Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке

Подождите немного. Документ загружается.

Флоренция или Генуя, в которых античные традиции были отно-

сительно незначительными. Эта диалектическая прерывистость

городского развития действительно казалась бы парадоксальной,

если бы не то обстоятельство, что мы сталкиваемся с ней еще раз,

на закате истории Средневековья, когда можно наблюдать, что

капитализм осуществляет успешный рывок именно там, где тра-

диции цехового строя и средневековой экономики не получили

классического выражения. Не Фландрия, а Голландия оказывается

средоточием раннекапиталистического развития, не предкапита-

листические центры Италии ХГѴ в., а английские города, не

игравшие прежде столь заметной роли в европейской экономике

и политике. Мы имеем дело, следовательно, не с парадоксом

формулировки, а с диалектикой действительности: средневековый

урбанизм не просто разнообразится в пространстве, но видоизме-

няется с течением времени, так что одни районы и типы городов

то переживают подъем — в соответствии с создавшейся общей

ситуацией, — то, напротив, отстают от других и становятся живым,

но медленно отмирающим анахронизмом.

Европейская «городская ткань» на протяжении Средневековья

претерпевает серьезные трансформации. Современные исследова-

ния показывают, что примерно с середины XIV—XV в. постепенно

изменяется ее иерархическая структура в результате формирова-

ния, с одной стороны, нового «высшего эшелона» — региональных

столиц, резиденций суверенов и центров административного

управления рождающейся новой национальной и территориаль-

ной государственности, а с другой — массы поселений, городских

по своим функциям, но зачастую лишенных какого-либо, «со-

ответствующего», правового статуса, — так называемых «непол-

ноценных» городов. Меняется и пространственно-территориаль-

ное «расположение» городской сети под воздействием разных

факторов и процессов хозяйственного, социального, политическо-

го характера. Это — и подъем горнодобывающей и горнорудной

промышленности, способствовавший возникновению городов в

областях, до этого почти не знавших урбанизации (Гарц, чешское

Рудогорье, саксонские Эрцгебирге, Норвегия), и развитие нового

сукноделия, производства бумазеи и полотна (стимулировавших,

в частности, образование городов в Бретани, Нормандии, Юго-За-

падной Германии), и формирование новых силовых линий и

Центров в европейской хозяйственной и политической жизни под

влиянием великих географических открытий и возвышения евро-

пейского Северо-Запада в противовес Средиземноморью, и скла-

дывание общеевропейской торговли зерном, мясным скотом, ви-

нами и т.п.

Параллельно происходило оформление прежде разрозненны^

провинциальных городских систем в единую взаимосвязанную

систему исторической области, страны. Важную роль в этом про-,

цессе играли так называемые «малые города» — особенно в Цент-

ральной и Восточной Европе, на Балканах, где они выступают как

специфическая форма урбанизации позднего Средневековья ц

раннего Нового времени*.

Таким образом, изучение ритма, темпов, факторов и фор^

урбанизации в их конкретно-историческом развитии и разработка

на этой основе ее региональной типологии является одной из]

насущных задач современной медиевистики. Нельзя сказать, чтобы]

попыток решения этой задачи не было. Так, широкое признание!

в современной историографии, в частности центрально-европей-

ских стран, получили периодизация и типология европейской

средневековой урбанизации, разработанные немецкими медиевис-

тами К. Хаазе и X. Штообом. :

К. Хаазе, исходя из классического, идеального типа средневе-

кового города, обладающего правом, автономией, отграниченного

от сельского мира, выделяет в истории европейской урбанизации

три этапа с весьма подвижными внутренними границами. Первый

этап — «раннесредневековая эпоха» — охватывает период от им-

перии Каролингов до XIII в. Это время господства, по выражению

Хаазе, «скованного города». О городе в правовом, топографичес-

ком, терминологическом смысле нет и речи: он пребывает еще в

стадии рождения и становления под влиянием «хозяйственных

импульсов, фискальных, экономических интересов феодальных

господ». Вторая эпоха — это время города в правовом смысле,

когда происходит его оформление как «юридического лица» —

«дееспособной корпорации». Иногда этот период называют, «уп-

рощая историю», считает Хаазе, «коммунальной эпохой». Движе-

ние в этом направлении начинается в области бассейна рек Мааса

и Шельды, постепенно смещаясь на восток, оно достигает немец-

ких земель где-то около 1100 г. Германия вносит в этот процесс

известное своеобразие, связанное с оформлением в позднее Сред-

невековье сильной территориальной власти и государственности.

В свяви с этим в немецких землях было весьма ощутимо сковы-

вающее сеньориальное влияние на городское развитие и более

тесная включенность города (через посредство системы налогооб-

ложения и управления) в структуру территориальной государст-

венности и хозяйственной жизни. «Вольные», «имперские» и «ган-

зейские» города испытывали политическое и экономическое дав-

• См. Очерк III. С. 190-221.

ение со стороны княжеской и территориальной власти, «являя

с06ой изолированные острова независимости». Создаваемые в

аннее Новое время новые города были ориентированы, считает

К Хаазе, исключительно на потребности княжеских дворов и

территориальных правителей. Третьему периоду, который, по

мысли Хаазе, начинается с Французской революции, предшест-

вовало столетие «переходного периода», когда постепенно города

из самоуправляющейся общины превращались в город как инсти-

тут административной системы

X. Штооб, исходя из среднестатистических данных о росте

городов в Центральной Европе, выделяет пять периодов, принимая

во внимание преобладание городских поселений с определенным

набором признаков. Период до 1150 г. — время так называемых

«материнских городов» и формирования самого типа «средневеко-

вый город»; 1150—1250 гг. — период «больших основанных» горо-

дов «старого типа» и тиражирования на широком пространстве, в

том числе и Восточной Европы, вызревшего «в лоне материнских

городов» городского права; 1250—1300 гг. отмечены распростране-

нием «малых городов»; 1300—1450 гг. — время так называемых

«неполноправных» городов; в период с 1450 по 1800 гг. число вновь

возникших городов в целом невелико, но распространяются новые

их типы — горные города («выраставшие словно из-под земли»),

княжеские резиденции (спланированные «с точным геометричес-

ким расчетом») и города-«убежища» — эмигрантские города. В

1800 г. европейская урбанизация вступает, как считает Штооб, в

новую фазу подъема

Типологии европейской урбанизации,

разработанные К. Хаазе и X. Штообом, базируются на обобщении

массового материала конкретных исследований городов, в том

числе картографических и топографических, преимущественно

Центральной и Восточной Европы. И все же это скорее формаль-

ный инструмент (бесспорно полезный и необходимый), облегчаю-

щий исследователю ориентацию во временной перспективе и

многообразии форм, чем работающая модель, учитывающая дина-

мику развития городского феномена во всей сложности его соци-

альных, хозяйственных, социокультурных и политических взаи-

мосвязей, так же как и функционально-иерархические смещения,

пространственные и морфологические изменения собственно

Урбанизационной (городской) системы. В этих типологиях нет

главного — собственно урбанизации, как динамической целостно-

сти, как конкретно-исторического системного процесса, а имен-

но такой подход к проблеме представляется наиболее продуктив-

ным.

Одним из первых опытов типологии именно урбанизационно-j

го процесса, а не отдельных городских форм, является многотом-і

ная «История городской Франции». Об этом труде следует сказать

подробнее. Созданный под руководством Ж. Дюби и при непо-

средственном участии ведущих историков «Школы Анналов», в

том числе и Ж. Jle Гоффа, этот труд представляет собой первый

опыт написания истории европейского города и урбанизации с

позиций социокультурного синтеза. Первые три тома его посвя-

щены непосредственно Средневековью и раннему Новому вре-

мени

Охватывающий хронологически огромный период — от Анти-

чности до XX столетия, а пространственно — практически всю

Западную Европу (территории и области, в отдельные историчес-

кие периоды имевшие так или иначе отношение к французской

государственности), этот труд синтезирует материалы конкретно-

исторических исследований города в этом ареале за последние

полвека. В нем аккумулировано все то новое, что привнесло в

изучение города развитие археологии Средневековья, приложение

лингвистических, социально-географических, историко-демогра-

фических методов к области городской истории. В него вошли

также и новые материалы по аграрной истории западноевропей-

ского Средневековья, отражающие многовековую эволюцию хо-

зяйственного и социального пейзажа «деревенской Франции».

Это — тот контекст, в котором развертывается рассмотрение ис-

тории «городской Франции» и который она, в свою очередь,

призвана дополнить, расширить и уточнить, акцентировав прежде

малоучитываемые взаимосвязи, но важные для понимания средне-

вековой системы в ее целостности.

Французские медиевисты подчеркивают своеобразие природы

средневекового города как исторического феномена и его положе-

ния в феодальном мире, следуя в этом во многом за М. Блоком.

Среди специфических черт социального климата западноевропей-

ского Средневековья, писал Блок, нет ничего более своеобразного,

чем городская коммуна. В гораздо большей степени торговый и

ремесленный, чем город Античности, он также более четко был

отделе« от сельской округи, в которой без всякого сомнения

нуждался. Он неоднократно предпринимал шаги для эксплуатации

ее и господства над ней, но не так, как «открытые для земельной

аристократии близлежащей округи политические и религиозные

центры классических цивилизаций». Располагавшиеся в безбреж-

ном пространстве сельского мира, испытывавшие сеньориальное

давление и гнет, средневековые «буржуа»—горожане составляли

(благодаря своей, пусть и относительной, завоеванной свободе,

образу жизни, интересам, ментальности своих жителей) подлинно

«инородное тело»

Суть проблемы, полагает, однако, Jle Гофф, развивая мысль

Блока, заключается в уяснении характера и степени этой «инород-

ности». «Те новые формы активности (экономической по сущест-

ву, как считает Ж. Ле Гофф, расходясь в этом с Ж. Дюби. — Авт.),

которые породили городской процесс и которые остаются глав-

нейшими в жизни города, — превращают ли они города в деструк-

тивные организмы социокультурной системы, базирующейся на

эксплуатации земли (и тем самым в феномены обособленные и

исключительные) или же они являются элементами, которые мо-

дифицируют систему, не трансформируя ее, однако, коренным

образом — вот в чем вопрос?» Город, полагает Ле Гофф, «нашел

свое место» в феодальной системе. Он сформирован вместе с нею,

но не как «союзник» (sisteme allie. — Ив Барель), а как его

составная, неотъемлемая часть (partie integrante), образовав «фео-

дально-(сеньориально) бюргерскую систему» (le systeme feodo-

bourgeois). Эта система существовала так же долго, как и сень-

ориальный способ производства, не препятствуя экономическому

функционированию рынка и не слишком сдерживая «буржуазные»

(бюргерские) амбиции. Но справедливо и то, пишет Ле Гофф, что

средневековый город, в силу своей экономической логики, осно-

вывающейся в большей мере на деньгах, чем на земле, а также

благодаря своей системе ценностей, противопоставивший аристо-

кратическому идеалу вертикальной иерархии иерархию горизон-

тальную, наконец, благодаря своим представлениям о времени и

о труде мог подтачивать феодальную систему изнутри, трансфор-

мируя ее тем самым в систему капиталистическую; он, конечно,

предвосхищал и революцию индустриальную».

Таким образом, Ж. Ле Гофф не считает, подобно О. Бруннеру

или И. Барелю, что имела место некая обособленная «городская

средневековая система». Он предпочитает говорить о «симбиозе и

противодействии» города и «феодалитэ», — о городском феномене

как интегративной части феодальной системы, как феномене

своеобразном и важном, «вписывавшимся в ее пространство и

функционирование» и обладавшим повсеместно «общими черта-

ми»; имела место, по выражению Ле Гоффа, некая «городская

сеть/система» ((«reseau uibain»). Оригинальность этого феномена

(как и противостояние его системе), по мнению Ле Гоффа, нигде

не обнаруживается столь выразительно как в области культуры.

Изучение специфики городской средневековой культуры, роли

христианства в его сложении, так же как и роли самой городской

культуры в создании и оформлении городского пространства со-

ставляет сегодня один из новых доменов урбанистической медие-

вистики, мощный импульс развитию которого был дан прежде

всего работами самого Jle Гоффа

Его концепция относительно

природы средневекового города и его места в системе феодализма

является, на мой взгляд, несомненно наиболее продуктивной в

современной науке именно в силу ее ориентации на

исторический синтез как глобальную, «тотальную» историю.

«История городской Франции» является также и первой попыт-

кой конкретно-исторического моделирования урбанизационных

процессов на основе социокультурного синтеза, «ибо не существу-

ет», как говорится во введении, «еще городской истории Англии

или Германии» (Ж. Дюби), как, впрочем, добавим от себя, и

России. Генеральная идея этого научного предприятия француз-

ских медиевистов как раз заключалась в том, чтобы, развернув

исследование в длительной временной перспективе на динамич-

ном огромном пространстве исторической территории Франции,

выявить «ритмы, преемственности, разрывы» в городской ее исто-

рии. Главное, как пишет Дюби во введении к изданию в целом,

заключается в том, чтобы понять, что представлял собой городской

феномен и каково было его место в «совокупном развитии обшир-

ной экономической и социальной системы — социокультурной

формации, комплексной самой себе»

ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ

Что же представлял собой город высокого, классического

Средневековья (XI—XIV вв.)?

Исследования 60—90-х годов позволяют дать следующую его

характеристику. Город был поселением, обособленным от окру-

жающей территории в экономическом, правовом и топографичес-

ко-бытовом плане, обладавшим при этом устойчиво-стабильным

населением, в отличие от раннесредневекового рыночного места,

колонии «бродячих» купцов и иных эмбриональных форм.

Под топографическим обособлением следует разуметь физичес-

кое отддаение города от деревни с помощью стен, на расстоянии

мили от которых прекращала свое действие юрисдикция городских

магистратов. Еще существеннее, чем топографическое обособле-

ние города, было его хозяйственное, экономическое обособление.

В трактовке вопроса надо быть, однако, чрезвычайно осторожным.

Во-первых, средневековый город отнюдь не порывал с сельским

хозяйством. Горожане имели огороды и полевые угодья, пасли свой

скот в общинном лесу, который, кроме того, доставлял им стро-

ительный материал и топливо, женщины пряли лен, шерсть и т.д.

0 это относится не только к захолустным городам, почти не

отличавшимся от деревушек, но и к значительным центрам (таким

как, например, Любек или Дубровник) — ситуация, фиксируемая

исследователями в Европе повсеместно.

Во-вторых, хозяйственная деятельность средневекового города

XI—XIV вв., даже в тех сферах, которые выходили за рамки аг-

рарного производства, определялась средневековыми экономичес-

кими принципами, присущими мелкотоварной стихии. Основной

задачей считалось не производство прибавочного продукта и за-

воевание новых рынков сбыта, а простое воспроизводство и под-

держание уровня жизни, соответствующего социальному статусу.

Хорошо известно, что ремесло и торговля в большей части средне-

вековых городов были организованы по корпоративному принци-

пу: цехи стремились сохранить мелкий характер ремесленного

предприятия и поддерживать равенство между членами организа-

ции. При всем различии между отдельными городами и отраслями

производства почти все цеховые статуты ограничивали размеры

мастерской, число подмастерьев, количество станков, продолжи-

тельность рабочего дня, регламентировали количество приобрета-

емого сырья, объем выпускаемой продукции, ее качество и цену.

Таким образом, город вписывался в общую экономическую

систему Средневековья, был ее необходимым составным элемен-

том, но вместе с тем — колыбелью, в которой вызревали и росли

новые хозяйственные силы. Прежде всего, город выступал как

средоточие специализированного производства: если крестьянин

был не только земледельцем, скотоводом и виноградарем, но также

столяром, ткачом, кожевником, изготовлявшим почти всю свою

несложную утварь собственными руками, то ремесленник, даже

если он отдавал известную часть своего времени выпасу скота или

рыбной ловле, или домашним поделкам, являлся прежде всего

профессионалом: кузнецом, ткачом, бочаром. Даже такие «кресть-

янские» работы, как выпечка хлеба или приготовление пива,

становятся в городе обособившейся профессией. Город противо-

стоит деревне экономически не только и даже не столько тем, что

он производит иную продукцию, но тем, что он производит ее

иначе — руками специализированных мастеров. Город заботится в

первую очередь об удовлетворении своих внутренних потребнос-

тей, но он удовлетворяет их при помощи сравнительно узких

профессионалов. И чем дальше, тем ремесленная специализация

становится более разветвленной, более дробной. Именно в этом

смысле городской труд Средневековья является подготовительной

школой для капиталистического способа производства.

Другое коренное отличие городского хозяйства от деревенской

заключалось в том, что городская экономика в несравнимо боль

шей степени ориентировалась на денежный обмен. В деревне

денежные отношения возникали в форме уплаты ренты феодалу,;

оплаты феодалом помочей и некоторых других видов работ, прц

поездке крестьянина на городской рынок или при обращении к

ростовщику. Межкрестьянские отношения (да и значительная

часть отношений с сеньором) оставались в значительной мере за;

пределами денежного обмена и выражались в разного рода отра-

ботках, «услугах», натуральных займах и т.п.

Иное дело — в городе. Город с самого своего возникновения

был тесно связан с рынком, и хотя горожане нередко все знали

друг друга, их хозяйственные отношения никак не сводились к

натуральным услугам. Горожанин покупал на рынке одежду и

утварь (во всяком случае, ее существенную часть), галантерейные

изделия, даже хлеб и рыбу — то, что крестьянин в нормальных

условиях производил в собственном хозяйстве. Но этого мало: в

городе ремесленник и торговец, как правило, нанимал подмастерье

и платил ему заработную плату, тогда как в деревне наем батрака

в крестьянском хозяйстве XI—XII вв. оставался редким явлением,

да и сеньория использовала наемный труд в ограниченном мас-

штабе. Разумеется, в положении ранних подмастерьев XII—XIII вв.

сильны были черты «семейной» эксплуатации: статус подмастерья

был временным, он питался и жил в доме мастера. И все-таки

главное, что определяло общественное положение подмастерья и

его отношения с хозяином, состояло в заработной плате. Именно

«наемная» сторона статуса подмастерья, его бытие в качестве

наемного работника имели за собой будущее. В XIV—XV вв. в

западноевропейских городах создается особый слой постоянных,

«вечных» подмастерьев: цеховые уставы тех лет знают подмасте-

рьев, женатых и живущих отдельным домом, что противоречило

принципам цеховых порядков, но сделалось к этому времени

необходимостью. Одновременно с этим мастера берут на себя

детальный надзор за поведением подмастерьев. Обособление под-

мастерьев как социальной категории привело к образованию осо-

бых организаций — братств подмастерьев, факгачески противостоя-

щих цехам, в которых наемные работники были административно

бесправными или в лучшем случае неполноправными.

Денежные отношения, профессиональная специализация и на-

емный труд, определявшие городскую экономику (при всем сохра-

нении в ней цеховых ограничений), вели к изменению коренных

социально-психологических представлений: о времени и про-

странстве, о богатстве и бедности, о труде.

Город был обособлен от феодальной деревни еще в одном

плане — юридически-социально-административном. В результате

коммунального движения XI—XII вв. многие города сумели вы-

свободиться из-под власти светских и церковных сеньоров и как

бы стать вне феодального права, получив привилегию руководст-

воваться городским правом на территории города и прилегающей

к нему узкой полосе. Городское право не только обособляло

коммуну, изымало ее из-под сеньориальной юрисдикции, но и —

шире — противопоставляло феодальной системе. Хорошо извест-

ный принцип «Городской воздух делает свободным» позволял

феодально зависимому крестьянину, прожившему год и день внут-

ри городских стен, расстаться с его зависимостью и приобрести

свободу. Многие города изгнали проживавших в них феодалов или

ограничили их права, создав таким образом новую, городскую

привилегированность. Города, наконец, установили свои формы

административной организации: это были территориальные брат-

ства; торгово-ремесленные корпорации (цехи и гильдии), объеди-

нявшие полноправных мастеров — собственников мастерских и

лавок; братства подмастерьев и, разумеется, прежде всего — орга-

ны коммунального самоуправления, городские советы.

Однако социально-административные особенности города еще

более амбивалентны, чем экономические, и в этой сфере город и

принадлежит, и вместе с тем не принадлежит феодальному миру.

Прежде всего, класс феодалов был отнюдь не вовсе исключен из

социальной среды средневекового города. Сюда входили некото-

рые светские сеньоры (особенно в Северной Италии и Южной

Франции), поселявшиеся в городах. Сюда входила также та часть

духовенства, которая сумела удержать какие-то позиции в городе;

с начала XIII в. новые монашеские ордена — доминиканцы и

францисканцы (минориты) — сосредоточили свою деятельность в

городских предместьях, осуществляя идеологическое воздействие

на город, этот центр богатства и средоточие ересей. Но главной

частью этого слоя был патрициат — земельные собственники,

эксплуатировавшие зависимых крестьян и в своем быту и поведе-

нии имитировавшие рыцарство. Они создавали обширные линья-

жи и поддерживали родовую солидарность, заводили гербы, но-

сили шпоры, стремились породниться с феодальной знатью и

пройти посвящение в рыцари. Именно патрициат держал в руках,

особенно в первое время после завоевания коммунальных приви-

легий, городские советы и осуществлял власть над городом и его

ближайшей округой*. Город противостоял деревне своей социаль-

* См. об этом Очерк IV. С. 281—284.

ной структурой не в меньшей степени, чем хозяйственной актив-

ностью.

Прежде всего, городской патрициат, хотя и тяготел к анобли*

рованию, принципиально отличался от подлинных баронов ц

шатлэнов. Дело не столько в том, что патрициат оставался частич-

но открытой социальной группировкой, куда доступ был относи-

тельно свободен для разбогатевших бюргеров. Важнее то, что

эксплуатация земли не составляла основной функции городских,

нобилей; их земельные владения были сравнительно невелики щ

имели прежде всего престижное назначение, тогда как богатство^

патрициата XIII—XIV вв. складывалось в иной — торгово-ростов-'

щической — сфере, в эксплуатации городских доходных статей)

(откуп пошлин), в аренде городских имуществ. Деятельность яо4

билей исходила из монополии на городские привилегии и имуще-

ства, но она предполагала известную энергию и предприимчивость

в области, как правило, чуждой «настоящим» рыцарям. Не случай-!

но в XIII в. можно наблюдать интенсификацию сельского хозяй-

ства в непосредственной близости от таких патрицианских цент-

ров, как Кёльн и Гент.

Но гораздо существеннее, видимо, было возникновение ре-

месленных городов с большим производственным размахом: во

Фландрии, в Северной и Средней Италии в XIII—XIV вв. Здесь

ремесленное производство (в первую очередь, сукноделие), рас-

считанное на экспорт, давало настолько высокий доход, что зна-

чительная часть городского патрициата предпочла организацию

ремесла ростовщичеству и откупу городских монополий.

В таких ремесленных центрах создается, помимо влиятельного

слоя цеховых мастеров, совершенно новая для Средневековья

общественная группировка — постоянный рабочий, не имеющий

собственности и живущий продажей своего труда. Ремесленные

города ХГѴ в. были охвачены сложными и острыми противоречия-

ми: с одной стороны, это движения цеховых мастеров против

патрициата, с другой — выступления «тощего народа», требующего

уравнения в правах с полноправными членами цехов.

* * *

Прослеживая смену парадигм медиевистической урбанистики,

мы акцентировали внимание преимущественно на общих пробле-

мах — происхождении европейского средневекового города, трак-

товке его сущности и места в общественной системе феодализма,