Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке

Подождите немного. Документ загружается.

автор, достаточно цельное представление о процессах в мировой

науке в области изучения истории европейского города сегодня,

так же как и о сущности самого этого сложного и своеобразного

явления европейской истории и культуры Средневековья.

Примечания

Блок М. Апология истории или ремесло историка. М, 1986. С. 11.

Стоун

ЛБудущее HCTopra//Thesis. Научный метод. Т. II. № 4. М.,

1994. С. 160.

Le Goff J. et Nora P. Faire de Thistoire. T. 3. P., 1974; цитируется по:

Стоун JI. Будущее истории. С. 160.

Гуревич АЯ. Исторический синтез и «Школа Анналов». М., 1993; La

Nouvelle histoire. P., 1978.

Гуревич АЯ. К читателю. Культурная антропология//Одиссей. Чело-

век в истории. Исследования

по

социальной истории

истории культуры.

М., 1989. С. 5—10. См. также публикации материалов в выпусках этого же

ежегодника за 1990, 1991, 1993, 1994 гг.; Гуревич АЯ. Загадка «Школы

Анналов». «Революция во французской исторической науке» или Об

интеллектуальной ситуации современного историка//АгЪог mundi: Миро-

вое древо. Международный журнал по теории и истории мировой культу-

ры. Вып. 2. М., 1993. С. 168—178; Chartie Я Histoire et sciences sociales. Un

tournant critique?//Annales E.S.C. 1988.

Очерк I

КАК ПИСАЛИ ИСТОРИЮ

СРЕДНЕВЕКОВОГО ГОРОДА В ПРОШЛОМ

И КАК ЕЕ ПИШУТ СЕГОДНЯ

Наша задача — раскрыть эту тему в широком историогра-

фическом контексте, отражающем движение исследовательской

мысли в европейской урбанистике, начиная с рубежа XVIII—XIX

столетий, когда, собственно, родилась проблема средневекового

города и когда в ходе дискуссии о его происхождении, природе

и месте в мировой истории, положении в средневековом обществе,

был, по существу, сформулирован тот круг ключевых вопросов, от

подхода к решению которых во многом зависели направления и

тематика его изучения на протяжении многих и многих десятиле-

тий.

Но реконструируя общую историографическую панораму евро-

пейского города, центральное внимание мы вместе с тем уделим

ее этапу, начало которого приходится на первые послевоенные

десятилетия, когда оформляется медиевистская урбанистика как

социально-историческая дисциплина. В этой связи прослеживает-

ся, как постепенно происходило вытеснение в исследовательском

сознании традиционных, восходящих к историографии XIX в.,

представлений о средневековом городе. Внимание при этом акцен-

тируется на критическом анализе общих концепций истории сре-

дневекового города, выдвинутых западными медиевистами в ходе

исследований 60—80-х годов. В этом контексте прослеживается и

зарождение новой стратегии городских исследований, ориентиру-

ющихся на социокультурный синтез. Разработка ее в 80-е годы

явилась логическим результатом принципиального расширения

горизонта наших знаний в предшествующие десятилетия о средне-

вековом городе как историческом феномене и одной из форм

общественного бытия в феодальной Европе. Таким образом, речь

здесь пойдет о радикальном изменении эпистемологии изучения

средневекового города со второй половины XX столетия и новом

образе города доиндустриальной эпохи.

СМЕНА ПАРАДИГМ

Проблема средневекового города родилась на рубеже

XVIII и XIX вв. как политическая проблема. Она получила

последовательное выражение в работах французских историков

О. Тьерри и Ф. Гизо, резко противопоставивших средневековый

город феодальному сословию. Само происхождение горожан отли-

чало их, по мысли Тьерри, от феодалов: горожане Франции про-

исходили от галлоримского населения античных муниципиев,

тогда как феодалы были потомками завоевателей-франков. Имен-

но горожане, сплоченные в своем единстве, поднялись против

феодального строя и в ходе так называемых коммунальных

революций, рисовавшихся Тьерри и Гизо как прообраз буржуаз-

ной революции, в конце XVIII в. пробили брешь в «старом

порядке».

Такая концепция порождала два следствия: во-первых, город

мыслился как неизменная категория, этнически и политически

единая, существовавшая вне времени — в Античности, в Средне-

вековье и в Новое время; во-вторых, город мыслился как катего-

рия, абсолютно противостоящая феодальному началу и потому

определяемая лишь в правовом и в политическом аспектах, но

отнюдь не в экономическом — ибо в экономической сфере отличие

средневекового города от средневековой деревни оказывалось го-

раздо менее бросающимся в глаза, нежели их различие в сфере

права и политики.

Немецкая историография начала XIX в., естественно, расходи-

лась с Тьерри в трактовке происхождения городов: уже у К. Эйх-

горна появляются элементы вотчинной теории происхождения

средневековых городов, получившей затем развитие в трудах В. Ар-

нольда и К. Нича. Но родившийся из вотчины город немецких

историков первой половины XIX в. был подобием нового города

(не случайно Арнольд насчитывал в немецких городах классичес-

кого Средневековья сотни тысяч жителей) и правовая обособлен-

ность также и в немецкой историографии оказывалась основной

отличительной чертой городского строя. Соответственно и в фи-

лософской конструкции средневековый город занял то же место,

какое ему принадлежало в построениях Тьерри: город представлял-

ся Гегелю средоточием тех новых начал, которые противостояли

средневековым порядкам и которые подготовили рождение ново-

го, то есть буржуазного общества.

Вместе с тем город рисовался средоточием равенства, что осо-

бенно было подчеркнуто сторонниками так называемой общинной

теории происхождения средневековых городов, выводивших го-

род— как Г. Маурер и О. Гирке — из крестьянской общины-марки.

Коренные изменения в подходе историков к вопросу о природе

средневековых городов связаны с развитием позитивистской

историографии конца ХЕХ в., с ее интересом к явлениям эконо-

мической жизни и с ее попытками приложить к исследованию

Средневековья статистические методы. Работами К. Лампрехта

и его сподвижников был внесен «деловой» подход в изучение

хозяйственной жизни Средневековья и, в частности, средне-

вековых городов. И сразу же обнаружилось коренное отличие

между городом эпохи феодализма и городом Нового времени —

отличие, которое начиналось с численности населения и со свое-

образия организации производства и торговли. Вместе с тем подход

позитивистов поставил под сомнение романтические картины

городского равенства и общинного единства средневековых горо-

жан, якобы единым фронтом противостоящих светским и церков-

ным феодалам. Средневековый город перестал рисоваться по-

добием города Нового времени и одновременно его этическим

идеалом, как это было в романтических концепциях Тьерри и

Гегеля.

Но если город Средневековья не тождествен городу Нового

времени и не является городом «вообще», некоей неизменной,

сохраняющейся из века в век политико-правовой категорией, то

неминуемо должен возникнуть вопрос о своеобразии средневеко-

вых городов Европы, об их отличии от городов других эпох

других

регионов, также как и проблема город — «сельский мир» (нем.

Land), их взаимодействии и соотношении.

Уже Адам Смит, опережая свое время, высказал мысль о

коренном отличии античных и средневековых городов, но более

тщательное рассмотрение типологии города связано с имена-

ми В. Зомбарта и М. Вебера, писавших уже на переломе от

XDCk XX в.

Заслуга В. Зомбарта, прежде всего, в прояснении понятия

«город». Он сделал то, что до него представляли не особенно

ясно — выделил как самостоятельные объекты исследования город

в хозяйственном смысле и город в политико-административном

отношении. В рамках экономического понятия город он подчерк-

нул различие между «городом потребляющим» и «городом про-

изводящим», который, в свою очередь, мог выступать как ре-

месленный город с локальной или дальней ориентацией ры-

ночного сбыта и как «торговый город». Это понятийное

уточнение имело ни с чем не сравнимое значение именно для

изучения хозяйственной и социальной сущности города. Вместе с

тем оно заостряло внимание на различии между отдельными

средневековыми городами, что под влиянием бюхеровской гене-

рализующей теории городского хозяйства практически игнориро-

валось.

Вебер, хотя и опирался на зомбартову городскую типоло-

гию, но имел совершенно иной отправной пункт. Экономи-

ческое интересовало его не само по себе, но в его связях и

отношениях к остальным сторонам общественного бьггия. В

центре внимания Вебера в сущности — административно-правовой

облик города, также как и те формы городской жизни, в которых

наиболее отчетливо обнаруживала себя общественная структура

города.

Однако сама по себе экономическая или административно-по-

литическая характеристика не создает, по Веберу, городскую об-

щину в полном смысле слова. Понятие города складывается,

полагал он, из нескольких конкретных признаков: укрепление,

рынок, суд и, хотя бы частично, собственное право, «внутренняя

связь» и вытекающая из этого по крайней мере частичная автоно-

мия и автокефальность, то есть участие горожан в управлении. Чем

полнее осуществляются эти признаки, тем ближе поселение к

«истинному городу».

Таким образом, если типология В. Зомбарта пробила сокруши-

тельную брешь в господствующих представлениях об унифициро-

ванности структуры средневекового городского хозяйства и об-

щества, то «городская социология» М. Вебера убеждала в сущест-

вовании взаимосвязи между городскими хозяйственными, соци-

альными и политическими структурами. Однако самым важным,

пожалуй, было все же то, что оба исследователя не рассматривали

больше город как нечто застывшее и неизменное в своей сущности.

Они подчеркивали его динамичность и тесную взаимосвязь изме-

нений его хозяйственной и социальной жизни с экономическим и

социальным развитием в целом.

Тем самым на передний план выдвигалась проблема средневе-

кового города как явления исторически обусловленного. Типоло-

гизирующий подход к городской истории, выделение политико-

административно различающихся разновидностей города означа-

ли, по существу, постановку вопроса о своеобразии средневеко-

вого города — вопроса, который надолго определил развитие

урбанистики.

ВЫРАБОТКА ДЕФИНИЦИИ ГОРОДА

В самом деле, именно поиск своеобразия средневеково-

го города — и более того, своеобразия внутри средневекового

города — составляет характерный признак современной историо-

графии проблемы. Здесь прежде всего вырисовываются две мето-

дологические задачи. Первая — понятийная. Чрезвычайное вни-

мание к разработке понятийного аппарата вообще характерно для

исторической науки XX в. Методической максимой ее является

представление о научном понятии как инструменте, призванном

уточнять исследуемое историческое явление. Сегодня историки не

считают возможным бездумно пользоваться термином «город» —

как и многими другими понятиями, важными для средневеко-

вой истории, но стремятся выявить смысл, вкладываемый в это

понятие в ту или иную эпоху*. Можно отметить существование

двух, на первый взгляд противоположных, в действительности же

необходимо дополняющих друг друга подходов к этой проблеме:

во-первых, многим исследователям свойственна тенденция абсо-

лютизировать те понятия, которыми оперировали сами современ-

ники, и тем самым ограничить понятийную проблему выяснением

содержания терминологии средневековых источников; во-вторых,

активно предпринимаются попытки приложить к Средневековью

понятия, выработанные теми научными дисциплинами, которые

изучают положение современных городов. Порождаемые тем и

другим подходами трудности очевидны: абсолютизация средневе-

ковой терминологии заводит в тупик, поскольку выясняется,

что основные понятия, такие как buig, vie, civitas и т.п., неодно-

значны и сами по себе не содержат объективной характеристики

города, тогда как географическое понятие города и территориаль-

но-функциональный метод исследования поселений, распростра-

нившийся с 70-х годов XX в., остается скорее социологической

абстракцией, нежели действенным средством изучения средне-

вековой реальности. Решение проблемы лежит, видимо, в тон-

ком сочетании данных, извлекаемых из анализа средневековой

терминологии, с априорными понятиями, которые историк по-

лучает из философии и социологии, из изучения современной

экономики и из иных «неисторических» областей знания. Только

соединение терминологического анализа с разработанными нау-

кой общими категориями может дать убедительную основу для

построения понятия «средневековый город». Пока, однако, мы

сталкиваемся в практике со множеством противоречащих друг

• См. Очерк III. С. 195—200.

другу или во всяком случае расходящихся между собой его опре-

делений.

Городская стена — типичный признак средневекового города,

и в представлениях современников нередко стиралось различие

между городом как особым типом поселения и всяким иным

поселением — бургом, обнесенным крепостной стеной. А между

тем были и города, не имевшие крепостных укреплений, и крепос-

ти, не являвшиеся городами. Надежнее критерия городской стены

выглядит другой критерий, лежащий, так сказать, в сфере право-

вого самосознания средневекового человека: зрелый город — это

то, что оформлялось как город и имело свое городское право. Но

городского права не было в крупнейшем из европейских городов —

в Константинополе, да и не в нем одном. Средневековый город

мог быть административным и культовым центром округи или

страны, но административные и культовые функции также не

выступают общеобязательным критерием городской жизни, как и,

скажем, наличие специального рыночного права или коммуналь-

ного самоуправления. Административные функции могли осу-

ществлять, хотя и в редуцированном объеме, и монастыри, и

княжеские дворы, и промышленные села позднего Средневе-

ковья.

Идеальная модель и жесткое понятие средневекового города

были выработаны в свое время на примере сложившихся городов

высокого (классического) и позднего Средневековья, таких как

Любек, Нюрнберг или Кёльн, обладавших широкой автономией,

многообразием функций, мощным экспортным производством и

торговлей, многочисленным населением с сильно дифференциро-

ванной структурой. Однако эти города, демонстрирующие «целый

пучок» критериев и признаков классической городской жизни,

являли собой исключения в безбрежном море мелких, подчас с

ограниченными функциями и правами, зачастую экономически

слабых городов. Характерно, что основную массу городских посе-

лений, основанных в позднее Средневековье, составляли города

именно такого типа-

Многообразие городской действительности и долгий, сложный

путь становления европейского средневекового города, открыв-

шиеся благодаря локально-региональным исследованиям, убеж-

дали в непригодности общезначимого, базирующегося на строго

фиксированном наборе формальных критериев понятия «город» и

в необходимости использования комбинированного и одновре-

менно «подвижного» (variablen) определения. Складывалось впе-

чатление, что «гибкое» понятие позволит учесть как индиви-

дуальность отдельного города, так и локальное многообразие го-

родских форм и их исторические изменения. Эта тенденция к

феноменологическому, описательному понятию города отчетливо

обозначилась в историографии уже к концу 60-х годов. Открывая

действительно широкие возможности для изучения отдельных

городов и специфики урбанизационных процессов в различных

исторических областях и землях, этот подход чреват, однако,

серьезной опасностью растворить в локальном разнообразии то

специфическое, что присуще в целом городскому феномену.

Если рассматривать средневековый город как экономическую

категорию, как центр средоточения определенных производствен-

ных функций, то его можно определить как поселение, в котором

основная или, во всяком случае, значительная часть жителей за-

нята не аграрным производством, но всякого рода ремеслами, про-

мыслами (солеварение, промысловый лов рыбы, горное дело) и

торговлей. Разумеется, подчас встречались поселения, именовав-

шиеся городами, где жители не были заняты в сколь-нибудь серь-

езной степени ремесленно-промыслово-торговой деятельностью.

Напротив, во многих областях, и особенно часто в Англии (как и

в Центральной Европе), местечки негородского типа являлись

ремесленно-торговыми центрами, а интенсивно развитые промыс-

лы сплошь и рядом складывались за пределами городских стен.

«При зарождении и на всем протяжении жизни городов в

Европе и в других регионах важнейшей была и оставалась одна и

та же проблема: речь идет о разделении труда между деревней и

городскими центрами, разделении, которое никогда окончательно

не определялось и неизменно вновь и вновь возобновлялось. В

принципе, в городе располагались торговцы, сосредоточивались

функции политического, религиозного и экономического управ-

ления, ремесленное производство. Но только в принципе, ибо

такое разделение труда продолжало колебаться, склоняясь то в

одну, то в другую сторону»

И все-таки, если понимать это определение не абсолютно, а

статистически, как относящееся к большинству городов развитого

европейского Средневековья, оно окажется наиболее продуктив-

ным. Отделение ремесла от сельского хозяйства в относительно

замеАом масштабе было сопряжено с новым типом массовой

деятельности (конечно, единичных торговцев и ремесленников

можно было найти и в дошродской Европе, у германцев эпохи

Тацита), новыми формами социальной организации, новым миро-

созерцанием. Все это рождалось в рамках того загадочного фено-

мена, который именуется средневековым городом, и все это выра-

стало здесь не благодаря крепостным укреплениям, рыночному

праву, городской «общинности» (общинные начала были прису-

щи и многим иным институтам Средневековья), но в результате

хозяйственной метаморфозы, заставлявшей порывать с традици-

онными формами бытия, устойчиво державшимися в окружавшем

города море аграрного мира

Другая методологическая задача, имеющая предварительный

характер, состоит в принципиальном отказе от одностороннего

решения коренных проблем. Показательным примером перестрой-

ки историографии в связи с отказом от однозначного подхода к

действительности является судьба вопроса, остававшегося в тече-

ние десятилетий наиболее дискуссионным во всей проблеме сред-

невекового урбанизма. Речь идет о происхождении

средневековых городов

Историками XIX в., как мы видели, было выдвинуто много

объяснений происхождения городов. «Романтическая» историо-

графия поддерживала прежде всего тезис о городском континуи-

тете, то есть о развитии средневековых городов из уцелевших

элементов римского муниципального строя. Другие точки зрения

отвергали континуитет и выводили средневековые города из вот-

чинных учреждений, из общины-марки, из купеческих поселений,

из епископальных или монастырских центров. Объяснения пред-

лагались во множестве, но каждое из этих объяснений было

исключительным и однозначным: либо континуитет, либо общин-

ная теория, либо поселение купцов. И, естественно, против каждой

из этих теорий можно было всегда выдвинуть обильный фактичес-

кий материал, поскольку всегда можно было нащупать города,

возникшие заново и не восходящие к античным центрам, или

города, не выросшие из купеческих поселений, или — не имеющие

отношения к сельским общинам.

Для современного этапа развития историографии показателен

принципиально иной подход: исследователи признают наличие

многих факторов, определявших становление средневекового го-

рода: не континуитет или община, или купеческое поселение, но

континуитет и община, и купеческое поселение, и церковно-мо-

настырские центры, и княжеская вотчина, и рыночный посад —

все это оказывается источником роста городов Но таким образом

историческая наука сталкивается с новой опасностью: будучи

определяемо действием множества факторов, возникновение го-

родов представляется, по сути дела, исторической случайностью.

Если город мог быть вызван к жизни добрым десятком разнород-

ных экономических, политических, военных, церковных, культур-

ных причин, то он перестает быть исторически закономерным

феноменом. Между тем, закономерность его появления, усколь-

зающая от внимания исследователей, ограничивающих свое на-

блюдение отдельными, разбросанными на огромных пространств

вах городскими поселениями, очевидна уже в силу того, чтх

становление города в Европе (равно как и предшествующий этом}

упадок римской муниципальной системы) приходится на опреде-

ленный и хронологически весьма ограниченный промежуток вре-

мени: как в свое время к VI—VII вв. практически исчезли римские

города и те, что лежали на завоеванной варварами территории, и

те, что казались надежно укрытыми за границами Византийской

империи, так в X—XI вв. вся Европа стремительно покрывается

сетью поселений совершенно нового типа. Следовательно, нужно

сделать еще один шаг вперед и сказать, что становление средневес

кового города в Европе (как и упадок римского муниципия) было

вызвано не независимым и спонтанным развитием вотчины, об-

щины, рыночного поселения, монастыря или упадком античной

civitas, но той общей экономической, социальной, политической

и культурной ситуацией, которая создалась на исходе раннего

Средневековья. Предметом анализа должны стать не столько кон-

кретные судьбы изолированных поселений, давших начало буду-

щим городам, но общая обстановка в Европе IX—X вв. с ее ростом

населения, отделением ремесла от сельского хозяйства, расшире-

нием хозяйственных и культурных контактов; обстановка, требо-

вавшая возникновения нового типа поселения, способного вы-

полнить новые политические, социальные, административные,

экономические и культурные задачи и именно в этой обстановке

все — и развалины античного муниципия, и замок феодала, и

монастырь, и епископская резиденция, и поселение купцов, и даже

в определенных благоприятных условиях сельская община —

могло превратиться в город. Иными словами, многообразие кон-

кретных путей, фиксируемое исследователями города, должно

сочетаться с пониманием того факта, что эти многообразные пути

смогли осуществиться только потому, что им благоприятствовала,

более того, их вызывала к жизни создавшаяся в IX—XI вв. социо-

политическая и социоэкономическая ситуация.

Стремление так или иначе поставить возникновение городов в

связь с общими структурными процессами в Европе на рубеже

раннего и «высокого» (классического) Средневековья уже доста-

точно ощутимо в общих работах 60—70-х годов. Авторы их в целом

сходились в признании того, что город рождается в условиях

хозяйственного подъема и что решающие импульсы исходили не

от «возрождающейся» торговли, как утверждал в свое время А. Пи-

ренн, но из «деревни», которая после разрушения римской го-

родской культуры в течение многих веков являлась, по выраже-

нию Ж. Дюби, «ведущим сектором исторического развития в