Базаров Б.В., Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д. (ред.) Монгольская империя и кочевой мир

Подождите немного. Документ загружается.

ЧАСТЬ

КОЧЕВОЙ

МИР

H. H.

Крадин

КОМПЛЕКСНЫЕ

ОБЩЕСТВА

НОМАДОВ

В КРОСС-КУЛЬТУРНОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ*

Введение

Несмотря на обилие общетеоретических работ в области кочев-

никоведения,

нельзя сказать, что проблема интерпретации номадизма

контексте всемирной истории обстоятельно разработана. Имеется

несколько наиболее влиятельных парадигм исторического процесса, в

число которых входят стадиальные однолинейные и многолинейные

теории (теория модернизации, неоэволюционизм, марксизм, мульти-

эволюционизм),

цивилизационный и мир-системный подходы [Chase-

Dunn,

Hall 1997; Павленко 1997;

2002;

Бентли 1998; Валлерстайн

1998; Сандерсон 1998; Коллинз 1998; Sanderson 1999; Ciaessen

2000;

Грин 2001; Ионов,

2002;

Ионов, Хачатурян

2002;

Розов 2001;

2002;

Коротаев 2003; Крадин

2003

и др.].

В рамках теории модернизации, одного из наиболее влиятельных

теоретических направлений на Западе, пожалуй, только Г. Ленски

включил кочсвые общества в свою типологическую

схему

в качестве

бокового, по сути «тупикового», варианта общественного развития

[Lenski 1973: 132].

Неоэволюционистские антропологи, занимавшиеся типологией

политических систем, также фактически упустили кочевников из сво-

их построений. Если обратиться к наиболее авторитетным работам

этого методологического направления, то мы не найдем в них ни раз-

делов, обсуждающих место номадизма в рамках их построений, ни

тем более специальных типологий собственно кочевых скотоводче-

ских обществ. Концепция М. Фрида включает четыре уровня: эгали-

тарное, ранжированное, стратифицированное общества, государство

[Fried 1967]. Согласно Э. Сервису, таких уровней больше: локальная

группа, община, вождество, архаическое государство и государство-

нация

[Service

1971; 1975]. Последняя схема впоследствии неодно-

кратно уточнялась и дополнялась [см., например: Johnson, Earle 2000],

Работа выполнена при поддержке грантов

РФФИ

(02-06-80379)

РГНФ(02-01-176а).

однако,

как правило, вопрос о специфике социальной эволюции об-

ществ кочевников скотоводов особо не рассматривался. В лучшем

случае

номады используются как пример «вторичного» племени или

вождества, отмечаются военизированность их общества и создание

пасторальной государственности на основе завоевания аграрных ци-

вилизаций

[там же: 139,

263-264,

294-301].

Несколько

более популярна тема кочевников в

трудах

сторонни-

ков

мир-системного подхода [Chase-Dunn 1988;

Abu-Lughod

1989;

Hall 1991; Chase-Dunn and Hall 1997

etc.],

однако

угол

зрения, под ко-

торым рассматриваются в этих работах кочевники, выходит за рамки

настоящей

статьи. В исследованиях же западных авторов, специально

занимавшихся проблемами социокультурной эволюции номадов, под-

черкивается, как правило, отсутствие у кочевников внутренних по-

требностей к созданию прочных форм государственности, цикличе-

ский

характер политических процессов, появление перспектив к ус-

тойчивому развитию только в

случае

симбиоза с земледельцами

[Lattimore 1940; Khazanov 1984; Fletcher 1986;

Barfield

1989; Golden

1992; 2001

etc.].

Гораздо больше внимание проблеме периодизации номадизма в

рамках мировой истории уделялось в марксистской и особенно совет-

ской

литературе. Однако в рамках марксистского подхода исследова-

тели либо классифицировали кочевников по соответствующим фор-

мациям

(отсюда получалось, что типологически сопоставимые степ-

ные

империи

хунну,

тюрок и монголов являлись соответственно ра-

бовладельческими, раннефеодальными и сложившимися феодальны-

ми

государствами), либо, сосредоточившись на критике формацион-

ной

схемы, спотыкались на вечном вопросе: могли ли номады само-

стоятельно преодолевать барьер государственности [подробнее см.:

Федоров-Давыдов 1973; Хазанов 1975; Марков 1976; 1989; 1998;

Першиц

1976; 1994; Коган 1981; Халиль Исмаил 1983; Khazanov 1984;

Попов

1986; Gellner 1988; Крадин 1992; 2001; Васютин 1998 и др.].

Тем не менее в рамках марксистского и неомарксистского подхо-

дов была выдвинута важная концепция

номадного

способа производ-

ства, которая поставила под сомнение корректность универсалист-

ских построений, основанных на интерпретации только оседло-зем-

ледельческих обществ [Марков 1967;

Bonté

1981; 1990; Масанов 1991;

Калиновская

1996 и др.]. Впоследствии появились

другие

построения,

акцентирующие внимание на завоевательном

(экзополитарном,

ксе-

нократическом)

характере кочевых империй [Крадин 1990; 1992;

2000;

2002

и др.]. Претензии на универсализм сторонников идеи но-

мадного способа производства были отвергнуты [Калиновская 1994;

Крадин

1996], хотя нельзя не отметить эвристическую ограничен-

ность

всех

основных моделей, сформулированных советскими/рос-

сийскими

учеными в два последние десятилетия прошлого века. Одни

авторы недооценивали милитаризированность номадов и строили

свои схемы в основном на материалах нового времени [Марков 1989;

1998; Калиновская 1996],

другие

использовали в своих концепциях,

главным образом, данные по Западной Евразии [Плетнева 1982], тре-

тьи конструировали свои построения на примерах из Восточной Евра-

зии

[Крадин 1992].

Необходимо иметь в

виду,

что в разных экологических условиях

создавались разные модели адаптации кочевников [Khazanov 1984] к

внешним

земледельческим культурам и цивилизациям и, следова-

тельно, могли возникать разные типы политических систем номадов

[Fletcher

1986;

Barfïeld

1989; 1993;

Golden

2001]. По этой причине,

возвращаясь к проблеме соотношения моделей

номадного

способа

производства и

ксенократической

кочевой империи, правильнее было

бы интерпретировать их, с одной стороны, как две разные стадии раз-

вития

кочевых обществ [Васютин

2002]

и, с

другой

- как два разных

результата культурной адаптации номадов к геополитическим усло-

виям.

Данное обстоятельство учитывалось в типологиях обществ ко-

чевников-скотоводов (речь идет именно о типологиях собственно ко-

чевых обществ, а не универсальных

схемах,

в которых бы кочевникам

отводились определенные позиции). В той или иной степени боль-

шинство

схем

основаны на степени вовлеченности номадного обще-

ства в седентеризационные и аккультурационные процессы оседло-

земледельческих цивилизаций и затрагивают в основном степные им-

перии

[Wittfogel,

Feng 1949; Tamura 1974; Хазанов 1975; Плетнева

1982; Khazanov 1984; Крадин 1992;

2000;

Barfïeld 2000

и др.]. Каса-

тельно степени сложности кочевниковеды, в лучшем случае, могли

отмечать децентрализованное и централизованное состояния кочевых

обществ (как в делении Г. Е. Марковым

[1976]

на «общинно-кочевое»

«военно-кочевое» состояния), но не более. В этой связи трудно не

согласиться с мнением С. А. Васютина, что проблема типологии об-

ществ номадов является одной из наиболее актуальных в кочевнико-

ведении[1998:

19-20,22].

Осознавая важность не только рассмотрения номадизма в рамках

общеисторических

схем

[Крадин 1992], но и необходимость создания

типологий собственно кочевых обществ, автор этих строк предложил

разделять по степени сложности кочевые общества на три группы:

1) акефальные, сегментарные, клановые и племенные образова-

ния;

«вторичные»

племена и

вождества;

3) кочевые империи и «квазиимперские» политии меньших раз-

меров [Kradin 1996; Крадин 2001].

Переход от одного уровня к

другому

мог совершаться как в

одну,

так

и в

другую

сторону. Пределом увеличения эволюционной слож-

ности

являются кочевые империи. Это был непреодолимый барьер,

детерминированный экологическими условиями аридных зон Старого

Света. При этом важной особенностью эволюции номадизма является

несоответствие трансформации политической системы иным крите-

риям

роста сложности. Политическая система номадов легко могла

эволюционировать от акефального уровня к более сложным формам

организации

власти, и обратно, но такие формальные показатели, как

величина плотности населения, сложность технологии, возрастание

структурной дифференциации и функциональной специализации, ос-

таются практически неизменными. При трансформации от племенных

пасторальных систем к номадным ксенократическим империям про-

исходит

только увеличение общей численности населения (за

счет

включения завоеванного населения), усложняется политическая сис-

тема и увеличивается общее количество уровней ее иерархии.

Всякая

последующая эволюция по линии усложнения могла быть

связана

либо с завоеванием номадами земледельцев и переселением

на

их территорию, либо с развитием среди скотоводов седентеризаци-

онных

процессов в маргинальных природных условиях, либо с мо-

дернизационными

процессами в Новое и Новейшее время.

Некоторое время назад С. А. Васютиным была предложена более

дробная типология, которая включает семь типов обществ (в поряд-

ке

усложнения): (^децентрализованные родоплеменные общества;

(2) децентрализованные крупные родоплеменные союзы; (3) вожде-

ства; (4) кочевые ксенократические империи; (5) кочевые суперимпе-

рии;

(6) политии с высокой долей подчиненного земледельческого на-

селения;

(7) государства, созданные кочевниками на территории зем-

ледельческих цивилизаций [2002]. Мне показалось, что в этой

схеме

есть некоторые логические нарушения [Бондаренко и др.

2002:

27], но

независимо

от того, кто более близок к истине, Васютин или я, появ-

ление новых типологических построений стоит только приветство-

вать. Чем больше работ, тем больше шансов, что мы сможем создать

одну или, скорее, несколько работоспособных типологий.

Методология

исследования

Критериев

типологии может быть сколько угодно. Номадов мож-

но

типологизировать, например, по хозяйственно-культурному типу,

подразделяя на евразийских коневодов, афро-азийских верблюдово-

дов, восточноафриканских коровопасов, северных оленеводов и гор-

ных яко- или ламоводов [Хазанов 1975; Khazanov 1984;

Barfield

1993].

Можно

классифицировать кочевников по степени мобильности, и на

основании

этого критерия уже создано большое количество самых

разнообразных

схем

[Андрианов 1980; Калиновская, Марков 1985;

Масанов

1995 и др.].

В то же время мы можем рассматривать кочевников по степени

сложности их общества и социально-политической организации. Од-

нако

как определить, что взятое нами общество является более слож-

ным,

чем

другое,

и какие критерии должны быть положены в основу

подобной классификации, тем более, что одни и те же политии (на-

пример,

Хуннская держава или империя Чингис-хана) для одних ис-

следователей представляли уже сложившиеся государства,

тогда

как

для

других

они являлись только предгосударственными образования-

ми.

Возможно, несколько менее субъективна методология холокуль-

турализма. Именно сторонникам этой методологии чаще всего прихо-

дилось сравнивать самые разные культуры нашей планеты и опреде-

лять критерии подобных сопоставлений. Эти исследования вылились

ряд известных публикаций на данную

тему

[Carneiro

1973a;

Mur-

dock, Provost 1973 etc.] и в знаменитый

Атлас

Дж.

Мёр

дока [Murdock

1967].

Методология авторов вышеупомянутых работ основана на одно-

линейной

интерпретации эволюции, главным критерием которой яв-

ляется рост организационной сложности. Согласно данным представ-

лениям,

восходящим к идеям классического эволюционизма Г. Спен-

сера,

культурную

эволюцию

следует

определить как

«переход

от от-

носительно неопределенной, рыхлой однородности к относительно

определенной, последовательной неоднородности посредством по-

следовательной дифференциацией и интеграцией» [Carneiro 1973: 90].

Однако в настоящее время многие исследователи склоняются к

тому,

что эволюция не имеет заданного направления. Далеко не все пути

эволюции

ведут

к росту сложности, барьеры на этом пути весьма зна-

чительны, наконец, стагнация, упадок и

даже

гибель являются столь

же обычными явлениями для эволюционного процесса, что и посту-

пательное увеличение сложности и развитие структурной дифферен-

циации.

Главным критерием эволюции является качественная транс-

формация

общества из одного структурного состояния в

другое

[Классен

2000;

Ciaessen 2000].

вышеизложенным трудно не согласиться. Действительно, од-

нолинейный

эволюционизм имеет свои эвристические пределы. Од-

нако

это не означает, что

другие

методологические подходы свобод-

ны

от недостатков. Более того, каждый из подходов удобен для объ-

яснения

или интерпретации одних вопросов,

тогда

как для решения

других

желательнее использовать иные методологии. Поскольку це-

лью данной статьи является определение уровня стадиальной слож-

ности

обществ кочевников скотоводов в сопоставлении с другими

обществами, представляется целесообразным использовать такую ме-

тодологию, которая бы позволила сравнивать по одним и тем же кри-

териям общества различных хронологических периодов, хозяйствен-

но-культурных типов и регионов.

Для реализации поставленной цели воспользуемся одной из упо-

мянутых выше работ, написанной в соавторстве Дж. Мёрдоком и

К.

Провост [Murdock, Provost 1973]. В данной статье авторы задаются

целью, что является критерием сложности общества. Они взяли 10

с их точки зрения наиболее важных критериев культурной сложности

- письменность, оседлость, земледелие, урбанизацию, технологию,

транспорт, деньги, плотность населения, политическую иерархию и

социальную стратификацию. Каждая из переменных оценена по пя-

тибальной шкале от 0 до 4.

Общий

список признаков выглядит следующим образом:

1. Письменность и записи

4 - имеется письменность и хотя бы «скромные» записи;

3 - имеется письменность, но без аккумуляции записей или ис-

пользована письменность

чужого

народа;

2 - используются неписьменные записи в форме пиктограмм, ки-

пу, рисунков и др.;

- используются мнемонические средства, например фишки;

0 - письменность, записи, мнемонические средства

отсутствуют.

2. Степень оседлости

4 - поселения оседлы и постоянны;

3 - поселения оседлы, но непостоянны;

2 - полуоседлая система поселений;

- полукочевая система поселений;

0 - кочевая система поселений.

3. Земледелие

4 - интенсивное земледелие (ирригационное, пашенное) - основа

сельского хозяйства;

3 - экстенсивное земледелие, более значимое, чем другая форма

сельского хозяйства;

2 - земледелие более 10 %, но

уступает

другим формам сельского

хозяйства;

- земледелие менее 10 %;

0 - собственное земледелие не практикуется.

4. Урбанизация

4 - население местных общин в среднем более 1000 чел.;

3 - население местных общин в среднем

между

400 и 999 чел.;

2 - население местных общин в среднем

между

200 и 399 чел.;

- население местных общин в среднем

между

100 и 199 чел.;

0 - население местных общин в среднем менее 100 чел.

5. Технологическая специализация

4 - общество имеет разнообразных специалистов ремесла, вклю-

чая кузнецов, ткачей и гончаров;

3 - общество имеет металлургов или кузнецов, но испытывает

недостаток ткачей и/или гончаров;

2 - ткачество имеется, но металлургия

отсутствует

или неизвестна;

- гончарство известно, но металлургия и ткачество

отсутствуют

или

неизвестны;

0 - гончарство, ткачество и металлургия

отсутствуют

или неиз-

вестны.

6. Наземный транспорт

4 - перевозка грузов на самоходных колесных средствах;

3 - перевозка грузов животными на колесных средствах;

2 - перевозка грузов животными на бесколесных средствах;

- перевозка грузов вьючными животными;

0 - переноска грузов людьми.

7. Деньги

4 - валюта в виде стандартных металлических или бумажных де-

нег;

3 - символические средства (каури, ожерелья, слитки);

2 - деньги иностранных государств, в том числе колонизаторов;

- денег нет, но в качестве средств обмена используются ценные

предметы или продукты (соль, зерно, скот, украшения);

0 - прямой или косвенный обмен товарами.

8. Плотность населения

4 - более 100 чел. на кв. милю;

3 - от 26 до 100 чел. на кв. милю;

2 - от 5,1 до 25 чел. на кв. милю;

- от 1 до 5 чел. на кв. милю;

0 - менее 1 чел. на кв. милю.

9. Уровень политической интеграции

4 - три и более уровня иерархии, например государство, разде-

ленное

на области и на районы;

3 - два уровня иерархии, например полития, разделенная на рай-

оны;

2 - один уровень иерархии, как-то полития, объединяющая ло-

кальные общины;

- безгосударственное общество, состоящее из автономных об-

щин;

0 — безгосударственное децентрализованное общество.

10. Социальная стратификация

4 - три и более отличные

друг

от

друга

страты (класса и др.);

3 — две страты (например, знать и простолюдины), наличие на-

следственного рабства и/или каст;

2 - две страты, но рабство и касты неразвиты;

- формальные страты

отсутствуют,

но имеются рабство и/или

статусные различия, обусловленные владением или перераспределе-

нием

богатства;

0 - эгалитарное общество без стратификации, каст и рабства.

Авторы закодировали информацию по 186 обществам из всех ре-

гионов

мира. По их замыслу общая сумма баллов должна свидетель-

ствовать о степени сложности общества.

Понятно,

что полученные

цифры

условны. Нельзя оценивать сложность общества только на ос-

нове

простого арифметического суммирования. Сами авторы призна-

ют это, отмечая достаточно курьезный факт, когда русская культура

оценена

ими в 38 из 40 максимальных баллов, тогда как древний Ва-

вилон

и Рим, - соответственно в 39 баллов. Один балл у вавилонян и

римлян

отсутствует

по причине того, что они не использовали

меха-

нические

транспортные средства, тогда как русские недосчитались

целых два балла вследствие низкой плотности населения [там же:

388].

Но

Мёрдок и Провост и не задавались целью создать рейтинг че-

ловеческих

культур

и цивилизаций. Они попытались показать только

общие тенденции в социальной эволюции. И в этом они достигли по-

ложительного результата. Общества охотников-собирателей распола-

гаются в самом низу табл. 3 «Выборка обществ в порядке ранжирова-

ния

общей культурной сложности» (например, тиви - 2, бушмены

кунг - 2,

хадза

- 0). Сегментарные общества имеют несколько боль-

шее количество очков (масаи, гиляки - 9, яномамо - 8). У вождеств

сумма баллов еще больше (Тонга - 20, тробрианцы - 16). Самый верх

списка

занимают государства и империи (Китай, Япония - по 40, Ва-

вилон,

Рим - по 39, Корея, Россия, Турция - по 38 и др.).

Все, в общем-то, вполне логично. Фактически все технологиче-

ски

и культурно самые сложные общества находятся

вверху

«списка»

Мёрдока и Провост. Важно не конкретное место каждого из обществ,

а типологический ряд, в котором они находятся. Исходя из этого