Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики

Подождите немного. Документ загружается.

с уцелевшими представителями противоположной партии; это

было для него жизненно необходимым, так как содействовало

укреплению его собственных общественных позиций.

В числе жертв оказался и Сократ, что отнюдь не было случай-

ностью, как то мы увидим ниже.

ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ ЭЛЛИНСКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ

На* основе указанных сложных социальных и политических

отношений в изучаемую нами эпоху в Афинах протекал не менее

сложный процесс культурной жизни, для учета основных осо-

бенностей которого необходим прежде всего краткий исторический

экскурс.

У истоков греческой философии (Милетская школа). Та

напряженная классовая борьба, которая велась в различных

греческих центрах между аристократией и плутократией, нашла

свое отражение и в истории культурных отношений на почве

Эллады.

При этом совершенно естественно, что первые проблески дви-

жения научно-философской мысли мы находим в крупных быстро

развивающихся греческих городах малоазийского побережья,

служивших посредниками между греческим миром и культур-

ными странами Востока и в процветавших греческих колониях

на юге Италии (так называемой Великой Греции), где уже в VI в.

до н. э. не могли удовлетвориться тою примитивною картиной

мира в целом, какую давали гомеровские поэмы.

В Милете, крупном греческом городе Малоазийского побе-

режья, возникает ряд попыток примитивно-философского обосно-

вания мирового строя.

Фалес первоначало всего сущего видит в водной стихии, Анак-

симандр — в неопределенной, извечной туманной массе, Анак-

симен — в воздухе.

«...уже здесь перед нами,

—

говорит по поводу этих философов

Энгельс, — целиком первоначальный стихийный материализм, ко-

торый, естественно, считает при своем возникновении само собою

разумеющимся единство в бесконечном многообразии явлений

природы и ищет его в чем-то определенно телесном...»

Таким образом, уже в то время наивная, неподкрепленная

еще запасом знаний человеческая мысль, напряженно вглядываясь

в беспредельное, начала расшатывать основы традиционных ре-

лигиозных верований, стремясь понять законы, управляющие

вселенной.

В таком историческом приоритете материализма над идеализ-

мом нет ничего удивительного, ибо, как поясняет Энгельс: «Ма-

териалистическое мировоззрение означает просто понимание при-

роды такой, какова она есть, без всяких посторонних прибавле-

ний,

—

и поэтому-то это материалистическое мировоззрение было

* Энгельс, Диалектика природы, 1936, стр. 104.

111

первоначально у греческих философов чем-то само собой разу-

меющимся»

При всей отрывочности наших сведений

первых философах мы

все же довольно отчетливо можем представить себе их классовое

лицо — лицо представителей зарождающихся торговых и про-

мышленных интересов, чему соответствуют известия о том, что

Фалес составляет «Астрономию для мореплавателей», Анаксе-

мандр — первую географическую карту и т. д.

Антидемократическая философская традиция. Выдвижение

на видное место в данную эпоху торговых интересов в Элладе про-

текало в условиях фактического приоритета аристократии, хотя

значение ее и стало уже колебаться- выступлениями отдельных

худородных, но имущих групп населения.

Такой приоритет объясняет то, что две важнейшие философ-

ские системы VI в.— пифагорейцев и элейцев

—

носят на себе печать

возникновения в среде приверженцев аристократии Великой Гре-

ции.

Возникновение первой из этих систем неразрывно связано

с именем Пифагора. Наши сведения о его жизни и деятельности

носят неполный и случайный характер.

Пифагор жил в VI в. до н. э.

Родившись, вероятно, в среде самосской аристократии и, во

всяком случае, проведя молодость на этом острове и отчасти

в путешествиях, он сорока лет от роду приезжает в Великую Гре-

цию,

где и поселяется в городе Кротоне, основывая там свою свое-

образную организацию, Пифагорейский союз, имеющий внешний

характер религиозного братства, связанного общим культом и

жизненными предписаниями. Нет никакого сомнения, что с пер-

вых дней существования Пифагорейского союза, его силами вос-

пользовалась аристократия, найдя в этой организации верного

себе союзника.

Так, более или менее определенно известно, что уже в 510 г.

(т. е. еще при жизни Пифагора) пифагорейцы приняли участие

в борьбе аристократии Кротона против «демократии» Сибариса—

на стороне первой. Это обстоятельство ввел

Пифагорейскую орга-

Маркс и Энгельс, Собр. соч., XIV, стр. 651—652.

Подробности научно-практической деятельности философов дает Эн-

гельс в «Диалектике природы».

Вопросы, связанные с развитием древнегреческой науки были за послед-

нее время объектом специального изучения исследователей и популяризато-

ров на научной основе.

Назовем книги (переводные и оригинальные), вышедшие недавно на

русском языке:

К а г а р о в Е., Первые шаги европейской науки, ГИУ, 1923.

Васильев С, Очерки по истории естествознания, изд. Прибой,

1923.

Дильс Г., Античная техника, ОНТИ, 1934.

Л у н к е в и ч В., От Гераклита до Дарвина, Очерки по истории биоло-

гии, ГИБМЛ, 1936.

Гейберг И. Л., Естествознание и математика в классической древ-

ности, ОНТИ, 1936.

112

низацию в самую гущу политических отношений и социальной

борьбы. В первой половине V в. пифагорейцам, стоящим во главе

аристократических кружков, удалось захватить власть в ряде

городов Великой Греции, откуда, впрочем, они были вскоре

изгнаны.

В эпоху Платона они вновь приобретают влияние на обще-

ственные дела южной Италии, и именно их политическое значе-

ние привело, вероятно, Платона к мысли организовать государ-

ство под верховным руководством философов.

В дальнейшем падение значения аристократии заставляет их

отойти от политической деятельности и сосредоточиться исключи-

тельно на теоретических исканиях.

В известном смысле Пифагорейский союз некоторое время был

своего рода высшею школой Эллады, в которой изучались послед-

ние достижения науки и производились самостоятельные изыс-

кания.

В Сократовскую эпоху отдельные группы пифагорейцев,

разбросанные по различным культурным центрам, отказываются

уже от идеала универсального знания и разрабатывают отдельные

дисциплины — математику, астрономию, медицину, сохраняя

в то же время духовное единство между собой в своей ненависти

к «демократии» и ее учреждениям и в своем культе Пифагора.

Так называемое, новопифагорейство I в. до н. э. вполне созна-

тельно отказывается от всякой свободы мысли, застывая в право-

верных формах признания абсолютного значения божественного

откровения, провозвестником которого признается окруженная

ореолом святости личность Пифагора.

Тесное слияние напряженной теоретической работы и практи-

ческой деятельности является одной из характерных черт Пифа-

горейской организации. В нем отнюдь не следует искать какого-

либо внутреннего противоречия.

Дело в том, что свою задачу противодействия стремлениям

народных масс к улучшению своего экономического и политиче-

ского положения пифагорейцы всегда понимали не только в упро-

щенном смысле организации чисто физического сопротивления,

но и гораздо шире и глубже. В данном случае дело шло о создании

системы стройного, замкнутого мировоззрения и о выработке ряда

мероприятий, долженствующих содействовать его законченному,

полному усвоению тем, кто стоял или готовился стать в ряды

пифагорейцев. В этом последнем смысле пифагорейцам надлежало

разрешить уже чисто педагогическую задачу Ч

Изложение общефилософских и педагогических построений пифаго-

рейцев является делом большой трудности вследствие крайней неполноты

и недостоверности дошедших до нас источников, что отчасти объясняется обы-

чаем пифагорейцев освящать литературную продукцию членов своего ордена

мнимым авторством Пифагора, имя которого, уже вскоре после его смерти,

стало полумифическим. Ценное собрание пифагорейских фрагментов на рус-

ском языке дает проф. А. Маковельскийв своем трехтомном труде

«Досократики», Казань 1916—1919; т. I, «Пифагор», т. II «Пифагорейцы».

8 Г. Е. Жураковский

из

С этой точки зрения нам становится вполне понятным то ме-

сто,

которое заняли пифагорейцы по отношению к своим пред-

шественникам

—

милетским философам. Последние напряженно,

но тщетно искали мировую первооснову в виде той или иной

материальной стихии, и притом пребывающей в положении ста-

новления, непрерывного движения. Пифагорейцы подошли к

разрешению данной проблемы с иной точки зрения. Изучая

многообразия жизненных явлений, они сводили их к веренице

противоположностей (предел и беспредельное, чет и нечет, еди-

ное и множественное, правое и левое, мужское и женское, покоя-

щееся и движущееся, прямое и кривое, светлое и темное и т. д.),

совокупность которых образует сложный мир реального бытия *.

Если в условиях наличия этих противоположностей мир

все же представляет собой единое целое, то, по мысли пифа-

горейцев, должны существовать определенные исходные прин-

ципы, общие не только всему многообразию явлений, но и их

внутренней сущности. Такими принципами пифагорейцы при-

знали числовые показатели. Подобное признание с их точки

зрения прямым путем вело к разрешению загадки вселенной и

прежде всего к приятию мира как космоса, гармонии, выявляе-

мой вереницею священных чисел так, что даже «самое небо стоит

числом»; в условиях этих же числовых отношений не уничто-

жались, но включались в стройную систему мировой гармонии,

и указанные выше мировые противоположности. Такой порядок

мыслей, столь чуждый милетцам, естественно вел пифагорейцев

к созданию своеобразной метафизики числа, к обожествлению

последнего, а это уже закладывало основы идеалистическому миро-

воззрению.

В великой борьбе идеализма и материализма, борьбе тенденций

или линий Платона и Демокрита в философии

, которая на

протяжении более двух тысячелетий может быть прослежена

в истории философии, обнаруживая тем ее истинную партий-

ность, пифагорейцы занимают вполне определенное место, как

непосредственные предшественники Платона

Эти фрагменты прежде всего имелись в виду в данном разделе работы. При

этом главным образом пришлось использовать сохранившиеся в сборнике

Стобея (V в. н. э.) отрывки Аристоксена (греческого философа-перипатетика

IV в. до н. э., ученика пифагорейца Ксенофила, а позже Аристотеля) и осо-

бенно Ямвлиха, сирийского новоплатоника IV в. н. э., написавшего, между

прочим, «Жизнеописание Пифагора», дошедшее до нас. Пифагорейская школа

существовала около 1000 лет.

Уже одно то, что развитие педагогических учений этой школы не разби-

вается нами на соответствующие периоды, показывает всю случайность и

ненадежность наших источников.

Аристотель, Метафизика, А, 5, 986,а, 15.

.Д1енин, Материализм и эмпириокритицизм, XIII, стр. 106.

Несмотря на свое ярко выраженное идеалистическое направление пи-

фагорейцы пришли к некоторым выводам, сохраняющим свое значение в со-

временной науке. К числу этих выводов В. Й. Ленин относит намек на строе-

ние материи (гармония сфер), догадку на счет эфира и т. д. См. Философские

тетради, стр. 260—261.

114

Порядок принятого здесь изложения учения пифагорейцев

не следует воспринимать как историческую последовательность,

в которой образовалась их система.

Аристотель основы этой последовательности ищет в особом

интересе пифагорейцев к вопросам математики.

«Пифагорейцы, — говорит Аристотель, — занявшись мате-

матическими науками, впервые двинули их вперед и, воспи-

тавшись на них, сталп считать их начала началами всех

вещей.

Но в области этих наук числа занимают от природы первое ме-

сто,

а у чисел они усматривали, казалось им, много сходных черт

с тем, что существует и происходит больше, чем у огня, земли

и воды, например, такое-то свойство чисел есть справедливость,

а такое-то — душа и ум, другое — удача, и, можно сказать —

в каждом из остальных случаев точно так же. Кроме того,

они видели в числах свойства и отношения, присущие гармони-

ческим сочетаниям.

Так как, следовательно, все остальные явным образом упо-

доблялись числам по всему своему существу, а числа занимали

первое место во всей црироде, элементы чисел они предположили

элементами всех вещей и всю вселенную признали гармонией

и числом»

Для нас в настоящее время не представляется возможным

судить о правильности исходных положений Аристотеля по дан-

ному вопросу, да это и не имеет основного значения. Значение

гораздо большее имеет тот ряд практических следствий, который

сделали пифагорейцы из своих теоретических предпосылок:

ведь они стремились приобщить полноту собственной жизни

к этим теоретическим предпосылкам и выдвигали вполне опре-

деленный политический, аристократический, в дорической фор-

ме,

идеал, сводящийся к преклонению перед строгою классово-

общественною и построенною на ней моральною дисциплиной

(отражением гармонии небесной). При этом важно отметить

для понимания сущности учения пифагорейцев, что в их эти-

ческих построениях, внешне постоянно имеющих дело с коллекти-

вом, по сути острие направлено на индивидуума, поскольку

только следование основам пифагорейской морали вело к личному

спасению каждого сочлена общины и выводило его из того круга

рождений (на основе учения о метемпсихозе), на который были

обречены все непосвященные.

Таким образом, в среде этой-то Пифагорейской общины укреп-

лялась в своих антидемократических тенденциях аристократи-

ческая и отчасти плутократическая молодежь Великой Греции,

принимаемая, впрочем, в союз

тщательным отбором, что и превра-

щало пифагорейскую организацию в прочно слаженную единицу,

подлинную школу, ведущую свои педагогические традиции не-

Аристотель, Метафизика, перев. Кублицкого, М. 1935, кн. V.

Дальнейшие цитаты из «Метафизики»— по этому переводу.

8* 115

посредственно от" времен Пифагора

и оказавшую своим укла-

дом влияние на социальные и педагогические воззрения Пла-

тона.

При этом и в данном случае является делом большой трудности

хотя бы в основном выделить выдвинутое как педагогические

нормы самим Пифагором, из того, что было установлено после-

дующими поколениями пифагорейцев.

Все же, однако, вероятно, не будет ошибкой, если мы при-

знаем вслед за проф. А. Маковельским принадлежащими Пифа-

гору так называемые «акусмата»:

«Пифагор дал — говорит по этому поводу названный автор, —

целый ряд правил поведения, в которых воскрешается примитив-

ное «табу»

, а именно — совершенная необоснованность и немо-

тивированность предписания, которое принимается и испол-

няется исключительно на основании веры в авторитет лица,

высказывающего его».

Первоначально эти «акусмата» имели характер простых и

точных выражений, отчасти отражающих общепринятые обычаи,

а отчасти заключающие в себе элементарные правила житейского

обихода, например, «когда встанешь с постели, сверни постель-

ное белье и разгладь оставшиеся на нем следы твоего тела» и т. д.

Позже, однако, подобным предписаниям стали придавать

символическое значение, в большинстве случаев ярко отражаю-

щее классовые настроения тех общественных групп, среди кото-

рых они обращались. Так, например, акусмата.«не ходи по до-

роге» трактовалось как требование отказа от следования за суж-

дениями бедного, простого люда.

Подготовка будущих сочленов пифагорейского «братства»

проводилась на основе особой тщательно разработанной системы.

В центре этой системы был заложен принцип безусловного

повиновения, пронизывающий собой всю полноту отношений

в союзе. Такое повиновение требовалось прежде всего по отно-

шению к богам. «Все их постановления, — говорит Ямвлих

(137) о пифагорейцах, — относительно того, что должно делать

«...Пифагор Самосский, — читаем мы у Исократа, — прибыв в Еги-

пет и сделавшись учеником их [египтян], первый принес к эллинам и прочную

философию и ревностнее остальных позаботился о том, что касается жертво-

приношений и священных обрядов при жертвоприношениях, полагая, что

если за это ему не будет никакой пользы от богов, то, по крайней мере, у лю-

дей он этим весьма прославится. Это с ним

случилось.

Ибо настолько славой

он превзошел остальных, что молодежь хотела быть его учениками и старшие

предпочитали видеть своих детей в учении у него, нежели за занятиями свои-

ми домашними делами. И этому нельзя не верить. Ибо еще и теперь большим

почтением пользуются те, которые выдают себя за его учеников, хотя они

хранят молчание, нежели имеющие величайшую славу за свои речи». Цитата

из Исократа по проф. А.

а к о в е л ь с к о м у, Н. с. ,т. I.

Табу — неприкосновенные предметы, получающие такой характер

в результате освящения и других обрядов, были широко распространены

в Элладе. В новое время «табу» сохраняют свое значение среди народов при-

митивной культуры, главным образом Полинезии. От последних заимство-

вано и самое слово. (Г. Ж.).

116

и чего не должно, имеют целью связь с божеством, это является

принципом всех их предписаний, и весь образ жизни (их) устроен

таким образом, что преследует цель следовать богу».

Богопочитание служило пифагорейцам прежде всего исход-

ным пунктом для ряда практических выводов.

«Пифагор полагал, — читаем мы у того же Ямвлиха (137—

174),

— что наиболее содействует прочному существованию спра-

ведливости власть богов, и исходя от нее [как от принципа], он

установил государственное устройство, законы, справедливость

и правосудие... ибо человек

по

своей природе не может оставаться

невредимым, если никто не начальствует [над ним]».

Этот же принцип повиновения пифагорейцы широко распро-

страняли и на практическую педагогику: «после божества и де-

мона [должно] наиболее уважать родителей и закон и подчи-

няться им не притворно, но по убеждению. Вообще же, по их

мнению, должно полагать, что нет зла большего, чем анархия».

Суровый принцип повиновения, выдвигаемый пифагорей-

цами, в силу которого, например, новые члены, вступающие

в братство, должны были в течение довольно долгого времени хра-

нить молчание, несколько смягчается теми требованиями, кото-

рые они предлагают к исполнению родителям в их отношениях

к детям.

Родительские заботы о детях должны начаться еще до рожде-

ния детей: •

«[Пифагорейцы], — сообщает Ямвлих, — как кажется, по-

лагали, что должно уничтожать рождения противоестественные

и сопряженные с насилованием, а из рождающихся естественно

и скромно [особенно] должно заботиться о сохранении рождаю-

щихся при целомудренном и законном произведении детей. Они

полагали, что производящие себе детей должны весьма заботиться

о будущих потомках. Итак, самая первая и величайшая забота —

приготовить самого себя к произведению детей, ведя умеренный

и здоровый образ жизни, не насыщаясь не во-время и не принимая

[пищи и напитков], от которых свойства тела делаются хуже,

в особенности же совершенно избегать пьянства». Ибо они дума-

ли,

что от дурной, нестройной и беспорядочной смеси возникают

дурные семена. Вообще же они считали свойством совершенно

легкомысленного и беспечного [человека], если намеривающийся

произвести живое существо и привести кого-либо в рождение

и бытие не приложит всяческого старания, чтобы вступление

[его произведения] в бытие и жизнь было возможно более прият-

ным. Но [говорили они] любители собак со всевозможным ста-

ранием заботятся о рождении собак [принимая всяческие меры],

чтобы надлежащие щенята рождались от кого следует и когда

следует, и чтобы [производители] находились в должном состоя-

ний; точно так же поступают и любители птиц. Ясно, что и про-

чие,

кто серьезно хочет иметь благоприятную породу животных,

прилагают все свое старание, чтобы рождение их происходило

не кое-как; между тем, люди не обращают никакого внимания

117

на своих детей, порождают кое-как, делая их экспромтом, как

пришлось, любым способом, и затем кормят и воспитывают их

с совершенным нерадением. И вот это является самой главной

и самой очевидной причиной того, что большинство людей дурны

и негодны. Ибо произведение детей бывает у большинства скотским

и каким-то необдуманным» (210—213).

Ласковое и внимательное отношение родителей к детям, ко-

торое отстаивали пифагорейцы, тесно переплетается у них с уче-

нием о дружбе, долженствующей объединять всех пифагорейцев

в единое целое. Об этой «пифагорейской дружбе» говорят нам

многие источники и вокруг нее сложились драматические и яр-

кие рассказы

. Сами пифагорейцы в ней видели одну из основ-

ных особенностей своей организации и неохотно сближались

с другими, не принадлежащими к их союзу, что и нашло свое

выражение в одном из пифагорейских изречений: «Правую руку

не подавай каждому легко»

И именно этою-то дружбой и должны быть проникнуты от-

ношения родителей к детям, как и вообще старших к младшим,

управляющих к управляемым, поскольку они объединены в об-

щую пифагорейскую организацию

«Эти мужи,— говорит Ямвлих о пифагорейцах, — совето-

вали удалять из истинной дружбы состязания и соперничество.

8 [Они говорили, что устранять это], лучше всего из всякой друж-

бы,

если бы это было возможно; если же это невозможно, то, по

крайней мере, из дружбы с родителями и вообще со старшими,

и равным образом из дружбы с благодетелями. Ибо состязания

или спор с людьми, с которыми мы находимся в таких отношениях,

в случае, если [одной из сторон] овладел гнев или какая-либо

другая подобная страсть, не способствуют сохранению существу-

ющей дружбы. Они говорили, что в дружеских связях должно

Соответствующие места ив Аристоксена приводит в своей «Историю*

Диодор Сицилийский (I—II до н. э.) — X, 4,3 и Ямвлих Н.с. 239.

Противопоставление посвященных непосвященным, себя — толпе —

одна из обычных тем пифагорейского философствования, например у Ямвлиха

(200):

«Неразумно обращать внимание на всякое мнение всякого и в особен-

ности на мнение толпы, Ибо немногим свойственно прекрасно полагать и ду-

мать.

Ведь очевидно, что это свойственно [только ] знающим. А их немного.

Таким образом, очевидно, что эта способность не простирается на большин-

ство [людей]. С другой стороны, неразумно презирать всякое мнение и суж-

дение [о

себе],

ибо [человек], настроенный таким образом, неизбежно будет

неисправимым невеждой. Необходимо же, чтобы незнающий учился тому, что

он не знает, и не понимает, тот же, кто учится, [необходимо должен] обращать

внимание на мнение

суждение знающего и умеющего. Вообще же говоря, те

из юношей, которые желают своего спасения, должны обращать внимание на

мнения и суждения старших, известных своей прекрасной жизнью».

Попутно следует указать, что, отдавая в теории предпочтение мужчи-

нам перед женщинами, пифагорейцы не только фактически широко открыли

последним доступ в свое братство, но иногда возлагали на последних ответ-

ственные поручения. Подробности у А. М а к о в е л ь с к о г о, Н.с, III,

62.

Попутно следует вспомнить

пифагорейских преданиях, согласно которым

дочь Пифагора предводительствовала хорами и играла руководящую роль

в некоторых религиозных церемониях.

118

быть возможно меньше царапин и поранений, а это бывает [в том

случае],

если обе стороны умеют поступать и владеть гневом,

в особенности же младший и занимающий какое-либо из выше-

указанных положений [в отношении к другому]. Исправления

и внушения, которые они называли тга5артааг'.с, по их мнению,

должны делаться старшими в отношении к младшим в очень мяг-

ких выражениях, с осторожностью, и в [речах] увещевающих

должна в высокой степени проявляться забота и дружеское от-

ношение [к увещеваемым]. Ибо [лишь] в таком случае вну-

шение бывает прекрасным и полезным» (230—233).

Определяя задачи воспитания в детском, отроческом и юно-

шеском возрасте, пифагорейцы подчеркивали особенное значе-

ние воспитания с раннего детства, когда закладывается начало

всем дальнейшим особенностям характера и всем последующим

знаниям человека: «Они учили,—замечает Ямвлих,—что во всем

начало принадлежит к самому ценному, одинаково в науке,

опыте и рождении, и равным образом также в доме, государстве,

войске и во всех подобных соединениях. Природу же начала

во всех упомянутых [вещах] трудно усмотреть и познать. Ибо

в науках дело не поверхностного размышления — на основании

рассмотрения частей предмета вполне узнать и прекрасно вы-

яснить, каково их начало. Ибо, если начало взято неправильно,

то это весьма важно, и мы рискуем [верностью] почти целой [нау-

ки] и всего [что в ней]. И действительно, говоря прямо, если

сделана ошибка в истинности начала, то из того, что следует за

ним, ничто уже не будет правильным» (180).

Однако если такое исключительное значение имеет правиль-

ное начало в области воспитательной работы, то из этого не сле-

дует, что можно игнорировать вопросы воспитания на последую-

щих ступенях роста детей.

«В целой человеческой жизни, — передает тот же Ямвлих

соответствующие положения учения пифагорейцев, — разде-

лены... некоторые возрасты, которые не каждому возможно

связать между собой. Дело в том, что они уничтожают друг друга,

за исключением того случая, если кто-нибудь прекрасно и пра-

вильно воспитывает человека с самого рождения. Итак, следует,

чтобы значительная часть воспитания ребенка, [а именно, насаж-

дение в нем] добродетели, благоразумия и мужества, передава-

лось в юношеском возрасте; точно так же, чтобы значительная

часть попечения об юноше, а именно, воспитания его, [вселяю-

щего в него] добродетель, благоразумие и мужество, передава-

лась в зрелый возраст, так как то, что бывает у большинства

людей [в этом отношении], — нелепо и смешно. Дело в следую-

щем. Думают, что в детском возрасте должно повиноваться, быть

благоразумным и воздерживаться от всего, что кажется пошлым,

непристойным, достигшие же юношеского возраста получают

у большинства, по крайней мере, позволение делать, что угод-

но — вследствие этого, стекаются в этом возрасте оба вида за-

блуждения. А именно, юноши сильно погрешают с точки зрения

119

[надлежащего] поведения детей и мужей. Дело в том, что избе-

гать всякого рода старания и порядка, говоря по-просту, стре-

миться ко всему тому, что относится к игре, своеволию и ребя-

ческой резвости, наиболее свойственно возрасту ребенка. Итак,

из этого возраста переходит в непосредственно следующий [за

ним возраст] охарактеризованное выше душевное состояние.

Род же сильных страстей, а также честолюбивые стремления и

равным образом прочие желания и расположения, которые при-

надлежат к тяжелому и беспорядочному роду, приходят в юно-

ше€кий возраст из зрелого возраста. Вот почему этот [возраст]

нуждается в наибольшем попечении по сравнению со всеми [про-

чими] возрастами» (201—202).

У того же Ямвлиха мы читаем:

«Вообще человеческие страсти более всего характеризуются

тем, что у них нет никакой границы, но они идут в бесконечность.

Вот почему прямо с юности должно пещись о возрастающих,

чтобы они желали того, чего следует [желать], и воздерживались

от пустых и излишних желаний, оставаясь невозмутимыми и

чистыми от таких стремлений и презирая тех из своей среды,

кто стал достойным презрения вследствие привязанности к стра-

стям» (206).

В условиях такого могущества страстей пифагорейцы указы-

вали на сложные задачи, стоящие перед учащимися и уча-

щими, которые сводились к преодолению этих страстей, к то-

му, чтобы человек стал, в конце концов, господином самого

себя.

Прямой путь к победе пифагорейцы видели в соблюдении

величайшей сдержанности. «Они были молчаливы, любили слу-

шать и хвалили того, кто умеет выслушать», — говорит Ямвлих

про пифагорейцев в одном месте (163), а в другом иллюстрирует

это замечание рядом примеров: «Они заботились о состоянии духа,

[стараясь],

не быть то веселыми, то печальными, но [всегда]

одинаково находиться в спокойном и довольном состоянии. Они

удаляли от себя гнев, уныние и тревоги. У них было также сле-

дующее предписание: для разумных не должно быть неожидан-

ным ничто из того, что может случиться с человеком, но [должно]

ждать всего, что не в нашей власти. Если же когда-либо кем-

нибудь из них овладевал гнев или печаль или что-нибудь другое

в этом роде, то он уходил подальше и, оставшись наедине, сам

старался сдерживать и лечить страсть. О пифагорейцах расска-

зывают также следующее: в состоянии гнева никто из них не

наказывал слугу и не делал внушения никому из свободных, но

каждый [одержимый гневом] ждал восстановления спокойного

состояния духа» (196—197).

Эти сложные педагогические задачи, стоящие перед пифа-

горейцами, можно было, по их мнению, разрешить лишь при

условии строжайшего соблюдения порядка на всех ступенях

' жизни. «Должно, — говорили они, — прямо с детства в [над-

лежащем] порядке предлагать пищу, [а именно] учить, что поря-

120