Закомлистов А.Ф. Юридическая философия

Подождите немного. Документ загружается.

получают абстрактно-методологическое сопровождение с помощью

соответствующих категорий диалектики: сущность — явление, со-

держание — форма, действительность — возможность и т. д,

В настоящее время вырабатывается новый подход к определе-

нию статуса философии права, который включает ее в контекст

юридического знания (В. С. Нерсесянц. С. С. Алексеев ). Иными

словами, юриспруденция желает быть сама себе философией, но не

обладает для этого соответствующим методологическим инструмен-

тарием. Такой инструментарий извлекается либо из соответствую-

щего концепта, как это имеет место в модели философии права,

предложенной В. С. Нерсесянцем и основанной на так называемой

либертарной теории, либо он отыскивается в философском и теоре-

тико-правовом наследии прошлого, как это имеет место в исследо-

ваниях С. С. Алексеева.

В некоторых случаях ресурсы для философско-правового иссле-

дования черпаются из такого универсального методологического

источника, как философская герменевтика. В этой ситуации упор

делается на феномен правопонимания, процесс которого сопровож-

дается методическими приемами истолкования, интерпретации, т. е.

арсеналом средств, принадлежащих герменевтическому методу

(И. П. Малинова).

Самым приемлемым обозначением соотношения философии и

юриспруденции в современных условиях, в силу очевидного при-

сутствия в праве фундаментального антропологического норматива,

является определение — юридическая философия. Основой для это-

го служат приведенные ранее соображения и аргументы, а также все

последующее изложение, в процессе которого станет вполне понят-

ной используемая терминология.

20 марта 2003 г. г.

Пермь

ВВЕДЕНИЕ ОТ СХЕМАТИЗМА К

ИНСТИТУЦИИ

Актуальность темы исследования. Последнее десятилетие в

жизни российского общества связано с реформой общественных от-

ношений и утверждением нормативно-правового стандарта прав че-

ловека и гражданина, который в качестве универсального ценност-

ного ориентира является достоянием современных цивилизованных

государств.

Этот нормативный стандарт является обычным масштабом из-

мерения общественных отношений в правовых системах многих го-

сударств. Для России же он является радикальным поворотом в сис-

теме построения публичной власти и установлении соответствую-

щего качества отношений, свойственных гражданскому обществу. В

связи с этим отечественная юриспруденция в последние годы пере-

живает процесс перехода в состояние новой нормативной парадиг-

мы устроения дел в обществе. В области юридической теории эта

парадигма формируется через выявление сущности и природы пра-

ва, поскольку оно является ключевым понятием, которое имеет мно-

гоуровневое теоретическое выражение. Можно сослаться на множе-

ство работ, где воспроизводится это теоретическое намерение, нача-

ло которому положило принятие в 1993 г. Конституции РФ.

Произошла политическая смена законодательства и те характери-

стики права, которые были связаны с марксистской трактовкой при-

роды права, оказались теоретически несостоятельными во многих

отношениях.

В первую очередь это касается самой юридической нормы, если

понимать ее не как единичное правило, а в виде кумулятивной абст-

ракции и как генерализацию регулятивного потенциала системы

действующего законодательства и позитивного права. В этом абст-

рактно всеобщем понимании юридическую норму можно считать

первоначалом или архэ юридического знания в двух отношениях —

как единичного правила и как системы позитивного права. С другой

стороны, юридическая норма представляет собой фиксацию право-

вого качества социальной действительности, а в свернутом виде —

фундаментальное базовое начало совмещения двух динамических

составляющих этого качества: свободы и порядка.

Современная теоретическая юриспруденция в своих аналитиче-

ских построениях основывается на позитивном праве и. как правило,

не выходит за рамки формально-юридического или догматического \

ровня исследования правовой реальности. Ее усилия создать за-

вершенное и последовательное представление о праве ограничива-

ются понятиями и терминами, составляющими принадлежность дей-

ствующего законодательства, и не выходят за пределы рефлексии,

которая присуща сфере юридического знания как относительно ав-

тономной локализации социального знания. Таким качеством харак-

теризуются также и попытки, в которых усматривается намерение

преодолеть прежний узко догматический и инструментальный под-

ход к праву и дать трактовку «широкого понимания природы и сущ-

ности права», отвечающую современному положению дел в россий-

ском обществе. В некоторых случаях подобное намерение реализу-

ется в той или иной теории, которая иногда претендует на звание

философской, хотя в целом не покидает почвы юридической док-

трины и догмы позитивного права.

Кроме того, существует, правда, не столь ощутимый, интерес к

праву со стороны философии и попытка осмыслить правовую реаль-

ность философскими средствами и способами, однако между фило-

софией и юриспруденцией остается непреодолимая дистанция, обу-

словленная феноменом «закрытости» юридического знания, по сло-

вам известного французского социолога П. Бурдье «философия и

право — две дисциплины, которым удалось сохранить монополию

на свою историю вплоть до сегодняшнего дня».

Как правило, во всех таких попытках сформулировать «широкое

правопонимание» присутствует критическое отношение к институ-

циональному, «государственническому» подходу к праву, которое в

данном случае характеризуется в одностороннем частном варианте

Бурдье П Практический смысл. СПб , 2001. С 112,113.

Введени

правообладания как абстрактной возможности совершения свобод-

ного поступка индивидом и как формы выражения свободы индиви-

дуальной воли.

С точки зрения известного отечественного теоретика права

В. С. Нерсесянца, «свобода индивидов и свобода их воли — понятия

тождественные. Воля в праве — свободная воля, которая соответст-

вует всем сущностным характеристикам права и тем самым отлична

от произвольной и противостоит произволу»," Такая позиция приво-

дит к актуальной оппозиции между действующим законодательст-

вом и теорией «широкого правопонимания», которая дифференци-

рованно воспроизводится на уровне оппозиции между законом и

правом, частным и публичным, правом и государством

Актуальность настоящей работы состоит и в том, чтобы устра-

нить такое противопоставление и квалифицировать его как образец

гиперкритики к недавнему отечественному прошлому. Естественно,

такое намерение не является самоцелью исследования, поскольку

это означало бы появление еще одной критической работы, в то

время как теоретическая юриспруденция испытывает потребность в

позитивных и конструктивных по своему результату исследованиях.

Акт\альность, коль скоро под ней понимается своевремен-

ность философско-диагностического обследования в области

юриспруденции, заключается и в том, чтобы дать оценку обсуж-

даемой ситуации на базовом фоне содержательного философского

анализа юридической нормы, в контексте которого приводится фе-

номенологическое описание и характеристика ее социологических,

теоретико-правовых и формально-юридических граней, аспектов и

модификаций.

Таким образом, динамика исследования и его содержательная

сторона носят симбиотический вид, т. е. ориентированы на синтез

подходов, что также является чрезвычайно актуальным, поскольку

реализованные в настоящее время проекты воссоздания теоретиче-

ского и методологического синтеза в юриспруденции нельзя при-

знать успешными. Под видом методологического разнообразия и

различия точек зрения в установлении сущности права кроется

принципиальная незавершенность такого рода теоретических уси-

лий. Эта незавершенность есть свидетельство актуальной неисчер-

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. М., 1999, С. 59, 60.

паемости проблемы человека вообще, определения его положения в

мироздании.

В связи с этим создается некая теоретическая дистанция в сфере

правопонимания. которая в силу прагматичности правовой системы,

конечно же, может повлиять на текущее правоприменение. Однако

практическая юриспруденция занимает по отношению к теории го-

сударства и права вполне самостоятельное положение, основываю-

щееся на принципах юридической практики, поэтому названный ме-

тодологический плюрализм не является для нее разрушительным.

Вместе с тем, теоретическая юриспруденция по своему интел-

лектуальному потенциалу примыкает к сфере правовой идеологии

и политики права, которая оказывают непосредственное воздейст-

вие на деятельность законодателя. Идеология как система публич-

но транслируемых взглядов, включена в контекст правовой жизни

общества, поэтому потребность самой этой жизни заключается в

том. чтобы иметь непротиворечивое представление о правовой

системе общества и ее возможностях. Подобная непротиворечи-

вость и согласованность в понимании права в данном случае реа-

лизуется через системное изложение материала, где общее и част-

ное находятся в диалектическом взаимодействии и сфокусированы

в феномене целостности практического нормативно-правового соз-

нания и мышления.

В этой связи можно признать справедливым и согласиться с ут-

верждением В. С. Нерсесянца о том, что «в нашей юридической ли-

тературе (научной и учебной) доктринальная проблематика пози-

тивного права (как в основном и вне теории права) освещается в це-

лом с традиционных лсгистских (позитивистских) позиций. Новые,

конституционно признанные и закрепленные приоритетные части

действующего позитивного права (прирожденные и неотчуждаемые

права и свободы человека, общепризнанные принципы и нормы ме-

ждународного права), по существу остаются вне этих легистских

доктринальных представлений в позитивном праве, его источниках,

системе и т. д.»

Степень разработанности проблемы. Если говорить о разра-

ботанности самого подхода, реализуемого в данной работе, то он

ранее не включался в качестве самостоятельного в то или иное фи-

Там же. С. 387.

Введени

лософское исследование и не был удостоен того знака внимания,

которого в действительности заслуживает. То же самое можно ска-

зать о теоретико-правовых исследованиях, которые, как правило,

ограничивались формально-юридическим анализом по установле-

нию места какой-либо юридической нормы в системе законодатель-

ства либо исследованием ее структуры. В качестве исключения

можно вспомнить широко известную работу известного австрийско-

го теоретика-юриста Г. Кельзена «Чистое учение о праве», которая

из-за содержащегося в ней намерения сделать строго позитивным

юридическое знание, осталась неоцененной с точки зрения методо-

логического подхода к юридической норме как самостоятельному

предмету анализа.

Вместе с тем, рассуждение о норме поведения является «веч-

ной» проблемой познания природы человека, и традиционно вклю-

чалось в трактаты по этике, начиная с античности. Можно указать на

изначальное родство космологии и этики в античной философии, где

категории меры и нормы существования любой вещи использова-

лись в контексте осмысления мироздания как упорядоченного цело-

го — космоса. Часть этого упорядоченного целого составлял и чело-

век-микрокосм.

Категории меры и нормы присутствуют в диалогах Платона, где

рассуждение относительно их с\тцности вплетено в ткань мифоло-

гического предания. Эти понятия используется в этике Аристотеля

уже в качестве методического средства различения поступков чело-

века на пути к добродетели на основе этического принципа «золотой

середины», где по существу реализуется этическое завещание семи

греческих мудрецов: ничего слишком. Во всех этих случаях гово-

рится об особом качественном состоянии поведения человека как

существа, причастного к упорядоченному состоянию вселенной в

целом.

В философии стоиков понятие нормы поведения смыкается с

идеей универсального закона, имеющего трансцендентный источ-

ник, что само по себе следует признать естественной эволюцией в

сфере нормологии сущего, именно здесь произошло высвобождение

нормы во внешнее по отношению к человеку и всеми обозримое

публичное пространство. Эта норма через идею закона как непре-

ложного постулата, определяющего судьбу человека, находит выра-

жение в ответных по отношению к тому или иному индивидуально-

му поступку обменных операциях вознаграждения и воздаяния. Этот

нормологический аспект философии стоиков был усвоен христиан-

ством, в религиозном контексте которого полное воплощение закона

в индивидуальном поведении означало обретение святости и благо-

дати. Нормативное усвоение закона становится равнозначным мак-

симуму блага, что в религиозном смысле означает слияние с миро-

зданием в феномене бессмертия или вечной жизни.

Нормологическое воздействие частного стандарта добродетели

потеряло свою значимость с закатом античности. Господствующим

началом в определении нормы поведения человека становится идея

закона в его различных модификациях, что свидетельствует о пере-

ходе от внутреннего нормативного схематизма соразмерности в

субъективной «диетологии» поведения к социальной и публично

окрашенной «диетологии». Положение с частным нормативным

схематизмом следования добродетели как образцу и стандарту' ин-

дивидуального поведения, и социальной нормативности в условиях

средневековья, нового времени и современности известный иссле-

дователь в области этики А. Макинтайр характеризует как пребыва-

ние западноевропейского общества в состоянии Постдобродетели.

По сути он квалифицирует такое положение дел с этическим созна-

нием Европы как регресс и упадок. Однако следует сказать, что по-

ложение с античной добродетелью нельзя оценивать с позиций эти-

ческого прогрессизма. С нашей точки зрения, античную добродетель

и послед}тощую систему нравов в Западной Европе следует расце-

нивать как разнокачественные нормативные модификации этики и

права. Такой вывод следует из того, что с утверждением христиан-

ства социальный норматив западного общества стал базироваться

уже не на абстрактно представляемом антропологическом основа-

нии оптимума сил и способностей человека и противоречивом по

своей этической значимости античном индивидуализме, а на пуб-

лично обозримых нормативах единоверия и национальной принад-

лежности.

Однако здесь нужно сделать оговорку. Несмотря на такое поло-

жение дел в современном обществе добродетель как компонент или

аспект нормативного основания поведения человека никогда не ис-

чезала как из социального контекста, так из поля зрения моральной

философии, этики и логики. В противоположность негативной кон-

статации А. Макинтайра можно сказать, что изменилось место рас-

Введени