Ануфриева Л.П. Международное частное право. Особенная часть. Том 2
Подождите немного. Документ загружается.
терминологии.
Обзор теорий и подходов, закрепленных в законодательстве различных
государств в области решения вопроса о личном статуте юридического лица,
при том, что имеются самостоятельные критерии, определяющие
соответствующий выбор, позволяет, однако, констатировать, что в современном
мире ни один из них не применяется изолированно от других. Для иллюстрации
указанного целесообразно провести сопоставление некоторых законоположений
ряда стран.
Принято считать, что в категорию государств, применяющих для
определения личного статута юридического лица критерий «оседлости» при
игнорировании принципа «центра эксплуатации», входят и Германия, и
Португалия. Однако всесторонний, объективный взгляд на положения
соответствующего законодательства не позволяет безоговорочно сделать
подобный вывод. Так, в § 13 (b) разд. 2 книги первой Германского торгового
уложения 1897 г. предусматривается, что «для заявлений, образцов подписей,
подачи документов и регистрации, если зарубежное право не требует иного,
действуют соответственно предписания в отношении головных отделений или
отделений по месту нахождения общества». При этом § 24 разд. 1 книги первой
Германского гражданского уложения (ГГУ) гласит: «Местом нахождения союза
(союза лиц, т.е. юридического лица, — Л.А.) считается, если не установлено
иное, место, в котором находится его правление». Согласно же § 5 Закона ФРГ
об акционерных обществах 1965 г. «местонахождение общества определяется
его уставом». В качестве местонахождения устав, как правило, указывает место,
где общество имеет предприятие (курсив мой. — Л.А.), или место, где
находится правление общества или откуда ведется управление делами
общества. Сравнивая данное положение с вышеприведенной нормой
российского Закона об обществах с ограниченной ответственностью, можно
отметить очевидное совпадение решений.
В Португалии, как следует из формулировок некоторых актов, столь же
неочевидно решается этот вопрос. В частности, небесспорна редакция ст. 26
Торгового кодекса Португалии 1888 г.: «Любой коммерсант, чтобы
пользоваться правами, признаваемыми за ним настоящим Кодексом, и защитой,
предоставляемой фирме, должен внести ее в торговый реестр округов, в
которых имеет свое главное предприятие...» (курсив мой. — Л.А.). Из
приведенного текста видно, что понятие «главное предприятие» может
связываться не только с местонахождением административных органов, но и с
ведением производственной деятельности — недаром, как представляется,
говорится именно о «предприятии».
Из числа рассмотренных теорий и, соответственно, критериев, на которых
они базируются, наиболее распространенными в мировом масштабе в
настоящее время выступают теории «инкорпорации» и «оседлости». Однако
если говорить об их реальном применении, то важно подчеркнуть, что весьма
редки случаи, когда каждая из них используется «в чистом виде», т.е. без
обращения к другой. В самом деле, анализируя российское законодательство в
той или иной сфере, так или иначе связанной с функционированием
юридических лиц, — налоговым, валютным и т.д., можно заметить, что при
общем закреплении в праве России критерия инкорпорации (см. Основы
гражданского законодательства 1991 г., федеральный закон «О государственном
регулировании внешнеторговой деятельности» 1995 г. и др.) в нем присутствует
как определяющий также и признак оседлости — местонахождения.
В законах РФ об акционерных обществах и обществах с ограниченной
ответственностью место нахождения общества определяется местом его
государственной регистрации, если в уставе общества в соответствии с
федеральными законами не предусмотрено иное. В то же время п. 2 ст. 4 Закона
об обществах с ограниченной ответственностью допускает, что место
нахождения общества может быть установлено в учредительных документах
как место постоянного нахождения его органов управления или основное место
его деятельности. Напомним, что согласно ст. 30 ГК 1964 г. место нахождения
юридического лица определялось местом, где находился его постоянно
действующий орган.
Определение места нахождения общества имеет значение для решения ряда
правовых вопросов, возникающих в его деятельности, в частности для
определения места исполнения обязательства, когда оно не указано в договоре
или в правовом акте (ст. 316 ГК), установления компетентного учреждения для
рассмотрения споров с участием общества (ст. 25 АПК, ст. 117, 119 ГПК) и др.
В этом плане самым красноречивым примером являются положения п. (б) ст.
5 и 6 Закона о валютном регулировании и валютном контроле от 9 октября 1992
г., которые оперируют понятием «имеющие местонахождение в Россиийской
Федерации», вместо «места учреждения», применительно к «резидентам» —
российским юридическим лицам.
Пример Российской Федерации не является единственным. Очень многие
страны, которые приемлют принцип инкорпорации, требуют, чтобы
местопребывание корпорации (компании), закрепленное в уставе, находилось в
пределах территории того государства, чьим законодательством регулируется
ее создание. Так, Торговый кодекс Японии, считающейся страной,
исповедующей теорию «инкорпорации», недвусмысленно закрепляет:
«Юридическим адресом товарищества считается местонахождение его головной
конторы» (ст. 54); «Товарищество считается учрежденным с момента
регистрации по месту нахождения его головной конторы» (ст. 57).
В связи с этим в науке и практике международного частного права,
относящихся к иностранным юридическим лицам, возникает проблема
различного толкования понятия «местопребывание». В общем плане различают
формальную — «статутарную», т.е. указанную в уставе, и реальную —
«эффективную» оседлость. Различия между двумя категориями в принципе не
имеют значения, если местонахождение юридического лица по уставу
(местонахождение зарегистрированного офиса) и фактическое пребывание его
органов управления совпадают. Везде, кроме этой страны, такая компания будет
рассматриваться как юридическое лицо, существующее в рамках иностранного
правопорядка.
Различия между двумя формулами, выражающими рассматриваемый
критерий, становятся очевидными и неизбежно вызывают трудности
определенного толка, если предположить, что некая компания переводит
пребывание своих органов из страны А в государство Б. При условии, что и
страна А, и страна Б стоят на позициях доктрины формальной оседлости, это не
будет иметь принципиальных последствий. Однако указанное обстоятельство
кардинальным образом повлияет на дальнейшее, если страна А является
государством, придерживающимся теории «эффективного местопребывания»,
так как она не допустит перевода административного центра данного
юридического лица за пределы своей территории. Компания в таком случае
должна быть распущена (если только законодательства и того и другого
государства не предусматривают разрешение подобного перевода). Если страна
А стоит на позициях формальной оседлости, а государство Б следует критерию
эффективного местонахождения, рассматриваемая компания при избрании
другого места нахождения ее органов — в рамках другой юрисдикции — не
примет это во внимание, а государство Б в силу упомянутого критерия не
признает ее и потребует изменения уставных положений в части нахождения
органов управления. Именно в силу подобных обстоятельств в международном
масштабе со всей необходимостью встает вопрос о взаимном признании
государствами компаний, товариществ, корпораций и т.п., которые были
образованы на основании различных материальных норм.
В двусторонних отношениях признание иностранных юридических лиц
осуществляется, как правило, в торговых договорах, договорах о мореплавании
и поселении, договорах о правовой помощи или о взаимном поощрении
иностранных капиталовложений, об устранении двойного налогообложения. В
многостороннем масштабе договорно-правовых инструментов, действующих в
рассматриваемой области, насчитывается незначительное количество. Так, в
рамках ЕЭС в Брюсселе была разработана Конвенция о взаимном признании
компаний и юридических лиц от 29 февраля 1968 г., до сих пор не вступившая в
силу и, как кажется, не имеющая перспектив в этом плане, так как некоторые
страны, даже ратифицировавшие ее, в частности Нидерланды, аннулировали
свои ратификационные акты. 1 июня 1956 г. в Гааге также была заключена
конвенция, не вступившая до сих пор в силу, о признании правосубъектности
иностранных компаний, объединений и учреждений. Конвенция в рамках
Совета Европы о признании негосударственных организаций, заключенная 24
апреля 1986 г., вступила в силу с 1 января 1991 г. Она применяется к
объединениям, обществам и иным частным учреждениям, которые образованы
в соответствии с условием (наряду с прочими требованиями) об отсутствии
цели извлечения прибыли в рамках деятельности, имеющей международный
характер (ст. 1). Как Конвенция 1968 г. (ЕС), так и Гаагская конвенция не
основываются ни на одной из двух главных рассмотренных теорий. Они
сконструированы таким образом, чтобы любое государство, присоединившееся
к ним, могло применить свою собственную концепцию, будь то теория
«инкорпорации» или «эффективной оседлости», закрепленная в его
национальном законодательстве или практике. Нормы о признании,
содержащиеся в данных международных договорах, имеют более узкий смысл,
поскольку имеют целью достижение согласия государств в отношении
признания гражданской и гражданско-процессуальной правоспособности
(точнее, способности выступать в суде — jus standi in judicio) юридических лиц.
Третья из упомянутых конвенций строится на принципе инкорпорации.
Теория контроля. Начало использования этой теории связывается в истории
и науке международного частного права с периодами Первой и Второй мировых
войн. Дело в том, что во время
вооруженных конфликтов проблема
иностранных юридических лиц принимает новые очертания, а именно
приобретает характер так называемых «враждебных иностранцев». Воюющие
государства закономерно заинтересованы в том, чтобы любые контакты с
последними, прежде всего экономические, были сведены к нулю. Формальные
же признаки определения фактической и эффективной связи данного
юридического лица с тем или иным правопорядком оказываются
недостаточными. Еще в циркуляре французского министерства юстиции от 24
февраля 1916 г. указывалось в связи с данным вопросом, что, когда речь идет о
вражеском характере юридического лица, нельзя довольствоваться
исследованием «правовых форм, принимаемых компаниями: ни
местонахождение административного центра, ни другие признаки,
определяющие в гражданском праве национальность юридического лица,
недостаточны, так как речь идет о том, чтобы... выявить действительный
характер деятельности общества». Вражеским, говорилось в документе, надо
признать юридическое лицо, если его управление или его капитал в целом или
его большая часть находится в руках неприятельских граждан, ибо в этом
случае за фикцией гражданского права скрываются действующие физические
лица.
В отечественной литературе по международному частному праву в качестве
необходимого прецедента, давшего толчок к применению и развитию теории
«контроля», указывается на дело «Daimler Co. v. Continental Tyre & Rubber
Co.», рассматривавшееся английским судом в 1915 г. Суд при разбирательстве
дела стал устанавливать, кто является действительными участниками данного
юридического лица, к какому гражданству они принадлежат и кто стоит во
главе управления им. В ходе этого выявилось, что из 25 тысяч акций,
составлявших акционерный капитал компании «Даймлер», только одна
принадлежала британскому подданному, а остальные находились в
собственности германских держателей. Несмотря на то, что компания была
инкорпорирована в Англии, зарегистрирована согласно английским законам,
суд признал на основании выясненных обстоятельств данное юридическое лицо
«вражеским», т.е. принадлежащим Германии. Другими примерами выступают
законы Швеции от 30 мая 1916 г. и 18 июня 1925 г., которые оперировали
терминологией «контроля» в целях препятствования приобретению земли и
рудников компаниями, которые хотя и были созданы в Швеции, но фактически
контролировались иностранцами. Согласно канадскому Закону о
налогообложении доходов (Tax Revenue Accrued Act) компания, действующая
за рубежом, для целей налогообложения считается канадской, если 10% ее
акций контролируется канадскими резидентами.
Впоследствии, в ходе Второй мировой войны, в соответствии с британским
актом 1939 г. о сделках с «вражескими» лицами к враждебным иностранцам
вновь были отнесены юридические лица, контролируемые «вражескими»
физическими лицами либо организованные или зарегистрированные по законам
государства, состоящего с Англией в войне.
В сегодняшней практике подобного рода критерий мог бы, как
представляется, применяться не только в процессе ведения каких-либо военных
действий, но в совершенно мирное время на основании решения
международной организации, скажем, при введении Советом Безопасности
ООН санкций в целях обеспечения мира и безопасности. Например, во
исполнение резолюций 841 и 873 Совета Безопасности специальным
распоряжением Президента РФ было предписано, что предприятиям,
учреждениям, организациям и частным лицам, находящимся под юрисдикцией
Российской Федерации, вплоть до особого указания запрещены любые
операции и виды деятельности с любым лицом или органом Гаити или третьими
лицами, если последними осуществляются операции с Гаити или с территории
Гаити. Аналогичным порядком регламентировались (ограничивались) торговые
и вообще гражданско-правовые отношения российских хозяйствующих
субъектов с предприятиями Боснии, Герцеговины, Югославии, Ирака и др.
Кроме того, законодательства некоторых государств исходят из названного
критерия и в общем плане для достижения определенных целей, скажем, при
налогообложении. Так, правила о налогообложении доходов с иностранной
собственности (Foreign Accrual Property Income Rules), относящиеся к области
применения канадского Закона о подоходном налоге (Income Tax Act),
устанавливают, что для целей налогообложения прибыль от нерезидентских
компаний, в которых канадские резиденты владеют более чем 10% или которые
контролируют в иной форме, считается прибылью, полученной канадским
резидентом, и подлежит налогообложению в Канаде.
Поскольку нормы национального права различных государств, касающиеся
требований о правосубъектности и право- и дееспособности юридических лиц,
не совпадают, в международном обороте нередко создаются ситуации, когда
одно и то же образование в одних странах рассматривается как
правосубъектное, а в других— как неправосубъектное, одни государства
считают данную компанию принадлежащей одному государству, а другие —
другому. В результате одно и то же юридическое лицо в некоторых случаях
внешне может выглядеть обладающим двойной «национальностью», а при иных
условиях — не имеющим «национальности» вообще. Так, включенное в
торговый реестр Люксембурга общество, имеющее местопребыванием 5 из 7
членов его Совета директоров Кипр, которые там же собираются на свои
заседания, и считающееся люксембургским юридическим лицом, с точки зрения
законодательства Франции могло бы рассматриваться как кипрское
юридическое лицо; компания, созданная в соответствии с законами Британских
Виргинских островов, но перенесшая на основании норм Ордонанса о
компаниях международного бизнеса 1984 г. свой зарегистрированный офис в
другую юрисдикцию (например, Панамы), будет рассматриваться и в Панаме, и
во Франции, и в Швейцарии в качестве юридического лица панамского права, в
Испании же, Португалии, Японии, Вьетнаме, России, Великобритании,
большинстве штатов США и др. — как юридическое лицо Британских
Виргинских островов.
Однако здесь должно последовать уточнение. Ранее сделанная оговорка о
внешнем впечатлении не случайна. В действительности компания, обладающая
сертификатом инкорпорации, выданным, скажем, регистратором компаний
Республики Мальта, но имеющая местопребыванием головного офиса
итальянскую Сицилию, для того, чтобы считаться итальянским юридическим
лицом, должна быть включена в торговый реестр соответствующей области
Италии. Только в этом случае можно говорить о «двойной» национальности.
Вместе с тем это объективно будет означать и наличие двух юридических лиц
(хотя бы и состоящих, возможно, из одних и тех же участников, управляющих, с
одинаковым уставным капиталом, сферой и видами деятельности и т.д.) —
мальтийского и итальянского. Фактическое же присутствие в каком-либо
государстве, разделяющем критерий оседлости, юридического лица без
внесения его в торговый реестр страны само по себе в правовом отношении
мало что определяет. В силу этого, если конкретное общество, имеющее местом
пребывания административных органов г. Лион во Франции, не осуществило
необходимых формальных процедур по внесению себя в торговый реестр г.
Лиона, то и считаться французским юридическим лицом оно не может.
Следовательно, речь идет не об отсутствии «родства» с Францией и
французским правопорядком, а о правосубъектности вообще. В свете
изложенного встречающиеся в юридической литературе высказывания по
данному поводу не вполне оправданны. В качестве примера сошлемся, в
частности, на мнение авторов учебного пособия «Международное частное
право» о том, что «компания, организованная по законам Франции, но имеющая
центр управления в Англии, окажется «безродной». И наоборот, компания,
образованная по законам Англии и имеющая центр управления во Франции,
будет признаваться «родной» каждым государством и по сути станет
обладательницей двух национальностей».
Сфера действия личного статута. Категория личного статута чрезвычайно
важна для юридического лица, поскольку, как было отмечено, именно он
отвечает на главный вопрос — является ли данное лицо юридическим, т.е.
обладает ли волей, относительно независимой от воли лиц, объединяющихся в
нем, иными словами, самостоятельным субъектом права. Торговое
товарищество (societe en nom collectif, partnership, offene handelsgesellschaft),
созданное во Франции, будет правосубъектным образованием с точки зрения ее
законодательства, а также в Испании, Португалии, но неправосубъектным — в
Англии, США, на Британских Виргинских и Нормандских островах, в
Сингапуре, Германии, Швейцарии и т.д., хотя в последних из указанных стран
за товариществами и признаются некоторые важные права, свойственные
юридическим лицам. Таким образом, каждое иностранное юридическое лицо,
будучи созданным конкретным правопорядком, имеет последний в качестве
личного закона. Этот правопорядок определяет все жизненно важные стороны
действительности данного явления — возникновение, функционирование,
продолжение существования или прекращение, а также возможные способы и
формы преобразования. Тем же правопорядком регулируется и объем
правоспособности юридического лица, устанавливаются ее пределы. Личный
закон юридического лица, кроме того, указывает формы и порядок выступления
юридического лица во внутреннем и внешнем хозяйственном обороте.
Содержание личного статута дает ответы на вопрос о том, вправе или не вправе
рассматриваемое юридическое лицо в своей деятельности выходить за рамки
отечественной юрисдикции и каковы условия, форма и специальные
требования, предъявляемые к такому выходу. Следовательно, решение проблем
личного статуса, личных прав в отношениях данного юридического лица с
третьими лицами находится всецело в сфере действия личного статута.
При ликвидации юридического лица, действующего за границей и имеющего
на территории иностранного государства имущество, в том числе и
недвижимое, личный закон, а не закон места нахождения вещи, как это обычно
бывает в МЧП, будет решать судьбу последнего. В отдельных случаях
обязательственных отношений, т.е. тогда, когда личность стороны в
определенного рода обязательствах приобретает особое значение (например,
при выдаче гарантии или поручительства, имеющих акцессорный характер),
содержание прав и обязанностей сторон в таком отношении будет также
подчиняться личному закону юридического лица, являющегося подобной
стороной, а не закону, избранному сторонами для регулирования
взаимоотношений в рамках основного обязательства, или закону, применимому
к существу отношения в силу коллизионной нормы.
§ 5. Проблема «международных юридических лиц» в
международном частном праве
В течение последних десятилетий не только в зарубежной, но и в
отечественной научной и учебной литературе по МЧП весьма активно
обозначилось понятие «международные юридические лица». Достаточно
сказать, что во многих пособиях и учебниках по данной дисциплине
используется это словосочетание без каких-либо оговорок об условности его
применения или чего-либо иного. В большинстве случаев отмечается, что о
международных юридических лицах следует вести речь тогда, когда они
созданы международным соглашением (договором), как, например,
Международный банк реконструкции и развития, Международный валютный
фонд, Европейский банк реконструкции и развития, Межгосударственное
Евроазиатское объединение угля и металла стран СНГ, Межгосударственный
банк, также созданный в рамках СНГ, и проч. М.М. Богуславский особо
отмечает, что в советской юридической литературе понятие международного
юридического лица впервые было применено в связи с международными
банками, созданными странами—членами СЭВ: Международным банком
экономического сотрудничества (МБЭС) и Международным инвестиционным
банком (МИБ).
Подходя к оценке рассматриваемого понятия с позиций принципа историзма,
следует подчеркнуть, что в свое время создание юридических лиц подобного
рода посредством заключения межгосударственного договора было в целом
достаточно редким явлением и сопровождалось практически всегда изъятием их
из-под действия общих норм национального гражданского, торгового,
таможенного, налогового или иных отраслей права соответствующего
государства. Таким государством выступало государство местопребывания
центральных органов международного юридического лица. Его правовое
положение могло отличаться от правового положения любых других
юридических лиц, действующих в конкретной стране, как национальных, так и
иностранных. С этим, как представляется, можно было бы связывать выделение
так называемых международных юридических лиц в отдельную категорию. В
сегодняшних условиях международных отношений при создании
соответствующих образований (корпоративного или иного типа) путем
заключения межправительственного или межведомственного соглашения,
прежде всего когда явление объединения лиц и капиталов поистине в
трансграничном масштабе получило достаточный размах и на гражданско-
правовом уровне, нет нужды устанавливать какие-либо специальные,
«тепличные», условия для функционирования таких объединений. Всецелое
подчинение юридического лица национальному правопорядку
соответствующего государства снимает необходимость, кроме как в целях
уточнения его «генезиса» (происхождения), в квалификации его как
международного юридического лица, а следовательно, и выделении названной
категории вообще. Так, в соглашении стран СНГ «О содействии в создании и
развитии производственных, коммерческих, кредитно-финансовых, страховых,
смешанных транснациональных объединений» от 15 апреля 1994 г.
унифицированным порядком предусмотрено, что транснациональные
объединения являются юридическими лицами по законодательству государства
их регистрации. Статус филиалов (отделений) и представительств
транснациональных объединений определяется в учредительных документах в
соответствии с законодательством государства местонахождения филиалов
(отделений) и представительств (ст. 5). При этом указывается, что
транснациональные объединения могут создаваться как на основе
межправительственных соглашений, так и путем заключения договоров
непосредственно между хозяйствующими субъектами (ст. 3). В развитие этого
действующее законодательство Российской Федерации, прежде всего
федеральный закон «О финансово-промышленных группах», принятый 30
ноября 1995 г., оперирует категориями «транснациональная финансово-
промышленная группа», «межгосударственная финансово-промышленная
группа».
Данные термины понимаются следующим образом: финансово-
промышленные группы — это объединения, среди участников которых
имеются юридические лица, находящиеся под юрисдикцией государств—
участников Содружества Независимых Государств, имеющие обособленные
подразделения на территории указанных государств либо осуществляющие на
их территории капитальные вложения, которые регистрируются как
транснациональные финансово-промышленные группы в соответствии с
федеральным законом и как межгосударственные (международные) финансово-
промышленные группы — на основе межправительственного соглашения.
Особенности создания, деятельности и ликвидации межгосударственной
финансово-промышленной группы устанавливаются межправительственными
соглашениями. При этом для их участников национальный режим
устанавливается межправительственными соглашениями на основе взаимности.
Участникам межгосударственной финансово-промышленной группы в поряде и
на условиях, установленных Правительством РФ, могут предоставляться
таможенные тарифные льготы, предусмотренные законом «О таможенном
тарифе», по товарам, перемещаемым через границу в рамках деятельности этой
финансово-промышленной группы. Следует подчеркнуть, что по смыслу
упомянутого отечественного акта указанные образования не наделяются
статусом юридического лица как неким новым качеством по отношению к
входящим в их состав участникам, а действуют на основе гражданско-правовых
договоров.
Как видно, в целом конструкция «международных юридических лиц» не
вписывается в качестве дополнительной категории в понятийный ряд,
существующий в науке и практике международного частного права, а именно:
«национальное юридическое лицо» — «иностранное юридическое лицо», и в
любом случае должно включаться либо в одну, либо в другую группу.
Например, транснациональное объединение, учрежденное в Российской
Федерации в соответствии с международным договором стран СНГ, будет
«национальным» для России и иностранным для всех других государств.
Учрежденное аналогичным образом в Беларуси, объединение будет «своим» в
этой стране и иностранным— в России, на Украине, в Казахстане и т. д., т.е.
белорусским для всех прочих стран. Таким образом, ныне существование
данного термина не имеет материальной основы, может ввести в заблуждение.
Его использование по крайней мере должно сопровождаться уточнениями и
пояснениями.
Транснациональные корпорации. Транснациональные корпорации (ТНК) —
явление, порожденное развитием всемирных экономических отношений в XX в.
ТНК обычно относят к международным монополиям, деятельность которых
затрагивает ряд государств. Западные авторы нередко рассматривают ТНК в
качестве субъектов международного экономического права, действующих
наряду с государствами и международными организациями. Подобные
воззрения не случайны, так как общеизвестным является факт возрастающего
влияния ТНК на национальную экономику не только развивающихся, но и
развитых европейских стран, а также и на мировую экономику в целом.
Специфичным признаком ТНК выступает их неоднородность и
расчлененность с юридической точки зрения, поскольку мощное материнское
образование учреждает сеть филиалов и дочерних предприятий в различных
странах. С другой стороны, необходимо подчеркнуть их гомогенность в
экономическом плане. В юридическом отношении подчиненные разным
юрисдикциям компании, входящие в ТНК, управляются из одного
экономического центра, который олицетворяется материнским предприятием.
ТНК могут образовываться как унинациональными по структуре своего
капитала корпорациями («Майкрософт», «Рэнк-Ксерокс, «Кока-кола»,
«Дженерал электрик», «Бритиш Петролеум», «Фольксваген АГ», «Мицубиси»,
«Креди Лионне» и т.п.), так и крупными объединениями, образованными за счет
«интернационализации» капитала («Агфа Геверт», «Данлоп-Пирелли»). В обоих
случаях монополистическое объединение разбрасывает свои предприятия по
всему миру в целях увеличения прибыли за счет минимизации себестоимости
выпускаемой продукции, освоения новых рынков и в известной мере ухода от
налогового бремени либо его сокращения, если правовая действительность
соответствующей страны позволяет это сделать. Таким образом, с правовой
точки зрения, ТНК — это совокупность формально самостоятельных
юридических лиц, имеющих различную государственную принадлежность,
фактически управляемых иностранным юридическим лицом, т.е. материнской
компанией.
В результате достаточно серьезного влияния, которое оказывали ТНК на
экономику, а в ряде ситуаций и политику принимающих государств, в целях
недопущения вмешательства в их внутренние дела члены международного
сообщества поставили перед собой задачу разработки международного кодекса
поведения ТНК, проект которого был подготовлен в рамках специально
созданных ЭКОСОС ООН органов — Центра по ТНК и Комиссии по ТНК.
Данный кодекс поведения ТНК до сих пор не принят государствами, так как
большинство из них, чьи национальные субъекты контролируют ТНК,
отстаивают рекомендательный, а не юридически обязательный характер его
норм. Между тем роль и влияние ТНК в мире продолжают расти, что получило
отражение в материалах IX конференции ЮНКТАД (1996 г.), в которых
говорится, что «корпорациям должна быть предоставлена возможность участия
в многосторонних международных форумах», и подчеркивается необходимость
«начать интеграцию частного сектора и иных новых действующих лиц в
повседневную деятельность ЮНКТАД».
Европейские торговые общества. Унификация права торговых обществ.
В рамках Европейского Союза (ранее Европейских сообществ — Евратома,
ЕОУС и ЕЭС) проблема «европейской» компании стояла практически с 60-х гг.
Существенным элементом создания Общего рынка в соответствии с Договором
о создании Европейского экономического сообщества (Римским договором
1957 г.) является «свобода поселения, устройства промыслов и занятия частной
хозяйственной деятельностью». В ходе этого процесса право
на создание
хозяйственного общества в любом государстве—участнике ЕС или право на
участие в таком обществе представляется в качестве одной из главных
составляющих, которая заключается в том, что предприятия во всех странах —
участницах ЕС должны действовать в сопоставимых, если не равных, условиях.
Данную цель создания максимально гармонизированных правовых норм,
способствующих взаимодействию предприятий разных стран в осуществлении
ими частной хозяйственной деятельности, которая принципиально очерчена в
Римском договоре, преследует европейское право торговых обществ.
Как упоминалось ранее, основной документ унификационного характера —
Брюссельская конвенция о взаимном признании компаний и юридических лиц
1968 г. — остается не принятой государствами — участниками ЕС, хотя еще в
1957 г. Римским договором установлены общие признаки предпринимательских
организаций ЕЭС. Под таковыми, в частности, понимаются «компании или
фирмы, учрежденные в соответствии с законодательством государств-членов,
зарегистрированное местопребывание, центральное управление и основная
предпринимательская деятельность которых находится внутри Сообщества» (ст.
58).
В этих обстоятельствах унифицированные нормы, относящиеся к
европейскому праву торговых обществ, представлены многочисленными
директивами — актами ЕС, в каждом из которых сформулированы общие
типовые положения. Директива не действует непосредственно. Она требует
принятия государствами-членами национальных правовых актов для
реализации установленного в директиве содержания. Поскольку в каждом
отдельном случае директива требует от государств-участников решить в
установленные сроки определенные задачи с помощью средств национального
правопорядка, т.е. должна опираться на национально-правовые предписания, за
государствами-членами остается свобода усмотрения в том, что касается
механизма ее исполнения. Благодаря директивам достигается максимально
возможное сближение и гармонизация национального законодательства стран—
участниц ЕС в той или иной области. Таким образом, в отличие от
постановления, имеющего юридически обязательный характер для государств и
находящихся под его властью субъектов (юридических и физических лиц),
директива не обладает непосредственной обязывающей силой. В результате
этого в рамках установленного общим порядком соответствующего
концептуального содержания законодательство государств—членов ЕС в
области, например, торговых товариществ, акционерных компаний и обществ с
ограниченной ответственностью, располагает известным разнообразием.
Указанное правовое средство использовалось странами ЕС для достижения
единообразия в регулировании, в частности, вопросов защиты капитала,
создания акционерных обществ, их слияния и разделения, а также содержания
их уставов (директивы № 77/91/ EWG от 13 декабря 1976 г., 78/855/EWG от 25
октября 1978 г. и 82/89/EWG от 17 декабря 1982 г.). Отдельное внимание было
уделено проблемам гармонизации законодательства и практики государств-
членов в сфере деятельности иностранных филиалов в пределах их границ. Так,
в директиве № 89/666/EWG от 21 декабря 1989 г. содержатся положения о
порядке опубликования сведений и документов в связи с созданием
иностранными обществами филиалов на территории стран-членов. Эти
положения касаются как самих государств, составляющих ЕС, так и третьих
стран. Общей целью директивы служит создание благоприятных условий и
защитных мер для тех лиц, которые вступают через филиалы в отношения с
соответствующим иностранным юридическим лицом. Важное значение имеет
также унифицированный подход и к решению проблемы создания обществ с
ограниченной ответственностью с одним участником. Как известно, далеко не
все государства мира (а сегодня более чем в 90 государствах — от Египта до
ЮАР и Зимбабве, а также от Испании и Португалии до Сингапура —
существование обществ с ограниченной ответственностью является
общепринятым) признают правомерность учреждения обществ единственным
участником. Например, в ФРГ, несмотря на то, что законодательство об
обществах в Германии действует с 1892 г., это стало возможным лишь в
современный период вследствие разработки и принятия специальной директивы
в рамках ЕС (№ 89/667/EWG от 21 декабря 1989 г.), которая направлена на
признание всеми государствами-членами создаваемых с участием одного
учредителя обществ с ограниченной ответственностью.
Параллельно с унификацией правовых норм, относящихся к корпоративным
образованиям и их деятельности в рамках национальных правовых систем,
осуществляемой посредством реализации директив, в ЕС ведется работа по