Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики

Подождите немного. Документ загружается.

док и симметрия прекрасны и полезны, беспорядок же и асимме-

трия безобразны и вредны».

К этой цитате из Аристоксена

можно присоединить другую

из Ямвлиха:

«Рассказывают, что они часто спрашивали и обсуждали во-

прос,

ради чего приучаем мы детей соблюдать порядок и уме-

ренность в принятии пищи и говорим им, что порядок и сораз-

мерность прекрасны, противоположные же им — беспорядок

и несоразмерность отвратительны... И действительно, если ничто

из этого не будет полезно нам, когда мы достигнем зрелого воз-

раста, то неразумно приучать в детстве к такому порядку» (202).

В этом внимании «к порядку» следует видеть частное выраже-

ние общего стремления пифагорейцев к слаженности, закончен-

ности, стройности и гармоничности, которое пронизывает собой

всю полноту их мировоззрения и прежде всего их метафизику.

И то же стремление к стройности и гармоничности находим

мы в указаниях пифагорейцев относительно теоретических заня-

тий, которым они придавали основное значение, исходя из общего

признания того, какою покоряющею силой является человече-

ская мысль, если она направлена на должный путь (Я

в л и х, 82).

В данной более ограниченной области ими выдвигается тот

же критерий прекрасного, которым и следует руководствоваться

при разработке круга подлежащих изучению дисциплин: «Пи-

фагор говорил, — замечает Аристоксен в своих «Пифагорейских

х^нениях», — что истинная любовь к прекрасному заключается

в образе жизни и в науках. Ибо любовь и [особенно] духовная

любовь служит началом прекрасных нравов и [прекрасного]

образа жизни. Точно так же и из теоретических и опытных наук

•прекрасными и поистине благообразными являются те, которые

[проникнуты] любовью к прекрасному, как, например, то, что

бывает в необходимых и полезных для жизни [вещах], является

как бы добычей для истинной любви к прекрасному».

После всего сказанного становится понятным, почему пифа-

горейцы такое исключительное значение придавали прежде всего

изучению музыки — той основной дисциплины, которая вносит

единство в мир наук, подобно тому, как музыка сфер является

прямым выражением единства прекрасного космоса»

Ведь «очищение души» могло происходить, согласно учению

пифагорейцев, прежде всего посредством музыки. Однако музыка

оказывала непосредственное воздействие и на состояние здоровья

человека: «они полагали, что музыка много содействует здоровью,

если ею пользоваться надлежащим способом. Так же они приме-

няли избранные места из Гомера и Гезиода для исправления

душ» (Я м в л и х, Н. с, 164). *

Вполне понятно из всего сказанного, что в центре их внима-

ния были равным образом и математические дисциплины, заня-

Из «Пифагорейских мнений» Аристоксена в передаче

т о б е я,

Н.с, IV, 25, 45.

121

тия которыми они неразрывно связывали с музыкой и в которых

am достигли крупных успехов.

Свое уважение к могуществу знания пифагорейцы выражали

в требовании не ограничивать время учения годами роста, но.

посвятить ему всю жизнь. «Они полагали, что должно твердо

сохранять в памяти все, чему учишься и что говорится, и до тех

пор приобретать познания и слушать лекции, пока действует

способность учиться и запоминать. Ибо эта способность есть то,

чем следует познавать и в чем хранить [познанную] мысль» (Ям-

в л и х, Н. с, 164).

Сообразно этим обпщм выводам пифагорейцы придавали боль-

шое значение вопросу развития и укрепления памяти. «Пифаго-

рейцы, — сообщает там же Ямвлих — весьма высоко ценили

память, сильно упражняли ее и заботились о ней»; и при учении

они не раньше оставляли то, что изучалось, нежели достигали

прочного усвоения начатков учения, причем то, что говорилось

ежедневно, они припоминали следующим образом. Пифагореец

не раньше вставал с постели, чем

[все],

происшедшее вчера, было

воспроизведено им в памяти. Вспоминал же он следующим обра-

зом: старался восстановить мысленно, что [накануне] встав,

прежде всего он сказал, или услышал, или приказал своим до-

машним, что [сделал] затем и что еще позже. И относительно пред-

стоящих [поступков] он давал себе такой же отчет. И далее [он

вспоминал"] кого первого по выходе [из дому] он встретил, и

кого вторым, и какие речи были сказаны прежде всего, [какие]

затем и [какие] еще позже. И о [всем] прочем [он давал себе]

такой же отчет. А именно, все случившееся в течение целого дня,

он старался* мысленно восстановлять, желая вспомнить [все]

в таком порядке, в каком некогда каждое из этих [действий]

произошло. Если же при пробуждении в его распоряжении было

больше свободного времени, то он точно таким же образом ста-

рался восстановить [в памяти] и то, что случилось в третий

день [тому назад]. Особенно они старались упражнять память.

Ибо,

[по их мнению] ничто не является более важным для зна-

ния, опытности и рассудительности, чем сила памяти» (164—166).

Однако пифагорейцы ясно сознавали, что одной памяти,

конечно, совершенно недостаточно для достижения успеха в заня-

тиях. При

этом

интересно отметить, что они отчетливо проводили,

грань между активным и пассивным усвоением учебного мате-

риала: «Чтобы стать знающим, — читаем мы у Архита

, — то,

в чем [раньше] был незнающим, необходимо или научиться у дру-

гого,

или самому найти. Итак то, чему [мы] научились, мы полу-

чили [от другого]^ из чужих рук, а то, что [мы] нашли, [най-

дено] нами самими и нашими собственными [силами]. Найти же

[что-нибудь],

не ища, трудно и [случается] редко; найти же, ища—

нетрудно и легко; без знаний же искать невозможно».

Архит, Фрагмент из сочинения «О математике». А.

а к о-

в е л ь

с!

к и

й, Н. с, III, 57.

122

Однако всякая активность естественно предполагает добрую

волю,

направленную к занятиям. И именно так разрешает дан-

ный вопрос Аристоксен, утверждая, что пифагорейцы «говорили,

что всякое изучение наук и искусств бывает правильным и дости-

гает цели, если совершается добровольно, если же по принуж-

дению, то бывает слабым и безуспешным».

Подводя итоги, мы можем констатировать, что дошед-

шие до нас пифагорейские фрагменты не образуют, конечно,

связной педагогической системы и к тому же еще раз подчерк-

нуть,

что весьма позднее происхождение важнейших из них (Ямв-

лих) делает весьма проблематичной их значительную историче-

скую ценность. Тем не менее, может быть, следует признать черес-

чур скептически настроенным проф. Виндельбанда, заметившего,

как известно, в своей «Истории древней философии»: «Смело

можно принять, что образовавшееся по инициативе Пифагора

для духовного общения его членов общество, между прочим,

занималось музыкой и математикой; все другое сомнительно,

и по всей вероятности, вымышленно» («Введение», 13).

Бесспорно, весьма подозрителен в смысле исторической до-

стоверности обширный анекдотический материал, связанный с пи-

фагорейцами, что же касается основных пифагорейских доктрин,

то мы можем сохранить за ними место в истории педагогики

с таким же правом, как они его сберегают в истории философии.

Во всяком случае, при учете последних многое в позднейшей

истории античной педагогики выступает более ясно и отчетли-

во (хотя в большинстве случаев и представляется затрудни-

тельным говорить о непосредственных влияниях), — например,

борьба за самопознание у Сократа, круг наук, выдвигаемый Пла-

тоном, его разрешение вопроса о взаимоотношении личности и

коллектива в «Государстве», его усиленное внимание к психоло-

гическим вопросам и т. д.

В тесной связи с Пифагорейской «школой», развивается воз-

никшая в V в. также в южной Италии^ так называемая Элей-

ская (от города Элей) философская «школа», возглавляемая Пар-

мендом и его учеником Зеноном, яркими представителями мест-

ных аристократических кругов, что и нашло свое отражение

в их стремлении отрешиться от осознания действительного,

конкретного бытия и в их попытках опровергнуть это бытие

выдвижением учения об абсолютном единстве вселенной, с кото-

рым связывалось представление

движении, как о ложном и мни-

мом явлении.

Таковы были в самых общих чертах те основные пути развития

философской мысли, которые выдвинула постепенно уходящая

• с исторической сцены аристократия на протяжении VI и V вв.

Выдвижение на историческую сцену новых сил в лице актив-

ной, напряженно стремящейся укрепить свое правовое и матери-

альное положение плутократии оказало влияние на развитие

мировоззрения и деятельности одного из представителей аристо-

кратической традиции философии, «вечно плачущего» эфесского

123

философа Гераклита, давшего учение бесконечно более глубокое

и сложное, чем соответствующие построения милетцев, пифаго-

рейцев и элеатов — о первопричине как об изменчивом, текущем

процессе, в котором примиряются взаимно отрицающие друг

друга противоположности, и тем впервые ясно выразившего,

по словам Энгельса, «наивный, но по существу правильный взгляд

на мир»

Демократическая просветительная и философская традиция.

Параллельно с философскими исканиями медленно клонящейся

к упадку аристократии, шла напряженная работа теоретической

мысли, развивающаяся в быстро усиливающихся плутократиче-

ских рядах.

Это усиление плутократии внешним образом в рассматривае-

мую эпоху выразилось в возникновении в ряде греческих горо-

дов так называемых тираний, которые приходили на смену низ-

вергаемому в них аристократическому порядку управления, и

суть которых сводилась к тому, что в условиях устранения пре-

имуществ знати под личиной единодержавия вводилось господство

состоятельных групп населения.

Тираны нередко стремились не разрушать, но использовать

в своих классовых целях те культурные достижения, которые

предоставляла в их распоряжение низвергнутая аристократия.

В этом отношении один из наиболее ярких примеров — запись

гомеровских поэм, сделанная в Афинах в эпоху тирана Писи-

страта.

Однако укрепившую свою власть плутократию" не мог уже

вполне удовлетворить Гомеровский эпос.

При дворах худородных тиранов, которые стремились окру-

жить себя блеском и пышностью, возникают библиотеки, появ-

ляются художники, поэты. Наряду с эпосом приобретают зна-

чение другие виды словесного творчества (сатира, лирика, поэти-

ческие размышления на нравственные темы).

В это же время укрепляющиеся живые торговые сношения

с Востоком содействуют перенесению на почву Эллады научных

достижений Востока в области астрономии, математики и т. д.,—

результата работы многих веков, что в свою очередь оплодотво-

ряет греческую мысль, открывая первые пути грядущего расцве-

та греческой философии.

По этим путям: как представители новых классовых группи-

ровок, пошли так называемые «Младшие физики» — Эмпедокл,

Анаксагор, Левкипп и Демокрит.

Эмпедокл (V в.) философ, поэт, врач и учитель риторики, из

города Агригента (в Сицилии), решительный противник аристо-

кратии по своим политическим взглядам в своих философских

Энгельс, Анти-Дюринг, 1931, стр. 15. Отдельные высказы-

вания Гераклита имеют непосредственное отношение к педагогическим вопро-

сам, например: «Многознание

не

научает

быть

мудрым».

«Очень много должны

знать мужи философы» (в данном случае в первом и во втором изречении по-

нятие знания трактуется в различном смысле)

и т.

д.

124

концепциях, однако, находится в тесной зависимости от Ионий-

ской философии, пифагорейцев и элеатов, выдвигая учение о

вечности вещества и о четырех первичных стихиях: огне, земле,

воздухе и воде.

Новые веяния обнаруживаются в религиозных концепциях

Эмпедокла, поскольку он считал основными божествами свои

четыре стихии, на богов же традиционной греческой мифологии

смотрел как на смертные и материальные существа.

Еще ярче эти богоборческие тенденции выступают у совре-

менника Эмпедокла — афинянина (по месту деятельности) Анак-

сагора, 30 лет прожившего в столице Аттики в близких отно-

шениях с Периклом и изгнанного оттуда, в конце концов, по обви-

нению в безбожии. По его учению, строящемуся в противополож-

ность учению Демокрита на основах «качественного плюрализма»

(признание первоосновы мира в виде неисчислимого множества

качественно разнородных частиц), порядок в первобытный хаос

вносит мировой разум (vo5;), давая лишь первый толчок

многообразному движению вселенной, тогда как весь последую-

щий процесс мироздания совершается чисто механическим путем.

По этой же дороге разрушения традиционных веровании по-

шел крупнейший представитель механистического материализма

древности, эмпирический естествоиспытатель и первый энцикло-

педический ум среди греков

, основоположник атомистической

теории, абдерский (Абдера — во Фракии) философ, ученик Левкип-

па—Демокрит (440—370 гг.). Если о первом мы знаем очень не-

многое, то от Демокрита до наших дней дошло множество фраг-

ментов, дающих нам довольно полное понятие об его разносторон-

них интересах

Побуждаемый этими разносторонними интересами, Демокрит,

как о том свидетельствуют противоречивые и спутанные известия

о его жизни и деятельности, забросил заботы о родовом имении

и весь отдался напряженным научным изысканиям, для чего

совершил ряд путешествий в таинственные и отдаленные страны.

В результате этих исследований и занятий и приобрел он удиви-

тельные познания, вызвавшие и удивление и подозрение его

сограждан. Такое увлечение Демокрита «положительным зна-

нием» Маркс объясняет его неудовлетворенностью философией,

которая привела его к признанию «чувственной действительности

субъективною видимостью», т. е. к непреодолимой антиномии,

сущность которой Маркс же характеризует следующим образом:

«С одной стороны, жажда знания не дает ему покоя; с другой

стороны,

неудовлетворенность

истинным, т. е.

философским,

зна-

нием гонит его вдаль. Знание, которое он считает истинным, бес-

содержательно; знание, которое дает ему содержание, не содер-

жит в себе истины. Возможно, что анекдот древних о Демо-

Маркс и Энгельс, Немецкая "идеология, стр. 120.

«Демокрит в его фрагментах и свидетельствах древности», ОГИЗ,

U935.

Все

дальнейшие цитаты

из

Демокрита—

по

этому изданию.

125

крите представляет вымысел, но в таком случае это очень прав-

доподобный вымысел, так как он рисует противоречие его на-

туры. Рассказывают, будто Демокрит сам ослепил себя для того,

чтобы зрительные впечатления не ослабляли остроту ума. Это

тот же самый человек, который, по словам Цицерона, объехал

полмира. Но он не нашел того, чего искал»

Анализ философской системы Демокрита не входит в нашу

задачу.

Что же касается политических взглядов Демокрита, то он

является защитником договорной теории государства, строящего

свое бытие на фактическом принуждении масс к подчинению со

стороны правящей группы на основе формального равноправия

граждан (программа, выдвинутая и проводимая в жизнь в дан-

ную эпоху афинской плутократией).

Мысли по вопросам воспитания Демокрита дошли до нас в виде

ряда фрагментов, не образующих, конечно, законченной системы,

но все же дающих некоторое представление о его взглядах в дан-

ной области.

Прежде всего необходимо отметить, что Демокрит придает

громадное значение воспитанию, которое должно привести мо-

лодого человека к обладанию «мудростью», т. е. дать ему три

«дара»

—

[дар] «хорошо мыслить, хорошо говорить и хорошо де-

лать (302), и которое является «украшением в счастье и при-

бежищем в несчастье» (617)

, ибо «ни искусство, ни мудрость не

могут быть достигнуты, если им не учиться» (430).

В таких условиях родители не должны отговариваться, отка-

зываясь от воспитания своих детей, недостатком имущества:

ведь «возможно воспитать детей без больших трат (из собствен-

ного имущества на это) и оградить спасительной стеной их иму-

щество и тела» (530).

К тому же «собирание слишком большого количества денег

для детей есть только ширма, за которую прячется сребролюбие,

обнаруживающее этим свой подлинный характер» (591).

Из этого, однако, не следует, что имущие родители должны

скупиться на благоразумные издержки для воспитания своих

детей.

Маркс, Различие между натурфилософией Демокрита и натур-

философией Эпикура, Соч., т. I, стр. 35.

Это изречение Демокрита, вероятно имел в виду Цицерон, когда он

писал («Pro Arch», 7): «[Обычно] деятельность [человека] обусловлена вре-

менем, его возрастом и местонахождением, однако деятельность в области

образования может послужить движущим началом в молодости, отрадою

в старости, украшением в счастье и прибежищем и утехою в несчастье; дома

она дает нам радость, не отягощает и в чужих краях; она является для нас

другом, сопутствующим нам ночью, во время странствования и в сельской

жизни».

В свою очередь, конечно, именно эти строки Цицерона послужили

исходным пунктом Ломоносову, когда он писал о «науках», «питающих

юношей» и «подающих отраду старцам». Ср. похвалу «грамматике» Квид-

тилиана.

126

<<Дети скупых [родителей], если они выросли в невежестве,

подобны танцующим между мечами [поставленными вверх лезвия-

ми].

Они погибают, если при прыжке не попадают в то единствен-

ное [место], где следует поставить ноги. Однако трудно попасть

в то единственное место, так как оставляют [место только для]

подошвы ног. Точно так же и эти дети: если они уклонятся от

следования отцовскому примеру — от [отцовской] заботливости

и бережливости, то обыкновенно гибнут» (620).

Несмотря на все трудности воспитательной и учебной работы —

работа эта благодарная, ибо «хотя многие не учившиеся ничему

разумному, тем не менее живут разумно» (420), однако «хорошими

людьми становятся больше от упражнения, чем от природы» (619).

Ибо ведь «природа и воспитание подобны». А именно вос-

питание перестраивает человека и, преобразуя, создает [ему вто-

рую] природу» (615).

Достижение таких результатов, однако, связано с напряжен-

ным трудом воспитателя: «Учение вырабатывает прекрасные вещи

только на основе труда, дурные же вещи сами собой производятся

без труда. Ибо часто человека, у которого от природы весьма

плохое состояние души, это заставляет помимо его воли быть

дурным» (552).

Труд хорошего воспитателя при этом облегчается тем, что

он проводится непрерывно, в одинаковых формах, так как «по-

стоянный труд делается легче благодаря привычке» (618).

Не следует, однако, думать, что такая усиленная работа вос-

питателя и учителя должна ставить своей задачей достижение

. всеобъемлющего знания. Ведь «многие многознайки не имеют

ума» (435). «Прекрасна надлежащая мера во всем» (472). Таким

образом, «должно стараться не столько о многообразии, сколько

о всестороннем образовании ума» (436).

Во имя достижения этих целей не следует опасаться примене-

ния принудительных мер по отношению к учащимся. Ведь «если

бы дети не принуждались к труду, то они не научились бы ни

грамоте, ни музыке, ни гимнастике, ни тому, что наиболее укреп-

ляет добродетель — стыду. Ибо по преимуществу из этих знаний

обычно рождается стыд» (616).

Однако одно принуждение не может обеспечить успеха в педа-

гогической работе.

Необходимы также для достижения этого успеха соответ-

ствующие психологические предпосылки со стороны учеников,

а именно, наличие скромности и желания постигнуть то, что

доселе оставалось им неизвестным, так как «желающий учить

того,

кто высокого мнения о своем уме, попусту тратит время»

(419).

Если ученик легкомысленен, всякая работа с ним обречена на

неудачу:

«Наихудшее> чему может научиться молодежь — легкомы-

слие.

Ибо последнее порождает те удовольствия, из которых

развивается порок» (550).

127

Сам Демокрит считает выдвигаемые им воспитательные тре-

бования настолько значительными, что приходит к такому вы-,

воду: «Воспитание детей

—

рискованное дело, ибо в случае удачи,

последняя приобретена ценою большого труда и заботы, в слу-

чае же неудачи, горе несравнимо ни с каким другим» (624).

В связи с этим и находится известие Стобея, согласно которому

«Демокрит отказывается от брака, отказывается иметь детей

по той причине, что от них бывает много неприятностей и [за-

нятие с детьми] отвлекает от более важных» (623).

Педагогические высказывания Демокрита отражают обычно ин-

тересы и чаяния молодой, стремящейся к расширению и укрепле-

пию своего господства плутократии в различных городах Эл-

лады данной эпохи. О религиозном обосновании брака и деторожде-

нии речи вовсе не ведется. Наличие детей и воспитательная работа

с ними рассматриваются исключительно с практической точки зре-

нии. Несмотря на слишком общий характер указаний относительно

воспитательных целей в обрисовке последних, также обнаружи-

ваются чисто практические задания, стоящие перед молодым об-

щественным классом.

Стоя, таким образом, на позициях плутократии, Демокрит

своими высказываниями предваряет деятельность многих софи-

стов,

поскольку в этих высказываниях уже обнаруживается

отчетливо реакция против того жизнепонимания антидемократи-

чески настроенных кругов, которое привело к созданию ряда гран-

диозных метафизических построений, причудливых, взаимно от-

рицающих друг друга и хрупких, как сказочные фарфоровые

дворцы.

ПРОСВЕТИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СОФИСТОВ

Социально-экономические

условия,

породившие

софистику.

Ме-

тафизические построения, при сопоставлении которых невольно

зарождалась мысль, что все возможные толкования таинственной

загадки мирового строя уже испробованы (хотя небо и земля

оставались попрежнему непостижимыми в своих основах, а про-

тиворечия непримиримыми), все меньше и меньше отвечали за-

просам усложнявшейся общественной жизни.

Каковы же были эти запросы, стоящие перед господствующей

плутократией?

Основная задача сводилась к тому, чтобы держать в повино-

вении широкие массы афинского демоса. Задача эта, конечно,

в первую очередь разрешалась при помощи невидимых цепей

экономической зависимости, которыми плутократия спутывала

демос.

Однако цепи эти не казались достаточно прочными.

Крайне осложненное внешнее положение государства после

крушения Афинской морской державы и глубокие внутренние про-

тиворечия вели к невозможности проводить устойчивую государ-

ственную политику, подобную политике Перикла, в условиях

128

которой можно было заранее и надолго наметить мероприятия,

ведущие к укреплению зависимости демоса.

В новых условиях приходилось жить от «события» до «со-

бытия».

В связи о отчетливо выраженной неприязнью широких кругов

демоса к господствующей верхушке такое отсутствие устойчиво-

сти не могло быть особенно полезным для власти.

В то же время старые государственные учреждения, народ-

ные собрания, судебные коллегии, составлявшиеся из членов

по жребию, оставались в силе и в это время.

Сама плутократия, скупая земли, опутывая бедняков ростов-

щическими процентами, широко пользуясь рабским трудом, по-

рождавшим массы безработных, невольно толкала широкие на-

родные массы к исполнению той или иной из общественных обя-

занностей, которые еще сохранились в государстве после распада

Афинской «архэ» и которые связывались с надеждой на получе-

ние нескольких оболов в день.

Вести дела в этих учреждениях и притом с расчетом внешне

показать, что полнота власти принадлежит народу — в то время,

как фактически она оставалась в руках господствующей плуто-

кратии — по старому Периклову рецепту

—

было несравненно

труднее, чем прежде.

Перед плутократией в таких условиях все отчетливее вырисо-

вывалась потребность использовать средства образования для

укрепления своей власти — для чего нужно было пополнить

старую, элементарную систему общего образования новою сту-

пенью высшего образования, соответствующей текущим запросам

жизни.

Общая характеристика деятельности софистов. В сложных

социальных условиях афинской жизни легко было- погибнуть,

но легко и добиться успеха, если только представлялась возмож-

ность овладеть тем, что было всесильно в Афинах — искусством

слова, тайной удерживать внимание многотысячной бурливой

толпы.

«Речи, — говорит Исократ, — обладают тем природным свой-

ством, что об одном и том же можно толковать различно,

и великое сделать ничтожным, и незначительному придать зна-

чение, и давние события рассмотреть с современной точки зре-

ния, и о недавно совершившихся сказать с точки зрения време-

ни старого»

ото искусство, приобретаемое до поры до времени путем

самообразования (как то мы видим на примере Перикла), ши-

роко использовали в целях укрепления своего общественного

влияния демагоги

Исократ, Панегирик, 8.

Ср. у Аристотеля: «В древние времена демагоги происходили иэ среды

полководцев (по части красноречия они не были мастерами), теперь же,

с расцветом ораторского искусства, демагогом становится

тот,

кто умеет красно

говорить» («Политика», У, 4, 4).

9 Г. Е. Жураковский 129

И жизнь властно требовала появления учителей «диалектиков»,

которые учли бы все богатые достижения греческого языка в об-

ласти выражения самых тонких и отвлеченных понятий, которые

подвели бы под доселе чисто практическую науку красноречия

прочный теоретический фундамент, которые оставили бы в сторо-

не метафизические вопросы и поставили бы в центре исследова-

ний окружающую реальную жизнь.

Ответом на эти запросы жизни и была деятельность софистов,

которая в ее целом образовала на несколько десятилетий свое-

образную «высшую школу», строимую над старыми образователь-

ными формами: школами мусическою, гимнастическою и гимна-

сием.

Приведенное выражение «высшая школа» отнюдь, однако, не

следует понимать как наличие какой-либо постоянной организа-

ции, объединявшей софистов, или даже как ярко выраженное

течение определенной философско-педагогической мысли.

В действительности не только не было организации, но миро-

воззрение отдельных софистов являлось настолько индивидуально

окрашенным, что приходится говорить о софистике как о целом,

рассматривая ее лишь как не вполне отчетливо выступающее

умственное движение эпохи, переливающееся разными оттенка-

ми,

с которым тесно сплетаются, а иногда и сливаются другие

современные течения философско-общественной мысли.

В соответствии с этим слово «софист» не имело в древности

устойчивого значения и, конечно, в различном смысле его упо-

минает Геродот, применяя его к Солону и Пифагору, Эсхил

(«Скованный Прометей»), Евршшд («Ипполит») и т. д., хотя со

стороны грамматической* происхождение слова совершенно ясно

и просто

(ооуо<;

— мудрый; ср. с этим слово «философ» от

фЛгсо — люблю и aofia — мудрость: «любитель мудрости»).

Такая неопределенность понятия «софист» особенно отчетливо

выступает

«П рота горе»

(311

,а—313,е) Платона, где рассказывается

о том, что Сократ заставляет молодого человека Гиппократа,

страстного поклонника софистов, признать, что само понятие

«софист» является чем-то совершенно неясным.

Так воспринимали софистику как целое современники.

Наше же положение усложняется при определении своего от-

ношения к последней еще и тем, что от многочисленных сочине-

ний софистов до нас дошли лишь случайные отрывки, в силу чего

нам приходится пользоваться, составляя свое представление о со-

фистах, косвенными источниками — в большинстве случаев за-

ведомо пристрастными в смысле открытой враждебности к софи-

стике.

Характеризуя деятельность софистов в целсм, Т. Гомперц

называет их «наполовину профессорами, наполовину журнали-

стами» и отмечает, что в «современном мире нет соответствующей

параллели» Ч

* Т. Гомперц, Греческие мыслители I, стр. 353.

130