым элементом факторинга не является. То же самое следует сказать и о
предписании, согласно которому финансовый агент ничего не теряет в случае, если предметом уступки
по факторингу стало требование, запрещенное к уступке - эта особенность действующего
законодательства абсолютно не объясняется какими-либо теоретическими соображениями и никак не
сопрягается с вполне логичным и нормальным положением о запрете переуступки требования
финансовым агентом.
Итак, факторинг и сингулярная сукцессия - две разные сделки. Первая сделка - комплексный
договор, элементами которого являются, в частности, элементы договора титулированной акцессорной
сингулярной сукцессии, в то время как сам договор сингулярной сукцессии имеет, по общему правилу,
самостоятельный характер и собственную хозяйственную цель. Можно сказать, что цессия,
совершаемая в рамках факторинга - это титулированная цессия, содержанием "титула" (основания)
которой обязательно является получение цедентом денег от цессионария на срочной и возвратной
основе от организации, обладающей специальной правоспособностью на профессиональное
совершение таких сделок (т.е. от кредитной организации).
д) Соотношение со сделками купли-продажи и дарения права
Договоры купли-продажи и мены относятся к числу договоров, опосредующих процесс передачи
имущества в собственность или иное вещное право*(336). В самом первом параграфе настоящей
работы мы говорили о том, что хотя имущественные права и причислены законодателем к категории
"имущество", несмотря на это, они не могут находиться в чьей-либо собственности или принадлежать
кому-либо на ином вещном праве. Поэтому сразу следует оговориться, сказав, что термины "купля-
продажа права" и "дарение права" носят в известной мере условный характер и обозначают,
соответственно, перемену субъекта имущественного права за денежный или иной эквивалент, имеющий
иную вещественную оболочку. Соответственно этому и положениям п. 1 ст. 454 ГК, договор купли-
продажи права должен быть определен именно как соглашение, в силу которого одна сторона (продавец
права) обязуется передать другой стороне (покупателю) имущественное право, а последний обязуется
принять данное право и уплатить за него определенную денежную сумму (цену). Аналогично должны
определяться договоры мены и дарения права (см. ст. 567 и 572 ГК).
Сходство названных договоров с договором возмездной сингулярной сукцессии только
кажущееся, чисто внешнее. Действительно, сходство исчерпывается на том, что и договор цессии, и
перечисленные договоры заключаются между двумя правообладателями - прежним и новым. В
остальном перед нами совершенно различные договорные типы.
Предметом сингулярной сукцессии может быть только обязательственное право требования.
Очевидно, такое ограничение неприменимо в случаях с договорами купли-продажи, мены и дарения - ГК
однозначно говорит лишь о том, что их предметом может быть имущественное право. То, что оно
должно быть непременно и только правом обязательственным, ГК не уточняет. Следовательно,
положения ГК РФ о купле-продаже, мене и дарении применимы не только к обязательственным, но и
иным гражданским имущественным правам - вещным, корпоративным и исключительным (собственно,
классический договор купли-продажи имеет своим непосредственным предметом именно вещные права
- собственности, хозяйственного ведения или оперативного управления), а также, по-видимому, и к
правам процессуальным (например, к праву на иск).
В части, касающейся случаев применения норм ГК о купле-продаже, мене и дарении к правам
обязательственным, основное различие этих институтов с сингулярной сукцессией суть следующее.
Содержание сингулярной сукцессии не зависит от той хозяйственной цели, которую она преследует, в
силу чего указание в договоре сингулярной сукцессии на ее основание не является обязательным
элементом (существенным условием) договора. В то же время договор не будет договором купли-
продажи, если в нем нет указания именно на денежный эквивалент (цену) предоставления права.
Договор не может быть признан договором мены, если в нем прямо не указан тот вещный эквивалент,
который передается в обмен на предоставленное право*(337). И, наконец, договор не будет договором
дарения, если в нем прямо не указано, что речь идет именно о безвозмездном предоставлении
имущественного права, именно о передаче его в дар, а не о чем-то ином. Сингулярные сукцессии,
совершенные по указанным выше основаниям - за деньги, за вещи и даром - это лишь частные случаи
конструкции цессии, да притом цессии титулированной.
Наконец, вопрос о том, как отграничить титулированную сукцессию обязательственных прав,
произведенному по одному из указанных выше оснований, от смежного договорного типа, имеет
неоднозначное решение. Мы бы предложили руководствоваться презумпцией абстрактного характера
сингулярной сукцессии. На фоне каузального (материального) характера трех сходных с ней договоров
именно данная презумпция лучше всего оттеняет конструкцию цессии. Иначе говоря, новый кредитор по
договору сингулярной сукцессии обязан доказать должнику лишь факт передачи ему цедентом
имущественных прав, но не основательность их приобретения. Основательность в этом случае
предполагается, если иного не докажет должник. В то время как новый кредитор, купивший
(променявший или получивший в дар) имущественное право, обязан, прежде чем реализовывать
приобретенное право, доказать должнику (а в случае приобретения абсолютного права - всем
заинтересованным третьим лицам) не только факт, но и основательность приобретения имущественного
права.
е) Соотношение с залогом права
Указание на возможность залога имущественных прав содержится в ст. 336 ГК. В отличие от
норм о купле-продаже, мене и дарении прав данная статья ограничивает возможность залога только
одним видом имущественных прав - требованиями или обязательственными правами. Поэтому
различить договор залога прав и договор их уступки в порядке цессии по возможному предмету этих
договоров не представляется возможным. И предметом залога и предметом сингулярной сукцессии
могут быть только обязательственные имущественные права (но не вещные, не исключительные и не
корпоративные). Более того, существует и "обратное" совпадение объектов - мы указывали, что
перечень требований, законодательно запрещенных к сукцессии, представляет собой и перечень
требований, запрещенных также и для залога.
Единственное различие залога и сукцессии обязательственных прав, выводимое на материалах
ГК, касается возможности залога требований не только действительных, но и тех, которые залогодатель
приобретет в будущем (п. 6 ст. 340). Уступка же несуществующих требований в порядке цессии
невозможна.
Законодательные нормы, устанавливающие понятие и правовой режим залога имущественных
прав, в настоящее время сосредоточены в Законе РФ от 29 мая 1992 г. "О залоге"*(338) - акте,
действующем в части, не противоречащей Гражданскому кодексу РФ. Непосредственно залогу прав
посвящены ст. 54-58 Закона, по словам А.Л. Маковского, "неудачных, но пока ничем не
замененных"*(339).
Основное теоретическое различие сукцессии и залога требований состоит в том, что сделка
залога не переносит имущественного права с залогодателя на залогодержателя, а лишь обременяет
его*(340). Цедент, однажды уступивший имущественное право, не может уступить его повторно, в то
время как лицо, заложившее имущественное право, может его и уступить, и перезаложить, причем ни
последующая уступка этого права, ни его перезалог не являются основаниями для снятия с него
обременения первоначальным залогом (см. об этом ст. 342 ГК и ст. 32 Закона о залоге*(341)).
Из приведенного различия вытекает и основное качество, практически различающее сделки
залога и сукцессии. Согласно п. 1 ст. 57 Закона о залоге при залоге прав, если иное не предусмотрено
договором, залогодержатель вправе независимо от наступления срока исполнения обеспеченного
залогом обязательства требовать в суде, арбитражном суде перевода на себя заложенного права, если
залогодатель не исполнил обязанности, предусмотренные ст. 56 Закона. В случае же неисполнения
обязательства, обеспеченного залогом права, залогодержатель вправе обратить взыскание на предмет
залога в общем порядке, т.е. путем продажи его с публичных торгов. Сказанное означает, что договор о
залоге права имеет значение лишь своеобразной юридической предпосылки, необходимой для
последующего перехода заложенного права к залогодателю, либо - для титулирования (легитимации)
последнего в качестве управомоченного на продажу права. Сам переход заложенного права в порядке
уступки или продажи составляет следующую стадию развития договорных отношений по залогу
имущественных прав.
Наше соображение об отсутствии при залоге права его уступки залогодержателю и сохранении
его за залогодателем подтверждается также правилами ст. 58 Закона о залоге - о поступлении в залог (в
погашение обеспеченного обязательства) всего, полученного должником (залогодателем) от реализации
принадлежащего ему заложенного права.
Вместе с тем нужно заметить, что залогодержатель имущественного требования получает и ряд
процессуальных правомочий, которые, вообще говоря, свойственны только правообладателям, т.е.
кредиторам, но не третьим лицам. Эти права предусмотрены ст. 57 Закона о залоге и состоят в (а)
возможности вступать в качестве третьего лица в дело, в котором рассматривается иск о заложенном
праве и (б) в возможности самостоятельно предпринимать меры, необходимые для защиты заложенного
права от нарушений со стороны третьих лиц, если таких мер не предпринимает правообладатель
(залогодатель).
ж) Соотношение с конструкцией договора в пользу третьего лица
Договор, в котором оговаривается, что исполнение должно производиться хотя и в интересах
кредитора, но в пользу лица, не совпадающего с ним (договор в пользу третьего лица - ст. 430 ГК),
отличается от договора уступки требования в порядке цессии, главным образом, тем, что не имеет
своим результатом выпадение из обязательства "старого" кредитора. Строго говоря, здесь вообще
нельзя говорить о "старом" и "новом" кредиторах, поскольку лицо, являющееся кредитором, и лицо,
имеющее право потребовать исполнения, не сменяют друг друга в обязательстве, не предшествуют и не
преемствуют друг другу, а существуют одновременно, причем правом требования производства
исполнения в договоре в пользу третьего лица обладают как кредитор, заключивший данный договор,
так и само это третье лицо. Вся разница только в том, что третье лицо будет требовать исполнения в
свою собственную пользу, а кредитор - в пользу этого третьего лица. Можно сказать, что в
обязательстве, возникшем из договора в пользу третьего лица, статус кредитора (кредиторское
состояние или положение) оказывается распределенным между двумя различными лицами - собственно
кредитором и третьим лицом. При этом каждый из них является кредитором в одинаковой степени с
другим участником обязательства, равно как и не является таковым.
з) Соотношение с конструкцией переадресования исполнения
Переадресование исполнения вообще не создает нового лица со статусом кредитора. Сущность
данного института состоит в том, что кредитор требует от должника производства исполнения не на его,
кредитора, адрес, а на адрес третьего лица. Почему это происходит - должник не знает и знать, строго
говоря, не имеет права. Может быть, кредитору впоследствии будет гораздо удобнее забирать
исполнение именно от этого третьего лица, может быть, он оставит полученное исполнение в
распоряжении третьего лица, а может быть, он уже передал права на это исполнение третьему лицу -
должнику, это неизвестно и значения для него не имеет. Для него важно соблюсти условие об адресе,
назначенном для исполнения, предоставив исполнение именно по этому адресу. Что будет с этим
исполнением дальше, должника волновать не должно, ибо, произведя исполнение по назначенному
кредитором адресу, он считается предоставившим надлежащее исполнение самому кредитору.
В случае нарушения обязательства с условием о переадресовании исполнения судиться с
нарушителем сможет только кредитор, но не адресат - получатель исполнения. Последний, возможно,
при наличии на то правовых оснований, предъявит требования к кредитору так же, как если бы
исполнение не было бы предоставлено самим кредитором.
и) Соотношение с конструкциями "передачи" и "хищения" "бездокументарных" ценных
бумаг
Бездокументарные ценные бумаги представляют собой специфический объект гражданских прав,
совпадающий с классическими ценными бумагами только по наименованию. Если ценные бумаги
представляют собой обособленные документы, являющиеся объектами гражданских прав, в том числе
права собственности, а также являются носителями свойств (признаков), легитимирующих своих
держателей (например, путем простого предъявления документа), то бездокументарные ценные бумаги -
это специфическим образом закрепленные корпоративные и обязательственные права (требования),
традиционно находящие выражение в ценных бумагах. Соответственно, передача таких "бумаг"
означает не перенесение права собственности на них, а лишь уступку этих прав. Составляет ли эта
уступка договор сингулярной сукцессии или нет?
Имея в виду то, что отнесение бездокументарных ценных бумаг к числу ценных бумаг в
собственном смысле этого слова является по существу неправильным, мы не можем считать
положительный ответ на данный обоснованным ссылкой на норму п. 2 ст. 146 ГК - о том, что права из
именных ценных бумаг передаются в порядке цессии. Данная норма касается только ценных бумаг, но
ничего не говорит о бездокументарных ценных бумагах. Применительно же к последним п. 2 ст. 149 ГК
устанавливает, что "операции с бездокументарными ценными бумагами могут совершаться только при
обращении к лицу, которое официально совершает записи прав. Передача, предоставление и
ограничение прав должны официально фиксироваться этим лицом, которое несет ответственность за
сохранность официальных записей, обеспечение их конфиденциальности, представление правильных
данных о таких записях, совершение официальных записей о проведенных операциях". Можно спорить о
возможных вариантах толкования этой нормы, но с практической точки зрения актуальным может быть
назван лишь один из них: без пресловутой "фиксации" операций с правами, составляющими
бездокументарные ценные бумаги, к коим (напомним это) относятся их передача, предоставление и
ограничение, попросту нет; такие операции не считаются совершенными. Видно, что центр тяжести
операций с бездокументарными ценными бумагами лежит в сфере влияния третьего (по отношению к
участникам операций) лица - специализированной организации (депозитария или регистратора), либо
самого должника по бездокументарным ценным бумагам. То, что обладатель "пакета" бездокументарных
акций заключил договор их купли-продажи, еще не превращает его в бывшего акционера, как и не
делает покупателя новым акционером. Смена личности акционера состоится не ранее, чем
соответствующие изменения будут внесены в реестр акционеров, либо в записи по счетам депо.
Норму п. 2 ст. 149 ГК вполне адекватно развивает ст. 29 Закона о рынке ценных бумаг. Согласно
части 2 указанной статьи право на именную бездокументарную ценную бумагу*(342) переходит к
приобретателю: (а) в случае учета прав на ценные бумаги у лица, осуществляющего депозитарную
деятельность, - с момента внесения приходной записи по счету депо приобретателя; (б) в случае учета
прав на ценные бумаги в системе ведения реестра - с момента внесения приходной записи по лицевому
счету приобретателя. Таким образом, момент уступки прав, составляющих бездокументарную ценную
бумагу, связывается Законом с моментом производства записи о состоявшейся уступке лицом, которое
(по терминологии ГК) "официально совершает записи прав". Таким лицом может быть депозитарий -
лицо, ведущее счета депо на основании договоров с кредиторами по бездокументарным ценным
бумагам, или регистратор - лицо, осуществляющее записи прав, составляющих бездокументарные
ценные бумаги, по договору с их должником. Регистратором, в установленных законом случаях, может
быть и сам должник. Документом, служащим основанием для внесения изменений в записи на счете
депо в депозитарии или лицевом счете в реестре, является односторонний приказ, исходящий от
отчуждателя (старого кредитора) и называющийся, соответственно, поручением по счету депо или
передаточным распоряжением.
Ничего похожего в случае с сингулярной сукцессией мы не наблюдаем. Сингулярная цессия
действительна с того момента, когда стороны достигли соглашения по всем существенным условиям
данного типа договора безотносительно к обращению их за содействием к какому бы то ни было
третьему лицу, будь то должник или кто-то другой. Значит, речь действительно идет о каком-то ином
способе уступки требований, составляющих содержание бездокументарных ценных бумаг, способе,
отличном от цессии. Что же это за способ?
Отличительная особенность сделки по уступке прав требования, признанных
бездокументарными ценными бумагами, - ее односторонний и условный характер. Сделка эта
совершается новым кредитором и представляет собой приказ кредитора третьему лицу осуществить
"официальную запись" прав, составляющих бездокументарные ценные бумаги, за новым
приобретателем за его, старого кредитора, счет (т.е. с одновременным внесением записи о прекращении
данных прав у старого кредитора). Условность данной сделки выражается в том, что сама по себе дача
такого приказа не влечет перехода прав, составляющих бездокументарные ценные бумаги, до тех пор,
пока на ее основании не будут внесены изменения в "официальные записи прав". Данная сделка может
быть признана приказом о совершении пассивной делегации, но только тогда, когда она имеет своим
предметом исключительно обязательственные права (требования) и адресована непосредственно
должнику либо его представителю (регистратору). Соответственно, изменение должником или
регистратором "официальных записей" в части сложения с себя обязанности исполнять делеганту и
возложения обязанности исполнять делегатарию можно расценивать как совершение титулированной
пассивной делегации. Но такая квалификация не может быть принята в общем случае, ибо предметом
уступки данным способом могут быть не только требования, но и корпоративные права, а также приказ
может быть адресован депозитарию или регистратору, не имеющему к должнику никакого отношения. В
последнем случае кредитор своим распоряжением приказывает депозитарию (регистратору) дать
должнику свой собственный приказ о делегационном обещании. Именно из такой конструкции мы и
должны исходить при квалификации данной сделки; выпадение из нее депозитария в тех или иных
конкретных случаях должно расцениваться нами как исключение из правила. Описанный способ
передачи прав (в т.ч. уступки требований) не является новым. Он был известен и русскому
дореволюционному гражданскому праву, и цивилистике периода НЭПа и назывался трансфертом*(343).
В заключение следует обозначить еще одну проблему, которую условно можно было бы назвать
проблемой защиты интересов лица, у которого бездокументарные ценные бумаги похищены. Возможно,
это звучит нестандартно, но сюрпризы, преподносимые практикой, доказывают, что бездокументарные
ценные бумаги (имущественные права!) вполне возможно похитить, точнее, изъять у кредитора помимо
его воли. Лицу, желающему похитить бездокументарные ценные бумаги, необходимо добиться
"списания" таковых с лицевого счета (счета депо) кредитора и "зачисления" на свой лицевой счет (счет
депо). Это достигается очень просто с помощью подложных (поддельных) документов о трансферте.
Правильная юридическая квалификация трансферта, совершенного регистратором (депозитарием) на
основании подложного или поддельного передаточного распоряжения, будет долгожданной
предпосылкой к решению проблемы о правовом способе защиты интересов лица, утратившего
бездокументарные ценные бумаги из-за такого трансферта*(344).
§ 5. Перемена пассивного субъекта обязательства (должника) по договорам интерцессии и
перевода долга
а) Общие положения. Определение
Перемена пассивного субъекта обязательства (должника) может происходить как в порядке
пассивной делегации или экспромиссии (была подробно рассмотрена выше), так и в порядке пассивной
цессии (интерцессии) и перевода долга. Действующий российский ГК знает только последний институт,
посвящая ему всего две статьи - 391 и 392. При этом определения понятия "перевод долга" ГК не
содержит, в силу чего мы предлагаем собственное определение, сформулированное на основе его норм
и существующих по данному вопросу доктринальных взглядов.
Перевод долга представляет собой результат сложного юридического состава, состоящего из (а)
договора о переводе долга, по которому одна сторона (старый должник (делегант или переводитель)
слагает с себя обязанность, составляющую содержание определенного обязательства, перелагая ее
(переводя) на другую сторону - нового должника (делегата или принимателя), и (б) односторонней
сделки кредитора (делегатария), содержание которой заключается в даче им согласия на замену
должника в обязательстве в соответствии с договором о переводе долга. В отличие от перевода цессия
долга или пассивная цессия (интерцессия) - это смена должника в результате договора, по которому
одна сторона (новый должник) принимает на себя обязанность перед другой стороной (кредитором)
произвести исполнение определенного обязательства за третье лицо (должника), в то время как
кредитор освобождает или обязуется освободить от обязанности старого должника*(345).
Рассмотрение перевода долга только как одного юридического факта - трехстороннего договора
(договора с участием не только должников - старого и нового, но и кредитора) является глубоко
ошибочным. Пункт 1 ст. 391 ГК устанавливает, что "Перевод должником своего долга на другое лицо
допускается лишь с согласия кредитора". Уже из одной этой формулировки видно, что законодатель