Заика В.И. Очерки по теории художественной речи

Подождите немного. Документ загружается.

ББК 83.011.7

З-17

Печатается по решению

РИС НовГУ

Рецензенты:

доктор филологических наук, профессор О. В. Лещак

Института славянской филологии Свентокшиской Академии им.

Яна Кохановского в г. Кельце (Польша)

доктор филологических наук, доцент В. Г. Дидковская

кафедры русского языка Новгородского государственного универси-

тета им. Ярослава Мудрого

Заика В. И.

-17 Очерки по теории художественной речи: Монография /

В. И. Заика; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород,

2006. – 407 с.

В очерках рассматриваются вопросы эстетической реализации (эс-

тетической функции) языка. Книга является опытом создания теории

художественной речи на функционально-прагматических методологи-

ческих основаниях. С позиций антропоцентризма, реляционизма и

прагматической телеологии рассмотрены основные понятия, состав-

ляющие инструментарий исследователя художественной речи: рефе-

ренты художественной речи, остраннение, план выражения, знак, план

содержания, образ, смысл

, художественная модель, референтное

пространство и др. Телеологическая ориентация реализованного

функционального видения литературно-художественной языковой дея-

тельности обусловлена потребностями упорядочения методологиче-

ских установок, понятийного аппарата и методических процедур лин-

гвистического анализа художественного текста в вузе. Предлагаемая

система представлений об эстетической реализации языка рассмотре-

на на материале русской художественной литературы.

Очерки адресованы

лингвистам, преподавателям русского языка,

студентам-филологам, аспирантам, учителям а также тем, кто интере-

суется проблемами художественной речи.

ББК 83.011.7

©Новгородский государственный

университет, 2006

ВВЕДЕНИЕ

В работе рассматривается ряд вопросов, связанных с изучением

эстетической реализации (эстетической функции) языка.

Наука о словесной эстетической деятельности в ее современном

состоянии необычайно разнообразна. Всесторонне изучаются ин-

дивидуальные стили: например, на основе анализа всего корпуса

текстов исследовано миросозерцание А. Платонова в виде набора

концептов, объяснены механизмы порождения платоновского ху-

дожественного мира

(М. А. Дмитровская), а также вырабатываются

подходы к созданию словаря и тезауруса платоновского языка

(М. Ю. Михеев). Изучаются идиостили в целом и отдельные эле-

менты идиостилей: многоаспектное рассмотрение формул в словес-

ности М. Цветаевой позволило представить особенности миросо-

зерцания, эстетики поэта, устройство текстов (С. Ю. Лаврова).

Исследуются различные механизмы выразительности

: приемы,

их взаимодействие, которое необходимо для воплощения художест-

венного замысла и которое обеспечивает эстетическое воздействие

(Е. В. Маркасова, А. А. Липгарт, И. В. Труфанова, С. Г. Николаев и

др.).

В обобщающих работах устанавливаются тенденции поэтиче-

ской реализации языка [Фатеева 2001]. Своего рода обобщением

является и лексикографическое описание словесной эстетики, на-

пример

, в продолжающемся объемном издании «Словаря языка

русской поэзии XX века» или в компактном тематически организо-

ванном представлении образного арсенала поэзии [Иванова 2004].

Теоретическое осмысление эстетики художественной речи ка-

сается как частных вопросов, например образности

(Н. В. Халикова), так и общих, например установления собственно

специфики художественности (эстетичности). В обзоре попыток

определения художественности, сделанном

Н. Л. Галеевой, обнару-

жена чрезвычайная сложность этой проблемы [Галеева 1999]. Пока-

зателем сложности теоретического осмысления художественности

является представление эстетического кода в иерархической систе-

ме уровней информации модели как самого верхнего «слоя» [Бо-

лотнова 2002: 139]. Высота эстетического, которое оказывается

Очерки по теории художественной речи_

наиболее удаленным от низшего, собственно языкового уровня,

коррелирует с наличием в тексте множества «тайн и загадок», раз-

гадывание которых понимается как поиск ключей к эстетическому

коду и составляет суть интерпретационной деятельности. Традиция

определения специфики поэтического с помощью уровней, идущая

от Б. И. Ярхо, Р. Ингардена, живет в самых различных модификаци-

ях (М. И. Гореликова, Д. М. Магомедова, З. Я. Тураева,

Л. Г. Бабенко, Д. М. Поцепня, Ю. В. Казарин, А. А. Липгарт и др.),

В. И. Тюпа использует уровневый подход в аналитике художест-

венной реальности при установлении границ адекватности понима-

ния художественного текста [Тюпа 2001].

Впрочем, в эстетическом аспекте осмысляется не только

худо-

жественная речь. Как специфическая сфера поэтического самовы-

ражения говорящего рассматривается современное городское про-

сторечие [Химик 2000], здесь поэзия видится, как писал

Б. А. Ларин, не только в великих произведениях, но «везде, ежечас-

но и ежеминутно, где говорят и думают люди» [Ларин 1974: 40].

Продуктивно и разнообразно рассматривается поэтическая се-

мантика в ее

текстовом состоянии: техника повествования и семан-

тический эффект нарративных приемов, гармоническое устройство

текста, смысловая структура, текстовая связность и цельность, тек-

стовые поля, пространства, доминанты, ключевые слова и пр.

(Е. В. Падучева, М. Я. Дымарский, Е. Фарино, Н. В. Кузина,

В. А. Лукин, З. Я. Тураева, Н. В. Черемисина, Л. Н.

Чурилина,

Н. А. Николина, Л. О. Чернейко, Л. В. Миллер и др.). Обзор аспек-

тов рассмотрения художественного текста дан в [Бабенко 2000].

В связи с усиливающимся вниманием к поэтической семантике

становится очевидной тенденция к выработке точных методов опи-

сания поэтического языка и элементов сложного художественного

мира (Н. В. Кузина). Активно разрабатывается интертекстуальное

состояние текстовых единиц и обусловленная итертекстуальностью

уплотненная художественно-информационная структура текста, за-

данная многомерными связями (Н. А. Фатеева, М. А. Дмитровская,

И. В. Арнольд, И. В. Толочин, К. П. Сидоренко).

Многие продуктивные решения реализованы в разработках для

учебного анализа художественного текста, обеспечивающих дисци-

плины «Лингвистика текста», «Лингвистический анализ художест-

венного

текста» и под., (Ю. М. Лотман, И. В. Арнольд, Кухаренко,

Введение _

Л. А.Новиков, М. Л. Гаспаров, Н. А. Купина, Н. М. Шанский,

К. А. Долинин, М. И. Гореликова, Д. М. Магомедова, З. Я. Тураева,

В. А. Лукин, Н. С. Болотнова, Н. А. Николина, Л. Г. Бабенко,

Л. Г. Кайда, Г. С. Сырица и др.).

Отмеченное разнообразие во многом определяется тем,

что эс-

тетическая реализация языка исследуется в различных научных па-

радигмах (своего рода торжество принципа дополнительности, ко-

торый реализуется в гуманитарной сфере). В сферу лингвистиче-

ских исследований художественной речи активно вовлекаются дан-

ные смежных наук, в которых накоплен разнообразный опыт ос-

мысления эстетического: философии, культурологи, психологии,

истории литературного языка, литературоведения. О

современной

науке в целом говорится, что она «исходит из множественности ме-

тодов, из различения и комплементарности методов объяснения и

понимания» [Козловски 1997: 49] Полипарадигмальность, характе-

ризующая современное состояние гуманитарных наук расценивает-

ся, обычно, как положительное явление, а междисциплинарность,

размывающая границы дисциплин, – как продуктивная тенденция.

Между тем оборотной стороной междисциплинарности являет-

ся отсутствие

методологической определенности научного исследо-

вания. Конечно, существенной причиной того, что формулировка не

только методологических оснований, но даже критериев исследова-

ния часто оставляет желать лучшего во многом является то, что

представления исследователя относительно характера своей дея-

тельности являются личностным знанием, одним из свойств которо-

го является «неартикулируемость» [Полани 1985: 199]. Однако

справедливым является мнение

Р. М. Фрумкиной относительно со-

временной лингвистики: «редкие авторы […] берут на себя труд

сформулировать общеметодологические основы своих исследова-

ний» [Фрумкина 1995: 510]. В значительной степени это касается

лингвостилистики, лингвопоэтики и подобных разделов языкозна-

ния, методологическая определенность в которых особенно сущест-

венна. В ситуации междисциплинарности требуется особенное вни-

мание именно к методологии.

Применение методов анализа смеж-

ных дисциплин далеко не всегда выверено относительно четкого

представленного предмета исследования. Так, установление цело-

стности текста посредством редукции и устранения связности, как

Очерки по теории художественной речи_

будет показано ниже, противоречит специфике художественности

речи.

В методологическом отношении наше исследование вопросов

эстетической языковой деятельности является функционально-

прагматическим, основывающимся на трансцендентализме

И. Канта, согласно которому человеческое знание ограничено сфе-

рой опыта, но при этом зависит от нашего сознания и последним

организуется.

У. Джеймс назвал прагматистский метод методом улаживания

метафизических

споров: «Представляет ли собою мир единое или

многое, царит ли в нем свобода или необходимость, является ли он

материальным или духовным? Все это одинаково правомерные точ-

ки зрения на мир […]. Прагматистский метод в подобных случаях

пытается истолковать каждое мнение, указывая на его практиче-

ские следствия. Какая получится для кого-нибудь

практическая

разница, если принять за истинное именно это мнение, а не дру-

гое?» [Джеймс 1997: 225]. Такое понимание продуктивно для науч-

ного исследования еще и потому, что в процессе выстраивания на-

учной картины приходится пересматривать уже имеющиеся исти-

ны: «Истина в науке – это то, что дает нам максимально возможную

сумму удовлетворений (включая

сюда и требования вкуса), но са-

мым важным и повелительным требованием остается всегда вопрос

о совместимости с предыдущими истинами и новыми фактами

[Джеймс 1997: 291].

Для нас существенной в прагматизме является концепция исти-

ны, в частности ее инструментальное понимание: «мысли […] ста-

новятся истинными ровно постольку, поскольку они помогают нам

приходить в удовлетворительное

отношение с другими частями

нашего опыта […]. Мысль, которая может, так сказать, везти нас на

себе; мысль, которая успешно ведет нас от какой-нибудь одной час-

ти опыта к любой другой, которая целесообразно связывает между

собой вещи, работает надежно, упрощает, экономизирует труд – та-

кая мысль истинна постольку, поскольку она все это делает

. Она

истинна инструментально», – пишет У. Джеймс, излагая точку

зрения прагматистов Ф. К. С. Шиллера и Дж. Дьюи

[Джеймс 1997: 230]

В дальнейшем любые выделения в цитатах по умолчанию являются авторскими.

Введение _

Важным в прагматизме для гуманитарного исследования явля-

ется телеологичность. В «философии жизни» (В. Дильтей,

Г. Риккерт) науки разделены на науки о природе, реализующие кау-

зальный подход: исследующие объект с точки зрения его причин,

и науки о духе, о культуре, реализующие телеологический подход:

исследующие объект с точки зрения его цели. Необходимость

тако-

го разграничения была очевидна для многих исследователей языко-

вой деятельности, как, например, очевидна продуктивность разгра-

ничения синхронии и диахронии, языка и речи, синтагматики и па-

радигматики: «В явлениях природы следует искать внешнюю необ-

ходимость или причинность; в явлениях культуры, напротив, следу-

ет искать внутреннюю необходимость или целенаправленность»

[Косериу 1963: 276]. И

хотя М. М. Бахтин заметил, что разграниче-

ние это обнаружило свою непродуктивность и «было опровергнуто

дальнейшим развитием гуманитарных наук» [Бахтин 1986: 369], сам

он неоднократно подчеркивал именно телеологичность гуманитар-

ного исследования

Вопрос о различии каузального и телеологического является

актуальным, поскольку в современной отечественной науке о худо-

жественной речи это разграничение не достаточно четко осознано и

применено в исследовательских практиках. Так, многие опыты

лингвистического анализа художественного текста для вузов, гото-

вящих школьных учителей словесности, не в силах преодолеть цен-

тробежных тенденций в

анализе текста: текст как объект лингвис-

тического исследования иногда растворяется не только в окружаю-

щем этот текст «мотивирующем мире»: биографии автора, истори-

ческих фактах, прототипах персонажей, но и в разного рода «семан-

тических средах»: семиосферах, концептосферах.

Необходимой составляющей теории, обеспечивающей анализ

эстетической реализации языка, является четкое представление об

По Бахтину каузальность, например, не обеспечивает диалогичности, необходимой для

понимания: «Реализм часто овеществляет человека, но это не есть приближение к нему.

Натурализм с его тенденцией к каузальному объяснению поступков и мыслей человека

(его смысловой позиции в мире) еще более овеществляет человека. «Индуктивный» под-

ход, якобы свойственный реализму, есть, в сущности, овеществляющее каузальное объяс-

нение человека. Голоса (в смысле овеществленных социальных стилей) при этом превра-

щаются просто в признаки вещей (или симптомы процессов), им уже нельзя отвечать, с

ними уже нельзя спорить, диалогические отношения к таким голосам погасают» [Бах-

тин 1986: 307]. Как видим, «смысловое» в этой работе синонимично телеологическому и

противопоставлено каузальному.

Очерки по теории художественной речи_

аспектах рассмотрения коммуникации: ономасиологическом (от со-

держания к форме) и семасиологическом (от формы к содержанию).

И. Р. Гальперин справедливо заметил: «...уподобление чтения про-

изведения диалогу между автором и читателем заставляет нас рас-

сматривать саму проблему текста с двух сторон – со стороны запро-

граммированного сообщения, в самом широком смысле слова, и

со

стороны возможных толкований информации, заложенной в этом

сообщении» [Гальперин 1981: 23-24].

В работах разных исследователей можно обнаружить предпоч-

тение той или иной установке. Например, в работах Ю. М. Лотмана

реализован преимущественно семасиологический аспект, а модель

А. К. Жолковского и Ю. К. Щеглова – ономасиологическая. (См.

[Лотман 1996: 101].) Известно, что в первую очередь подходами

различаются дисциплины «стилистика декодирования» (стилистика

восприятия) (И. В. Арнольд, Р. А. Киселева и др.) и «интерпретация

текста» (стилистика от автора) (В. А. Кухаренко, К. А. Долинин и

др.). Хотя многие подходы к анализу художественного текста под-

черкнуто семасиологичны

, мы полагаем, что ономасиологический

аспект, является более существенным и, как будет показано ниже,

продуктивным для исследования эстетической реализации языка.

Определяя наше исследование как телеологическое (поскольку

исследование эстетической реализации языка мы понимаем как

науку о духе, о смысле по преимуществу), мы не ставим под сомне-

ние продуктивность каузального подхода в исследованиях

эстети-

ческой реализации языка, но подчеркиваем необходимость осоз-

нанного отграничения его процедур от процедур телеологических в

процессе исследования художественных текстов. То же относится и

к разграничению ономасиологического и семасиологического ас-

пектов.

Телеологический подход реализован в работах представителей

ОПОЯЗа (он обозначен уже в названии программной статьи

В.Б. Шкловского «Искусство как прием

»)

и других исследователей,

Так, у М. Риффатера, семасиологические ограничения объекта были столь существенны,

что исключали даже интенцию [Риффатер 1980: 90]. Со всей определенностью в тексто-

вом анализе Р. Барта подчеркнута специфичность объекта: анализ не структуры текста, а

структурации смысла, т.е. восприятия [Барт 1980: 309]

Как заметил В. М. Жирмунский, «прием есть факт художественно-телеологический, оп-

ределяемый своим заданием: в этом задании, то есть в стилистическом единстве художест-

Введение _

стоявших у истоков лингвистики художественной речи

. В телеоло-

гических терминах свойственно формулировать языковую деятель-

ность функционалистам

. В. З. Демьянков отметил телеологичность

в числе «дифференциальных» признаков лингвистического функ-

ционализма [Демьянков 2003].

Еще одной стороной методологии, которая реализуется в дан-

ной работе, является функционализм: проблемы ставятся и решают-

ся через понятие отношения. Функциональность понимается весь-

ма широко. Однако, как справедливо заметил О. Лещак, «функцио-

нирование объекта и понимание объекта

как функции – не одно и то

же. Нельзя считать функциональным любое исследование функцио-

нирования объекта» [Лещак 2000а: 254]. Определяя понятие «функ-

ции» он отмечает, что «…функция в собственно функциональном

исследовании является не предметной областью познания (как

функционирование), и не одной из характеристик объекта исследо-

вания (его ролью в актах функционирования или в

системе). […]

Функция здесь – это центральное методологическое понятие, спо-

соб представления объекта, характер и форма его бытия. По уровню

обобщения понятие функции в функционализме сопоставимо лишь

с понятием опыта как сущностно-бытийной содержательной харак-

теристики объекта» [Лещак 2000а: 251]. Функциональность иссле-

дования определяет то, что объект представлен «не как реальный

феномен

или метафизическая сущность, не как социальная структу-

ра или психический факт, не как текст или дискурс, а именно как

функциональное отношение, взаимообусловливающая деятель-

ная и значимая многосторонняя связь» [Лещак 2000а: 247].

Наше исследование опирается на функционализм, реализован-

ный в работах В. фон Гумбольдта, А. А. Потебни, Ф. де Cоcсюра,

представителей формальной

школы: В. Б. Шкловского,

Р. Я. Якобсона; Ю. В. Тынянова, Б. М. Эйхенбаума,

венного произведения, он получает свое эстетическое оправдание» [Жирмун-

ский 1977: 35].

Именно в этом смысле Б. А. Ларин делал замечания при уточнении предмета исследова-

ния: «генезис явлений литературного языка должен быть совершенно обособлен от эстети-

ки языка» [Ларин 1974: 30].

Например, в первом тезисе Пражского лингвистического кружка отмечается, что язык

обладает «целевой направленностью», «язык есть система средств выражения, служащая

какой-то определенной цели», «самой обычной целью говорящего является выражение»

[Тезисы 1967:17].

Очерки по теории художественной речи_

М. А. Петровского; а также М. М. Бахтина, Г. О. Винокура,

Л. С. Выготского, Б. А. Ларина, В. В. Виноградова, представителей

Пражского лингвистического кружка, Р. Барта, Ж. Женетта,

Ц. Тодорова, У. Эко, А. Ричардса, современных исследователей:

Ю. М. Лотмана, Л. А. Новикова, А. В. Бондарко Н. Д. Арутюновой,

М. В.

Никитина, С. С. Аверинцева, А. К. Жолковского,

Ю. К. Щеглова, Л. Ю. Максимова, М. Л. Гаспарова, и др.

Функциональный прагматизм как методология, в которой раз-

виты идеи И. Канта, У. Джеймса и др., обоснован в работах О. В.

Лещака, к которым мы будем обращаться ниже.

Цель нашего функционально-прагматического исследования

состоит

в создании системы понятий (теории) для исследования за-

кономерностей эстетической реализации языка, позволяющей со-

средоточить внимание исследователя и затем обучающегося на соб-

ственно эстетическом аспекте художественной речи. Создавая тео-

рию, как инструмент познания объекта: мы исходим из того, что

«…все наши теории инструментальны, все они – умственные спо-

собы приспособления к

действительности […]» [Джеймс 1997: 282].

Исходя из положения, что эстетическому «не может быть адекват-

ным никакое понятие», и никакой язык не в состоянии «полностью

достигнуть его и сделать его понятным» [Кант 2001: 243, 244], мы

считаем, что задачей исследования должен быть не столько поиск

путей повышения адекватности описания эстетических эффектов,

сколько поиск путей создания условий

возникновения эстетических

эффектов.

Одним из самых общих понятий в лингвистическом исследова-

нии является понятие функции языка. Наличие новейших работ, в

которых классифицируются функции языка, например [Иваницкий

2004], свидетельствует о неизменной актуальности проблемы. При

представлении моделей функций языка, неизбежны описания пред-

шествующих опытов классификации. Наиболее обстоятельный обзор

сделан В. З. Демьянковым на

материале зарубежных концепций ХХ

в. [Демьянков 2003].

Наш обзор монофункциональных, бифункциональных и поли-

функциональных моделей функций языка (речи) А. Мартине,

К. Бюлера, Р. Якобсона, А. А. Леонтьева, В. А. Аврорина,

Е. В. Сидорова, Н. А. Слюсаревой, Д. Г. Богушевича и др. был

представлен в [Заика 1996], там же изложено наше видение функ-

Введение _

ций языковой деятельности, которое состоит в следующем. Язык

монофункционален, его функция экспрессивная; языковая способ-

ность говорящего служит ему для того, чтобы он осуществлял экс-

прессию, выражение, вербализацию мысли; всякое применение

языковой способности – это экспрессия. Экспрессия понимается

нами в соответствии с одноименной «способностью языка» в кон-

цепции Е. В. Сидорова [Сидоров 1991].

Экспрессия – это осуществ-

ление перевода внутренних психических довербальных сущностей

(как рассудочного, так и эмоционального порядка) в состояние ин-

формации. Несколько перефразируя высказывание

Ю. М. Скребнева, можно утверждать, что функция языка - речь

[Скребнев1985:17]. Обычно экспрессия овеществляется фонацией

(звуковая речь) или начертанием (письменная речь), однако экс-

прессия, предназначенная не для сообщения,

а для «внутреннего

пользования», может завершаться на той стадии порождения речи,

которая называется внутренней речью (см. [Человеческий фак-

тор 1991: 30–31]).

Речь полифункциональна; функции речи понимаются нами «как

отношение речевого поведения к реализации намерений субъекта

или роль речевого поведения (речевого действия) в реализации дея-

тельности субъекта, с учетом того факта, что речевая деятельность

как правило, включена в качестве составляющей в другие виды ду-

ховно-практической деятельности» [Заика 1996: 116]. Разнообразие

функций речи (реализаций языка) определяется разнообразием ус-

ловий и целей деятельности субъекта.

Все реализации языка можно разделить на коммуникативные и

некоммуникативные. Коммуникативной считаем такую объектива-

цию речи, которая предполагает обмен информацией с целью не-

медленной

или отсроченной координации деятельности людей (ко-

ординацию понимаем в трактовке Е. В. Сидорова, а также

А. А. Леонтьева). Координация поведения осуществляется посред-

ством воплощения замысла в определенной последовательности

знаков. Эта последовательность, будучи текстом, обеспечивает со-

порождение собеседником смысла. Сопорожденный смысл является

условием такого поведения, которое предполагает говорящий.

Именно коммуникативная реализация языка

во всех ее разно-

видностях (разговорная, научная, официально-деловая, публици-