Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики

Подождите немного. Документ загружается.

Этот последний праздник в честь богини Афины, покровитель-

ницы города, справлялся ежегодно, но с особенною торжествен-

ностью раз в четыре года (Великие Панафинеи). Празднество Ве-

ликих Панафиней продолжалось девять дней.

Первые дни праздника посвящались различным состязаниям—

гимнастическим, музыкальным и литературным, а также конским

ристаниям.

В состязаниях принимали участие только полноправные граж-

дане,

не считавшие это участие своею прямою специальностью.

При этом наиболее состоятельные предпочитали участвовать преж-

де всего в беге на колесницах, т. е. в том виде состязаний, в кото-

ром можно было выявить не только свою физическую ловкость

и силу, но и блеснуть своим богатством.

Первые примеры превращения самих состязаний и подготовки

к ним в профессию «атлета» (d9XrjTr); от aftXov награда на состяза-

нии) относятся ко времени Платона.

В зависимости от возраста участники состязаний распадались

на три разряда:

От 12 до 16 лет (ттаТ;).

От 16 до 20 лет (aYsveto; собственно безбородый — imberbis).

Сзыше 20 лет (<Ьт)р).

Представители каждого из этих возрастов состязались от-

дельно.

Тридцать пять лет считались тем возрастом жизни, когда фи-

зические силы человека достигали своего высшего расцвета. Пе-

решедшие границу этого возраста и не добившиеся раньше каких-

либо наград на состязаниях, обычно отказывались от дальней-

ших попыток в этом отношении.

Что касается литературных и музыкальных состязаний, то

еще в эпоху Писистрата (VI в.) было установлено исполнение на

Великих Панафинеях гомеровских поэм, и в дни Перикла к этому

присоединялись состязания поэтов, кифаристов, флейтистов и

певцов. Для этих состязаний было воздвигнуто специальное зда-

ние Одеон

Конские состязания были чрезвычайно разнообразны, что со-

ответствовало увлечению конским спортом, господствующим в Афи-

нах среди имущих полноправных граждан. Отголоски этого увле-

чения звучат в песнях хора в аристофановских «Всадниках»

(стр.

565—610).

Победителям в состязаниях различных видов выдавались спе-

циальные награды, причем кандидаты на их получение распада-

лись на три группы в зависимости от возраста. Большинство этих

посвятил тебе, далеко мечущему Аполлону, кулачный боец Скей 8а одержан-

ную победу» (V, 60).

«Из честолюбия Перикл внес тогда предложение, чтобы на Панафи-

нейских празднествах происходили музыкальные состязания. Выбранный

в число судей для присуждения награды, он назначил порядок, в каком

должны были происходить состязания, — когда нужно было играть на флей-

те,

когда петь или играть на кифаре. Музыкальные состязания происходили

в Одеоне как тогда, так и позже» (Плутарх, Пердкл, II, в. I 140).

101

наград отличалось такою же внешнею скромностью, как и награды

на Олимпийских играх. Так, в числе призов были художественно

исполненные глиняные амфоры, наполненные оливковым маслом

из священных рощ, с надписью: «Я — с афинских состязаний».

Великие Панафинеи заканчивались торжественным шествием.

Шествие это, в котором принимали участие тысячи свободных

граждан, а также и метэки (зави-

симое положение которых должно

было выражаться внешним образом

в том, что на них в шествии воз-

лагались служебные роли), про-

ходило через весь город, направ-

ляясь к Акрополю, где и происхо-

дило вручение богине Афине под-

ношения от имени всего города —

нового «пеплоса», одеяния, выши-

того различными изображениями

из жизни Афины афинскими де-

вушками в долгие месяцы затвор-

ничества.

Панафинеям предшествовали

весенние праздники в честь бога

Вакха-Дионисия, так называемые

Великие Дионисии (в отличие от

Малых, праздновавшихся осенью)

и Анфистерии. Эти праздники

были связаны с шествиями масок

и пышными спектаклями в Афин-

ском театре, продолжавшимися че-

тыре дня. Они по-своему отме-

чались и в школьном афинском

«календаре». В этом месяце обычно

невнимательные к школе родители,

согласно обычаю, подводили счеты

с учителями, выплачивая свои

«недоимки» за целый год, ученики

делали подарки учителям, а по-

следние в виде знака ответного

внимания приглашали учеников к себе на обед.

Равным образом, с торжественными шествиями, публичными

играми и плясками были связаны и осенние Малые Дионисии,

а также праздник Фаргелии, посвященный богу Аполлону и справ-

лявшийся в месяце фаргелионе (май—июнь).

Таким образом, круг праздников фактически охватывал це-

лый год, отражая страстную любовь полноправного, свободного

эллина как материально обеспеченного, так и того, кому прихо-

дилось выдерживать упорную борьбу за существование, к развле-

чениям и упражнениям, связанным с этими праздниками,—любовь,

которую греки воспитывали в себе с раннего детства, поскольку

Рис. 38. Поликлет (Аргосский

ваятель второй половины V в.

до н. д.). Юноша, возлагающий

на себя победную повязку.

102

и дети допускались как к участию, так, конечно, и к присутствию

на этих праздниках (у Аристофана в «Женщинах на празднестве»

(746) имеется даже любопытное свидетельство, согласно ко-

торому число лет ребенка измерялось числом тех «Дионисий»,

на которых он присутствовал).

Устройство праздников при всей скромности наград, о которых

шла речь выше, требовало громадных средств.

Государство нашло выход из связанных с этим денежных за-

труднений в так называемых «литургиях», о которых выше уже

была речь. *

Ка"к уже указывалось, на гимнасиархов в Афинах возлагались

также частично расходы по устройству Великих Панафиней.

Наряду с этим существовали литургии по организации хора для

соответствующих состязаний или участия в театральном пред-

ставлении, по устройству гимнастических игр и т. д.

В первом случае, лицо, обложенное литургией, называлось

«хорегом».

Траты хорегов были нередко весьма значительны, так как им

приходилось не только нести расходы по составлению хора, но

и по его обучению, по изготовлению костюмов, связанных с его

выступлением и т. д. Тщательной подготовке хора придавалось

очень большое значение, так что подготовка обычно начиналась

за год до выступления.

Честолюбие, желание отличиться толкало хорегов при испол-

нении литургии на крупные расходы, но в то же время известны,

конечно, случаи попыток со стороны хорегов сбросить с себя

тяжелое бремя неожиданных расходов. Один из путей такого «из-

бавлений» от расходов был даже узаконен, и притом в очень свое-

образной форме: всякий, считавший возложенную на него литур-

гию непосильным для себя бременем — мог предложить ее испол-

нение любому, более состоятельному гражданину, а в случае от-

каза последнего, потребовать от него в юридическом порядке об-

мена имуществами.

Сзоеобразною и в чисто «греческом стиле» была награда, при-

суждаемая хорегу за успешное выполнение им его обязанностей:

ему, кроме венка, давалось право поставить мраморную доску

в храме с указанием на его победу, а также выставить на улице

свой золотой треножник как памятник самому себе. В Афинах

был целый квартал, обставленный маленькими зданиями, которые

увенчивались подобными треножниками; некоторые из этих со-

оружений уцелели до нашего времени (например, знаменитый

памятник Лисикрата в Афинах).

Лукиан в своем неоднократно цитируемом в этой главе диа-

логе «Анахарсис, или об упражнении тела» дает необычайно яр-

кую характеристику греческих (в частности Панафинейских)

игр,

вложенную в уста Солона, который знакомил скифа Анахар-

сиса с греческими обычаями.

Солон перечисляет награды, выдаваемые на этих играх: «на

Олимпийских играх—венок из дикой маслины, на Истмийских —

103

из сосновых ветвей, в Немее — венок из сельдерея, в Дельфах —

яблоки с деревьев, которые посвящены богу. У нас же — на Пана-

финейских играх — мы даем масло от священного оливкового

дерева».

Такой характер наград приводит в удивление скифа Анахарсиса:

«Соло н. Почему ты засмеялся Анахарсис? или тебе это

кажется незначительным?

Анахарсис. Нет, Солон, ты перечислил почтенные награ-

ды и достойные того, чтобы раздававшие их гордились своею

щедростью, и чтобы состязающиеся проявили много усердия для

получения их, положив- столько труда ради яблок или сельдерея,

и подвергались опасности быть задушенными или искалеченными

своим противником, как будто бы желающие не могли бы и так

добыть себе яблок, или увенчать себя сельдереем или сосновыми

ветвями, не пачкая себе лица глиной и не получая от соперника

ударов в живот!

Солон. Но, лучший из людей, мы смотрим не только на то,

что делается. Ибо это лишь отличительные признаки победы,

дороже же всего для победителей слава, сопровождающая эти

признаки побед, и ради нее деятельному и честолюбивому чело-

веку кажется прекрасным подвергаться даже ударам: ведь эта

слава достается не без труда, и каждый, кто ее добивается, сна-

чала должен перенести много неприятного и лишь тогда может

ожидать полезного и приятного завершения своих трудов.

Анахарсис. Итак, Солон, ты называешь приятным

и полезным завершением трудов то, что все увидят их увенчан-

ными и будут хвалить их за победу, между тем как раньше они

очень жалели их за полученные удары, а сами победители будут

счастливы, получая за труды и опасности сельдерей и яблоки?

Солон. Я повторяю, что ты еще не понимаешь наших обы-

чаев.

Скоро ты будешь думать совсем иначе, когда увидишь,

какое множество народу собирается на игры для того, чтобы по-

смотреть на состязания и театры, наполненные тысячами людей,

и услышишь, как все хвалят состязающихся и победителя счи-

тают равным богу.

Анахарсис. По-моему все-таки следует жалеть агони-

стов за то, что они переносят, на лучших же из граждан, которые,

по твоим словам, со всех сторон собираются на состязания, я удив-

ляюсь и даже очень удивляюсь, что, оставив свои неотложные дела,

они остаются долгое время, глядя на подобные зрелища. Я никак

не могу понять, 'чтобы им доставляло удовольствие смотреть,

как люди бьют и ударяют о землю и мучают друг друга.

Солон. Если бы, Анахарсис^ теперь было время Олимпий-

ским, И стмийским илиПанафинейским состязаниям, то происхо-

дящее там показало б тебе, что не напрасно мы так заботимся о со-

стязаниях, ибо никакие слова не могли бы так убедить тебя в том,

какое наслаждение доставляет все происходящее на играх, но

если бы ты сам, поместившись среди зрителей, посмотрел на доб-

лесть мужей, на красоту тел, на удивительную их стройность,

104

на изумительную ловкость и непреоборимую силу, на смелость,

соревнование, непобедимую настойчивость и на беспрерывное

стремление к победе, — я хорошо знаю, что ты не переставал бы

хвалить, кричать и рукоплескать... Повидимому, Анахарсис,

ты еще ничего не понимаешь в жизни благоустроенного государ-

ства, иначе ты не порицал бы прекраснейших из его обычаев...

Мы делаем это не только ради самих состязаний, чтобы юноши

могли получать награды, — ибо на состязания идут лишь немно-

гие,

но ради той большой пользы, которая проистекает из этого

для всего государства и для них самих. Ибо их упражнения яв-

ляются также и общим состязанием всех хороших граждан, и ве-

нец этого состязания сплетен не из сосновых или масличных вет-

вей,

или из сельдерея, нет, кто получит венок, получит в нем все

доступное человеку счастье: я говорю о свободе каждого человека

в частной жизни и в жизни его родины, говорю о богатстве и славе,

о наслаждении отеческими праздниками, о спасении своих домаш-

них и вообще о самом прекрасном, чего каждый мог бы себе вы-

молить у богов: все это вплетено в тот венок, о котором я говорю,

и является наградой того состязания, ради которого происходят

все эти упражнения и эти труды»

Изобразительные искусства. Подводя итоги системе «вне-

школьного» образования в Афинах, мы не должны также упу-

скать из виду, что данная эпоха была временем, когда, по выра-

жению Маркса, были созданы те памятники греческого искусства,

которые «еще продолжают доставлять нам художественное наслаж-

дение и в известном смысле сохраняют значение нормы и недося-

гаемого образца»

В эпоху Перикла «осиянные славой», по определению Лукре-

ция

, Афины превратились в город мраморных храмов и других

пышных общественных сооружений, «знаменитых своей величиною

и ттподражаемых по своему виду и красоте», как характеризовал их

Плутарх в своей биографии Перикла: в эти годы на средства,

получаемые в первую очередь от союзников, возникли Парфенон,

Эрехфейнон, Тезеон, Одеон, Пропилеи, Длинные стены и т. д.

В эти же годы работал в Афинах ближайший друг Перикла, вая-

тель Фидий, в творчестве которого, говоря словами Вёрмана,

«человеческое искусство достигло своего полного расцвета». Имен-

но под его руководством афинский Акрополь, на котором и в эпоху

Перикла уцелело много развалин со дней персидского нашествия,

был превращен в единственное в истории искусства сочетание

построек, задуманных «как монументальное оформление Панафи-

нейского шествия, изображенного на ионийском фризе Парфенона,

так что, двигаясь мимо здания, процессия сквозь колоннаду храма

видела свое идеальное изображение»

и населенных многочислен-

- *' Л у к и а н, Анахарсис, или об упражнении тела, 9—15.

М а р к с, К критике политической экономии,Соч., т. XII, ч. I,стр. 203.

Л у к р е ц и й, О природе вещей, VI перев. Ф. Петровского, 1936.

Н. И. Б рун о в, Греция ^Архаика, Классика, IV в.), изд. Все-

союзной академии архитектуры, М. 1936, стр. 19.

105

ными мраморными и бронзовыми статуями, каждая из которых

вместе с данным архитектурным сооружением определила основ-

ные пути дальнейшего развития европейского изобразительного

искусства

Среди этих статуй колоссальная Афина Промахос работы

Фидия не только возвышалась над всеми строениями города,

но и была видна с моря при приближении к Пирею.

В важнейшем храме Акрополя, Парфеноне, Фидий воздвиг

другую статую Афины — из дерева, золота и слоновой кости,

о величии и красоте которой только самое слабое представление

могут дать уцелевшие копии и изображения на медалях.

Для нас особенно важно подчеркнуть, что это искусство Фидия,

его учеников и преемников развивалось и укреплялось отнюдь

не отрешенно от окружающей жизни: образы богов в этом искус-

стве теснейшим образом переплетались с отражениями реального

бытия, яркий пример чего мы видим в изображениях Панафиней-

ских празднеств на Парфенонском фризе.

Может быть, никто лучше Винкельмана, пламенного энтузиа-

ста античного искусства, не выразил хотя и тяжеловесным для

нас слогом человека XVIII в. своеобразия этого искусства, на-

шедшего свое наиболее полное выражение в Аттике V в.,

но ярко выступающего также и в других областях Эллады. «Для

художников, — говорит Винкельман, — школой служили гим-

насии, где молодые люди, которых общественная стыдливость

заставляла прикрываться, предавались телесным упражнениям

в совершенно голом виде. Туда шли и мудрец и художник: Со-*

крат — чтобы поучать Хармида, Автолика, Лисия; Фидий — что-

бы этими прекрасными созданиями обогащать свое искусство.

Там присматривались к движениям мускулов, поворотам тела,

изучали очертания тела или контуры по отпечаткам, оставлен-

ным молодыми борцами на песке. Прекраснейшая нагота тела

проявлялась здесь в таких разнообразных, естественных и благо-

родных положениях, в какие нет возможности поставить наем-

ного натурщика, позирующего в наших академиях... Самые кра-

сивые юноши плясали нагими в театре... Фрина купалась во время

Элевзинских игр перед глазами всех греков и сделалась при выходе

своем из воды прообразом Венеры Анадиомены для художников.

Известно также, что в Спарте молодые девушки плясали во время

одного из празднеств совершенно нагими в присутствии молодых

людей. То, что в этом может показаться странным, станет более

понятным, если вспомнить, что и во времена первых христиан

как мужчины, так и женщины погружались при крещении в одну

и ту же купель совершенно нагими. Таким образом, изобразитель-

ные искусства вырастали непосредственно из самых глубин окру-

* Ср. А л п& ш, Ренессанс в Италии, русск. перев. 1916, стр. 49:

«Историю нашего** искусств а вплоть до ныне живущих поколений можно

определить почти как историю постоянных отношений к классической древ-

ности, проявившихся то больше в сознательном к ним устремлении, то

больше в столь же сознательном от них отречении».

106

жающей жизни, и в то же время памятники этого искусства были

ежедневно доступны созерцанию всех»

Поразительные результаты этого своеобразного художе-

ственного воспитания суммирует тот же Винкельман.

:<Ни один народ, — говорит он, — не ценил так высоко красо-

ты,

как греки, жрецы юного Юпитера в Эгее, как жрецы Йемен-

ского Аполлона и жрец, водивший в Танагре процессию Мерку-

рия, несшего ягненка на плечах своих,

—

все это были юноши,

взявшие приз красоты. Граждане Эгосты в Сицилии воздвигли

статую некоему Филиппу, который не был их согражданином

Рис. 39. Акрополь в Афинах. Парфенон. (Современное состояние.)

., и явился v Кротона, за его выдающуюся красоту, и народ прино-

сил ему жертвы

. В древней песне, приписываемой Симониду или

Эпихарму, перечисляются четыре пожелания, из которых первое—*

здоровье, а второе — красота. У греков каждая красивая личность

стремилась стать известной этим своим преимуществом всему на-

роду, в особенности же старалась понравиться художникам, так

как последние назначали приз за красоту и благодаря этому имели

возможность ежедневно созерцать прекраснейших. Красота соз-

давала даже славу, и в греческой истории отмечались особенно

. Винкельман, Мысли по поводу подражания греческим произ-

ведениям в живописи и скульптуре», изд. «Academia», 1935, стр.

92—93.

В данном случае Винкельман передает рассказ Геродота, который не-

лишне Привести в подлиннике: «Филипп был олимпийским победителем и

красивейшим из эллинов своего времени. За красоту/он удостоился от эго-

сцев почести, как никто другой, а именно — на его могиле они соорудили

святилище, как герою, и умилостивляет его жертвоприношениями» (V, 47).

107

красивые люди: некоторые славились одной какой-нибудь краси-

вой чертой (например, Димитрий Фалерей за свои прекрасные

брови был назван charitoblephoros). Кажется, греки даже верили,

что с помощью призов можно добиваться рождения красивых де-

тей.

Это

доказывается состязаниями

на

приз красоты, учрежденными

в старые времена Кипселом, царем Аркадским, у реки Алфея;

а на празднике Аполлона Филесского юношам выдавался приз

за самый сладкий поцелуй. Последнее решалось арбитром; то же

самое было в Мегаре у гробницы Диоклеса. В Спарте, на Лесбосе,

в храме Юноны и у паррасийцев происходили состязания на кра-

соту между женщинами. Всеобщее поклонение красоте шло так

далеко, что спартанские женщины ставили в своих спальнях фигу-

ры Нирея, Нарцисса, Гиацинта, чтобы иметь красивых детей»

Яркая сама по себе картина, данная Винкельманом, конечно

не вскрывает классовых основ греческого, в частности аттиче-

ского изобразительного искусства, ставившего своею задачей выя-

вить величие эллинского народа как народа избранника, которого

сами боги выдвигали на господство над миром варваров и рабов,

но,

однако, это не мешает нам решительно утверждать, что именно

в Элладе и, конечно, в первую очередь в Афинах V в., полнее, чем

в какую-либо иную историческую эпоху до Великой Октябрьской

социалистической революции изобразительные искусства могли

проявить свое могущественное воспитательное воздействие среди

широких масс полноправного, свободного населения, и только те

общие причины, которые подтачивали самое бытие греческого об-

щества — прежде всего рабовладельческий строй в данном периоде

своего развития—приостановили дальнейшее поступательное дви-

жение этих искусств и внесли в них, как и во все другие области

эллинской жизни, начала разложения и упадка.

Итоги. Такова была сложная система «культурных воздей-

ствий», под «перекрестным огнем» которых господствующие груп-

пы держали широкие народные массы, и которую отчасти имел

в виду фукидидовский Перикл, говоря: «от трудов мы предоста-

вили для мысли самые многочисленные средства отдохновения —

устраиваем в течение всего года игры и жертвоприношения, ве-

ликолепные частные сооружения, в которых мы изо-дня в день

испытываем такое наслаждение, что забываем за ним свои печали»

Ближайшее будущее, однако, показало, что это пышное цве-

тение не имело под собой устойчивых корней.

Внутренняя политика правящей афинской плутократии заклю-

чала в себе непримиримые противоречия, развивающиеся на базе

быстро растущего рабского труда.

Наиболее яркое описание разложения афинского общества мы

находим у Энгельса: «с развитием торговли и промышленности

стало происходить накопление и концентрация богатств в немно-

Перевод С. Г. Займовского. Из книги В. Патер, Ренессанс, статья

о Винкельмане, стр. 167—-168.

у к

и д и

д,

37.

108

гих руках, обнищание массы свободных граждан, которым оста-

валось лишь или, занявшись ремеслом, вступить в конкуренцию

с рабским трудом, что признавалось постыдным, позорным заня-

тием да и сулило мало успеха, или же опуститься на дно. Они, —

при этих условиях с необходимостью, —шли по последнему пути,

и так как они составляли массу, то они привели этим к гибели

все афинское государство. Не демократия погубила Афины, как

это утверждают европейские школьные учителя, виляющие хво-

стами перед монархами, а рабство, вытеснившее труд свободного

гражданина»

Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государ-

ства», 1933, стр. 144.

ЭЛЛИНСКОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ V—IV ВЕКОВ

И ЕГО ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ

.Ьыстрое экономическое и политическое развитие Афинской

морской державы вело ее к неизбежному столкновению с Пело-

понесским союзом, объединявшим под главенством Спарты прежде

всего почти все области Пелопоннеса, а также и некоторые обла-

сти,

расположенные к северу от него по берегам Ионического моря.

Так называемая Пелопоннесская война, возникшая в резуль-

тате этой борьбы за первенство над Эллинским миром и централь-

ной и восточной частями Средиземного моря между двумя глав-

ными противниками — Спартою и Афинами — и их многочислен-

ными союзниками, продолжалась с перерывами 27 лет (431—404)

и имела результатом, в условиях полного истощения противников,

разгром Афин, следовательно, прежде всего крушение Афинской

морской державы.

Мир привел к власти в Афинах, как и в других центрах быв-

шего Афинского союза, антидемократически настроенные, лако-

нофильские верхи. В Афинах возник комитет в составе тридцати

олигархов, который встал на путь укрепления своего влияния

применением широкой системы террора. Таким террором при-

крывалась фактическая слабость этой партии и тех классовых груп-

пировок, которые она представляла, давно уже потрясенных в

своих основах в условиях афинской действительности успехами

торговой и промышленной плутократии, возглавлявшей так на-

зываемую дфюкратию.

Власть олигархов, как и следовало ожидать, оказалась не-

прочной.

Уже в 403 г. «демократия» была восстановлена. Новое пра-

вительство в свою очередь приступило к решительной борьбе

110