Вега Г. История государства инков. Книга 5 и 6
Подождите немного. Документ загружается.
Они не умели строить глинобитные стены, их не строили и испанцы из-за
[непригодности] материала, использовавшегося для адобов. Если у индейцев сгорал
какой-либо из этих великолепных домов, о которых мы говорили, они не
восстанавливали его на обгорелых стенах, ибо утверждали, что, поскольку огонь сжег
солому в адобах, стены стали слабыми, словно бы из одной только земли, и они не
выдержат вес крыши. Должно быть, они поступали так по причине какого-то другого
обмана, ибо я застал стоящими многие стены тех зданий, которые сгорели, и они
были очень крепкими. После того как умирал правящий король, они как священное
место заделывали внутренние покои, в которых он обычно спал, со всеми
украшениями из золота и серебра, находившимися внутри, чтобы никто и никогда не
вошел бы туда, и так делали во всех королевских домах королевства, в которых инка
провел одну или несколько ночей, хотя бы это случилось во время его путешествия. А
для инки, унаследовавшего [престол], строили другой внутренний покой, чтобы он
мог в нем спать, а заделанный покой ремонтировали чрезвычайно заботливо с
внешней [стороны], чтобы он хорошо сохранялся. Вся золотая и серебряная посуда,
которой касался руками король, как-то: разнообразные кувшины (jarros, cantaros,
tinajas) и вся кухонная посуда, со всем другим, что обычно используют службы в
королевских домах, и все драгоценности, и одежда его особы, — все подвергалось
захоронению вместе с мертвым королем, чьей собственностью являлось; и во всех
домах королевства, где имелись подобные же службы, также хоронили все, словно бы
отправляли к нему, чтобы он мог всем этим пользоваться в другой жизни. Остальные
же сокровища, каковыми являлись украшения и величественные сооружения
королевских домов, как-то: сады, купальни, имитированные [в золоте] дрова и другие
великолепия, оставались для наследников.
Дрова, и вода, и другие вещи, которые расходовались в королевском доме, когда инка
находился в городе Коско, доставлялись по распределению и за счет индейцев из
четырех областей, которые именовались Тавантин-суйу, я хочу сказать, из наиболее
близких к городу селений в тех четырех направлениях, [расположившихся] на
пространстве от пятнадцати до двадцати лиг по округе. В отсутствии инки службу
продолжали8[349]8нести те же самые [индейцы], но только не в таких размерах. Они
любили мутную и слегка солоноватую воду, которую расходовали на напиток,
изготовлявшийся для питья (они называли его8ака,8произнося последний звук в самой
глубине гортани), ибо они считали, что от пресной и чистой (delgada) воды они хирели
и заболевали, а напиток терял свой смысл и вкус. По этой причине индейцы не
проявили интереса к обнаруживанию источников хорошей воды, они скорее отдавали
предпочтение мутной, а не чистой воде, а в том самом месте, где [находится] Коско,
нет хороших источников. Когда мой отец после войны Франсиско Эрнандеса Хирона
был губернатором и верховным судьей того города в годах тысяча пятьсот пятьдесят
пятом и пятьдесят шестом, [туда] доставляли воду, которую называли [водой] из
Тика-тика, берущую свое начало в четверти лиги от города; она очень хорошая, и ее
держали на Главной Площади; потом то место поменяли на Площадь Сан Франсиско,
а для Главной Площади подвели другой более многоводный источник с очень
хорошей водой.
Глава V
КАК ОНИ ХОРОНИЛИ КОРОЛЕЙ. ПОМИНАНИЕ ДЛИЛОСЬ ГОД
Поминание (obsequias) королей инков было очень торжественным, даже докучливым.
Тело умершего бальзамировали, однако неизвестно как; они оставались настолько
целыми, что казались живыми, как мы рассказывали выше, [говоря] о пяти телах
инков, которые были найдены в году тысяча пятьсот пятьдесят девятом. Все их
внутренности хоронили в храме, который находится в селении под названием Тампу,
расположенном менее, чем в пяти лигах от города Коско вниз по течению Йукай; там
было построено много огромных и величественных зданий из камня, по поводу
которых Педро де Сиеса говорит, глава девяносто четвертая, что, как ему рассказали
как о весьма достоверном, в определенной чарти королевского дворца либо храма
Солнца было обнаружено расплавленное золото, [использовавшееся] вместо
скрепляющего раствора, которым вместе с битумом, который они клали, были
скреплены друг с другом камни. Это его слова, взятые текстуально.
Когда умирал инка или какой-либо из главных кураков, наиболее
облагодетельствованные [им] слуги и наиболее любимые жены убивали себя или
позволяли похоронить себя живыми, говоря, что они хотели бы пойти служить своим
королям и господам в другой их жизни; потому что они, как мы уже сказали об этом, в
своем язычестве считали, что после [земной] жизни имелась другая, похожая на нее,
телесная, а не духовная. Они сами обрекали себя на смерть или принимали ее из
своих рук из-за любви, которую испытывали к своим господам. А то, что
говорят8[350]8некоторые историки, что их-де убивали, чтобы похоронить со своими
хозяевами или мужьями, является неправдой; ибо было бы великой
бесчеловечностью, тиранией и скандалом утверждать, что под предлогом
сопровождения своих господ они убивали тех, кого ненавидели. Правда же в том, что
они сами обрекали себя на смерть и много раз их оказывалось столько, что
начальники удерживали их, говоря им, что в настоящее время хватит тех, кто уходит
[с умершим], что в дальнейшем, мало-помалу, по мере того, как они будут умирать,
они пойдут служить своим господам.
После забальзамирования тела королей устанавливали перед изображением Солнца в
храме Коскo, где им подносились многочисленные жертвы как людям божественным,
которые, как они говорили, были сыновьями Солнца. В первый месяц [после] смерти
короля его оплакивали все жители города каждый день с великими стенаниями и
проявлением горя. Каждый [городской] квартал сам по себе выходил в поле; они
несли знаки отличия инки, его знамена, его оружие и белье для одевания, которые
оставлялись [специально] для захоронения, чтобы совершить поминания. В своих
плачах громким голосом они декламировали [стихи] о его подвигах, совершенных на
войне, и благодеяниях, и милостях, которые он оказал провинциям, родом из которых
были те, кто жил в том квартале. По прошествии первого месяца они делали то же
самое каждые пятнадцать дней при каждом полнолунии и затемнении луны; и это
продолжалось целый год. В конце года они по-своему отмечали его окончание с какой
только можно наивысшей торжественностью и с теми же самыми плачами, для чего
имелись назначенные и пригодные для этого мужчины и женщины, словно
надгробные плакальщики, которые, распевая в грустной и похоронной манере (tonos),
рассказывали о величии и добродетелях умершего короля. Рассказанное нами
совершалось простыми людьми того рода; то же самое делали инки из королевских
родичей, но с намного большей торжественностью и возможностями, что [отличает]
князей от плебеев.
То же самое имело место в провинциях империи, [и] каждый господин провинции
стремился, чтобы смерть их инки была бы отмечена как можно большим
состраданием. С плачами они шли посещать те места, где останавливался тот король
в такой-то провинции, путешествуя ли по дороге или [специально] посещая селение,
чтобы оказать им какую-либо милость; эти же места, как уже говорилось,
пользовались у них великим почтением; там плач и вопли становились сильнее, и с
особыми чувствами они декламировали [стихи] о ласке, милости или благодеянии,
которыми он одаривал их на том самом месте. И этого хватит о королевских
поминаниях, по образу и подобию которых совершалась часть этих поминаний в
провинциях по их касикам, [и] я вспоминаю, что видел в своем детстве нечто
подобное. В одной из тех провинций, которые называются кечва, я видел, как в поле
выходила группа индейцев,8[351]8чтобы оплакивать своего кураку; они несли его
одеяния, как знамена. И их крики побудили меня спросить, что это было, и мне
ответили, что это было поминание касика Вамам-вальпы, ибо так именовался
умерший.
Глава VI
ТОРЖЕСТВЕННАЯ ОХОТА, КОТОРУЮ КОРОЛИ ПРОВОДИЛИ ПО ВСЕМУ
КОРОЛЕВСТВУ
Среди многих других королевских великолепий, которые были при инках королях
Перу, одно из них состояло в проведении в определенное время торжественной
охоты, которая на их языке называлась8чаку,8что означает8загонять,8потому что они
загоняли дичь. Для этого необходимо знать, что во всех их королевствах считалась
заповедной охота на любую дичь, кроме перепелок, голубей, горлиц и других
небольших птиц, которые шли на питание губернаторов инков и кураков, да и то в
малом количестве и не без приказа и разрешения правосудия. На все же другое охота
была запрещена, чтобы наслаждение охотой не превратило бы индейцев в
бездельников и они не забросили бы дела по дому и по земельному наделу; и поэтому
никто не решался убить хотя бы одну только птицу, потому что это [означало], что его
самого должны были убить за нарушение закона инки, ибо они провозглашали свои
законы не для того, чтобы над ними насмехались.
По причине такого соблюдения [закона] в любом деле, и особенно в охоте, было
столько дичи, как зверей, так и птиц, что она заходила в [жилые] дома. Однако закон
не запрещал им выгонять оленей со своих наделов и посевов, если они обнаруживали
их там, потому что они говорили, что инка любил оленей и вообще всякую дичь ради
вассалов, а не вассалов ради дичи.
В определенное время года, когда кончался период выкармливания [молодняка], инка
приходил в какую-либо провинцию, выбирая ее по своему вкусу или исходя из
имевшихся дел мира или войны. Он приказывал, чтобы выступили бы двадцать или
тридцать тысяч индейцев, или более или менее, в зависимости от [размеров] участка
земель, которые требовалось взять в загон. Индейцы делились на две группы: одни
цепочкой шли в сторону от правой руки, а другие — от левой, окружая таким образом
огромный участок земли в двадцать или тридцать лиг, более или менее, в
соответствии с местностью, которую они должны были окружить; они занимали реки,
ручьи, ущелья, которые были указаны в качестве границ и входили в состав земли,
которая подвергалась охоте в тот год, и они не заходили в местность, которая была
предназначена для [охоты] следующего года. Они шли, покрикивая, и гнали перед
собою животных, и они заранее знали, где остановятся и соединятся оба людских
рукава, чтобы закончить проводимое ими окружение и запереть8[352]8в загоне
животных, которых они согнали; и они знали также, где следует остановить облаву,
ибо там должна была быть открытая земля без гор, ущелий и скал, которые помешали
бы охоте; придя туда, они теснили дичь тремя и четырьмя стенами из индейцев до
тех пор, пока животных уже можно было брать руками.
Вместе с дичью они сгоняли львов, и медведей, и множество лис, диких котов,
которых они называют8оскольо —8их имеется два или три вида, — ласк и других
подобных тварей, которые наносят урон дичи. После их всех убивали, чтобы очистить
поле от той вредной канальи. О тиграх мы не упоминаем, потому что они водятся
только лишь в скалистых отрогах Анд. Число оленей, косуль и ланей, а также более
крупного скота, который они называли8ванаку,8имеющего длинную шерсть, и другого,
который называли8викуньа,8что меньших размеров и с тончайшей шерстью, было
огромным, ибо во многих случаях в зависимости от земель, одни из которых имели
больше дичи, нежели другие, их поголовье превышало двадцать, тридцать и сорок
тысяч, что являло собою прекрасное зрелище, вызывавшее великое ликование. Так
было тогда; сейчас же, — пусть живущие там назовут число животных, спасшихся от
уничтожения и от расточительности аркебузов, ибо лишь немного ванак и викуний
найдется там, куда [аркебузы] не смогли проникнуть.
Всех этих животных они брали руками. Самок оленьего скота, как-то: оленей, ланей и
косуль, сразу отпускали, ибо у них не было шерсти для стрижки; очень старых,
которые уже не могли дать приплод, убивали. Они отпускали также самцов, которые,
по их мнению, были необходимы как производители, и отпускали самых лучших и
наиболее рослых;
всех остальных убивали, а мясо делили среди простых людей; они также
отпускали8ванак8и8викуний8после того, как остригали с них шерсть. Они вели счет
всем этим диким животным, словно они были домашними, и в кипу, каковые являлись
книгами ежегодного учета, фиксировали их по видам, отдельно самцов и самок. Они
также фиксировали число убитых животных, как тех, что причиняют ущерб, так и
полезных, чтобы знать, сколько голов было убито и сколько осталось живых, чтобы в
предстоящей охоте определить, на сколько выросло их поголовье.
Шерсть8ванак,8поскольку она была грубой (basta) шерстью, распределялась среди
простых людей; а шерсть викуньи, поскольку она пользовалась по причине своей
тонкости таким уважением, предназначалась вся инке, который приказывал поделить
ее среди своих [людей] королевской крови, ибо другие не могли одеваться в ту
шерсть под страхом смерти. Ее также давали по привилегии и в качестве особой
милости куракам, ибо иначе они также не могли одеваться в нее. Мясо8ванак8и
викуний, которых убивали, полностью распределялось среди простых людей, и
куракам доставалась их доля, а также мясо косуль, соответственно по их семьям, но
не из-за необходимости, а ради торжества и праздника охоты, от которой бы всем
что-либо досталось.8[353]
Эти охоты проводились в каждом округе каждые четыре года, между которыми
проходит три года [без охоты], потому что индейцы считали, что в этот промежуток
времени шерсть викуньи вырастает до своего предела, а они не хотели стричь ее
раньше, чтобы она не утратила бы свои свойства, и так они поступали также для того,
чтобы у всех тех диких животных хватило бы времени для размножения и они не
испытывали бы того потрясения, которое возникло бы, если бы это случалось каждый
год, что было бы менее полезно для индейцев и более вредно для скота. А так как
было запрещено устраивать охоту каждый год (чтобы создать впечатление, что
урожай снимается ежегодно), они делили провинции на три или четыре части или на
земли под паром, как говорят землепашцы, чтобы таким путем каждый год охотиться
на земле, отдохнувшей три года.
В этом порядке инки устраивали охоту на своих землях, сохраняя дичь и улучшая ее
для будущего, и они, и их королевский двор услаждали себя, а от всего этого была
польза вассалам, и этот же приказ действовал по всем его королевствам. Ибо они
говорили, что с дикими животными должно обращаться таким образом, чтобы они
давали бы такую же пользу, как и домашние, ибо Пача-камак или Солнце не могли
создать их иначе, как ради пользы [для людей]. И что нужно было также охотиться на
плохих и вредоносных животных, чтобы убивать их и изымать из среды хороших, как
вырывают сорную траву из [посева] злаковых. Эти соображения и другие подобные
высказывали инки об этой своей королевской охоте, называвшейся8чаку,8[и] по ним
можно увидеть порядок и доброе правление, которые поддерживали эти короли в
делах наибольшего значения, а с охотой происходило то, что мы рассказали. У этих
диких животных берут безоар, камень, который привозят [в Испанию] из той земли,
хотя утверждают, что имеется различие в его мягкости, [и] что камень такого-то вида
[животных] является лучшим, чем все другие.
В таком же порядке охотились вице-короли и губернаторы инки, каждый в своей
провинции, лично присутствуя на охоте как для развлечения, так и для того, чтобы не
допустить злоупотреблений при распределении мяса и шерсти для простых людей и
бедняков, которыми являлись немощные по причине старости или долгой.болезни.
Люди из плебеев вообще были бедными в отношении скота (если не считать кольа, у
которых его было много), и поэтому они испытывали нужду в мясе, ибо они ели его
благодаря милости кураков или [если] они по случаю очень большого праздника
убивали одного кролика из числа тех домашних, которых разводили в своих домах и
называликой.Чтобы помочь этой общей нужде, инка приказывал устраивать те охоты
и среди всех простых людей распределять мясо, из которого они делали вяленое
мясо, называвшееся8чарки,8и которого им хватало на целый год, вплоть до следующей
охоты, ибо индейцы отличались чрезвычайной умеренностью8[354]8в своей еде и
чрезвычайной скупостью в отношении вяленого мяса.
В свои горячие блюда они кладут все травы, растущие в поле, сладкие и горькие,
лишь бы не ядовитые; горькие они промывают в двух или трех водах и кладут их на
солнце, пока они не перестанут быть зелеными.. Они не щадят и водоросли, растущие
в ручейках, ибо они их также отмывают и готовят для своего времени. Они также ели
сырые зеленые травы, как едят салат — латук и редьку, однако никогда не делают из
них салаты.
Глава VII
ПОЧТОВЫЕ СТАНЦИИ, И КУРЬЕРЫ, И ПОЧТОВЫЕ ОТПРАВЛЕНИЯ,. КОТОРЫЕ
ОНИ ДОСТАВЛЯЛИ
Часки8называли почтовых курьеров, которые находились на дорогах для скорейшей
доставки приказаний короля и передачи новостей и извещений, важных для их
дальних и близких королевств и провинций. С этой целью через каждую четверть
лиги [на дороге] находилось в двух хижинах , четверо или шестеро молодых и легких
на ноги индейцев, укрывавшихся там от жестокостей погоды. Свои задания они
выполняли по очереди, то курьеры одной хижины, то другой; одни из них смотрели в
одну сторону дороги, а другие — в другую, чтобы обнаружить посыльного до того, как
он прибежит к ним, и быстро принять поручение, дабы не потерять ни минуты
времени. А для этого они всегда ставили хижины на возвышениях, а также так, чтобы
из одной хижины можно было бы видеть другую. Они находились в четверти лиги,
потому что они считали, что то [расстояние] индеец мог пробежать быстро и единым
духом, не утомляя себя.
Их называли8часки,8что означает8обменивать,8или8дать8и8взять,8что одно и то же, ибо
они обменивались выполнявшимся поручением, передавали и брали его один у
другого и другой у другого. Их не называли8кача,8что означает8посланец,8потому что
это имя давали послам или личному посланцу, который сам шел от одного князя к
другому или от господина к подчиненному. Поручение или послание, которые
несли8часки,8было устным, поскольку индейцы Перу не знали письма. Оно содержало
немного слов, которые тщательно подбирались, и они были простыми, чтобы не
перепутать их, ибо если их было бы много, то их можно было бы забыть. Попадая в
поле зрения хижины, тот, кто нес послание, начинал подавать голос, чтобы
поторопить того, кто должен был побежать [дальше], как поступает почтовый курьер,
играя в свой рожок, чтобы ему седлали бы [лошадей], а добравшись до места, где его
слова могли быть поняты, он передавал свое поручение, повторяя его и два, и три, и
четыре раза, пока тот, кто должен был нести его [дальше], не понимал поручение, а
если он не понимал его, то дожидался8часки8и по всей форме
передавал8[356]8поручение один другому, и таким образом оно переходило от одного
к другому, пока не доставлялось туда, куда должно было быть доставлено.
Другие поручения доставлялись не устно, а письменно, назовем это так, хотя мы
сказали, что у них не было письма. Таковым являлись узелки, завязанные па
различных нитях различного цвета, которые завязывались в своем [специальном]
порядке, однако не всегда одинаковым образом, поскольку иногда один цвет
предшествовал другому, а в других случаях наоборот, и эта форма поручений была
заключена в цифры, с помощью которых понимали друг друга инка и его
губернаторы, [зная], что им следует делать; и узлы, и цвет нитей обозначали число
людей, оружия, или одежды, или провианта, или любой другой вещи, которую
следовало сделать, направить или ускорить. Эти нити с узелками индейцы
называли8кипу8(что означает завязать узел и [просто] узел, являясь именем
существительным и глаголом), с помощью которых они понимали друг друга в своих
отчетах (cuentas). В другом месте, в самостоятельной главе, мы подробно расскажем,
какими они были и чем служили. Когда имелась необходимость ускорить [доставку]
посланий, они добавляли курьеров, и на каждой станции находилось восемь, десять и
двенадцать индейцев8часки.8У них существовал и другой способ передавать
сообщения через эти почтовые станции, а состоял он в том, что они разводили костры,
днем — с дымом, а ночью с [ярким] пламенем, которые загорались один следом за
другим. Для этого часки постоянно держали наготове огонь и факелы из смолы, и они
по очереди следили днем и ночью, чтобы всегда быть готовыми ко всякому событию,
которое могло случиться. Этим способом извещения огнем они пользовались только в
случае какого-нибудь восстания или мятежа, которые поднимали либо королевство,
либо большая провинция, и применяли его, чтобы инка знал о случившемся уже через
два или три часа (хотя бы оно случилось в пятистах или шестистах лигах от
королевского двора) и смог бы приказать подготовить все необходимое к моменту
прибытия точного сообщения, в каком [именно] королевстве или провинции
произошло восстание. Такими были служба часки и сообщения, которые они
доставляли.
Глава VIII
ОНИ ВЕЛИ СЧЕТ НА НИТЯХ И УЗЛАХ; СЧЕТЧИКИ ОТЛИЧАЛИСЬ ВЕЛИКОЙ
ТОЧНОСТЬЮ
Кипу8означает8завязывать узел8или [просто]8узел;8[это слово] также понимают
как8счет8(cuenta), потому что узлы содержали счет любым предметам. Индейцы
изготовляли нити разного цвета: одни были только одного цвета, другие — двух
цветов, другие — трех, а другие — и большего числа, потому что цвет простой и цвет
смешанный каждый имел свое8[357]8особое значение; нить плотно скручивалась из
трех или четырех тонких ниток, а толщиною она была с железное веретено и длиною
примерно с три четверти вары; каждая из них прикреплялась в особом порядке к
другой нити [основе], образуя как бы бахрому. По цвету определяли, что именно
содержит такая-то нить, как-то: желтая [означала] золото, белая — серебро, а
красная — воинов.
Предметы, не обладающие [специфическим] цветом, располагались по своему
порядку, начиная от [предметов] наивысшего качества и значения, [постепенно]
переходя к менее ценным, каждая вещь в пределах своего вида [или рода], как
бывает у злаковых и овощей. Возьмем для сравнения культуры Испании: вначале идет
пшеница, затем ячмень, затем горох, бобы, просо и т. д. И точно так же они вели счет
оружию, ставя вначале то, которое считалось самым благородным, как-то: пики, а
затем дротики, лук и стрелы, дубинки и топоры, пращи и все остальное оружие,
которое они имели. А когда речь шла о вассалах, они давали отчет по жителям
каждого селения, а затем вместе каждой провинции: в первой нити они фиксировали
стариков от шестидесяти лет и больше; во второй — зрелых людей от пятидесяти и
выше, а третья фиксировала сорокалетних, и так по десять лет вплоть до грудных
младенцев. Таким же образом они считали и женщин по возрасту.
Некоторые из этих нитей имели другие тоненькие ниточки того же цвета, словно бы
дочурки или исключения из тех общих правил; так, скажем, на нитке, [фиксирующей]
мужчин или женщин такого-то возраста, которые подразумеваются женатыми,
ниточки обозначали бы число вдовцов и вдов того же возраста, приходившихся на тот
год, ибо эти отчеты были годовыми и давали подсчет только по одному году.
Узлы ставились согласно порядку — единицы, десятки, сотни, тысячи, десятки тысяч
и очень редко (почти никогда) обозначали сотни тысяч; ибо, поскольку каждое
селение вело счет само по себе, а каждая метрополия по своему округу, количество
того или другого [предмета] никогда не достигало такой цифры, которая перевалила
бы за сотню тысяч, а что касается чисел от этой цифры вниз, то их было хоть
отбавляй. Однако, если возникала необходимость сосчитать числа в сотни тысяч, они
их также считали, потому что на своем языке -они могут назвать любые арабские
цифры — [язык] имеет их, однако, поскольку в том не было необходимости, их счет не
превышал десятки тысяч. Эти числа они считали по узлам на тех нитях, каждое число
было отделено от другого; однако узлы каждого числа стояли все вместе в
определенной последовательности (debajo de una buelta) наподобие узлов, которые
имеются на шнурке блаженного патриарха святого Франциска, и располагались они
точно (bien), потому что [их количество] никогда не превышало девяти, как не
превышает девяти [количество] единиц, десяток и т. д.
В верхней части нити ставились [единицы] самой крупной цифры, т. е. десятки тысяч,
а ниже шли тысячи, и так до единиц. Узлы8[358]8[соответствовали] каждой цифре и
на любой нити располагались совершенно одинаково по отношению друг к другу,
точно так, как их ставит счетчик, когда складывает большую сумму. Эти узлы,
или8кипу,находились в специальном ведении индейцев, которых называли8кипу-
камайу;8это означает8гот, на кого возложена обязанность считать,8и, хотя в то время
разница между радивыми и нерадивыми индейцами была чрезвычайно невелика, ибо
по причине малой злонамеренности и доброго правления их всех следовало бы
назвать радивыми, все же со всем этим для той службы и для любой другой они
отбирали наиболее испытанных, тех, кто на долгом жизненном опыте проявил свою
добропорядочность. Их не назначали в порядке оказания милости, ибо тем индейцам
была чужда милость, если она не была порождена собственными достоинствами. Она
[эта служба] также не продавалась и не арендовалась, ибо они не знали ни куплю, ни
продажу, ни аренду, поскольку у них не существовало денег. Они обменивали одну
вещь на другую, это случалось с продуктами питания, но не с другим, ибо ни одежда,
ни дома, ни земельные участки не продавались.
Хотя кипу-камайу отличались такой точностью и преданностью, как мы рассказали [об
этом], в каждом селении, каким бы малым оно не было бы, хотя и в соответствии с
[числом] его жителей, имелось от четырех и более [вплоть] до двадцати и
тридцати8кипу-камайу,8и у всех у них были одни и те же реестры, а коль скоро
реестры были одинаковыми, то вполне хватило бы одного счетчика или нотариуса,
однако инки желали, чтобы их было много в каждом селении и по каждой
специальности (facultad), чтобы исключить обман, который может возникнуть среди
немногих, и они говорили, что поскольку их было много, то или все впадут в зло или
никто.
Глава IX
ТО, ЧТО ОНИ ОБОЗНАЧАЛИ В СВОИХ ОТЧЕТАХ, И КАК ОНИ ПОНИМАЛИ ИХ
Эти [счетчики] своими узлами обозначали всю подать, которую каждый год отдавали
инке, фиксируя каждую вещь по ее виду, сорту и качеству. Они обозначали людей,
уходивших на войну, тех, кто умирал на ней, кто родился и умирал каждый год,
фиксируя все по месяцам. Иными словами, они записывали в тех узлах любую вещь,
которая являлась результатом подсчета цифр, вплоть до записи сражений и
проверок, которые проводились ими, вплоть до указания, сколько посольств было
направлено к инке и сколько бесед и суждений было высказано королем. Однако
содержание посольств, а также слова суждений или любое иное историческое
событие они не могли передавать узлами, ибо они заключены в организованную речь
живого голоса или в письмо, что нельзя8[360]8передать с помощью узлов, ибо узел
называет число, но не слово. Чтобы исправить этот недостаток, у них имелись знаки
(senales), которые указывали, что [кипу касается] фактов, исторических подвигов или
имевшего место посольства, высказанного суждения или беседы, совершенных в мире
или на войне. Эти беседы индейцы кипу-камайу запоминали наизусть, суммируя их в
немногих словах, вверяя их памяти, и по традиции они обучали им своих преемников,
отцы—сыновей и [других] потомков, главным образом и особенно в тех селениях или
провинциях, где имело место [фиксируемое событие], и там оно сохранялось лучше,
чем в другом месте, ибо местные жители гордились им. Они также использовали
другое средство для того, чтобы их подвиги и посольства к инке и ответы, которые
инка давал им, сохранялись в памяти людей, и заключалось оно в том, что амауты,
которые были философами и учеными, брали на себя заботу изложить их в прозе, в
исторических рассказах, коротких, словно басня, чтобы соответственно возрасту
рассказывать их детям, и юношам, и неотесанным людям полей, которые, переходя из
уст в уста и от одного возраста к другому, сохранялись бы в памяти всех. Они так же
излагали свои истории в сказочном виде, со всеми аллегориями, как мы рассказывали
об одних и еще расскажем о других. Точно так же8аравики,которые были поэтами,
складывали короткие и емкие стихи, в которых были заключены истории, или
посольства, или ответы короля; иными словами, они стихами рассказывали все то, что
не могли зафиксировать в узлах; а те стихи они пели во время триумфов и на своих
главнейших праздниках, и их декламировали инкам-новичкам, когда они принимали
сан рыцаря, и этим способом они хранили память о своих историях. Однако, как
показывает опыт, бренны те усилия, потому что [только] письмо делает вечными
дела; но, поскольку те инки не сумели его достичь, они использовали то, чего сумели
добиться, и, поскольку узлы были как бы письмом, они выбирали историков и
счетчиков, которых называли кипу-камайу, что значит8тог, кому поручены узлы,8чтобы
с их помощью, и с помощью нитей, и цвета нитей, и при содействии рассказов и
стихов записывалась бы и сохранялась бы традиция их дел: таков был способ письма,
которым владели инки в своем государстве.
К этим8кипу-камайу8прибегали кураки и знатные люди в своих провинциях, если
хотели узнать исторические дела о своих предках или о любом другом выдающемся
событии, происшедшем в такой-то провинции; потому что эти как нотариусы и как
историки хранили реестры, каковыми являлись годичные кипу, составлявшиеся о
событиях, достойных памяти, и, вынуждаемые своей профессией, они постоянно
штудировали знаки и цифры, заключенные в узлах, чтобы сохранять в памяти
легенды, которые имелись о тех знаменитых делах, ибо как историки они обязаны
были изложить их по первой просьбе, [а] за эту службу они были освобождены от
податей и от какой-либо иной работы (servicio), и поэтому они никогда, ни разу не
выпускали узлы из рук.8[361]
В таком же порядке они знали о своих законах и правилах, ритуалах и церемониях,
ибо из цвета нити и из числа узлов они извлекали закон, /который запрещал то или
иное преступление, и [узнавали] наказание, которое следовало за его нарушение.
Называли жертвоприношение или церемонию, которые совершались в такой-то или
такой праздник в честь Солнца. Объявляли правила и права, которые говорили в
пользу вдов, или бедняков, или путников, и так они узнавали обо всем остальном,
извлекая [нужное] из памяти с помощью [этих] традиций. Таким образом, каждая
нить и узел вызывали в их памяти то, что они в себе содержали, наподобие
предписаний и положений нашей святой католической веры и милосердных деяний,
ибо по номеру [строки или главы в Библии] мы узнаем то, что [бог] нам приказывает.
Так индейцы вспоминали по узлам о тех делах, которым их по традиции обучали их
отцы и деды, что воспринималось ими с величайшим вниманием и почтением, как
священные дела их идолопоклонства и законы их инков; и они стремились сохранять
их в памяти из-за отсутствия письма; а индеец, который не сумел запомнить по
традиции рассказы или любые другие истории, случившиеся среди них, был в одном и
в другом таким же невеждой, как испанец или любой другой чужестранец. Я
пользовался (trate) кипу и узлами в делах с индейцами моего отца и других кураков,
когда они в [праздники] святого Хуана и Нового года приходили в город платить свою
подать. Чужие кураки умоляли мою мать отправить меня к ним подытожить их счета,
ибо, как люди подозрительные, они не верили, что испанцы обращаются с ними
честно в этом деле, пока я не подтверждал правильность [расчетов], зачитывая им
копии их податей, которые они приносили мне, и сравнивая их с их узлами, и этим
путем я узнал о них столько же, сколько знали индейцы.
Глава Х
ИНКА ПАЧА-КУТЕК ПОСЕЩАЕТ СВОЮ ИМПЕРИЮ; ОН ЗАВОЕВЫВАЕТ НАРОД
БАНКА
После смерти Инки Вира-кочи его империю унаследовал Пача-кутек Инка, его
законнорожденный сын. Исполнив наиторжественнейшим образом поминания по
отцу, он три года занимался управлением своих королевств, не покидая своего
королевского двора. Затем он лично посетил их;
он прошел одну за другой все провинции, и, хотя не обнаружил то, за что следовало
бы наказать, ибо королевские губернаторы и министры стремились жить по
справедливости под страхом потери жизни, все же те короли любили своевременно
совершать такие всеобщие посещения, чтобы министры не становились бы
небрежными и не тиранили бы [народ] по причине долгого отсутствия и серьезного
невнимания князя. И они совершали их8[362]8также, чтобы вассалы могли бы
передать жалобы на притеснения самому инке, лицом к лицу, потому что они не
удовлетворялись, когда им говорили третьи лица, ибо третий ради дружбы или из-за
подкупа обвиняемым мог приуменьшить вину или нанести обиду жалобщикам; это
правда, что этому равному отправлению правосудия в отношении маленького и
большого, бедного и богатого, соответствовавшему естественному закону, эти короли
инки уделяли очень большое внимание, чтобы никому не была бы причинена обида. И
за эту прямоту, хранимую ими, их любили так, как любили, и индейцы будут любить
их многие века в своей памяти. На посещения у него ушло еще три года; возвратясь в
свой королевский двор, он решил, что было бы разумно уделить часть времени
военным упражнениям и не тратить его лишь на праздность мира под предлогом
отправления правосудия, так как это было похоже на трусость; он приказал собрать
тридцать тысяч воинов, с которыми направился в направлении Чинча-суйу,
сопровождаемый своим братом Капаком Йупанки, который был храбрым князем,
достойным своего имени; они шли и подошли к Вильке, которая являлась последним,
что в том направлении было завоевано [инками].
Оттуда он направил брата на завоевания, хорошо обеспечив его всем необходимым
для войны. Он вошел в провинцию, именуемую Савса, которую испанцы, коверкая
буквы, называют Хауха, — прекраснейшая провинция с населением более чем
тридцать тысяч жителей, все одного имени и одного и того же происхождения и
рода, каковым являлся ванка. Они похвалялись происхождением от мужчины и
женщины, которые, говорят, вышли из одного источника; с тех, кого они брали в плен
на воине, сдирали шкуру; некоторые из шкур (pellejos) они набивали пеплом и
хранили в своем храме в качестве трофеев своих подвигов; а другие шкуры они
натягивали на свои барабаны, говоря, что враги становились трусливыми, видя, что
они были содраны' с их [людей], и они убегали, услышав их звук. Их селения, хотя они
были маленькими, имели сильные укрепления, подобные тем, которые
использовались среди них; потому что, принадлежа к одному и тому же народу, они
все же ссорились между собой из-за пахотных земель и границ каждого из селений.
В своем древнем язычестве до того, как их завоевали инки, они поклонялись как
божеству изображению (Vgura) собаки, и оно находилось в их храмах в качестве
идола, и с великим наслаждением они ели мясо собаки, за которое готовы были
умереть. Подозревают, что они поклонялись собаке по причине такого интереса к [ее]
мясу; иными словами, для них было величайшим праздником угощение [мясом]
собаки, а в качестве наивысшего проявления набожности в отношении собак они
изготовляли из их голов нечто похожее на дудки, на которых исполняли на своих
праздниках и плясках музыку, чрезвычайно нежную для их слуха; а на войне они
трубили в них, чтобы вызвать страх и удивление у своих врагов, и они утверждали,
что могущество их божеств позволяло получать те два противоположных результата:
для тех, кто поклонялся8[364]8божеству, она звучала приятно, а врагов повергала бы
в изумление и бегство. Все эти жестокости и заблуждения инки искоренили у них,
хотя в память о прошлом они разрешили им, чтобы они в дальнейшем вместо дудок из
голов собак пользовались бы подобными [дудками] из голов косуль, ланей или
оленей, как они сами того пожелают; и так они играют на них сейчас на своих
праздниках и плясках; а за пристрастие и любовь, с которыми тот народ ел собак, им
дали кличку, продолжающую жить еще сегодня, ибо, называя имя ванка, они
добавляют:8собакоеды8(coine-perros). У них имелся также идол в виде изображения
человека; в нем говорил дьявол, приказывающий то, что хотел, и отвечавший на то, о
чем его спрашивали, который сохранился у ванков после их завоевания [инками],
потому что он был вещающим (hablador) оракулом и не противоречил
идолопоклонству инков, но они отвергли собаку, поскольку не признавали поклонение
животным.
Этот столь могучий народ, так любивший собаку, инка Капак Йупанки завоевал скорее
лаской и подарками, чем силой оружия, потому что они стремились стать прежде
господами душ, чем тел. После умиротворения ванков он приказал разделить их на
три группы, чтобы избавить их от ссор, которые их раздирали, а также поделить их
земли и установить границы. Одну группу назвали Савса, а другую — Марка-вилька, а
третью — Льаскапа-льанка. А головной убор, который они носили, — он был у всех
одинаковым — был им сохранен, только он [инка] приказал изменить его цвета. Эта
провинция называется Ванка, как мы уже сказали. Испанцы же в наше время, я не
знаю по какой причине, называют ее Уанкауилька, не обращая внимание на то, что
провинция Ванка-вилька находится рядом с Тумписом, почти в трехстах лигах от той,
другой, расположенной рядом с городом Ваманка; [следовательно], одна
расположена на берегу моря, а другая — в глубине материка. Мы говорим это, чтобы
тот, кто читает эту историю, не запутался бы, а дальше, в должном месте, мы
расскажем о Ванка-вильке, где случились удивительные дела.
Глава XI
О ДРУГИХ ПРОВИНЦИЯХ, КОТОРЫЕ ПРИСОЕДИНИЛ ИНКА, И ОБ ИХ ОБЫЧАЯХ И
НАКАЗАНИИ ЗА СОДОМИЮ
С тем же добрым порядком и умением инка Капак Йупанки завоевал многие другие
провинции, которые находятся в том округе по одну и по Другую стороны от
королевской дороги. Среди них самыми главными были провинции Тарма и Пумпу,
которую испанцы называют Бомбон, очень плодородные провинции, а завоевал их
инка Капак Йупанки со всей легкостью благодаря своему хорошему умению и
ловкости, с помощью подарков и обещаний, хотя, поскольку люди [этих провинций]
отличались8[366]8храбростью и воинственностью, дело не обошлось без нескольких
стычек, во время которых имелись убитые, но в конце концов они сдались,
сопротивляясь меньше того, что ожидалось от них. Жители этих провинций Тарма и
Пумпу и многих других сопредельных считали знаком бракосочетания поцелуй
жениха в лоб или щеку невесты. Вдовы по причине траура стригли себе волосы и не
могли выходить замуж в течение года. Мужчины во время постов не ели ни мясо, ни
соль, ни перец и не спали со своими женами. Те, кто уделял больше внимания
религии — они были вроде жрецов,— постились круглый год за своих [родичей].
После завоевания Тармы и Пумпы инка Капак Йупанки прошел дальше, покоряя
многие другие провинции, которые расположены на востоке, в сторону Анд; в них
царил разлад, не было ни порядка, ни правления: там не существовали селения, не
поклонялись богам, не было чего-либо человеческого; люди жили как животные,
рассеянные по полям, горам и долинам, убивая друг друга без всякой на то причины;
они не признавали господина, и поэтому их провинции не имели названий, и все это
происходило на территории более чем тридцать лиг с севера на юг и еще столько же
с запада на восток. Они подчинились и покорились инке Пача-кутеку, привлекаемые
добром, и, как люди простые, они шли туда, куда им приказывали; они заселили
селения и обучились учению инков; и не случилось ничего другого, о чем стоило бы
рассказать, пока [инка не дошел] до провинции, именуемой Чукурпу, которая была
заселена воинственными, жестокими и дикими в своем поведении и в дурных обычаях
людьми, и в соответствии с этим они поклонялись тигру за его жестокость и
храбрость.
С тем народом, поскольку он был таким диким и похвалявшимся, как варвары, тем,
что его люди не признавали ничего разумного, инка Капак Йупанки имел несколько
стычек, в которых с обеих сторон было убито более четырех тысяч индейцев, однако в
конце концов они сдались, испытав на себе силу инки, и его мягкость, и благодушие,
ибо они видели, что во многих случаях он мог уничтожить их, но не захотел этого, и,
что чем больше он сжимал их в кольцо и они испытывали нужду, он все настойчивее
предлагал им мир с великим великодушием и мягкостью. По этой причине они сочли
за благо сдаться и покориться господству Инки Пача-кутека, и принять его законы и
обычаи, и поклоняться Солнцу, отказавшись от своего тигра, которого считали богом,
и идолопоклонства, и образа жизни своих предков.
Инка Капак Йупанки счел за доброе счастье, что тот народ покорился ему, потому что,
судя по жестокости и неукротимости, которую он проявил, следовало опасаться, что
либо завоевание этого народа закончится полным его уничтожением, либо ему нужно
было сохранить ту же свободу, которая была у него, чтобы не уничтожать его, однако
как одно, так и другое обозначало бы потерю инками репутации; и вот, проявив
большую ловкость и использовав многочисленные подарки и обещания,8[367]8он
достиг мира в провинции Чукурпу, где оставил губернаторов и министров,
необходимых для обучения индейцев и правления имуществом Солнца и инки; он
оставил также воинов гарнизона, чтобы охранять завоеванное.
Затем он перешел на правую сторону королевской дороги и с теми же умением и
ловкостью (мы опускаем их, чтобы не повторять одни и те же дела) покорил две
другие очень крупные и со множеством людей провинции, одна из которых
называлась Анкара, а другая Вайльас; он оставил в них, как и в остальных, министров
правления и имущества и необходимый гарнизон. А в провинции Вайльас он самым
жестоким образом наказал содомитов, которые с великой тайной практиковали
отвратительный грех содомии. А поскольку до того случая не был никогда [раньше]
обнаружен и известен тот грех среди горных индейцев, хотя в [прибрежных] долинах
он и существовал, как мы об этом уже говорили, его практика среди вайльа вызвала
огромное возмущение, которое в те времена породило поговорку среди индейцев,