Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики

Подождите немного. Документ загружается.

Ив всех греческих философских учений наибольшим успехом

в Риме пользовался стоицизм. На новой почве многосторонняя

система стоиков превратилась прежде всего в этическое учение

на религиозной основе. В то же время эта система теряет свои

устойчивые очертания даже как фон основных этических поло-

жений, приобретая все более и более эклектический характер.

Наиболее ярким представителем этих новых течений в стоицизме

(кроме Сенеки и знаменитого Эпиктета) является философствую-

щий император Марк Аврелий, автор ряда глубокомысленных

этических рассуждений, объединенных в одно целое под загла-

вием «Та etc

йаотбщ

(«К самому себе»).

Отдельно следует упомянуть о школе Секстиев, существовав-

шей в последние годы республики и в первые десятилетия импера-

торского периода. Школа ставила своею задачей углубленное

ознакомление со стоической философией. Основателем этой школы

был Квинт Секстий, а позже его работу продолжал его сын (носив-

ший то же имя) и др.

Наши сведения о Секстиях крайне ограничены. Можно все же

отметить, что Секстию Старшему была открыта блестящая адми-

нистративная карьера, от которой он отказался, так как предпо-

читал ей скромный путь учителя философии, как об этом свиде-

тельствует Сенека

. Тот же Сенека отмечает громадное впечат-

ление, производимое на него утраченными для нас сочинениями

Секстия Старшего, которые Сенеке представлялись воплощением

стоической мудрости

, хотя сам Секстий Старший иногда называл

себя пифагорейцем

В течение своего недолгого существования школа пользова-

лась крупным успехом среди состоятельной римской молодежи

«Секстий отклонил от себя почести, и, хотя по своему рождению он

должен был стремиться к общественным должностям, отказался принять

от императора Юлия сенаторскую тогу, ибо отлично понимал, что то, что

дается, может быть и отнято» — Сенека, Epist., XCVIII. 43 (К.).

С е н е к a, Epist., XIV, 4, LX1V, 4.

в Сенека, Epist., XIV, 2, XLIV, 2.

* См. Zeller, Die Philosophie der Griechen, IV (676 no 3 изд.).

ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ИДЕИ КВИНТИЛИАНА

-D истории римской педагогики педагогические идеи Квинти-

лиана занимают, безусловно, важнейшее центральное место.

Его главный труд «Institutio oratoria» («Ораторское образо-

вание») не только является для нас одним из основных источников

изучения современной Квинтилиану римской педагогики в ее

теории и практике, но в своих отдельных высказываниях, глав-

ным образом в области дидактических указаний, более или менее

законченную систему которых он дает впервые в истории педаго-

гики, — сохраняет свое значение даже для нашего времени

г* М. Фабий Квинтилиан родился около 42 г. н. э. в небольшом

городе Калагуррисе, в Испании, но всю свою жизнь провел

в Риме, где его отец имел риторическую школу. Таким образом,

Квинтилиан уже

детства был в той педагогической среде, которая

определила весь круг его позднейших интересов.

Известно, кроме того, что Квинтилиан не только учился у

своего отца (который, впрочем, не отличался какими-либо особыми

талантами), но

у ряда выдающихся грамматиков и риторов сво-

его времени — Д. Афера, Ю. Африкануса, Палемона и др.

На русском языке имеется старый перевод А. Никольского (изд.

Акад. наук, 1834). При цитатах в этот перевод внесены соответствующие

исправления.

Иностранная литература о Квинтилиане указана в тексте главы. На

русском языке см. Н. О т т о, Воспитание у римлян. Мысли Квинтилиана

о воспитании, «Журнал для воспитания» № 1, 1857, т. II, отд. I, стр. 231—255

и А. А. Я *чо реки й, Педагогика Квинтилиана, «Вопросы педагогики>>,

т. I, Варшава 1912, стр. 39—54.

См. I. T о u t a i n, Quintilien в «La grande Encyclopedic», т. XXVII,

а также специальную главу в книге I. Dobs on «Quintilian» (H. с,

стр.

133—142, в разделе V, «Roman theory»).

26*

403

По окончании своего образования в Риме Квинтилиан на недол-

гий срок съездил на родину, а вслед затем в 68 г. вернулся в Рим

для того, чтобы остаться там на всю жизнь.

г- - В короткое время Квинтилиан стал одним из выдающихся адво-

катов в Риме, получив огромную практику. Это побудило его от-"

крыть собственную риторическую школу, которая вскоре приоб-

рела большую известность.

v. ^ В школе Квинтилиана давалась не только практическая под-

готовка будущим «ораторам», но одновременно с этим всесторонне

изучалось литературное наследие Рима и Греции в данной обла-

сти на основах общего исторического и философского образования.

Своей педагогической работой Квинтилиан сумел снискать

к себе расположение римских императоров.

\ Император Веспасиан сделал его риторическую школу госу-

дарствершой школой, что было первым подобным случаем в исто-

рии римского просвещения, вслед за которым немедленно после-

довали и другие. В связи с этим Квинтилиан отказался от практи-

ческой деятельности адвоката и целиком отдался педагогической

работе, которая продолжалась двадцать лет.

Император Домициан поручил ему воспитание внуков своей

сестры Домитиллы и наградил его знаками консульского звания.

Такому высокому положению Квинтилиана, конечно, соответ-

ствовало и его материальное благополучие.

Еще при Веспасиане он стал получать жалование, равное выс-

шим окладам в Атенеуме. Ювенал в одной из своих сатир называет

его «обладателем многих лесов» *.

За напряженной оживленной работой зрелых лет в кругу почи-

тателей и учеников последовала одинокая старость. Квинтилиан

теряет жену и двух сыновей «superestes omnium meorum», — пе-

; чально говорит он о самом ce6e.fHo эта старость, протекавшая так

| незаметно, что мы не знаем да?й£ точно года смерти Квинтилиана

I (около 118

г.)'|

дала мировой педагогической литературе одно из

важнейших ее созданий: трактат в 12 книгах «Ораторское образо-

вание». Этот труд Квинтилиана является единственным из его

трудов, дошедшим до нас. Другие его работы: «О причинах порчи

красноречия» и «Речь в защиту Невия Арпиниана» пропали бес-

следно. Также не дошли до нас и те пущенные в оборот без

ведома Квинтилиана лекционные записки его учеников, о ко-

торых он говорит во вступлении к своему главному труду.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ.

Вопрос об источниках педагогической системы Квинтилиана

является в настоящее время, конечно, неразрешимым до конца,

что прежде всего вытекает из утраты значительной части этих

источников.

Ювенал, Сат. VII, строфы 187—188, перев. Фета, 1885, стр. 134.

Ср.

цитаты из Ювенала, данные в предш. главе.

404

Однако ^Лехнер *, который прямо утверждает, что уцелевшее

в этой области составляет лишь фрагменты («Trummer»), слишком

осторожен, так как кроме сочинений Цицерона до нас дошли речи

Лисия и Демосфена, вне учета воздействия которых многое трудно

понять у Квинтилиана. ^

Кроме того, Квинтилиан не принадлежит к числу авторов,

скрывающих основы, на которых они возводят собственное

здание.

В десятой книге он дает обширный обзор литературы —

художественной, философской и юридической (включая в послед-

нее понятие собрание речей великих греческих и римских ора-

торов), на которую должно опираться общее образование ора-

тора, обзор — дающий важный материал для выводов об его все-

объемлющих знаниях и его пристрастиях.

Выше всего Квинтилиан чтит Цицерона, относительно которого \

он сам говорит, что «часто называл его и будет называть великим /

оратором», и что он «вместил в себе и силу Демосфена, и обилие

Платона, и приятность Исократа».

Самое имя Цицерона для Квинтилиана означает уж? не чело-

века, а «само красноречие».

В ближайшем соседстве с Цицероном стоит Демосфен" («кото-

рого должно не только читать, но и учить наизусть»).

Одновременно с ссылками на этих основных творцов грече-

ского и римского красноречия Квинтилиан дает яркий обзор

греческой и римской литературы, в котором суждения не всегда

совпадают с нашими современными оценками, но который блещет

остроумием и яркостью мысли, удивительными в человеке, ушед-

шем на покой после многолетней трудовой жизни.

Обзор этот начинается с Гомера («ибо как река и источники, '

по его собственным словам, получают и начало и направление

свое от океана, так и он глава и образец во всех видах красно-

речия»).

Второе место (в хронологическом смысле) занимает Гезиод,

вслед за ссылкой на которого Квинтилиан переходит к обзору

позднейшей греческой литературы, часто останавливаясь на

именах, нам совершенно незнакомых.

Между прочим, во многих отношениях любопытна сравнитель-

ная характеристика Эсхила, Софокла и Еврипида.

Конечно, понятна та высокая оценка Лисия, которую мы

находим у Квинтилиана, хотя эта оценка и далека от того пие-

тета, с которым Квинтилиан относится к Демосфену и Цице-

рону.

Исократ п^жде всего характеризуется как школьный, а не

как публичный оратор.

Квинтилиан не мог пройти также и мимо Платона, этого несрав-

ненного стилиста древней литературы.

» М. L

е с

h n

г,

Н. с, стр. 194.

405

«Из философов, послуживших, по собственному признанию

Цицерона, главным источником его ораторского искусства, кто

не поставит Платона выше всех прочих, как по тонкости ума его

в прениях, так и по некоей божественной, свойственной только

Гомеру, способности изъяснять свои мысли? Он возносится выше

прозы и даже выше той поэзии, которая называлась у греков

этим именем только потому, что заключалась в известном числе

стоп; мне кажется, что он был вдохновлен Дельфийским ораку-

лом, а не умом человеческим».

Обзор греческой литературы заканчивается положительной

оценкой Ксенофонта, Аристотеля и стоиков.

Переходя к римской литературе, Квинтилиан начинает свой

обзор с Вергилия, которого ставит почти на уровне с Гомером.

Перед Вергилием далеко отступают назад все другие латинские

писатели.

В длинном ряду латинских лириков первое место, конечно,

отводится Горацию.

Высокая оценка дается Саллюстию и Тациту.

Обзор римской литературы заканчивается положительной

оценкой Сенеки.

Подводя итоги, мы можрм утверждать, что в области своего

литературного греко-римского образования Квинтилиан стоял

на уровне самых высоких требований времени и в соответствии

с этим впитал в себя великое множество разнообразных источ-

ников.

Квинтилиан имел право рассматривать долгую работу над

своим громадным исследованием «Ораторское, образование», как

соответствующий итог многовекового развития греко-римской

педагогической мысли.

В известном смысле именно так расцениваем и мы его работу.

Обширный трактат Квинтилиана, результат двухлетней на-

пряженной работы, возник, если только верить свидетельству са-

мого автора в предисловии, в результате настоятельных просьб

«некоторых и8 друзей», обращенных к Квинтилиану, «написать

кое-что о красноречии», как итог и извлечение из его двадцатилет-

него педагогического и научного опыта.

Автор долго отговаривался, ссылаясь на наличие в греческой и

римской литературе подобных трудов, однако, впоследствии на-

чало «открываться» перед ним «необъятное поле», так что он уже

«из доброй воли решился взять на себя новую обязанность, еще

более трудную, чем та, какая возлагалась друзьями».

В окончательном оформлении перед Квинтилианом возникла

идея дать обширную энциклопедию по общим воспитательным

вопросам, теснейшим образом связанную с проблемами подготов-

ки «оратора». В связи с этим, основная часть трактата Квинти-

лиана посвящена выяснению главных принципов ораторского

искусства.

Объединяющим звеном между первой и второй частью

является так формулированная мысль автора: «я... не считаю

406

что-либо чуждым ораторского искусства — вне чего нельзя в нем

добиться успеха. Ведь ни в чем нельзя достигнуть совершенства,

не изучив предварительно самых основ дела. На основании изло-

женного, считаю необходимым внимательно отнестись и к тем

частностям, которые признаются второстепенными, но вне кото-

рых, если упустить их, не добьешься успеха в приобретении

и более важных знаний: я постараюсь излагать мои наставления,

начав их с самого детства так, как будто бы мне был дан на вос-

питание (будущий) оратор».

В законченном виде трактат Квинтилиана состоит, как ука-

зывается выше, из 12 книг.

Первая книга трактует о домашнем воспитании мальчика и

о его занятиях в грамматической школе. Вторая —посвящена эле-

ментам риторического образования. Одновременно там же сооб-

щаются данные о сущности риторики. В пяти следующих книгах

речь идет об «изображении» (inventio) и «расположении» содержа-

ния. Книги восьмая, девятая, десятая и одиннадцатая трактуют

(о выражении в слове (elocutio) и произношении (pronuntiatio).

/Последняя книга дает указания оратору, связанные с его жизнью

и деятельностью.jТаким образом, совершенно очевидно, что

отведы на интересующие нао вопрооы нам нужно искать прежде

всего впервой и второй книгах трактата Квинтилиана, хотя это

и не исключает того, что многое важное можно найти и в последу-

ющих книгах.

Квинтилиан уточняет целевую установку своего труда (дать

исчерпывающий материал по вопросам «образования оратора»),

говоря во вступлении к двенадцатой книге (и в нескольких дру-

гих местах) о своем желании сделать,из .питомца — <<мудр_ого ._рим-_

лянина» («Sapiens Romanus»), который явился бы истинным госу-

дарственным человеком, обнаруживающим это в своих действиях,

в своей опытности, а не в уединенных прениях».

Итак, ораторский идеал Квинтилиана'— не оратор-софист

типа Горгия (с чисто индивидуалистическими установками по-

следнего в такой мере, что общественная и государственная дея-

тельность явились для него средством, а не целью), не оратор-

демагог, напоминающий Алкивиада, не оратор—школьный на-

ставник, подобный Исократу, но оратор—государственный дея-

тель,-

в духе' Перикла, vir vere civilis, avrjp

тгоХигло;

—

понятие,

совпадающее с тем толкованием образа оратора, которое мы на-

ходим у Цицерона.

Поэтому, может быть, слишком упрощенно понимают Квин-

тилиэла те, которые причисляют его к представителям софистики,

возродившейся на римской почве.

Так, В. Аппель замечает: «Несмотря на то, что Квинтилиан го-

ворит почти, как стоик, и своей рекомендацией занятий в области

морали и естественной философии и своей нравственной серьез-

костью близко подходит к стоикам, однако бессознательно всту-

пает в фарватер популярной философии и, вместе с тем, софисти-

ческого толкования образования, в его целом... Что существенно

407

отделяет образовательный идеал Квинтилиана от второй софи-

стики, так это та положительная серьезность («Entschiedene

Ernst»), которой проникнут сам Фабий и которую он также дол-

жен требовать от идеального оратора» *.

На подобных же позициях стоит и Лехнер

С нашей точки зрения воспитательные цели Квинтилиана шире

и глубже.

Однако «ошибка» Квинтилиана сводилась к тому, что он пы-

тался рассматривать деятелей, служащих этим целям (подобно

самим целям) как внеисторическое явление, тогда как они, как и

все другие деятели,

—

плоть от плоти и кровь от крови своей исто-

рической эпохи.

Перелистывая пламенные страницы Фукидида, мы видим,

каким грозным и всепокоряющим оружием было слово в устах

Перикла, выросшее на основе социально-экономических пред-

посылок жизни Афин эпохи кануна Пелопоннесской войны.

В условиях изменения этих предпосылок началось падение

общественного значения слова, и это падение продолжалось и на

почве Рима, но все же и в последнем в республиканский период

устное слово имело значительный вес.

Припомним, например, как много был обязан Цицерон соб-

ственному красноречию в своем возвышении на одно из первых

государственных мест в Риме и как широко использовал он его

в своей государственной деятельности.

Однако и в эпоху Цицерона последнему приходилось обви-

нять сенат в молчании и восклицать про немотствующих сенато-

ров,

что они «cum tacent, clamant». (Конечно, это изречение имело

в устах Цицерона, произносившего свою первую речь против Ка-

тилины, совсем иной смысл и иное значение, чем внешне анало-

гичное утверждение ученика Квинтилиана, Плиния Младшего:

«Non minus oratorium est tacere, quam dicere»

Позже, в те годы существования Империи, относительно кото-

рых Ювенал заметил, что

... стала давно уж чуду подобной старость

людей благородного званья

это молчание сената уже никого не удивляло, хотя и многих

вызывало на печальные воспоминания и побуждало к пессими-

стическим выводам

Да и что можно было говорить при Нероне и какие речи произ-

носить в присутствии коня Калигулы в сенате?

В.

Appel, Das Bildungs- und Erziehungsideal Quintilians nach

der Institutio oratoria, Diss. 1914, стр. 41.

M. L

e с

h n

г,

Н. с, стр. 199.

«Плиний Младший, Epist., VII, б.

Ювенал, Сатиры, IV, 96—97.

Припомним, например, недовольство Тацита современным ему красно-

речием (Epist., I, 5) и его замечание, проникнутое горькой иронией в «Диа-

логе об ораторах», на которое

мы

уже выше ссылались, о том, что «красно-

речие было умиротворено Августом».

408

Таким образом, та цель, которую Квинтилиан ставил во главу

угла своей педагогической системы, была целью отжившею, не

имеющей корней в будущем.

Эти отжившие цели были понятны, дороги и близки средним

слоям римского общества, выразителем которых в данном случае

являлся Квинтилиан.

Однако эти средние слои в такой же мере, как и их воспитатель-

ные цели, были обречены на быстрое исчезновение между нако-

вальней общего обеднения, обнищания широких народных

масс и молотом роста богатств и значения небольшой группы

«оптиматов».

К сознанию этой неизбежности должен был притти и сам

Квинтилиан.

Едва ли возможно в полной мере согласовать с воспитатель-

ными целями Квинтилиана его практическую деятельность на

службе Домициана, а еще более то, что он, пользуясь силой своего

покоряющего красноречия, славословил его в своем труде, дойдя

до явно абсурдных утверждений о приобщении Домициана к

числу великих поэтов

По отношению к Домициану Квинтилиан достиг своих целей,

приобретя его расположение

, но гораздо труднее было, конечно,

добиться мира с самим собой и, может быть, отсутствие этого мира

и является одной из основных причин того глубокого пессимизма,

которым проникнуты некоторые страницы труда Квинтилиана

при всем его пышном внешнем убранстве, сделанном рукой пер-

воклассного мастера.

УЧЕНИЕ О ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕКА

Место взглядов Квинтилиана на «природу» человека в общей

системе античного мировоззрения. Как уже указывалось выше,

воспитание «оратора» должно начинаться по Квинтилиану

с первых же дней рождения ребенка.

На возможное возражение: но ведь далеко не каждый ребенок

в будущем может стать «оратором», хотя бы в силу своих при-

родных данных, Квинтилиан дает ответ уже на первой странице

своего обширного исследования, а затем возвращается к нему

позже несколько раз.

Ответ этот коренится в традиционном учении античной пе-

дагогики и философии о природе человека, но свободно относится

к этому учению, несколько уклоняясь от его основ.

К в

и н

т и л и а н, Н. с, кн. десятая, III.

Значение этого расположения станет нам понятным, если мы при-

помним, чтб представлял собой Домициан на основе рассказов о нем его

современников и ближайших потомков. Впрочем, вполне достаточно для

этого прочитать биографию Домициана Светония в его «Жизни двенадцати

цезарей», где историк раскрывает перед нами бесконечную вереницу убийств,

преследований

и т.

д., или те страницы 67 книги «Римской истории» Диона

Кассия, на которых дается потрясающая характеристика этого императора.

409

Как известно, учение о «доброй природе» человека было в свое

время выдвинуто Сократом.

Платон, защищая положение о тройственном составе души,

отошел от сократовской доктрины, но в итоге та сложная душев-

ная драма, которую он находит в глубине сознания каждого

человека, преданного философии, разрешается у него радостными

аккордами приобщения философа к миру идей.

В конце концов, на оптимистических позициях пребывает

и Аристотель, поскольку в центре человеческого сознания он

ставит разум — чистое, универсальное, бесплотное и бессмертное

(хотя и не индивидуальным бессмертием) начало.

Еще отчетливее выступает этот античный оптимизм у стоиков

в учении о человеческой природе, на котором базируются их

планы идеальной организации человеческой жизни.

«Природа» человека

оценке

Квиптилиана. По пути уверенности

в положительных основах человеческой природы идет и Квии-

. тилиан, хотя он очень далек от тех метафизических построений,

которые в разных формах выступают и у Платона, и у Аристо-

теля, и у стоиков, и хотя он и вносит в этот традиционный гре-

ческий оптимизм ряд существенных ограничений.

«Мы несправедливо жалуемся, будто бы природа весьма не-

многим людям дала нужную способность к наукам и будто бы

большею частью напрасно и труд и время тратятся над пустыми

умами. Напротив, найдем немалое число и острых и восприимчи-

вых. Это есть нечто врожденное в человеке: как от природы дано

птицам летать, коням ристать, диким зверям быть свирепыми,

так нам достались в особый удел разум и понятливость: это-то

и заставляет думать, что наша душа есть небесного происхожде-

ния. Тупые и невежественные головы появляются в такой же

мере против законов природы, как и всякие другие выродки,

но их бывает очень мало».

г Такие выводы не приводят Квинтилиана к общей оптимисти-

ческой нивеллировке: «Я согласен, что один имеет более ума,

'. чем другой; но это доказывает только, что один может сделать

( более, чем другой; однако не найдешь никого, кто бы, опираясь

на прилежание, не мог преуспеть в чем либо» Ч

Мало того, несколько позже Квинтилиан приходит к выводу,

что отдельные дети даже «от природы склор[Ь1

j^y^OMy»,

однако

эти дурные наклонности' преобо'римы воспитанием^

Это преодоление, однако, вовсе не означает того, что каждый

может стать при помощи соответствующего воспитания выдаю-

щимся оратором.

Для достижения последней цели нужно счастливое соединение

двух моментов: природных дарований и воспитания.

Эту мысль развивает XX глава второй книги под названием

«Наука или природа более способствуют красноречию?»

К в

и н

а н, Н. с, кн. первая, I.

«Квинтилиан, Н. с, кн. первая, II.

410

На вопрос, какое из этих двух начал имеет определяющее

значение, Квинтилиан дает своеобразный ответ: «Если эти два

начала совсем отделить одно от другого, то природа и без учения

может многое сделать, а одно учение без природы не принесет

никакой пользы. Но если они одинаково содействуют, то в посред-

ственных степенях красноречия припишу больше чести природе,

а в высочайших отдам преимущество учению перед природой.

Так, бесплодной почве ничего не придаст и самый лучший земле-

делец, а из земли плодоносной нечто полезное рождается и без

возделывания. На почве плодотворной трудящийся более, чем

качество почвы, произведет действия. Если бы Пракситель из жер-

нового камня вздумал сделать статую, я предпочел бы ей дорогой

паросский мрамор, в грубой его отделке; а если бы тот же худож-

ник употребил его в дело, тогда получил бы он более цены от рук

художника, чем от самого материала. Словом, природа является

материалом, а наука художником: последняя дает вид или образ,

а первая его получает»...

Итак, два фактора определяв,дуть будущего оратора: при-

родные данные и~ собтвётствуюпхее. воспитание.

Поэтому" Квинтилиан не вполне последователен, когда он

начинает свой трактат словами: «Отец, когда родится у него

сын, должен возложить на него добрые упования», и еще более

непоследователен, когда в VII главе первой книги утверждает:

«Природа не мешает быть совершенным оратором, низко и по-

стыдно не надеяться достигнуть возможного».

Пути распознавания способностей в детях. В тесной связи

с сообщенными тут данными относительно взглядов Квинтилиана

на «природу» человека стоит вопрос подчиненного характера:

каким образом следует распознавать способности в детях?

Анализу этого важного вопроса, который и в настоящее время

является исключительно актуальным, Квинтилиан посвящает

значительную часть III главы первой книги.

Основным признаком «ума» у малолетних Квинтилиан счи-

тает память», которая должна проявляться в двух свойствах:

быстрой и легкой восприимчивости и долгого удержания приоб-

ретенного.

Вторив признаком будущего «ума» является раннее разви-

тие в ребенке стремлений к подражанию, в котором обнаружи-

вается «острота» и <шереимчивоб¥ь»; '

Вслед за этими указаниями Квинтилиан более подробно

останавливается на характеристике «одаренного», сказали бы

мы теперь, ребенка и дает его характеристику, не утратившую

своего значения в отдельных моментах до нашего времени. \^

«Тот, какого я себе представляю, без труда должен понимать

учение: задавать иногда и вопросы, но чаще следовать за учите-

лем, чем предупреждать его. Быстрые умы, подобно преждевре-

менным плодам, почти никогда не вызревают. Они познаются

из того, что легко делают немногое. Они смелы, тотчас обнаружи-

вают, что только в силах оделать. Но силы эти не далеко в них

411