Васильев Л.С. Древний Китай. Том 2. Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)

Подождите немного. Документ загружается.

Цзин-гун

от того, что уничтожил могущественный клан. Нам неведо-

мо,

действительно ли упомянутые в тексте персоны видели вещие сны

были ли их сновидения именно такими, как они представлены в

текстах. Но вполне можно предположить, что некоторые из снов были

сфабрикованы

в назидание потомкам.

Аналогичным образом обстоит дело и с предсказаниями. Вот одно

из

них, связанное с уничтожением клана Ци в царстве

Цзинь.

Эпизод,

помещенный

в «Го юе», явно шит, что называется, белыми нитками

[85, с. 60-61; 29, с. 91-92]. Некий луский сановник

будто

бы приехал в

Цзинь,

и Ци Чоу захотел дать ему цзиньский город, но тот отказался.

Отказался потому, что клан Ци недобродетелен и скоро погибнет.

Казалось

бы, какое право пусть

даже

влиятельный сановник имел

давать цзиньские города луским визитерам? Это в практике межгосу-

дарственных отношений периода Чуньцю не встречалось. Давали го-

рода только беглым аристократам, да и то не всем и не всегда

. К тому

же с какой стати Ци Чоу решил отдать город

лусцу?

Зачем было пред-

лагать город заезжему визитеру, который в нем не нуждался и под

нелепым предлогом от него отказался?

Ответ не вызывает сомнений: текст сочинен задним числом и по-

мещен в «Го юе» только для того, чтобы продемонстрировать, что

мудрым людям все известно заранее. К числу подобного типа встав-

ленных эпизодов можно отнести предсказания о том, что воины

Цинь

потерпят поражение, ибо не должным образом приветствовали вана,

проходя мимо домена, что цзиньский Ли-гун погибнет потому, что

шагает не по правилам, что не по чину разодетый чуский ВэЙ явно

станет правителем, а цзиньский Сянь-гун

умрет

потому, что поехал на

созванный

циским гегемоном Хуань-гуном съезд

чжухоу

[85, с. 20,

31-32,

66-67,

106; 29, с. 45, 57-58, 98, 144].

этим эпизодам можно добавить немало

других.

В одном из пас-

сажей «Го юя» [85, с. 209; 29, с. 267] упомянуто, что царство У при Фу

Ча

обязательно погибнет, как оно вскоре и случилось. В

другом

со-

держится совет не возвращать изгнанного из Чу Бай-гун

Шэна,

иначе

не

избежать беды, которая и произошла [85, с.

211-212;

29, с. 269-

272]. В третьем, относящемся к 541 г. до н.э., сказано о цзиньском

Пин-гуне,

что он

умрет

лет через десять и что его заболевание

(диагноз был определен лечившим его циньским врачом) неизлечимо,

так

как болезнь связана с безумием, вызванным чрезмерным общени-

ем с женщинами гарема [85, с. 170; 29, с.

222-223

(см, также [114,

1-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 581]). Этот последний случай наиболее

Цзиньскому Чжун Эру, например, не давали, во всяком

случае

об этом не сказано

текстах, хотя можно предположить, что, находясь долгое время на

службе

у правите-

ля

Ци, он имел там какой-то регулярный

доход.

442

интересен.

Через несколько лет после предсказания, в 535 г. до н.э.,

занемогший Пин-гун

увидел

во сне желтого медведя и лишь с помо-

щью Цзы

Чаня,

о чем уже шла речь, оправился от болезни.

Если

считать, что правитель знал о предсказанном ему циньским

врачом сроке жизни и боялся надвигающегося конца, в медведе он

увидел

бы вестника смерти. И хотя Цзы Чань легко спас его от медве-

дя,

после этого случая (если он действительно был предупрежден о

сроках своей жизни и о причине, ограничивающей их) Пин-гун дол-

жен был бы вспомнить о пророчестве и по меньшей мере отдалиться

от женщин гарема. Жизнь все-таки дороже... Но об этом в текстах

ничего нет. Создается впечатление, что о своей скорой и неотврати-

мой

смерти Пин-гун все-таки не знал. Однако, как известно из хроно-

логии,

Пин-гун

умер

в 532 г. до н.э., т.е. почти точно в предсказанное

ему время.

Смысл

всех

этих эпизодов в том, что они осознанно и нарочито

задним числом акцентируют внимание на промахах или недоброде-

тельных поступках тех или иных политиков. Промахи и

даже

престу-

пления

бывали у многих. Но акценты делаются лишь

тогда,

когда

нужно показать, что возмездие неотвратимо. Более того, иногда воз-

мездие явно не соответствует тяжести проступка (циньские воины не

должным образом приветствовали вана с границы его домена и за это

все погибли, цзиньский Ли-гун не должным образом поднимал при

ходьбе

ноги и должен был поэтому погибнуть). Создается впечатле-

ние,

что вся концепция авторов обоих близких

друг

другу

источни-

ков,

«Цзо-чжуань»

и «Го юй», базировалась не стотько

даже

на высо-

копочитавшемся в чжоуском Китае принципе этического детерминиз-

ма — хотя огромное его влияние вне сомнений, — сколько на искус-

ственном создании у читателя представлении о неизбежности, неот-

вратимости реализации этого принципа. Порок должен быть и

будет

наказан

— вот генеральный подтекст наших источников.

Встречаются в текстах и предостережения несколько иного плана,

связанные

со сложностью реальной ситуации или вызванные некоей

нполне

обоснованной тревогой. Здесь не всегда видно, было предска-

зание

сделано заранее или это резюме, сформулированное задним

числом. Например, история, связанная со смутой в

Цзинь,

началась с

того, что перед походом на

варваров-жунов

молодой цзиньский

Сянь-

гун провел обряд гадания на панцире черепахи. Расшифровывая ре-

зультаты, гадатель Су заметил, что победа

будет,

а счастье — нет [85,

с. 89; 29, с. 123]. Как известно, все так и случилось. Плененная в ре-

чультате

экспедиции Ли Цзи стала любимой наложницей, и от нее

пошла вся

смута

в царстве. Гадатель не предсказывал в данном

случае

ничего конкретного, но результаты гадания вселили в него

тревогу.

443

Могло ли такое быть? В стране, где гадания занимали столь видное

место и система их была тщательно разработана, — вполне. Вот, од-

нако,

иной случай.

«Го юй» [85, с.

22-24;

29, с.

48-51]

подробно рассказывает, почему

царство

Чэнь,

где правитель пьянствует у развратной красавицы, а все

хозяйство страны в запустении, скоро погибнет. Однако в сообщении

«Цзо-чжуань»

от 534 г. до н.э. [114, 9-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 621

623] идет речь о том, что

Чэнь

погибнет еще не скоро (в реальности

это

произошло в 478 г. до н.э. [103, гл. 36; 71, т. V, с. 108]) и что к

тому же ветвь дома

Чэнь

станет правящей в царстве Ци. Здесь мы

имеем дело с некоей альтернативой, отраженной в предсказаниях.

одной стороны, недобродетельность правителя вопиет и возмездие

должно быть неотвратимым. С

другой

— оно не только явно запазды-

вает, но и оставляет династии некий путь к спасению и новому воз-

вышению.

Противоречивость предсказаний

убеждает

в том, что оба

они

были сделаны задним числом, когда сложную ситуацию в целом

пытались осмыслить.

Среди предостережений встречались вполне резонные и не нуж-

дающиеся в особом анализе. Когда чжэнский Чжуан-гун отдал

брату

по

настоянию матери большой

удел,

советник предупредил, что это

чревато серьезными потрясениями [114, 1-й год Инь-гуна; 212, т. V,

с. 2 и 5]. Когда цзиньский Чжун Эр с помощью циньских войск побе-

доносно

возвращался домой, астролог по звездам предсказал ему ус-

пех [85, с. 131; 29, с. 175]. Вполне резонным выглядит предостереже-

ние,

связанное с вэйским Чжоу Юем, сыном наложницы, отличав-

шимся

буйным нравом и действительно принесшим

смуту

в Вэй [114,

3-й год Инь-гуна; 212, т. V, с. 11-12 и 14]. Здесь не приходится гово-

рить об интерполяциях задним числом (хотя полностью такую воз-

можность тоже исключать нельзя).

Встречаются в источниках и такие предсказания и предостереже-

ния,

где суеверия и предрассудки, а то и просто политический опыт,

мудрая наблюдательность перемешаны с предсказаниями задним чис-

лом.

Вспомним о беседе цзиньского Шу Сяна с приехавшим из Ци

сановником

Янь-цзы, в

ходе

которой собеседники, говоря о признаках

упадка и расстройства в их странах, сетовали на то, что правящим

династиям обоих крупнейших государств недолго осталось править.

Это не столько предсказание, сколько констатация факта, хотя эле-

мент основанного на этическом детерминизме и дидактике предосте-

режения

задним числом в тексте явно присутствует [114, 3-й год

Чжао-гуна; 212, т. V, с.

585-586

и 588-589].

Особый интерес представляет уже упоминавшаяся история с мла-

денцем, рожденным цзиньским Шу Сяном от дочери распутной краса-

444

вицы

Ся Цзи из

Чэнь.

Как говорилось, мать Шу Сяна предостерегала

его от этого брака, напоминая, что его невеста — дочь женщины, ко-

торая причастна к смерти троих мужей, одного правителя и собствен-

ного сына, а также к крушению государства (имеется в виду царство

Чэнь)

и гибели двоих его сановников, и что вообще обилие красоты в

одной

женщине может сокрушить все вокруг нее. В качестве доказа-

тельства она сослалась на примеры из прошлого. На Шу Сяна это

подействовало, но под нажимом Пин-гуна брак все же состоялся, в ре-

зультате

чего родился Ши Во. Увидев младенца, мать Шу Сяна заявила,

что он воет по-волчьи и обязательно погубит клан

Ян-шэ.

И хотя в

конце

концов именно так и случилось, предсказание нельзя поставить

ряд с остальными. Не вернее ли было бы увидеть здесь в сердцах ска-

занную разгневанной женщиной фразу, случайно оказавшуюся роковой?

Другой, еще более уникальный пример — история с большими по-

жарами. Все началось с того, что зимой 672 г. до н.э.

появилась

яркая

комета, и были предсказаны большие пожары. В царстве Чжэн некий

Би

Цзао сказал Цзы Чаню, что ожидаются пожары в Сун, Вэй,

Чэнь

Чжэн

и, только совершив жертвоприношение, можно

будет

избежать

бедствия. Цзы Чань, однако, с этим не согласился [114, 17-й год Чжао-

гуна; 232, т. V, с. 666 и 668], Летом

следующего

года

были сильные

ветры и во

всех

упомянутых царствах начались пожары. В тексте

«Цзо-чжуань»

за этот год [114, 18-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 669 и

671] содержится любопытное сообщение: в ответ на упреки по поводу

отказа принести

жертву

Цзы Чань, под умелым руководством которо-

го чжэнцы успешно справились с пожаром, заметил, что путь Неба

далек и не нам судить о нем. Откуда известно, что Цзао знает волю

Неба? Он большой мастер говорить; нужно ли удивляться, что иногда

его слова оказываются верными?

Во всей этой истории интересно не предсказание само по себе

(сделанное на основании астрологических выкладок, о чем есть дан-

ные

в тексте), а реакция на него. Рационалистически мысливший Цзы

Чань,

столь часто заслуживавший похвальные отзывы Конфуция, не

перил предсказаниям и явно избегал суеверий. И

даже

когда попадал

ипросак,

как в

случае

с пожаром, не каялся и не бежал с жертвопри-

ношением,

но, напротив, находил оправдание своим поступкам.

Наконец,

еще один любопытный эпизод. Когда в 506 г. до н.э. чус-

кий

Чжао-ван под ударами уского войска вынужден был бежать из

столицы, один из его сановников, переправлявшийся в лодке с семьей,

пе взял его в свою лодку, обвинив в том, что это именно он виноват в

гибели Чу. Когда Чу все же не погибло, а Чжао-ван вернулся на трон и

потребовал сановника к

ответу,

тот заметил, что

хотел

лишь предос-

теречь своего правителя, дабы он осознал свои заблуждения и испра-

445

вился.

Оправдавшись таким образом, сановник заявил, что готов уме-

реть, но был прощен [85, с. 208; 29, с. 265-266]. В данном

случае

пре-

достережение приняло форму наглого предательства. И что интерес-

но,

текст и поведение исправившегося чуского Чжао-вана акцентиру-

ют внимание не на предательстве (за много меньшие провинности

сановники

нередко теряли свои головы), а на справедливости предос-

тережения, которому Чжао-ван, как можно понять, все же внял.

Нет

сомнения, что перед нами искусственная конструкция, встав-

ленная

текст

задним числом. Но интересен упомянутый акцент. Из

него явствует, что предостережение, опирающееся на дидактически

обоснованную норму, имеет явный приоритет. Ссылка на туманные

рассуждения, подкрепленная астрологическими выкладками, такого

приоритета не имела. Цзы Чань ею с легкостью пренебрег, хотя это и

дорого обошлось погорельцам (но кто знает—можем мы поставить

вопрос вместе с Цзы Чанем, — а не случился бы пожар и после жертво-

приношения?

Кому ведома воля Неба?). Рассуждения на

тему

младенце, орущем благим матом, напоминающим вой волка или ша-

кала, тоже

звучат

не слишком убедительно, особенно если учесть, что

ничего дурного,

судя

по данным текстов, Ши Во не совершил и казнен

был лишь потому, что оказался

другом

сановника, подвергшегося

казни

за обмен женами [114, 28-Й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 724

726].

Словом, складывается впечатление, что пользовались успехом и

соответственно активно фабриковались и интерполировались в текст

лишь

те предостережения и предсказания, которые были явственно

окрашены

в дидактические тона и служили своего рода подкреплени-

ем генерального принципа этического детерминанта. Эта же тенден-

ция

заметна и на примере гаданий и некоторых иных обрядов, имевших

отношение

к примитивным религиозным верованиям и суевериям.

Гадания

и метафизические

выкладки

О гаданиях уже немало было сказано. В принципе обряд гадания

остался примерно таким же, каким был полутысячелетие назад, в кон-

це Шан и начале Чжоу. Использовались обе техники — и гадание по

панцирям

черепах (реже по лопаточным костям рогатого скота), и

гадание по стеблям тысячелистника. Однако второй способ постепен-

но

становился главным и наиболее употребительным. Как и в глубо-

кой

древности, гадания были важным делом и использовались пре-

446

имущественно, если даже не исключительно, в среде высшей аристо-

кратии,

главным образом владетельной знати, правителей царств.

Проблема методики и техники гадания, гадательных формул и

взаиморасположения триграмм и гексаграмм принадлежит к числу

достаточно сложных. Она многократно исследовалась в монографиче-

ских

трудах

как китайских специалистов разных эпох, так и европей-

ских, включая отечественных. На русском языке ей посвящен фунда-

ментальный

труд

Ю.К.Щуцкого, недавно переизданный с серьезными

дополнениями,

сделанными А.И.Кобзевым [75]. Не вдаваясь в

суть

проблемы и споры вокруг нее (частично об этом было сказано в

другой моей работе [22, с.

144-150])

и отсылая интересующихся к

вводной статье Кобзева с ее внушительной библиографией, включен-

ной

в переиздание

труда

Щуцкого, я склонен в рамках своей рабо-

ты ограничиться лишь приведением примеров о гаданиях в период

Чуньцю.

Как

это ни странно, но упоминаний о гаданиях в наших источниках

сравнительно немного. В «Цзо-чжуань» Щуцкий в свое время насчи-

тал 16 фрагментов,

другие

— 19. Еще три фрагмента содержит «Го

юй». Всего — 22 фрагмента (см. [75, с. 36]). Часть их представляет

собой лишь лаконичное упоминание со ссылкой на сам факт сущест-

вования

системы гаданий или сборника, позже отредактированного и

приобретшего название «Ицзин». Судя по остальным, поводов для

гадания было сравнительно немного: гадали о предстоящей войне,

здоровье, карьере, женитьбе, жертвоприношении. Гадали в обычных

для этого случаях и в связи с экстраординарными обстоятельствами.

При

этом гадания о войне и победе занимали, как то и следовало ожи-

дать, ведущее место.

Вспомним, что перед своим судьбоносным походом на

жунов

цзиньский

Сянь-гун совершил обряд гадания и что гадатель Су трак-

товал его результаты не слишком обнадеживающе (победа

будет,

сча-

стье— нет). В 661 г. до н.э., когда цзиньский Сянь-гун аннексировал

чужие владения и два из них отдал своим сподвижникам по колесни-

це,

специальное гадание провел Би Вань, получивший

удел

Вэй. Гада-

гель предсказал ему блестящую карьеру, а его

уделу

— большое бу-

дущее

[114, 1-й год Минь-гуна; 212, т. V, с.

123-124

и 125]. В 645 г.

до н.э. перед войной с Цзинь гадал циньский Му-гун, которому было

предсказано и поражение цзиньцев, и пленение их правителя И У

1114, 15-й год Си-гуна; 212, т. V, с. 164 и 167]. Не пренебрег гаданием

возвращавшийся с циньским войском домой цзиньский Чжун Эр, о

чем уже шла речь. Благоприятным было гадание в 575 г. до н.э., со-

нершенное цзиньцами перед решающей битвой с Чу [114, 16-й год

Чэн-гуна; 212, т. V, с. 391 и 397].

447

Гадали о здоровье, особенно в

случае

серьезной болезни. Когда в

541 г. до н.э. все тот же цзиньский Пин-гун заболел, был приглашен

гадатель. Совершив обряд гадания, он заявил, что болезнь правителя

вызвана двумя

духами,

Ши

Шэнь

и Тай Тай, но ему неизвестно, что

это

за

духи.

Позже мудрый Цзы Чань отождествил их с сыновьями

древних императоров и одновременно с одной из звезд и одним из

древних уделов. Но, главное, он заметил, что оба они не должны по-

вредить правителю

Цзинь.

В отличие от него врач из царства

Цинь

поставил иной диагноз, который, как упоминалось, оказался верным

[П4,

3-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с.

572-573

и 580-583]- В царстве

Вэй

в 535 г. до н.э. гадали, назначить ли наследником Юаня (матери

которого приснился сон,

будто

она родит

будущего

правителя) (см.

[114, 7-й год Си-гуна; 212, т. V, с. 615 и 6Щ). Гадание подтвердило

слова родоначальника дома Вэй, услышанные наложницей во сне, и

Юань

стад

вэйским Лин-гуном.

Гадания проводились и в ситуации династийных кризисов, когда

решали вопрос о наследнике престола. Когда был

убит

цзиньский

Лин-гун в

Цзинь,

гадали по стеблям тысячелистника о его преемнике.

Выпавшие одна за

другой

разные гексаграммы были истолкованы

таким

образом, что трое правителей этого царства

будут

приглашены

на

трон из домена, где они временно проживали. Об этом напомнил

своему сыну один из сановников домена, имея в виду проживавшего

там

другого

выходца из цзиньского правящего дома, который дейст-

вительно вскоре стал вторым правителем Цзинь из числа тех троих,

что, согласно гаданию, должны были приглашаться на цзиньский трон

из

домена. Речь шла о Сунь Чжоу, ставшем цзиньскдм Дао-гуном [85,

с.

33-34;

29, с. 59-61].

В принципе все такого рода гадания были обычными методами

решения

разных проблем, иногда политически весьма важных. Но

порой

возникали казусы, когда гадание как обряд становилось чем-то

экстраординарным,

необычным. В

«Чуньцю»

запечатлен случай, когда

понадобилось пять раз проводить гадания в связи с

цзяо

— главным

ежегодным жертвоприношением Небу, для которого подошел срок.

Из

контекста записей хроники и комментария к ней, а также из пра-

вил,

зафиксированных в

«Лицзи»

[93, гл. 1, «Цюй ли», т. 19, с. 136;

213, т. 1, с. 94], явствует, что в таких случаях обязательно следовало

совершать обряд гадания. При неблагоприятном

результате

его можно

было повторить до

трех

раз, но не более того. Считалось, что погада-

ют раз, другой, третий — и выйдет благоприятный ответ. Но на сей

раз,

что называется, нашла коса на камень.

Пять

раз подряд гадали и получали неблагоприятные ответы. При-

шлось отказаться от жертвоприношения, о чем и было сообщено и

448

хронике.

В комментарии к тексту

Д.Легг,

скорее всего, основываясь

на

предписаниях «Лицзи», добавляет от себя, что обычно

хватало

че-

тырех неблагоприятных гаданий, чтобы более не настаивать на жерт-

воприношении.

На сей раз — случай уникальный — их потребовалось

пять,

причем разные специалисты

дают

различную трактовку этому

казусу [133, 10-й год Чэн-гуна; 212, т. V, с. 372 и 373]. Уникальность

данной

ситуации в том, что гадали пять раз, а не в том, что отказались

от принесения жертвы. Отказ от намеченного в данное время жертво-

приношения

ввиду неблагоприятных результатов гадания означал

лишь

то, что этот важный обряд был перенесен (подходящий для это-

го момент наступал в течение лета через каждые десять дней).

Случай с жертвоприношением

цзяо

убедительно свидетельствует о

том, что гаданий — это ритуальный обряд особого типа. Его не

следу-

ет сравнивать с предсказаниями или предостережениями, а также со

спорами

о том, приносить ли

жертву

неизвестной птице, какому-то

духу

и т.п. Гадание не столько

даже

акцентирует важность ситуации

как

таковой (не каждое жертвоприношение сопровождается им),

сколько

подчеркивает альтернативность возможного ответа и соответ-

ственно непредсказуемость результата. Предсказать

результат

гадания

нельзя,

невозможно. Быть может, именно поэтому упоминаний о га-

даниях в текстах немного — не то что о предсказаниях. Гадания —

это

рок,

судьба,

воля Неба, если угодно. Здесь шутить и обманывать

не

приходится,

даже

если иметь в виду великий принцип этического

детерминанта. Можно гадать дважды, трижды, в исключительном

случае

даже

несколько раз, но нельзя пренебречь результатами, ибо от

Этого

будет

тебе

же

хуже.

Гадание в период Чуньцю — и на это

следует

обратить особое

внимание

— уже явно имело некий метафизический подтекст, правда,

иесьма еще слабо выраженный. Специалисты

утверждают,

что по

меньшей мере некоторые из гаданий, зафиксированных в «Цзо-

чжуань»

и «Го юе», были связаны с натурфилософскими выкладками

175, с. 16], господство которых стало характерным для китайской

мысли позже, в середине периода Чжаньго, когда уже сложился текст

«Ицзина» и

ПОЯВИЛИСЬ

первые комментарии к нему, в том числе и

философского

характера. Вообще-то этому не

следует

удивляться, ибо

«Цзо-чжуань»

и «Го юй» появились в то же время, так что их авторы

могли быть знакомы и с «Ицзином», и с комментариями к нему, и с

содержавшимися в них метафизическими построениями. Но были ли

шакомы

со всем этим те, от чьего имени говорят

«Цзо-чжуань»

и «Го

юй», вкладывая в их

уста

соответствующие рассуждения? Ответа нет,

а сомнений много. Можно поставить вопрос о слабо выраженном ме-

гафизическом подтексте, но отделить его от четких построений ком-

15 766 449

ментаторов, уже знакомых с господствовавшими в IV-III вв. до н.э. в

китайской

мысли натурфилософскими представлениями, невозможно.

Для этого просто нет соответствующего механизма.

Ограничимся поэтому тем, что констатируем наличие некоторых

метафизических идей более позднего времени, вложенных в

уста

дея-

телей периода Чуньцю. Если это выкладки астрологического характе-

ра (такой-то дух отождествлен с такой-то звездой,

даже

созвездием),

здесь нет ничего особенного, ибо астрология в Китае пользовалась

уважением с глубокой древности, хотя доказательств этого в текстах

весьма немного. Но вот когда речь заходит о пяти первоэлементах

(у-син) и их соответствии тем или иным из легендарных императоров

древности, да еще в связи с обстоятельным рассуждением о драконах,

которые когда-то существовали и пестовались специальными чинов-

никами,

а позже исчезли [114, 29-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 729

73J], то создается впечатление, что перед нами элементарная интер-

поляция.

Впрочем, упоминания о пяти первоэлементах в «Цзо-

чжуань»

достаточно часты, о чем уже говорилось. Однако метафизи-

ческие выкладки подобного рода не были еще твердо устоявшимися.

Существуют многозначительные варианты.

В свое время мне пришлось обращать внимание на то, что проис-

хождение идеи о пяти первоэлементах (как и

инь-ян)

в Китае связано,

возможно,

с иранским влиянием, где дуализм Добра и Зла был гене-

ральным принципом зороастризма, а идея о шести первосубстанциях

(пять

привычных для синологов — земля, вода, огонь, металл, дере-

во — плюс шестой, скот) зафиксирована в

Авесте

[22, с. 152]. Кстати,

Авесте

шесть первоэлементов тоже соотносились с шестью почи-

таемыми святыми, эманациями великого

Ахура-Мазды

(как в нашем

случае

с легендарными императорами древности). Но что интересно.

В одном из фрагментов

«Цзо-чжуань»

мы тоже встречаемся с рас-

суждением не о пяти, а шести первоэлементах (вода, огонь, металл,

дерево, земля и зерно), которые, правда, названы не у-син, а

лю-фу

—

шестью сокровищами или сокровищницами [114, 7-й год Вэнь-гуна;

212, т. V,c. 247 и 250].

Легко убедиться в некоторой искусственности шестого из них,

принципиально

мало чем отличного от четвертого, дерева, и пред-

ставляющего с ним одно явление — растительность. Создается впе-

чатление, что перед нами просто нарочитая замена шестого и важного

для скотоводов-и

ранце

элемента (скот) на столь же важное для зем-

ледельцев-китайцев сокровище (зерно) при игнорировании факта

сходства

между

деревом и зерном. Между тем этот факт очень важен,

коль

скоро речь идет о перечислении считанных основных первосуб;

станций

природы (стихий воды и огня, металла и земли как яелени(

450

неорганической природы, растений и скота как основных разновидно-

стей живой природы). Иными словами, в системе иранского зороаст-

ризма есть строгая логика при перечислении шести первосубстанций,

тогда

как в

лю-фу

ее нет. Неудивительно, что

лю-фу

— в отличие от

у-син — не закрепилось как метафизический комплекс. Для нас, одна-

ко,

важен сам факт: в

«Цзо-чжуань»

есть свидетельства становления

незнакомого

и, весьма вероятно, заимствованного метафизического

комплекса,

укрепившегося в системе древнекитайской мысли в форме

более привычного для нее пентаряда, пятерки.

Когда и как это произошло, неясно. В хронике

«Чуньцю»

и тем бо-

лее в иных ранних текстах ни о каких первоэлементах или силах инь-

ян речи нет. То и

другое

в виде метафизических категорий появилось

позже,

в период Чжаньго, причем вероятней всего вместе, в комплек-

се.

Впрочем, это

никак

не исключает того, что становление и тем бо-

лее закрепление китайского эквивалента этих ирано-зороастрийских

категорий (если иметь в виду гипотезу об их вероятном иранском

происхождении) шло постепенно, о чем косвенно свидетельствуют

упомянутые варианты. Сам же факт включения

всех

вариантов в

«Цзо-чжуань», причем в тексты, комментирующие хроникальные за-

писи

разных веков, смущать нас не должен, ибо текст комментария в

целом, как было упомянуто, синхронен как раз с тем временем, когда

натурфилософские и метафизические идеи и соответствующие им

категории активно разрабатывались древнекитайскими мыслителями,

начиная

с таинственного Цзоу Яня (о возможных некитайских источ-

никах

его мудрости мне уже приходилось писать [22, с. 150 и ел.])

Однако метафизические идеи, коль скоро они уже как-то проявили

себя в период Чуньцю (что едва ли можно считать бесспорным, имея в

виду только что высказанные сомнения по поводу того, как и когда

они

вставлялись в текст комментария к хронике «Чуньцю»), отнюдь

не

играли в интересующий нас период древнекитайской истории

сколько-нибудь заметную, тем более существенную роль

. Такую роль

то время в духовной

культуре

играли иные мировоззренческие пред-

ставления, в первую очередь тщательно разрабатывавшаяся система

ритуалов и церемониала среди феодальной знати, о чем уже шла речь

предыдущей главе. Важным элементом этой системы было тради-

ционное

принесение жертвы.

О протоиранских (протозороастрийских) элементах и индоевропейцах в бассейне

Тарима было уже сказано во Введении. Вопрос еще слабо изучен, и многое здесь неясно.

Но

говорить о связях, причем достаточно длительных, очень медленно влиявших на по-

степенно

развивавшуюся

духовную

культуру

чжоуского Китая, есть все основания. Так же

как

и о том, что внешние влияния в Китае подвергались сильной переработке, китаизации.

Можно зафиксировать связь музыки с космической гармонией, и не более

того [176].

15* 451