Золотарева Т.Ф., Минигалиева М.Р. Проблемы социально-психологической помощи жертвам террора

Подождите немного. Документ загружается.

В.7Штекель – один из наиболее талантливых последователей Фрейда –

первым поднял вопрос об инстинкте смерти, который в настоящее время

приобрел более широкое содержание и применяется в психоанализе для

обобщенной характеристики любых деструктивных (саморазрушительных)

тенденций. Он обратил внимание на постоянное присутствие символов смерти

в сновидениях и фантазиях практически всех пациентов и ввел в психоанализ

понятие о Танатосе. Введя термин Танатос, В.7Штекель (1910) с самого начала

отмечал огромное психическое напряжение, связанное с темой смерти вообще,

считая что в любых проявлениях повышенной тревожности присутствуют

проявление инстинкта смерти, возникающего как результат подавления

сексуального инстинкта (в более широком смысле – инстинкта жизни, в

психоанализе обозначаемого как Эрос). Идея инстинкта была сформулирована

ученицей К.7Юнга С.7Шпильрейн (1912). Английский аналитик М.7Кляйн много

внимания уделяла исследованиям проявлений и развития этого инстинкта,

начиная с раннего детства. Ее постулат о наличии врожденных деструктивных

влечений у детей является модификацией этой идеи.

В ранних работах З.7Фрейда тема смерти играла относительно малую

роль и не находила отдельного выражения в рисуемой им картине

человеческого подсознания. Страх смерти интерпретировался им как

производное от тревожности, связанной с разлучением, или страхом кастрации,

и коренился, с его точки зрения, в предэдиповых и эдиповых стадиях развития

либидо. Затем, в результате множества клинических исследований, он

сформулировал обширную биопсихологическую теорию личности,

постулировав существование двух типов инстинкта: служащих сохранению

жизни и стремящихся вернуть ее туда, откуда она произошла. Инстинкт смерти

действует в человеческом организме с самого начала, постепенно превращая

его в неорганическую систему. Разрушительная сила может и должна быть

частично отвлечена от своей основной цели и переключена на другие

организмы. Для инстинкта смерти не важно, действует ли он по отношению к

объектам внешнего мира, или против самого организма, но важно достижение

главной цели – разрушения.

Согласно К.Г.7Юнгу, логической противоположностью любви является

ненависть, а Эроса – Фобос (страх). Юнг и его последователи привлекли

внимание западной психологии к величайшему значению всех символических

вариаций темы смерти и возрождения архетипов. В теории личностного

развития К.Г.7Юнг рассматривает сексуальность в качестве доминирующей

силы первой половины жизни, а проблему биологического дряхления и

приближения к смерти – как основную во второй ее половине. В нормальных

условиях озабоченность проблемой смерти возникает в более поздние

десятилетия жизненного пути, обнаружение же ее на ранних стадиях жизни

обычно связано с психопатологией. Становление индивидуальности приводит к

психологической полноценности личности и включает в себя разрешение

проблемы смерти.

Волна профессионального интереса к практическим и теоретическим

аспектам процесса умирания привела, в частности, к появлению научной

работы Э.7Кюблер-Росс, суммировавшей свой опыт деятельности в качестве

психотерапевта с тяжелобольными, а также опыт тренировочных семинаров,

проводимых совместно с врачами, медсестрами, студентами и священниками.

Она подчеркнула важность открытого и честного общения с умирающими,

готовность последних обсуждать любые психологически близкие им темы.

Люди, находящиеся на смертном одре, остро нуждаются в искренних

человеческих контактах и психотерапевтической помощи. Они могут научить

остающихся в живых важным вещам, относящимся не только к

заключительным фазам жизни, но и к проблемам работы человеческого

сознания, а также к некоторым аспектам нашего существования вообще. Такое

общение обогащает его участников, и, возможно, снизит уровень тревоги

относительно собственной смерти.

Обосновывая свой опыт, Э.7Кюблер-Росс (Kubler-Ross E., 1969) выделила

пять стадий, характеризующихся специфическими переживаниями и

отношениями, через которые проходит последовательно типичный умирающий

по мере ухудшения своего физического состояния:

• Первая – отрицание. “Нет, не я!” – самая обычная реакция человека на

объявление ему смертельного диагноза. При посещении разных врачей

пациенты, прежде всего, надеются на отрицание диагноза. Действительное

положение вещей скрывается как от семьи, так и от себя. Отрицание дает

возможность увидеть несуществующий шанс, делает человека слепым к любым

признакам смертельной опасности.

• Вторая реакция – гнев. “Почему именно я?”, "Почему это случилось со

мной?", "Почему меня не услышал Бог?" и т.п. – думает умирающий, и

озлобляется на заботящихся о нем людей и вообще на всякого здорового

человека. Очень важно, чтобы обреченный имел возможность излить свои

чувства вовне.

• Следующая стадия – “торга”: больной вступает в переговоры за

продление своей жизни, обещая, например, быть послушным пациентом или

примерным верующим.На этой стадии стремятся как бы отложить приговор

судьбы, изменяя свое поведение, образ жизни, отказываясь от разных

удовольствий, и т.п.

• По завершении периода кризиса, умирающий вступает в фазу

депрессии. Он замыкается в себе, испытывает потребность плакать при мысли о

тех, кого он вынужден оставить. Это стадия подготовительной печали, на

которой умирающий отрекается от жизни и готовится встретить смерть. Поняв

неизбежность своего положения, он постепенно теряет интерес к окружающему

миру, испытывают грусть, горечь.

• Адаптация. Завершающим этапом является принятие смерти,

составляющее финальный этап жизни умирающего, когда он, как правило,

смиренно ждет своего конца. Смирение понимается как готовность спокойно

встретить смерть.

Удельный вес отдельных стадий у разных людей значительно

варьируется. Через все эти стадии проходят и члены семьи, узнав о

неизлечимой болезни близкого человека. Важнейшей стадией преодоления

страха смерти считается отрицание: не устраняя причины заболевания, оно

уменьшает боль (Кочюнас7Р., 1999, с. 215), создается иллюзия, что все обстоит

хорошо. Однако отрицание не означает, что пациент действительно не знает о

приближении смерти. Скорее он выбирает незнание, предпочитает оставаться в

неведении, игнорируя действительность ситуации. Отрицание успешно, т.е.

выполняет свои функции, когда этот механизм защиты не используют

окружающие. Обычно же близкие умирающего, а иногда даже врачи, склонны

игнорировать истинное положение дел, потому что тоже испытывают страх

перед смертью и не знают, как разговаривать с человеком, которому осталось

недолго жить.

Умирающий человек способен понять свое положение и нередко хочет

поговорить о своей болезни и приближении смерти, но только с теми, кто

выслушивает его без поверхностных попыток утешить. Поэтому, консультанту

важно уметь квалифицированно разобраться в желаниях умирающего,

связанных со смертью фантазиях и страхах, негодовании и в том, что он

потеряет вместе с жизнью. Консультант способен побудить неизлечимо

больного изведать жизнь до последнего мгновенья.

Сам процесс смерти также развивается поэтапно. Выделяют четыре

основные ступени этого процесса, в обратном порядке по сравнению с тем, как

развивается сама жизнь. Социальная смерть характеризуется потребностью

умирающего изолироваться от общества, замкнуться в самом себе и все дальше

и дальше отдаляться от живых людей. Психическая смерть соответствует

осознанию человеком очевидного конца – экстравертированное сознание

угасает, уступая место состоянию, характерному для последнего периода

жизни. Мозговая смерть означает полное прекращение деятельности головного

мозга и его контроля над различными функциями организма. Физиологическая

смерть соответствует угасанию последних функций организма,

обеспечивавших деятельность его жизненно важных органов.

Физическое угасание не означает духовного регресса. А.В.7Гнездилов

отмечает существование всплеска душевных сил у престарелых пациентов

клиник и хосписов. Этот всплеск поражает и заставляет думать, что жизнь

расставляет неверные акценты, так как в старости остается невостребованной

духовная сторона человека. По мнению А.В.7Гнездилова, нет естественного

умирания, по большей части умирание искусственно и связано с болезнями в

позднем возрасте и социально-психологическими аспектами. Болезни

вызывают угасание человека только на 30 %. Остальные 70 % – социально-

психологические факторы, которые ставят людей в положение

регрессирующих.

Исследования современных ученых позволяют предположить, что жизнь

– не волна, а спираль, в ней заложены кризисные состояния, которые имеют

связь с негативными и позитивными сторонами. Кризис жизни

запрограммирован природой и аналогичен кризису рождения Программы

рождения и умирания близки: как человек рождается, так он и умирает. Если

рождается человек легко, он обычно легче живет, испытывает большее доверие

к миру и уверенность в своих силах, и, обычно, более спокойно и легко

умирает. И наоборот (Гнездилов7А.В., 2000, Гроф7С., 1995, Ялом7И., 1998,

Краснова7О.В., 2000 и др.).

В хосписной клинике (как и в онкологической) смерть начинает

приближаться раньше, чем физический уход из жизни. Сначала наступает

психологическая смерть, когда человек делает установку на свой уход из

жизни. Заболевший проходит стадии депрессии, агрессии, отрицания и –

последнее – принятия смерти. Врачи стремятся привести пациента в состояние

принятия неизбежного. Однако переживания заболевших людей неоднозначны:

имеют эмоциональную, аффективную логику. Часто умирающие обращаются к

Богу. Наблюдается «бешеный» поиск смысла жизни: если есть Бог – нет смерти

(«Мне Бог открыл такое, что и умирать не страшно всюду – любовь»). В этом

можно усмотреть запас прочности духовной жизни.

Работая с больными раком на терминальной стадии, можно видеть сколь

многие из этих людей используют свою кризисную ситуацию и нависшую над

ними угрозу как стимул к изменению. Они рассказывали о поразительных

сдвигах, о внутренних переменах, которые нельзя охарактеризовать иначе, как

"личностный рост" (Ялом7И., 2000); для этих людей характерно:

• изменение жизненных приоритетов, уменьшение значения жизненных

тривиальностей;

• чувство освобожденности, появление способности сознательно не

делать то, что не хочешь;

• переживание природных явлений: смены времен года, перемены ветра,

опадания листьев, последнего Рождества и т.д., – как высоко значимых

событий;

• более глубокий, чем до кризиса, контакт с близкими;

• уменьшение страхов, связанных с межличностным общением,

и озабоченности отвержением; большая, чем до кризиса, готовность к

риску.

Конфронтация со смертью влечет за собой позитивные личностные

изменения. Рак на терминальной стадии увеличивает число "моментов

глубокой умиротворенности". «Взросление, самостоятельный выбор, сепарация

от других означают также встречу с одиночеством и смертью», – пишет

И.7Ялом (2000).«… концепция смерти играет критически важную роль в

психотерапии, поскольку она затрагивает жизненный опыт каждого из нас.

Жизнь и смерть взаимозависимы: физически смерть уничтожает нас, но идея

смерти спасает нас. Сознание смерти обостряет чувство жизни и радикально

меняет взгляд на нее; оно дает нам толчок к переходу из модуса существования,

основанного на отвлечениях, успокоениях и мелких тревогах, в более

аутентичный». Даже спустя годы сохраняется острое чувство быстротечности

жизни и ее драгоценности, больший жизненный энтузиазм, повышение

восприимчивости и отзывчивости к непосредственному окружению,

способность жить и наслаждаться настоящим моментом... большее сознавание

жизни – самой жизни и живых существ и стремление радоваться ей, пока еще

не поздно.

Больные помогают специалистам работать с ними, своим поведением

говоря окружающим: «Смерть – не конец, не разрушение, а преображение». В

умирающих людях часто рождается чувство любви, которое социализирует их

поведение.

Иногда отмечается феномен группового ухода из жизни. Больные уходят

из жизни не по одиночке, а группами. Первоначально врачи предполагали

наличие связи этого явления с геофизической обстановкой. Затем заметили, что

это происходит в дежурство определенных сестер. Однако, они оказались

самыми лучшими сестрами по уходу за больными, именно теми, кто работает

не по принуждению, а по долгу, по любви. Для умирающего человека важно

«получить разрешение на смерть от своего близкого», поэтому часто люди

умирают сразу после посещения их родственниками, близкими

(Гнездилов7А.В., 2000, Краснова7О.В., 2000).

В рамках интегративно-антропологического подхода в качестве одной из

ведущих проблем выступает проблема смерти как проблема человеческого

выбора: жить, попытавшись найти новый смысл и новую стратегию жизни,

исправить «ошибки» прошлого, или умереть, отказываясь от возвращения к

уже привычной боли, страданиям, привычному образу жизни и старым

смыслам («Духовный кризис», 1995, др.). Второй проблемой является роль

близких в изменении или принятии – осмыслении этого экзистенциального

выбора человека.

В многообразном опыте жизни самыми болезненными моментами для

человека являются встречи с трагедией смерти, с уходом из жизни дорогих для

него людей. Мысли о собственной смерти редко мучают людей. Хорошо

известна еще одна, широко распространенная иллюзия – собственного

бессмертия, которая покоится на самом надежном фундаменте – чувстве,

переживании. Это чувство – одно из оснований жизни (Анцыферова7Л.И.,

1997).

Р.7Дж.Лифтон описал несколько путей, которыми человек пытается

достичь символического бессмертия: 1) биологический путь – продолжение

собственной жизни через потомство, через бесконечную цепочку

биологических связей; 2) теологический путь – жизнь на ином, более высоком

плане существования; 3) творческий путь – жизнь через свои труды, через

устойчивое влияние личных творений или личное воздействие на других

людей. (Терапевт черпает личностную поддержку именно из этого источника:

помогая пациенту, он дает начало бесконечной цепи, поскольку дети пациента

и другие связанные с ним люди передают зароненное им семя дальше); 4) путь

вечной природы – мы продолжаем жить благодаря тому, что принадлежим

круговороту жизненной энергии природы; 5) трансцендентный путь

внутреннего опыта – "потеря себя" благодаря переживанию столь

интенсивному, что время и смерть исчезают и мы остаемся жить в

"непрерывном настоящем".

Дж.7Диггори и Д.7Ротман пишут, что список распространенных страхов,

связанных со смертью, если их расположить в порядке уменьшения

интенсивности, выглядит так:

1. Моя смерть причинит горе моим родным и друзьям.

2. Всем моим планам и начинаниям придет конец.

3. Процесс умирания может быть мучительным.

4. Я уже не смогу ничего ощущать.

5. Я уже не смогу заботиться о тех, кто зависит от меня.

6. Я боюсь того, что со мной будет, если окажется, что есть жизнь после

смерти.

7. Я боюсь того, что будет с моим телом после смерти. Некоторые из этих

страхов не имеют прямого отношения к личной смерти. Страх боли,

несомненно, лежит по эту сторону смерти; страх посмертной жизни лишает

смерть ее смысла как конечного события; страх за других – это, разумеется, не

страх, связанный с собой. Страх личного исчезновения – вот что должно

составлять суть беспокойства: "Моим планам и начинаниям придет конец" и "Я

уже не смогу ничего ощущать". Ж.7Хорон различает три типа страхов смерти:

1) страх того, что наступит после смерти; 2) страх самого "события" умирания;

3) страх прекращения бытия. Первые два из них – это страхи того, что связано

со смертью. Третий, страх "прекращения бытия" (уничтожения, исчезновения,

аннигиляции), ближе к собственно страху смерти (по Ялом7И., 2000). Мы

испытываем ужас (или тревогу) в связи с перспективой потерять себя и стать

ничем. Эта тревога не может быть локализована. Говоря словами Р.7Мэя, "она

атакует нас со всех сторон одновременно". Бороться с тревогой можно смещая

ее от ничто к нечто: "ничто, являющееся объектом ужаса, так или иначе,

становится все более чем-то" (Кьеркегор7С.). Существуют две защиты от страха

смерти, они образуют диалектическую пару – две диаметрально

противоположные установки по отношению к ситуации. Человек сливается с

другим или сепарируется, погружает себя в среду или выделяется из нее.

Утверждает свою автономию, "отделясь от природы" (по выражению О.7Ранка),

или ищет безопасности путем соединения с другой силой. Становится

собственным отцом либо остается вечным сыном. Человек или "стремится к

подчинению, или жаждет власти".

«Для психотерапии реальность смерти значима в двух отношениях.

Сознавание смерти может работать как "пограничная ситуация" и радикальным

образом изменить взгляд на жизнь; кроме того, смерть является базовым

источником тревоги», – пишет И.7Ялом (2000).

"Пограничная ситуация" – это событие, некий чрезвычайный опыт,

приводящий человека к конфронтации с его экзистенциальной "ситуацией" в

мире. Конфронтация с личной смертью ("моей смертью") – это ни с чем не

сравнимая пограничная ситуация, способная вызвать значительное изменение

стиля и характера жизни индивида в мире: "Физически смерть разрушает

человека, но идея смерти может спасти его". Смерть действует как катализатор

перехода из одного состояния бытия в другое, более высокое – из состояния, в

котором мы задаемся вопросом о том, каковы вещи, в состояние

потрясенности тем, что они есть. Осознание смерти выводит нас из

поглощенности тривиальным, придавая жизни глубину, остроту и совершенно

иную перспективу.

Смерть устраняет жизненные огорчения вместе с самой жизнью, а

оптимистическая истина в том, что осознание смерти создает богатый

потенциал для решения жизненных проблем: существование не может быть

отложено. Поэтому, например, многие больные раком говорят о том, что стали

жить более полно в настоящем. Они уже не откладывают жизнь на будущее:

по-настоящему жить возможно только в настоящем; по сути дела, настоящее

нельзя оставить позади – оно всегда держится вровень с нами.

Подсчитывать свои сокровища – еще один механизм изменения,

активизируемый конфронтацией со смертью.

Проблема невротика состоит в сомнениях по поводу собственной

безопасности, что заставляет его далеко расширять свои защитные ограждения.

Невротик защищает не только ядро своего существа, то также множество

атрибутов (работу, престиж, сексуальные доблести, атлетические возможности

и т.д.). Многие люди испытывают чрезмерный стресс, когда под угрозой

оказываются их карьера или какие-либо другие атрибуты, они убеждены: "Я

есть моя карьера", или "Я есть моя сексуальная привлекательность". Терапевт

как бы говорит им: "Нет, вы – это не ваша карьера, вы – не ваше великолепное

тело… Вы – это ваше «я», ядро вашей сущности. Обведите его линией: другое,

то, что остается снаружи, – это не вы; эти другие вещи могут исчезнуть, а вы

по-прежнему будете существовать".

Индивид с хроническим заболеванием, хорошо справляющийся со своей

ситуацией, зачастую спонтанно проходит через процесс разотождествления.

Разотождествление – это очевидный и древний механизм изменения:

трансценденция материальных и социальных оболочек нашла воплощение,

например, в аскетической традиции. В клинической практике сдвиг жизненной

перспективы и возможность для индивида провести различие между

сущностью и атрибутами, восстановив в правах первое и освободившись от

второго, стимулируются сознаванием смерти.

Чем более полнокровна, насыщенна, креативна жизнь людей, тем меньше

тревоги они испытывают при мысли о ее конечности. Для большинства людей

не их собственная смерть, но потеря дорогих, любимых людей является самым

горестным событием в жизни. И это понятно. Ведь отношения любви сильно

расширяют и обогащают жизнь человека. Любящий начинает жить в

пространстве жизни любимого. Присутствие любимого, общение с его

уникальностью выявляет в личности любящего такие прекрасные черты, о

существовании которых другие люди и не подозревают. Смерть дорогого

человека суживает, обедняет, ограничивает жизнь любящего, он теряет часть

себя. Мысль о близкой смерти или сам факт смерти любимого переживается

как нечто противоестественное, как то, что не может уложиться в сознании

личности. «Горе имеет много компонентов – собственно утрата,

амбивалентность и чувство вины, крушение жизненного плана. И все они

должны тщательно прорабатываться в терапии. Но...смерть другого человека

также приближает нас к встрече с собственной смертью». Некоторые

психотерапевты считают, что понесший утрату человек и без того слишком

подавлен, чтобы взваливать на него дополнительную задачу выяснения

отношений с собственной смертью. Однако некоторые люди в результате

личной трагедии проходят через грандиозный личностный рост (Ялом7И.,

2000).

Действие механизма отрицания потери (Анцыферова7Л.И., 1997)

отчетливо проявляется при столкновении с ситуацией ужасной гибели людей,

потери самого дорогого человека. Эта форма психологической защиты является

проявлением деформации смысловой сферы личности, ложной интерпретации

трагической действительности. Иногда кажется, что субъект на когнитивном

уровне отдает себе отчет в свершившемся факте, притупились лишь его

чувства. Но знание, лишенное эмоционально-аффективной составляющей, это

частичное, искаженное, обесцененное знание, вызывающее неадекватное

поведение. По существу, происходит лишь частичное понимание трагического

факта.

Психологи трактуют период отрицания как время дробления ситуации,

способной разрушить сознание человека, на мелкие фрагменты, которые

постепенно осваиваются личностью и, наконец, интегрируются в целостный,

адекватный обстоятельствам образ. После периода отрицания человек часто,

переосмысливая разные аспекты трагического события, начинает соотносить их

с трагическими ситуациями, пережитыми другими людьми, он вписывает свое

горе в структуру жизненных катастроф других людей, и этот прием

социального сравнения значительно облегчает его индивидуальные

переживания. Но, бывает и так, что осознав всю полноту своей невозвратной

потери, человек впадает в состояние депрессии и, чтобы избавиться от своих

мук, принимает решение добровольно уйти из жизни.

Обычно же, думая о старости и смерти, люди полагают, что эти

переживания от них далеко. Смерть – это что-то такое, что еще должно когда-

то прийти, нечто таинственное и загадочное, но в то же время далекое и

пугающее. В действительности же это постоянно присутствующие у нас

психологические переживания: ощущение разбитости, чувство измученности и

есть старость, при которой ощущения не являются свежими, нет никакой

надежды и нет причины идти дальше. Мы также постоянно переживаем смерть,

когда оказываемся отделены от любимых нами людей или вещей.

В.7Янкелевич (1999, с. 179) пишет: «В жизненном становлении

проявляется парадоксальность … ведь это постоянное осуществление бытия и

вместе с тем (не сверх того, а именно вместе с тем), постоянное приближение к

небытию. Более того, становление является осуществлением бытия постольку,

поскольку оно приближает нас к небытию! Время жизни, одновременно

созидательное и разрушительное, не является ни простым процессом, ни

простым регрессом: непрерывное уменьшение возможностей осложняет

бесконечный процесс пополнения…; регресс уравновешивает прогресс и

нейтрализует его завоевания. Жизнь разрушает по мере того как строит, и

строит то же самое, что разрушает… Упадок вовсе не приходит на смену росту

как вторая фаза жизни.»

Многие из жертв террористических актов, катастроф оказываются в

состоянии медленного умирания и также, как и те, кто теряет их, требуют

психологической поддержки.

Изолированность, рожденная физической немощью и/или потерей друзей

и близких порождает гнев, депрессию и подавленность. Мир сужается и

укорачивается. Вместе с приближающейся смертью приходит и общее

ощущение беспочвенности; страх смерти и неуверенность еще более сжимают

и уплотняют мир человека. Люди становятся чрезвычайно привязаны к

мелочной рутине, к своим устойчивым представлениям о том, какими должны

быть вещи (Кэсон7Э., Томпсон7В., 1998).

Общаясь с таким человеком, важно стараться не быть чересчур

профессиональным. «Не будучи чрезмерно вооружены, мы можем дать

ситуации возможность затронуть нас». Э.7Кэсон и В.7Томсон называют этот

подход – «коснись и уходи!». Процесс такого общения может быть

длительным. На всем протяжении взаимоотношений психолог должен

проявлять такт. Сама жизнь должна подсказать, как следует действовать.

Подлинное товарищество специалиста и клиента наступает благодаря

пониманию, интересу и любознательности по отношению к человеку, когда мы

разделяем с ним его проблемы. Работа с умирающими людьми часто весьма

утомительна и весьма важно, как относиться к этой «скуке». Обычно она

повергает в панику, заставляет метаться и делать бесполезные вещи.

Способность пребывать с такой «скукой» – великий дар.

«Мы должны быть способны войти в ситуацию и на вопрос пациента: «Я

умираю?» – ответить: «Да». Мы можем находиться вместе с ним, можем вместе

с ним испытывать печаль. Мы даем людям возможность выразить свое

собственное понимание смерти, – очень важно никогда не проецировать

собственных идей о смерти на умирающего...» – пишут Э.Кэсон и В.Томсон

(1998). Иначе подлинное общение не сможет возникнуть: специалист окажется

слишком занят сохранением собственного мнения. У него могут быть

собственные убеждения; но для других людей вопрос стоит не об убеждениях:

они входят в ту дверь, в которую специалист еще не входил; им придется войти

туда в одиночестве. По существу, речь идет о чувстве печального расставания:

окружающим будет не хватать этого человека, когда он уйдет.

Многие из умирающих клиентов убеждены в том, что, поскольку они

испытывают страдания, они, должно быть, сделали что-то плохое. Чувство

несущего наказание давит на клиента. Вместо этого, можно способствовать

развитию у клиента чувства непостоянства жизни. Специалист должен сам

ощущать это непостоянство и стремление освободиться от каких бы то ни было

личных желаний по отношению к клиентам.

У психосоциального работника есть потребность чувствовать, что он

выполняет по-настоящему нужную работу, что люди хорошо о нем думают; на

самом же деле, чем более тесным становится общение, чем больше жалоб он

слышит, тем больше нарастает раздражение. При интенсивном общении с

клиентом, заметнее проявляется его болезненное состояние, он реже «ведет

себя наилучшим образом». В это ситуации надо просто продолжать работу,

относиться к ней терпеливо и внимательно. Награда приходит в виде тесной

связи с чьей-то чужой жизнью – ощущении близости и любви.

Подход к смерти оказывается таким же, как и подход к жизни:

приглашение клиента участвовать в атмосфере принятия происходящего.

Цель – не в том, чтобы помочь поправиться, а в том, чтобы сохранить

атмосферу общения и понимания, которая приведет к некоторому реализму и

чувству юмора по поводу общей ситуации. Как сказала одна из пожилых

клиенток программы «Дана Хоум Кэйр»: «Люди живут, стареют и умирают;

нет смысла сокрушаться об этом».

В нашем обществе практически отсутствует культура умирания: смерть

представляется как плоский и одномоментный феномен, не вполне

человеческий – ибо связан с биологической смертью организма, не желанный и

не вполне нужный. Человек с рождения отрицает в себе признанный всеобщим,

еще классическим, психоанализом инстинкт влечения к смерти. Он отрицает и

важность своего телесного Я, на протяжении всей жизни игнорируя его

запросы и потребности. Думая о смерти в моменты духовной и физической

усталости или в процессе общения с другим, умирающим, человек часто

игнорирует ее наличие. Все это фиксируется в жизненном сценарии личности,

структуре, интегрирующей в себе прошлое, настоящее и наиболее вероятные

варианты будущего. (Некрасов7С.В., Возилкин7И.В., 1991, Берн7Э., 1993).

Ф.7Арьес (1992) показал в своей работе, что «существует определенная

связь между отношением человека к смерти и его самосознанием, его

индивидуальностью», а также взаимосвязь ожидания смерти с общекультурной

традицией: 1) «прирученная смерть», ориентированная на неизбежную

«загробную жизнь»; 2) «смерть своя», ориентированная на «индивидуальное

начало», реализуемое, главным образом, через «завещание»; 3) «смерть далекая

и близкая», когда на первый план выходит то, что при других вариантах обычно

скрывалось, а теперь «завораживает, вызывая болезненное любопытство,

извращенную игру воображения: «эротизм смерти», то есть пышные

похоронные ритуалы, катафалки, фигурки, олицетворяющие умершего, и т.п.;

по мнению Ф.7Арьеса, именно такой вариант смерти стал вызывать особый

страх смерти – «страх быть похороненным заживо»; 4) «смерть твоя», когда

страх умереть самому все больше сменяется страхом разлуки с «другими», с

теми, кого любим; 5) «смерть перевернутая», когда общество начинает

стыдиться смерти и от самой смерти человека требует большего совершенства,

чем от его жизни, например, когда все делают вид, что безнадежно больной

каким-то чудом поправится, и даже ему самому не дают возможность по-

человечески попрощаться с близкими, «когда отношения вокруг умирающего

определяются соучастием в любящей лжи» (Арьес7Ф., 1992. С. 495–508).

В традиционных обществах смерть считается естественным выходом из

состояния физической немощи и недееспособности и воспринимается как

должное. В другом социальном типе смерть окружается ритуалом, что придает

ей особую привлекательность и желанность. Кроме того, "лицо смерти

неодинаково в традиционных обществах, где умирающий видит в детях

наследников и продолжателей своего дела и в современных индустриальных