12.
Черты
поэтического
мира
Ахматовой
нун>
тревогу..
/Я
возвращаюсь.
Лижет
мне
ладонь/Пушистый
кот... (Ч);
Я
иду
домой,/И
прохладный ветер
нежит/Лоб
горячий
мой
(П).
Месту
действия
могут
придаваться
черты застоя, запустения, утомитель-
ной
цикличности:
Здесь никогда ничего
не
случится,
—
/О,
никогда!
(В);
Годы
можно
здесь
молчать
(В);
Здесь
все то
же,
то
же,
что и
прежде,/Здесь
напрасным
кажется
мечтать... (Ч);
...Как
тому назад
три
года,/Те
же
мыши
свечи
точат,/Так
же
влево пламя
клонит/Стеариновая
свечка
(БС);
Аревний
город словно вымер (БС).
(51)
Полное избавление
от
земных забот. Смерть нередко приветствуется
ЛГ
как
освобождение
от горя,
житейских треволнений, тягостной
немоты
и др.
Пора
лететь, пора лететь/Над
полем
и
рекой./Ведь
ты уже не
можешь петь...
(БС);
Чугунная
ограда,/Сосновая
кровать./Как
сладко,
что не
надо/Мне больше
ревновать.../Арби-
лись
мы
покою/И
непорочных дней... (АД);
Пусть
дух
твой будет
тих и
покоен,/Уже
не
будет потерь... (БС);
Все
души
милых
на
высоких
звездах./Как
хорошо,
что
некого
терять/И
можно пла-
кать...
(С). Избавление
от
мучительных переживаний
может
слу-
жить
квази-компенсацией
и в
иных
случаях:
Больше
нет ни
измен,
ни
предательств...
(Т,
цикл
«Разрыв»).
Следующие мотивы
—
(52)
и
(53)
—
часто соединяют идею победы
над
судьбой
с
коннотациями
'торжественной
трепетности',
о
которых
см.
(12).
Здесь
нередко
употребляется лексика, выражающая
царственность,
парадность, триумф, славу, сооружение памятников,
годовщины и т. п.
(52) Приобщение
к
«царству славы». Разрушение
и
смерть
могут
приветствоваться
так же, как
приобщение человека
к
таинственной
космической симфонии, воссоединение души
с
Богом, вступление
ее
в
небесную рать
и т. п. Он
божьего
воинства новый
воин,/'О
нем не
грусти
теперь.../Подумай,
ты
можешь
теперь
молиться/Заступ-
нику своему (БС);
Казалось,
стены
сияли/От
пола
до
потолка
(описание смерти
—
БС);
Так вот
оно, преддверье
г^арской
славы;
«А
Смоленская...» (АД);
финал
поэмы
«У
самого моря»
(смерть
царевича, сопровождаемая несказанным
светом);
Но как
заплещет,
возликует
он,/Когда,
минуя тусклое
оконце,/Моя
душа взлетит,
чтоб встретить
солнце,/И
смертный уничтожит сон.
К
данному мотиву близок мотив претворения разрухи
и
нищеты
в
чудесный свет, по-видимому, имеющий эсхатологический смысл:
«Все расхищено...» (Отчего
же нам
стало светло?
—
АД).
(53) Претворение мгновенного
и
эфемерного
в
вечное
и
нетленное.
Эфемерность, хрупкость дорогих объектов, мимолетность
впечатле-
ний,
редкость
и
краткость счастливых мгновений жизни,
их не-
возвратимость
квази-компенсируются
переходом
в
духовное
измерение,
где все
преходящее
и
летучее запечатлевается навечно
и
285