Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке

Подождите немного. Документ загружается.

Европе». Складывание городского рынка и городского менового

хозяйства происходило в неразрывной связи с процессами, проте-

кавшими в аграрной сфере — с демографическим ростом деревни,

стимулировавшим внутреннюю колонизацию и расширение пло-

щадей пахотных земель, с постепенным подъемом доходности

сельскохозяйственного производства, ослаблением древней (полу-

рабской и рабской) зависимости и повышением мобильности

сельского населения; втягиванием крестьянства в рыночные отно-

шения, включением в торговлю министериалов и т.д. Рост населе-

ния ставил сельскую местность перед необходимостью оттока

избыточных рабочих рук в города. С другой стороны, население

виков и рыночных мест становилось потребителем сельскохозяй-

ственной продукции, а в самих городах развивалось производство

предметов повседневного спроса.

Подчеркивая эти взаимосвязи, французские медиевисты

(Ж. Дюби, П. Тубер, Р. Фосье), в отличие от своих немецких коллег

(в частности, Э. Эннен), акценты, однако, расставляли иначе.

Мощный размах урбанизации Х/ХІ—XII столетий в Западной

Европе, по их мнению, имел в основе прежде всего социально-по-

литические изменения, которые сопровождали распад раннесре-

дневековых монархий и которые нашли отражение в форми-

ровании новой сеньориальной знати — рыцарства, шатленов.

Процесс, по радикализму связанных с ним общественных пере-

мен, как утверждает, в частности, Ж. Дюби, сопоставимый с

революционным. Опираясь на вновь построенные замки и бурги,

новый «социальный класс» узурпировал у королевской власти

военно-политические и судебно-административные права.

Городской образ жизни, «на первых порах трудно ощутимый»,

по выражению П. Тубера, выкристаллизовывается в ходе этого

мощного процесса «инкастелламенто» (от лат. Castrum, castellum —

крепость) — распространения укрепленных замков. Город воспри-

нимается округой и различается от других поселений, полагает

Ж. Дюби, прежде всего как место средоточения, как ядро суверен-

ной власти. Она возвышает его и обосновывается в нем. Отсю-

да — акцентировка политико-административного значения сре-

дневекового города в противовес его экономической роли, которая

на раннем этапе его истории, как считают названные ученые,

выражена существенно слабее.

Являясь средоточием различного рода власти — религиозной,

политической, военной — город осуществлял (будучи сам еще

небольшим и полуаграрным) господство над жителями соседних

сельских округов, благодаря чему значительная часть плодов их

труда направлялась к городским центрам. Так город рос долгое

время «как охраняющий паразит» (Ж. Дюби): поглощение mi

людской силы и материальных средств для поддержания собствен*

ной экспансии казалось «платой за услуги», которые он оказывав

деревне и которые складывались из функций управления и защиты

Однако пришло время, когда городские центры и новые районц

где они были заложены, сделались достаточно сильными, чтобь

сконцентрировать в своих руках все результаты прогресса и стат<

истинными хозяевами, превратив деревни в «спутников и под^

чиненных». Завершение этого процесса в Северной Франции

Ж. Дюби датирует концом XII — началом XIII в.,'на полтора века|

раньше он завершился в Северной Италии и приблизительно на

век позднее — в Германии.

Таким образом, рассмотрение проблемы происхождения сре-

дневекового города в длительной временной перспективе и в

контексте социополитических и социокультурных процессов в

Европе рубежа раннего и «высокого» (классического) Средневеко-

вья позволило, и это особенно важно подчеркнуть, поставить

вопрос о диалектике взаимодействия экономического и социаль-

но-политического факторов в становлении и развитии средневе-

ковой урбанистики. Системный подход к проблеме городского

феномена в средневековом обществе, выдвинутый француз-

скими медиевистами, нашел последователей среди историков-

урбанистов, в частности, в центрально- и восточноевропейских

странах.

ГОРОДСКИЕ ФУНКЦИИ

До тех пор, пока представления о городе Средневековья

строились по образцу города Нового времени, на первом плане

перед исследователями оказывался вопрос о происхождении го-

родских учреждений: рассматривались ли они как заимствованные

из римской действительности или возникшие на германской —

вотчинной, общинной либо купеческо-рыночной основе. В основе

научных дискуссий XIX в. лежит вопрос о том, из каких источ-

нике^, из каких «строительных материалов» был создан город —

тогда как самая структура сложившегося города оставалась за

горизонтом исследования, считалась само собой разумеющейся.

Как только встал вопрос о своеобразии средневекового города,

акценты переместились: дискуссия о генезисе города была решена

в современной историографии наипростейшим путем — путем

объединения всех бывших в наличии теорий происхождения горо-

дов, решена и как бы отодвинута в сторону. Центральное место

занял вопрос о функциях города. У этого вопроса, в свою очередь,

обнаружилось также несколько аспектов.

Первый и центральный аспект, без которого невозможно по-

дать значение средневекового урбанизма, это место города в

феодальной системе: как функционирует он в лоне феодальной

системы? Каково место горожан, ремесленников, купцов в мире

«воинов» (рыцарей) и крестьян, в мире, «основанном на войнах и

земле»? Как сочленяется городская экономика, городское общест-

во, городская культура, городская ментальность с феодальным

способом производства, с вассально-феодальной системой, с фе-

одальными ценностями? Следует ли определять город как феномен

предкапиталистический, подтачивавший феодализм изнутри, или

как элемент, как фазу самой феодальной системы? И можно ли

говорить о существовании города «феодального»?

Для исследователей, писавших в XIX в., особенно в его начале,

проблемы эти, как будто, не представляли никаких сложностей:

город мыслился антитезой феодального порядка, отрицанием

феодализма в экономическом, правовом и культурном плане. Но

уже позитивистская историография выявила такие хозяйственные

черты городской жизни, которые отнюдь не противостояли, а,

напротив, соответствовали средневековому образу жизни; это от-

носилось в первую очередь к городскому хозяйству, носившему

мелкотоварный характер. Правда, еще и в XX столетии распростра-

нялись теории, подчеркивавшие предпринимательские, крупноку-

печеские начала в городской жизни, если не во всех, то во всяком

случае крупных городах Средневековья (во Фландрии, Италии, в

некоторых немецких областях); такую теорию, в частности, разви-

вал А. Пиренн

Однако постепенно стало выясняться, что под

разряд предкапиталистических городов попадают далеко немногие

средневековые центры и, более того, что многие явления средне-

вековой городской жизни, даже средневекового городского права,

отлично вписываются в общую систему феодального мира. Эта

точка зрения представлена в западной историографии прежде

всего работами О. Бруннера. По мысли его, городская община —

лишь одна из особых форм европейского феодального общества,

одна из «локальных властей» — «четвертая власть», по выражению

Б. Шевалье: «Средневековая урбанизация складывается и развива-

ется в среде, раздираемой противоречиями между территориально-

монархическим государством и локальной автономией. Когда все

Уже были на месте, город явился как четвертая власть бок о бок с

королем, церковью, властительницей душ и сердец, и сельской

аристократией...»

Даже столь специфический для городского

права принцип как «Городской воздух делает свободным» рассмат-

" А. Л. Ястребицкая 33

ривается в современной историографии не как антифеодальный

феномен, а как особый случай всеобщего принципа феодально-

го иммунитета. Такой пересмотр традиционных воззрений имеет

серьезные основания: средневековый город был, несомненно,

элементом феодальной общественно-экономической формации и

черты феодальной общественно-политической системы должны

были так или иначе отразиться на нем. Но, подчеркивая это

обстоятельство, что можно понять как нормальную реакцию на

«романтические» крайности исследователей прошлого столетия и

их последователей в этом вопросе в начале XX в., О. Бруннер, в

частности, и его сторонники, в свою очередь, впадают в другую

крайность и не видят двойственности природы средневекового

города. Будучи несомненным порождением Средневековья, при-

надлежа десятками своих черт феодальному порядку (и натураль-

но-хозяйственным принципам своей экономики, и социальной

природой своего патрициата, и характером своей земельной соб-

ственности, и средневековыми основами своей культуры), город

вместе с тем диалектически носил в себе отрицание феодализма.

Таким образом, решение проблемы лежит, видимо, не в замене

романтических воззрений Тьерри «феодальной» концепцией

Бруннера, а в уравновешенном сочетании тех и других принци-

пов.

Второй аспект заключается в выяснении того, когда и как

создается та совокупность функций, которая может считаться

необходимой и достаточной для определения данного типа посе-

ления как городского. Иначе говоря, мы возвращаемся снова к

вопросу о генезисе городов, но возвращаемся к нему уже на

совершенно иной основе. Речь идет не о том, чтобы выяснить, из

каких корней, каких истоков образовались городские поселения,

начинающие свой путь с IX—XI вв., но чтобы провести грань

между городами и предгородскими центрами раннесредневековой

Европы. Исследования, развернувшиеся в послевоенный период

(главным образом археологические — на территории Центральной

Европы, Скандинавских стран, в областях расселения западных

славян, в юго-восточной Европе) обнаружили существование в

VII—Зс вв. широкого круга предгородских поселений самой раз-

личной природы. Иные из них носили явно характер укрепленных

пунктов, но в других столь же отчетливо проступали черты ремес-

ленных поселений, подчас связанных в своей хозяйственной ак-

тивности с весьма отдаленными местностями.

Решение этой проблемы лежит, по всей видимости, в той

трактовке ситуации, о которой шла речь выше. Вся экономическая,

политическая и культурная ситуация в Европе VII—X вв. в своей

совокупности еще не созрела для утверждения городской жизни.

В какие-то короткие моменты, в каких-то ограниченных районах,

в силу каких-то, не всегда достаточно ясных условий, возникали

поселения, напоминавшие своим обликом то, что позднее должно

было стать средневековым городом. Если Турнэ и другие города

на Шельде пришли в упадок в раннее Средневековье (хотя в

меровингском Турнэ и сохранялись кое-какие римские ремеслен-

ные традиции — они прослежены, в частности, в текстильном и

камнерезном производстве), то по соседству от него, в бассейне

реки Маас, в VII—VIII вв. возникает ряд городов-эмбрионов,

нуклеусов, как их называют современные медиевисты: Намюр,

Маастрихт, Динан, Домбург, Дурстеде (Дорестадт) и ряд других,

среди которых только Верден играл серьезную роль еще в предше-

ствующем столетии. Можно сказать, что по Маасу в VII—VIII вв.

через каждые 12—14 миль стоял Castrum, служивший местом мо-

нетной чеканки. Это экономическое процветание бассейна Мааса

в VII—VIII вв. кажется поразительным и необъяснимым. Тем более

примечательно, что оно как бы находит свое продолжение на

другом берегу Ла Манша: «город» Саутхемптон (средневековый

Hamwih — Хамвих), процветавший в VIII в. и переставший суще-

ствовать около 950 г., был не только и не столько локальным

ремесленным центром (археологический материал из Саутхемпто-

на свидетельствует о ткачестве, а также о керамическом, дерево-

обделочном и косторезном производстве), но и «международным»

портом, до какой-то степени напоминал Дурстеде. Показательно,

что Саутхемптон-Хамвих — торгово-ремесленный нуклеус с плот-

ным населением, элементами регулированной городской плани-

ровки и, по всей видимости, монетным двором, сосуществовал и

был связан с королевской резиденцией в Винчестере — админи-

стративным и церковным центром, где располагались усадьбы

знати. Симбиоз торгово-ремесленного поселения и администра-

тивного центра завершается в X в.: Хамвих перестает существовать,

как бы поглощенный Винчестером, который зато переживает

своего рода урбанизацию — в нем возникает регулярная планиров-

ка улиц, перестраивается оборонительная система, возрастает на-

селение, основывается ряд монастырей

Точно также в Скандинавских странах VII—IX вв. существовали

своеобразные, хорошо укрепленные поселки, население которых

занималось ремеслом и торговлей. Но как раз типичной чертой

средневековых нуклеусов была их нестабильность: они возникали,

чтобы исчезнуть; с наступлением «городской ситуации» X—XI вв.

почти все они не стали основой новых поселений — они не

прижились. Подлинный город Средневековья рождается, как пра-

" 35

вило, иа «неподготовленной» почве — поблизости, но не на

римских или раннесредневековых руинах.

Но констатировав возрождение европейского города в X—XI в.,

мы оказываемся перед очень сложной проблемой его соотношения

с позднеантичным полисом. Что собственно говоря, произошло?

Был ли восстановлен издавна в Средиземноморье существовавший

институт, только захиревший в V—VII вв. и опять выдвигающийся

на передний план после того, как хозяйство феодального типа

несколько стабилизировалось, а политическая напряженность, не-

прерывно создаваемая набегами арабов, а затем викингов, датчан

и венгров, ослабела? Или же средневековый город явился новым

феноменом, принципиально отличным от греческого полиса и

римского муниципия?

Чтобы ответить на этот вопрос, недостаточно поднять горы

фактического материала, ибо между античным полисом и средне-

вековым городом всегда можно найти и существенные черты

сходства, и коренные отличия. Особое самоощущение горожан

было присуще и современникам Аристофана, и бюргерам Любека,

и обитателям Константинополя: и в древности, и в средние века

город противопоставлял себя округе, «деревне», «земле». И в

древности, и в средние века это привычное самоощущение под-

креплялось административно-правовым оформлением, обособле-

нием города как своеобразной общины, его ведущим местом в

образованности, художественном научном творчестве, культе.

Классическая античная культура вышла из города, из Афин, а не

из сельской Беотии, и истоки итальянского Ренессанса надо искать

в общественных условиях Флоренции и других городов, а не в

окружавших город контадо.

Современные западные историки стремятся дать этому объяс-

нение. Так, по мнению Ж. Дюби, названные выше особенности

положения города в окружающем его мире были присущи город-

скому организму во все времена, будучи производными от его

главной и, как считает Дюби, изначальной функции — политичес-

кой по своей сущности, ибо город являет себя «из мрака протоис-

тории^ одновременно с государственностью как опора этой госу-

дарственности и образ «распорядительной и упорядочивающей

власти». В этом смысле, полагает Дюби, правомерно говорить (при

всех «разрывах» в ритмах урбанизации) о «структурном континуи-

тете»

Сходства действительно много, но не заслоняет ли это

сходство другие черты — черты различия?

Мы исходим из того, что зрелый средневековый город не есть

просто концентрированное поселение (с относительно плотным

населением), окруженное стеной и снабженное особой правовой

зашитой. Мы определили его как особый тип поселения, основ-

ная или во всяком случае значительная часть жителей кото-

рого связана с ремеслами, промыслами и торговлей, то есть с

разными формами несельскохозяйственного производства. Та-

кое определение отнюдь не может быть распространено на антич-

ный полис-муниципий, который, разумеется, включал в свой

состав торгово-ремесленные слои, но не был торгово-ремеслен-

ным центром по преимуществу. Полис-муниципий служил адми-

нистративно -политическим и культурно-культовым объединени-

ем населения независимо от форм его трудовой деятельности: в

нем могли преобладать торговые или землевладельческие элемен-

ты но связь античного полиса с землей не нарушалась или

нарушалась в исключительных случаях. Поэтому кризис полисного

строя выражается не только и, может быть, даже не столько в

экономических факторах, сколько в последовательном разруше-

нии административных, культурных и культовых функций старо-

го города. Показательно в этой связи, что в раннее Средневековье

от галло-римских городов нередко сохраняются их торгово-ремес-

ленные пригороды (suburbia), тогда как административные цент-

ры исчезают в первую очередь. Латифундия, как и свободная де-

ревня, выходит из-под надзора городских курий еще в Поздней

Римской империи, и, наоборот, окрестные крупные собственники

стремятся установить свой контроль над полисом. Образование

монастырей, с одной стороны, и захирение «университетов» — с

другой, были признаками деурбанизации культуры и культа; хрис-

тианство, которое начинало как городская религия и для которой

сельские жители были язычниками, «погаными» — pagani, посте-

пенно перемещало свои центры в сельскую глушь или во всяком

случае в сельскую местность. Не приходится думать, будто еписко-

пат в раннее Средневековье поддерживал городскую жизнь (что

усиленно подчеркивается современной историографией): могу-

щество князей церкви зиждилось не на ремесленно-торговой дея-

тельности, но на их земельной собственности и иммунитетаых

привилегиях; епископ мог и вовсе порвать с городом, как это бы-

ло в Марселе, где епископская резиденция переместилась в аб-

батство св. Виктора и в городе создался церковно-административ-

пьій «вакуум», длившийся до XI в., когда епископ возвратился

°братно. В других случаях епископы подчиняли себе рудименты

античных муниципиев (Трир) или города-эмбрионы (Шпейер) —

они становились сеньорами городов, то есть внешней по отноше-

нию к городу силой. Не случайно коммунальное движение XI в.

проявилось всего отчетливее в борьбе нового города против епи-

копской сеньории, в открытом противостоянии между епископ-

ским городом civitas и пригородом burgus с его приходскимі

церквами.

Таким образом, раннесредневековая цезура в развитии городд

означала не просто экономический упадок и относительную агра

ризацию хозяйственной жизни. В ходе этой цезуры завершил^

переход от античного полиса-муниципия, подорванного внутрен

ним кризисом Римской империи и физически сокрушенного в ход

варварских вторжений, к городу нового типа.

ОБ ОЦЕНКЕ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ ГОРОДА

С проблемой функций средневекового города тесно свя

зан еще один аспект исследования. Как мы видели, для сторонни

ков романтической концепции средневекового города характер»

было представление о единстве горожан, которые обычно охваты

вались совокупным понятием «бюргеры». Это представление уси

ливалось по мере развития общинной теории возникновения го

родов, настойчиво подчеркивавшей существование общинных чер

организации ремесла и права городов. К. Бюхер и его сторонник

рисовали немецкий город даже в ХГѴ—XV вв. как Маленьки

обособленный мирок, расцвечиваемый всеми красками социаль

ного благополучия. Замкнутое городское хозяйство, с одной ста

роны, и отсутствие острого социального неравенства, равно как

]

ожесточенной социальной борьбы, с другой, характеризовало го

род в построениях Бюхера. Но с начала XX в. против концепции

Бюхера о социальной однородности населения средневековы

городов стали выдвигаться серьезные возражения. Уже А. Доре*

опираясь на статистические данные, утверждал, что средневековы

города, во всяком случае немецкие в XIV—XV вв., несмотря на и

аграрный характер, несмотря на господство цехового строя :

надзор за торгово-ремесленной деятельностью, знали горазд

большие имущественные различия, нежели деревня этого времен!

Дорен, как и вслед за ним А. Пиренн, обнаруживали уже

средневековом городе и накопление капитала, и пролетариат.

Новый поворот был придан этой проблеме в середине 20-х годо

X. Иехтом. Для социальной характеристики средневекового горе

да, полагал он, недостаточно общей констатации имущественног

неравенства, неравенства доходов как среди городского населени

в целом, так и среди цеховых ремесленников или в рамках отделі

ных цехов. Важно проследить особенности и конкретные форм]

проявления этой дифференциации применительно к городам paz

ных хозяйственных типов и вскрыть ее причины. Сам Иехт выде

д^л по меньшей мере три типа средневековых городов: аграрные

города со слабо выраженной имущественной и социальной диф-

ференциацией, к которым только и применима концепция Бюхера;

ремесленные города средней величины, с ограниченным рынком

сбыта, в которых средние владельческие группы уже не всегда

являются преобладающими; наконец, крупные городские центры

с развитой отраслью производства, работающей на внешний ры-

нок, где различие между имущественными группами оказывается

еше более значительным.

X. Иехт — как это стало типичным и для современной зарубеж-

ной историографии — видел решение вопроса в локальном или

типологическом своеобразии отдельных групп городов, отказыва-

ясь, по сути, от сколько-нибудь целостной характеристики соци-

альной природы города. Дело, однако, не сводится только к

типологическим различиям. Было бы недостаточным сказать, что

в средние века в одних городах преобладали общинные начала,

тогда как другие уже вступили на путь «капиталистического»

предпринимательства. Действительность на самом деле была еще

более сложной. Как торгово-ремесленная деятельность горожан,

поставленная в рамки цехового строя, так и социальная структура

городов (вместе с соответствующим административным устрой-

ством, политическими и идеологическими формами бытия) были

в своем существе противоречиво-двойственными. Сам цеховой

строй включал в себя и общинно-уравнительные тенденции, и

формы их нарушения, поддерживал и охранял мелкотоварное

производство и вместе с тем создавал предпосылки для его разру-

шения. Подобно тому, как город Средневековья и входил в фео-

дальную систему, и противостоял ей, экономическое и социаль-

ное бытие города одновременно и соответствовало средневековой

хозяйственной и имущественной организации, и создавало эле-

менты, подрывавшие ее существование. Таким образом, дело не

только в локально-типологическом разнообразии, но и в самой

внутренней противоречивости — амбивалентности социально-эко-

номической природы города.

РАЗНООБРАЗИЕ В ПРОСТРАНСТВЕ

И ДВИЖЕНИЕ ВО ВРЕМЕНИ

Акцентируя сложность явлений городской жизни, соци-

^ьные историки 70—80-х годов тем не менее понимали эту слож-

ность несколько односторонне. Она выступает в их исследованиях

Но

преимуществу сложностью форм и локальных особенностей, но

не сложностью диалектически-противоречивого развития, вообщ<

присущего Средневековью и с особой силой проявляющего себя ]

явлениях городской истории. В этом отношении показательна

разработка историками-урбанистами типологии средневековое

города. Мощный импульс в этом направлении был дан в 70-е годь

работами немецкой медиевистки Э. Эннен о европейском средне-

вековом городе, переведенными на многие языки.

Первоначально Э. Эннен ограничивалась противопоставлена

ем двух типов городского развития: одного, характерного дт

южных европейских средиземноморских городов, сохранявши]

живые традиции римского наследия, и другого, заальпийского

восходящего в гораздо большей степени к преобразованным фор

мам германского общественного уклада. Однако в дальнейшее

такое противопоставление оказывается недостаточным, и Эннеі

выделяет добрый десяток типов средневековых городов, отличаю

щихся и генетически, и функционально.

Приверженность к классификации городских типов действи

тельно продуктивна, поскольку ведет к отказу от той однородно!

монокартины, с которой имели дело историки XIX в. Но «разно

образие в пространстве», волей или неволей, заслоняет исследо

вателям движение во времени. Перед историком оказывается не

которое количество городских типов, различие функций которьв

определяется в очень большой степени различием их происхожде-

ния (континуитет античного муниципия, рыночное поселение

княжеский бург и др.), а то в свою очередь может быть возведенс

к локальным особенностям различных районов. В результате этоіх

упускается то чрезвычайно важное обстоятельство, на которое ]

свое время обратил внимание американский медиевист, исследо

вате ль городов средневековой Фландрии Д. Николас, и которое

можно было бы назвать диалектической прерывистостью в разви

тии городов. На первый взгляд кажется парадоксальным, чіх

городская жизнь Средневековья расцветает порой с особой силоі

именно там, где римские традиции или предгородские (эмбрио

нальные) тенденции не существовали или были относительш

слабьШи. Старые традиции, по какой-то необъяснимой или, лучик

сказать, пока еще не объясненной причине, оказываются тормозов

развития, принуждая либо к перемещению городской жизни ]

какое-то новое, близлежащее место (явление, неоднократно под

черкиваемое, в частности, при археологических исследованиях і

отмеченное во множестве локальных работ), либо же к относитель

но раннему затуханию городской жизни. Это сковывающее воз

действие традиции приводит, в частности, к закату цветущи

городов Лангедока и подлинному расцвету таких городов, каі