Золотарева Т.Ф., Минигалиева М.Р. Проблемы социально-психологической помощи жертвам террора
Подождите немного. Документ загружается.
самодовлеющим. Человек может стать рабом не только обстоятельств, но и
логики собственной жизни.
4. Человеку присуще принятие ряда жизненных смыслов. В.7Франкл
(1990) пишет: «смысл – это всякий раз также и конкретный смысл конкретной
ситуации. Это всегда «требование момента». Наряду с множеством «малых»
жизненных смыслов существует и «большой» – особый – жизненный смысл.
«Если я хочу стать тем, чем я могу, мне надо делать то, что я должен.
Если я хочу стать самим собой, я должен выполнять личные и конкретные
задачи и требования. Если человек хочет прийти к самому себе, его путь лежит
через мир» (Франкл7В., 1990). Рождение – не начало всего, человек
детерминирован не только биологически, но культурно. Смерть не является для
человека концом всего. Он оставляет после себя не только биологическое
наследство, но также и культурное. Его деятельность, влияние на других людей
и память о его личности не погибают в минуту смерти. Каждый человек
оставляет после себя след. Невозможно заключить человека в границах его
рождения и смерти; его жизнь захватывает прошлое и проецируется в будущее.
Для умершего смерть – абсолютный конец его земной жизни. Однако, в душах
близких и друзей человек еще продолжает существовать, по крайней мере,
некоторое время.
Примирение с утратой – болезненный процесс, в котором от утраченного
человека "отказываются" постепенно и с трудом. Его не надо форсировать или
искусственно затягивать. Никто не должен вселять искусственный оптимизм в
скорбящего, пытаться его чем-либо заинтересовать, или, наоборот, побуждать к
«проявлению» переживаний и/или пытаться грубо вмешиваться в то, чем
человек решил себя занять. Желание «помочь выплакаться» может стать просто
попыткой давления на другого человека, реакции которого не соответствуют
нашим «стандартам». К сожалению, такие ситуации встречаются весьма часто.
Душевные терзания как ярчайший компонент траура представляются
скорее процессом, нежели состоянием. Перед человеком заново встает вопрос
об идентичности, ответ на который приходит не как мгновенный акт, а через
определенное время в контексте человеческих отношений. Профессиональная
помощь включает сопровождение клиента и содействие ему в выражении тех
переживаний и мыслей, которые он хочет выразить.
З.7Фрейд (1917) назвал процесс адаптации к несчастью "работой скорби"
(Trauerarbeit). Современные исследователи "работу скорби" характеризуют как
когнитивный процесс, включающий изменение мыслей об умершем, горечь
утраты, попытку отстраниться от утраченного лица, поиск своего места в новых
обстоятельствах (Stroebe7J., 1992). Этот процесс не является какой-то
неадекватной реакцией, от которой надо уберечь человека, он необходим.
Имеется в виду тяжелая психическая нагрузка, заставляющая страдать.
Консультант способен доставить облегчение, однако его вмешательство не
всегда уместно. Скорбь нельзя приостанавливать, она должна продолжаться
столько, сколько необходимо. Поиск умершего, как проявление тоски по нему,
направлен на воссоздание утраченного человека. Не надо противиться
символическим усилиям скорбящего, поскольку таким образом он старается
51
преодолеть утрату. С другой стороны, реакция скорби бывает преувеличена, и
тогда создается культ умершего. (Кочюнас7Р., 1999, с. 208).
"Работа скорби" обусловливает возврат к отношениям, которые прервала
смерть, предпринимается попытка понять их значение. Консультант должен с
пониманием воспринимать эти сложные переживания . Важная составляющая
"работы скорби" заключается в обучении новому взгляду на себя, помощи в
поиске новой идентичности.
Нормальный процесс скорби иногда перерастает в хроническое
кризисное состояние, которое называется патологической скорбью. Когда
"работа скорби" неудачна или не завершена; Скорбь становится
паталогической, для нее характерны:
1. "Блокирование" эмоций во избежание интенсификации процесса
скорби.
2. Трансформация скорби в идентификацию с умершим человеком. В
этом случае происходит отказ от любой деятельности, способной отвлечь
внимание от мыслей об умершем.
3. Растягивание процесса скорби во времени с обострениями, например, в
дни годовщин смерти.
4. Чрезмерно острое чувство вины, сопровождаемое потребностью
наказывать себя. Иногда такое наказание, по мнению специалистов,
реализуется посредством самоубийства.
Защитные механизмы в процессе траура функциональны, их роль
сводится к тому, чтобы выиграть время и заново оценить себя и окружающий
мир. Поэтому консультант должен позволить клиенту использовать отрицание
и другие механизмы психологической защиты.
Следует отметить, что классический вариант "работы скорби" не для всех
людей является эффективной стратегией преодоления утраты. Человеку,
склонному заглушать болезненные воспоминания другой деятельностью, такая
"работа скорби" мало помогает, он переживает ситуацию несколько иначе.
Процесс траура представляет собой медленное «ослабление» связи с
умершим, при котором умерший человек «интериоризируется» во внутренний
мир – чувство идентичности успешно модифицируется.
В период утраты страдание облегчается присутствием и легкой
доступностью родственников, друзей. Понесшего утрату не надо оставлять
одного, однако его не следует "перегружать" опекой – большое горе
преодолевается только со временем. Горюющему нужны постоянные, но не
навязчивые посещения и хорошие слушатели. Роль слушателя может
выполнять и консультант. Чем больше консультант сопереживает скорби и чем
адекватнее воспринимает собственные эмоциональные реакции, связанные с
помощью, тем эффективнее целебное воздействие (Кочюнас7Р., 1999, с. 210).
При нормальных обстоятельствах подсознательная уверенность в смерти
незримо присутствует во всевозможных человеческих отношениях и
поведении. Когда же система барьеров начинает распадаться, или частично
нарушается, эти компоненты проникают в сознание и пробуждают различные
невротические и психосоматические реакции. В этих обстоятельствах
52
осознание и принятие собственной смерти несет в себе огромный заряд
конструктивной энергии.
Опыт смерти-возрождения, являясь психологическим
трансформирующим процессом, сопровождается активацией психологических
и эмоциональных конфликтов до невыносимого уровня. В результате наступает
кризис, при котором старые психологические стратегии не в состоянии
поддерживать былой психологический баланс. Прежние паттерны, конфликты,
меры поддержания физического состояния, устройство жизни, убеждения,
представления о себе сметаются, и вся психическая организация на какое-то
время полностью прекращает свое существование. Результатом такой встречи
со смертью собственного Эго является уничтожение старой, ограниченной
концепции себя и поднятие человека на другой, более высокий уровень
существования. В уме, освобожденном от старых сдерживающих гибельных
привычек, происходит переустройство, осуществляемое архетипическими
силами и движением к целостности.
Тот, кто прошел сквозь психологическую смерть и возрождение,
понимает, что позитивное отношение к жизни и глубокое ощущение смысла
своего cуществования не зависят от сложных внешних обстоятельств. Это
изначальное состояние организма и способ пребывания в мире, свободный, за
исключением некоторых крайних случаев, от материальных обстоятельств.
Когда присутствует это фундаментальное принятие жизни, то даже самые
скромные условия существования могут восприниматься как стоящие. А оно
возникает в ходе глубокого самоисследования и внутренней трансформации.
Изучение смерти имеет ключевое значение для осознания психических
процессов. Истинное понимание религии, мистики, шаманизма, обрядов,
мифологии невозможно без близкого знакомства с переживанием смерти и
процессом смерти-возрождения. Эти сведения важны для углубленного
понимания природы психических расстройств.
Постижение психологического смысла смерти не должно сопровождаться
негативными ассоциациями. Серьезное символическое соприкосновение с ней в
хорошо организованных и обеспечивающих поддержку условиях, может
привести к весьма полезным результатам и служить средством преодоления
связанного с нею страха. Такое соприкосновение может привести к лучшему
эмоциональному и физиологическому функционированию, большей степени
самореализации, а также к более удовлетворительному и гармоничному
приспособлению к процессу жизни.
Смерть и жизнь, обычно рассматриваемые как несовместимые
противоположности, являются на самом деле взаимозависимыми. Полноценное
существование, наполненное сознанием каждого мига жизни, невозможно без
принятия смерти.
Отношение к смерти оказывает влияние на образ жизни. Стоики
говорили, что смерть является важнейшим событием в жизни. Св.7Августин
мыслил сходным образом: "Только перед лицом смерти рождается самость
человека". Смерть является фактом жизни. Трудно принять мысль, что смерть
может оказывать позитивное влияние на жизнь, потому что мы обычно
53
смотрим на нее как на абсолютное зло. Однако, если хотя бы на мгновенье
отказаться от мысли о смерти, жизнь сразу утратит свою интенсивность
(Кочюнас7Р., 1999, с. 213-215).
Неизлечимая болезнь неотвратимо приближает реальность смерти. Она
существенно изменяет человеческую жизнь, и на этом фоне, как ни
парадоксально, нередко появляются признаки "роста личности" (Yalom7I.,
1980). Что же происходит при приближении смерти?
– Заново оцениваются приоритеты жизни – теряют значение всякие
мелочи;
– Возникает чувство освобождения – не делается то, чего не хочется
делать, т.е. теряют силу долженствования ("обязан", "необходимо" и т.п.);
– Усиливается сиюминутное ощущение жизни;
– Обостряется значимость элементарных жизненных событий (смена
времен года, дождь, листопад и т.п.);
– Общение с любимыми людьми становится более глубоким;
– Уменьшается страх быть отвергнутым, возрастает желание рисковать.
Все эти изменения свидетельствуют об увеличении чувствительности
неизлечимо больного человека, что предъявляет конкретные требования к тем,
кто находится рядом с ним, – к близким, врачам, психологам. У больного
возникают очень важные для него вопросы, которые он задает окружающим.
Один из таких вопросов – "Скоро ли я умру?". Не существует единственно
правильного ответа на этот вопрос, хотя можно говорить о более или менее
универсальных принципах. Консультант должен чувствовать большую
ответственность в разговоре с пациентом о смерти. Прежде всего, неплохо
посоветовать ему привести в порядок жизненные дела (последние желания,
завещание и т.п.). Можно не говорить человеку прямо, что, возможно, он
вскоре умрет: "Каждый должен быть готов к самому худшему, особенно
тяжелобольной". Некоторые люди не склонны думать о завершении своих
земных дел, потому что им кажется, что решение подобных проблем открывает
дверь смерти. С ними можно обсудить проблему страха перед смертью.
Вопрос об откровенности с неизлечимо больным представляется одним
из самых трудных. Существуют самые разные мнения на этот счет. Одни
думают, что пациенту надо сказать всю правду, другие подчеркивают
необходимость бережного отношения к тяжелобольному и ничего не говорят
ему о приближающейся смерти, третьи считают, что следует вести себя так, как
хочет пациент. Конечно, больной имеет право знать правду о своем реальном
положении, и никому не позволено узурпировать это право, однако не стоит
забывать, что "право знать" отнюдь не тождественно "обязанности знать".
Право знания не равносильно выбору знания. Свобода пациента будет реальной
только при ориентации на его желание обладать подлинным знанием.
Тяжелобольной человек может и не желать знать что-либо конкретное о
приближающейся смерти, и окружающие обязаны уважать его выбор. Очень
часто знание того, что скоро наступит смерть, не облегчает состояния больного,
и тогда даже лучше, если он меньше знает. Когда пациент категорически
требует сказать, сколько ему осталось жить, представляя самые разные, нередко
54
достаточно рациональные аргументы, окружающие должны стараться понять,
почувствовать, что скрыто за этими словами. Часто безоглядная смелость
является мнимой. Требуя высказать все до конца, пациент не очень
представляет свою реакцию на жестокую правду. Иногда нетрудно заметить,
что его требование носит скорее формальный характер, и он вовсе не желает
получить точный ответ, поскольку это лишает его надежды (Кочюнас7Р., 1999,
с. 214).
Развитие реаниматологии и интенсивной терапии в последнее
десятилетие позволило вернуть к жизни огромное число больных, ранее
считавшихся безнадежными. Благодаря этому у многих тысяч людей,
выведенных врачами из состояния клинической смерти, появилось то, что
принято называть “опытом смерти”. Оттуда, из-за казавшейся незыблемой
черты, отделявшей жизнь от смерти, возвращались люди и рассказывали о
своих ощущениях.
Р.А.7Моуди собрал данные от 150 респондентов, разделяющиеся на три
различные категории:
1) переживания людей, которые были возвращены к жизни после того,
как их сочли умершими;
2) отчеты лиц, которые во время несчастных случаев, тяжких ранений
или заболеваний были очень близки – на грани физической смерти;
3) отчеты людей, передавших свои переживания в момент наступления
смерти лицам, пребывающим у их смертного одра.
Характеристики переживаний, связанных со смертью, повторяющиеся с
удивительным постоянством сравнимы с перинатальными (дородовыми) и
трансперсональными (возникающими в ходе специально организованных
процедур) переживаниями, описанными в концепции С.7Грофа (1995 и др.).
Большая их часть содержала в себе сожаления о невыразимости
переживания и о неспособности нашего языка передать его особую природу.
Многие умирающие сообщали о восприятии странных звуков, некоторые
из них были явно неприятного свойства, другие включали прекрасный перезвон
или успокаивающую мелодию. Необычайно часто встречалось описание
прохода сквозь темное закрытое пространство, обозначаемое как туннель,
долина, пещера, воронка, и т.д.
Переживания явлений выхода из тела могли принимать различные
формы. Некоторые описывают восприятие себя как бесформенного облака,
энергетической структуры, либо чистого сознания. Другие переживают четкое
ощущение обладания телом, которое, однако, прозрачно, невидимо и
неслышимо для других. Отсутствует восприятие запахов, ароматов,
температуры, отсутствует мышечное чувство. Зрение же и слух, судя по всему,
резко усиливаются, достигая почти безграничного уровня. Сходство между
этими описаниями и тибетскими описаниями состояния “бардо” просто
поразительно.
Во многих сообщениях описывалось достижение границы или предела и
– возвращение. Такая граница могла носить чисто абстрактный характер, либо
55
быть символически выражена в виде водной преграды, седого тумана, двери
или врат, изгороди или линии.
Отношение к возвращению может, по-видимому, меняться в процессе
умирания. В течение нескольких первоначальных мгновений после
наступления смерти люди испытывают отчаянное желание вернуться в тело и
сожалеют о своей кончине. После того, как они совершили некоторое
продвижение, прежнее намерение может уступить место нежеланию
возвращаться. Некоторые не знают, каким образом они вернулись, связывая
порой возвращение с собственным решением поступить таким образом. Другие
чувствуют, что они были возвращены чувством любви, желаниями и молитвами
других – вне зависимости от их собственных намерений.
Люди, выжившие после ситуации, грозившей им смертью, либо
перенесшие клиническую смерть, развивали новые представления о ее природе.
Многие утрачивали страх, возникало позитивное отношение к умиранию,
которое не было связано с желанием умереть или суицидальными
наклонностями.
Интересно, что ближайшие родственники и люди, связанные с
умирающими или умершим тесными и глубокими личностными связями, в
периоды наиболее интенсивных переживаний, например, в момент утраты или
выраженной угрозы утраты, также достаточно часто фиксируют наличие
подобных переживаний. Связь с другим человеком оказывается настолько
сильна, что нередко близкий оказывается на грани перехода вместе с
умирающим. Человек оказывается между двумя смертями: своей и близкого
человека. Существуют, правда, более редкие, отчеты о совместных
«путешествиях», заканчивавшихся возвращением обоих и значительным
улучшением состояния умирающего.
Сходные результаты получены С.7Грофом в работе с людьми,
умирающими от неизлечимых заболеваний, при использовании
психоделической терапии, с применением веществ, вызывающих измененное
состояние сознания, таких как диэтиламид лизергиновой кислоты (ЛСД) и
дипропилтриптамин (ДПТ). В ходе ряда ЛСД-процедур, больные спонтанно
попадали в некие эмпирические миры. Самыми общими, но и наиболее
важными явлениями, возникавшими во время сеансов, были переживания
смерти и возрождения, сопровождаемые чувством космического единства.
Такое реальное столкновение с собственной бренностью оказывалось для
пациента весьма сложным феноменом, обладающим биологическими,
эмоциональными, интеллектуальными, философскими и метафизическими
параметрами. Оказалось, что подобные переживания очень часто имели
позитивные последствия для психического состояния больных. С.7Грофом было
высказано предположение о существовании сложного целительного механизма,
до сих пор неизвестного психиатрии и психологии, и значительно
превосходящего то, что применяет обычная психотерапия. Последствия
переживания смерти и рождения могут приводить к огромному облегчению и
освобождению от разнообразных эмоциональных, психосоматических и
56
межличностных проблем, прежде не поддававшихся психотерапевтическому
воздействию.
Многие индивиды, пережившие опыт смерти и возрождения,
сопровождаемый, по их воспоминаниям, чувством космического единства,
сообщали об изменении своего отношения к умиранию. Их взгляды на смерть
претерпели резкую трансформацию. Исчез страх перед биологической
тленностью, исчезла тенденция рассматривать процесс смерти как
биологическую катастрофу.
Переживания смерти-возрождения обладают огромной мощью, сотрясая
личность психологически и духовно до самого основания. По описаниям
самого С.7Грофа:
“Физическая и эмоциональная агония завершается чувством абсолютной,
тотальной аннигиляции на всех мыслимых уровнях. Это сопровождается
ощущением полного физического уничтожения, эмоциональной катастрофы,
интеллектуального поражения, окончательного морального крушения и
проклятия трансцендентальных масштабов. Обычно под таким переживанием
понимается “смерть Эго”; это, по-видимому, влечет за собой мгновенное,
безжалостное разрушение всех прежних ориентиров в жизни индивидуума.
После того, как тотальная аннигиляция достигает своего предела, а
человек “повергается на самое дно космоса”, внезапно возникают
поразительные видения ослепительного белого или золотого света.
Клаустрофобический и сжатый мир вдруг раскрывается и расширяется до
бесконечности. Возникает атмосфера освобождения, спасения, искупления,
любви и всепрощения. Индивидуум чувствует, что он сбросил огромную
тяжесть и очистился, освободился от невероятных нагромождений личного
“мусора”, вины, агрессии и беспокойства. Как правило, это ассоциируется с
братскими чувствами ко всем людям и высокой оценкой теплых человеческих
взаимоотношений, дружбы и любви. Иррациональные и преувеличенные
амбиции наряду с жаждой денег, общественного положения, славы, престижа и
власти кажутся теперь детскими, неуместными и абсурдными. Часто возникает
прочное намерение принять участие в благотворительной деятельности.
Вселенная воспринимается как неописуемо прекрасная и сияющая. Все
сенсорные каналы широко открываются, а чувствительность ко всем внешним
стимулам значительно увеличивается. Индивид, настроенный на эту
эмпирическую область, обычно обнаруживает в себе неподдельные позитивные
ценности, такие как чувства справедливости, красоты, любви, уважения к себе
и другим.»
Опыт агонизирующей смерти, по-видимому, представляет некий
глубинный архетипический и мистический процесс, скрытый в глубинах
человеческой психики и таящий в себе значительный целительный потенциал.
Параллели между ЛСД-сеансами и эзотерическими действами,
сосредоточенными на опыте смерти, носят не только феноменологический
характер. Физиологические, психологические, философские и духовные
переживания человека после хорошо разрешившихся ЛСД-сеансов также
похожи на описания трансформаций, посвященных неофитам всех времен,
57
которые соприкоснулись со смертью и возвратились к жизни. Согласно
полученным данным, люди, пережившие смерть и возрождение в ходе сеансов,
выказывали специфические изменения в самовосприятии и в восприятии мира,
в присущей им шкале ценностей, принципах поведения и общих воззрениях.
Те, кто до переживания испытывал в различной степени всевозможные виды
эмоционального и психодинамического дискомфорта, как правило, ощущали
значительное облегчение. Депрессивность исчезала, уровень тревоги и
напряженности снижался, чувство вины снималось, а самовосприятие и
самооценка значительно улучшались. Все это обычно сопровождалось
повышением вкуса к жизни в целом и чувством физического здоровья и
хорошего функционирования. Почти всегда происходила определенная
переориентация в отношении времени. Реже вспоминались травмирующие
стороны прошлого, будущее принималось более спокойно, отсутствовали
ажиотаж, усиливался эмоциональный акцент на пребывании "здесь и сейчас".
Ценности, к которым человек стремился с ярко выраженной настойчивостью,
затрачивая на их достижение массу сил и энергии, представлялись теперь
неважными.
Очень частым изменением, возникающим после полноценного и хорошо
усвоенного опыта смерти-возрождения, является значительный рост интереса к
философии, религии, самопознанию. У некоторых этот интерес принял чисто
интеллектуальную форму, у других – связался с глубокой вовлеченностью в
систематические занятия духовной практикой.
Однако сеансы ЛСД, в ходе которых активизируется перинатальный
материал, способствуют не только глубоким позитивным изменениям, но и
являются потенциальным источником ряда пограничных состояний, могут
привести к глубоким депрессиям, с суициидальными тенденциями,
разрушительным и саморазрушительным побуждениям, параноидальным
состояниям или претенциозным и мессианским проявлениям. Согласно
мистической литературе и различного рода мифологическим описаниям,
беспечному и неопытному искателю или духовному авантюристу, грозит
опасность физических болезней, безумия и даже смерти. Надлежащие
приготовления, поддержка и руководство абсолютно необходимы для
вступающего в эти области человеческого сознания.
Лицо, испытавшее смерть и возрождение ретроспективно понимает, что
сознание смерти постоянно существовало в нем в течение всей предыдущей
жизни в смягченной форме или же в форме многих его производных.
Осмысление смерти, как феномена жизни, особенно отчетливо приходит
к человеку в момент потери близкого. Смысл, который придаст человек этому
событию, во многом определит его дальнейшую жизнь. Смысл смерти
определяет смысл человеческой жизни и наоборот. «Символическая смерть»
возникает, например, с потерей любимого человека или жизненно важного
дела. Она наступает прежде реальной физической смерти. Жизнь между двумя
смертями имеет ряд особенностей и дает человеку уникальные возможности: он
может попытаться разгадать тайну, получает шанс на ее разгадывание.
Попытки разгадывания этой тайны, интерес к смерти – одно из проявлений
58
стремления к жизни. Аффективная символическая смерть и реальная
возможная смерть порождают стереоэффект, и человек способен получить
чувство удовлетворения от отсрочки своей смерти и от самого аффекта, когда
он уже попал в эту «зону».
Однако, теряя близкого, человек попадает в зону двойного аффекта и
способен моделировать свою собственную смерть (Демичев7А.В., 2000). В
конечном счете, отсутствие страха смерти, и, как следствие, отсутствие
жизненного интереса к ней (часто связанное с опытом умирания) и
стремление быть рядом с умершим (стремление умереть) могут побудить
человека к открытому или скрытому суициду. Смерть одного человека
порождает серию экзистенциальных выборов других людей. Это и самый
большой выбор типа «жить-умереть», и более «мелкий» типа «помнить-
забыть». Смерть – феномен, актуализирующийся в нашем сознании в моменты
встречи с любыми психотравмирующими ситуациями. Выбор смерти – часто
это выбор ухода от них. Однако, здесь существует одно важное различие.
Выбор «умереть», в отличие от «не жить», несет в себе интенцию
самоосуществления человека. «Не жить» – обычно неудачная и отражающая
личностную незрелость попытка избежать выбора человека как автономного
существа, имеющего на это право и принимающего его с сознанием своей
ответственности и необратимости последствий. В любом случае, смерть
человека приоткрывает завесу над тем, что действительно представляют собой
и он сам и окружающие его люди.
Приход (или согласие на помещение) в хоспис означает скрытое или
явное решение человека о смерти, но и – последнюю попытку обрести помощь.
Болезнь и смерть оказываются психологически более безопасными и внутренне
приемлемыми, даже привлекательными, чем тяжесть и проблемы
повседневного существования. Хроническая психотравмирующая ситуация,
связанная с межличностными и социальными проблемами, а также с
собственно тяжелым болезненным состоянием, психической или
физиологической болью, толкают человека к постепенному отказу
возвращаться в нее. Так, при значительной степени истощения
психологических и физиологических ресурсов, у человека подчас возникает
желание «Не просыпаться» или «Не возвращаться домой». В любом случае,
выбор смерти или жизни становится способом утверждения собственной
жизненной позиции, который окружающие могут принять или не принять,
понять или не понять. Иногда это выбор смерти.
Ярким примером являются психотравмирующие моменты, являющиеся
причиной развития депрессивных реакций. Особенно они характерны для
пожилых людей, основное место здесь принадлежит утрате близких. Реакции
горя протекают по-разному в зависимости от особенностей личности, ее
характерологического склада.
При первом типе реакций состояние пациентов характеризуется
мучительным ощущением тяжести и утраты, неотвязными воспоминаниями об
умершем, безудержной слезливостью, нарушениями сна и соматическими
функциональными расстройствами, в связи с чем пациенты обращаются в
59
поликлинику. Проведение рациональной психотерапии и кратковременное
назначение транквилизаторов облегчают эти состояния, наиболее точно
отвечающие понятию пограничных между нормой и патологией.
Второй тип реакций – депрессивный невроз с устойчивым снижением
фона настроения, упорными расстройствами сна, утратой аппетита, снижением
активности, склонностью к самоупрекам, с одной стороны, и тенденцией
сетовать на обстоятельства и винить окружающих – с другой.
Психотравмирующими моментами, как и при первом типе реакций,
являются случаи смерти близких, уход супруга из семьи или развод у детей,
неизлечимые заболевания у кого-либо из родственников и т. д.
Эти состояния длятся до нескольких месяцев и имеют отчетливую
тенденцию к ослаблению со временем, но легко усугубляются при
«оживлении» переживаний в памяти. Подобные состояния требуют наряду с
проведением психотерапии, назначения антидепрессантов в минимальных
дозах и транквилизаторов. Реакции второго типа обнаруживаются обычно у
старых людей без патологического склада характера.
Третий тип реакций наблюдается у пациентов с чертами
психопатического склада, чаще всего истерического круга с отчетливыми
проявлениями эгоцентризма. При этом, возникают более сложные
депрессивные состояния. Сначала кратковременная аффективно-шоковая
реакция, в последующие дни отмечаются истероподобные расстройства с
налетом демонстративности переживаний, которые затем утрачивают остроту.
Формируется сверхценный комплекс с элементами «культа» близкого человека
и его памяти, которому подчиняется весь уклад жизни. Наряду с
эгоцентрическими переживаниями исключительности своих страданий имеют
место обвинительно-разоблачительные проявления.
Лечение таких затяжных состояний длительное время оказывалось
безуспешным. При проведении рациональной психотерапии осуществлялись
попытки изменения стиля жизни с установкой на занятость и заботу о других.
В нашей стране уход за стариками и умирающими осуществляет
преимущественно медицинский персонал. Существует несколько агентств по
социальной службе, есть некоторые люди с благими намерениями; но
большинство населения относится к старым или умирающим людям не иначе,
как к неразрешимой проблеме. Тем не менее старость и смерть все время
находятся прямо здесь, перед нами.
В своей работе, отмечают Э.7Кэсон и В.7Томпсон (1998), специалист
должен «быть способным сделать жест, открыться по отношению к этим
ситуациям, обращаться с этими людьми как со знакомыми, в то же время, не
зная их по-настоящему, – это огромное великодушие и теплота». За ней стоит и
факт признания собственной смертности. «Чувство смертности, общее для нас с
клиентом, освобождает нас от мелких забот и навязчивых мыслей, которые есть
у нас обоих. Знание этого факта позволяет нам прикасаться к жизни других
людей с чувством некоторой общности с ними». Принимая ситуацию как
знакомую, мы принимаем смерть и старость как не чуждые , видим в них часть
своего опыта.
60