Васильев Л.С. Древний Китай. Том 2. Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)

Подождите немного. Документ загружается.

Как

легко заметить, поводом для разговора

двух

луских сановни-

ков

послужил вроде бы пустяк: прилетела странная птица, не

следует

ли

ее на всякий случай задобрить . Но из связанного с этим эпизодом

поучения становится ясным, кто достоин жертвы и почему. Если речь

шла о людях — то имелись в виду те, кто чем-либо заслужил хоро-

шую память и право на уважение всех (а не только своих прямых)

потомков.

Примерно те же критерии для

духов

гор, рек и озер

(известность и заслуги). Особо выделены светила (не вполне

ясно,

какие

именно — комментария в данном

случае

нет) и первоэлементы

(явный

анахронизм для VII в. до

н.э.).

Упомянуты в тексте и основные

виды жертвоприношений — сакральные ди, цзу,

цзяо

и цзун, а также

благодарственные бао. Насколько можно понять из контекста, по-

следний из разрядов —

бао—

относится также к неодушевленному

(с

привычной точки зрения современного европейца) миру, т.е. ко

всем стихиям и элементам природы.

Что касается порядка и характера принесения жертв, то здесь нет

особой ясности. Видимо, древним великим предкам приносили крова-

вые жертвы, причем главным образом их прямые потомки. Такие же

жертвы предкам регулярно приносили и в

случае

военных действий.

В «Цзо-чжуань» и «Го юе» рассказывается, что перед решающим сра-

жением с Ци в 684 г. до н.э. луский Чжуан-гун не поскупился на жерт-

венных животных, дабы накормить воинов мясом [114, 10-й год Чжу-

ан-гуна; 212, т. V, с. 85 и 86; 85, с. 51; 29, с. 79]. Жертвоприношения

предкам отличались определенной, даже весьма строго соблюдавшей-

ся

регулярностью.

Иное

дело — мир стихий, природа и элементы ее

ландшафта. Судя по данным систематизированных источников типа

«Лицзи», всем им тоже регулярно приносились жертвы. Об этом же

упоминает и «Го юй» [85, с.

205-206;

29, с. 262]. Однако из дру-

гих текстов

следует,

что о

духах

явлений природы и мира стихий

вспоминали

главным образом

тогда,

когда возникали какие-либо ано-

малии.

Это едва ли должно вызывать удивление. Мир природы и стихий

огромен и непредсказуем. Мало ли что и когда может случиться.

Главное — нужно быть готовым вовремя сориентироваться (случай с

морской

птицей в Лу в этом смысле весьма показателен). Бывали и

более сложные, даже драматические ситуации, требовавшие немед-

ленной

реакции от власть имущих (заметим, не от каких-либо жрецов,

которых в древнем Китае как особого социального слоя не было во-

Стоит напомнить,

что

культ птиц, обожествление

их как

носителей

душ или по-

средников

между миром людей

и шан-ди

существовали

Китае задолго

до

периода

Чуньцю (см.,

частности, монографию Ф.Уотербери [246]). Встречаются

бронзовые

сосуды, сделанные

виде птицы

и с

изображением птиц [144].

432

„^^М

все, или иных служителей культа, но именно от администрации). Тому

источниках достаточно много примеров.

Известно,

что в момент большого пожара в 664 г. до н.э. в царстве

Сун было приказано принести в жертву божеству огня коней на всех

четырех стенах города и в храме шанского Пань Гэна, к которому

возводили свой род правители царства [114, 9-й год Сян-гуна; 212,

т. V, с. 436 и 439]. Ситуацию с большим пожаром можно расценить

как

экстраординарную. Возможно, именно поэтому сочли необходи-

мым принести кровавую жертву не только почитаемому предку, но и

божеству огня. Что же касается менее тревожных случаев, то здесь

дело не обязательно сводилось к жертвоприношению, тем более кро-

вавому. Это заметно и даже поддается проверке, если мы обратимся к

данным

о затмениях, упоминания о которых встречаются в источни-

ках достаточно часто.

Так,

насколько можно судить по данным хроники «Чуньцю» [133,

15-й год Вэнь-гуна; 212, т. V, с. 268 и 270], когда в 612 г. до н.э. слу-

чилось затмение, в царстве Лу били в барабаны, дабы отпугнуть злых

духов,

покушавшихся на светило, и принесли жертву на алтаре шэ.

Однако аналогичное затмение солнца в 645 г. до н.э. подобной реак-

ции

со стороны властей не вызвало, о жертвах нет речи ни в

«Чуньцю», ни в «Цзо-чжуань» [133, 15-й год Си-гуна; 114, 15-й год

Си-гуна; 212, т. V, с.

163-164

и 166-167]. Возможно, как замечает

Д.Легг, это затмение было неполным и не слишком заметным в Лу

[212, с. 167, примеч. 5].

Что касается природных аномалий, то дело далеко не всегда сво-

дилось к принесению жертвы. Согласно «Чуньцю» [133, 21-й год Си-

гуна; 212, т. V, с. 179], в 639 г. до н.э., когда в царстве Лу случилась

жестокая

засуха,

правитель царства хотел, следуя древней традиции,

сжечь шаманку и выставить под палящие лучи солнца истощенного

человека в качестве жертвы, чтобы дать понять светилу, сколь губи-

тельны его лучи

. Однако сановник Цзан Вэнь-чжун отсоветовал де-

лать это, заметив, что бороться с засухой следовало бы иным спосо-

бом — привести в должный порядок все в городе, уменьшить расхо-

ды, умерить питание, побудить людей помогать

друг

другу

и т.п. Но

чачем же человеческие жертвы? Если бы Небо хотело такого, оно не

произвело бы этих людей на свет! И хотя последний из аргументов

^чана не выглядит слишком убедительным, правитель прислушался к

совету, отказался от человеческих жертв и стал осуществлять полити-

ку самоограничения. В результате, как о том сказано в «Цзо-чжуань»

О ритуальном выставлении на солнце и сжигании в древнем Китае шаманок в

елучае

засухи см. статью Э.Шефера [229], где приводятся примеры такого рода риту-

ильного самосожжения и в более позднее время, в императорском Китае.

433

[114, 21-й год Си-гуна; 212, т. V, с. 179 и 180], голод в этом

году

не

слишком

свирепствовал.

Отказ от кровавых жертвоприношений в жестокую

засуху

(древняя

традиция требовала именно жертвоприношения шаманки в таком

случае)

— это явное влияние новых чжоуских представлений о прине-

сении

жертву

людей. Можно было считать, что убитые на войне —

именно

жертва. Но вот сопогребение людей с умершим правителем

уже резко осуждалось. Этика, связанная с представлениями о сохра-

нении

и накоплении благодати-добродетели дэ, требовала этого. Тре-

бование было достаточно жестким, так что в период Чуньцю ощуща-

лась определенная тенденция к отказу от кровавых жертвоприноше-

ний

в принципе, во всяком

случае

по мере возможности.

«Го юй» содержит эпизод, в котором упоминается об обвале горы

Ляншань

в царстве Цзинь в годы правления Цзин-гуна

(599-581

гг.

до

н.э.).

Из диалога, связанного с этим чрезвычайным событием, чита-

тель должен понять, что, если рушатся горы или пересыхают реки,

правителю

следует

одеваться в скромные одежды, пользоваться не-

разукрашенной колесницей и не слушать музыку (т.е. отказываться от

удовольствий и развлечений). Правитель должен почтительно доло-

жить Шанди о случившемся, а люди три дня плакать (горевать), де-

монстрируя при этом миру

духов

свое уважение [85, с. 145; 29, с. 193].

О жертвах в тексте не упомянуто.

Это еще не означает, что кровавые жертвоприношения быстро схо-

дили на нет. Можно сослаться на известный эпизод из жизни Конфу-

ция.

«Луньюе»

сказано, что как-то в беседе со своим учеником Цзы

Гуном, предложившим было отказаться от принесения в

жертву

бара-

на

в начале каждого месяца, Конфуций заметил, что Цзы Гун заботит-

ся

о баране,

тогда

как он о ритуальном церемониале [94, III, 17]. И все

же нет сомнений в том, что тенденция к отказу от кровавых и тем

более человеческих жертвоприношений все явственней проявляла

себя,

что, в частности,

следует

из предложения Цзы Гуна.

Вот интересный эпизод, датируемый 518 г. до н.э. В домене Чжоу

царит

смута,

идет борьба за трон вана. Претендент на престол принес

жертву

духу

реки

Хуанхэ

нефритовый скипетр чжоуских ванов. Но

река не приняла столь ценную и явно не принадлежавшую жертвовг

телю вещь — паромщик обнаружил скипетр на

берегу

и в конечно!

счете нефрит был возвращен вану [114, 24-й год Чжао-гуна; 212, т.

с. 701 и 703]. Эпизод напрямую не свидетельствует о том, что

важнейшей в Китае реки приносили уже не кровавые жертвы, а иньк

Можно

специально напомнить, что кровавые человеческие жертво-

приношения

этому

духу

(Хэ-бо) осуществлялись и после периода

Чуньцю, вплоть до

рубежа

V-IV вв. до н.э., когда известный вэйский

434

чиновник

Си Мэнь-бао решительно прекратил эту практику [103,

гл. 126, с.

1159-1160].

Однако этот факт из истории

чуть

более позд-

него времени косвенно подтверждает, что

духу

Хуанхэ

и многим дру-

гим

духам

в период Чуньцю уже можно было приносить и реально

приносили

не кровавые, но иные, подчас очень ценные жертвы.

Речь вовсе не идет о том, что тенденция к отказу от кровавых

жертвоприношений

быстрыми темпами утверждалась. Отнюдь. Прак-

тика

такого рода жертвоприношений сохранялась тысячелетиями. Но

она

все более ограничивалась немногими и не слишком частыми

жертвами в честь лишь важнейших из почитаемых предков и в дни

основных праздников. Причем мясо жертвенных животных составля-

ло обычно часть обильного угощения, которое символически предла-

галось

духам,

но практически потреблялось собравшимися на торже-

ственную трапезу [85, с.

204-207;

29, с. 260-263].

Вообще, из сообщений текстов складывается впечатление, что от-

ношения

с миром

духов

ходе

социокультурной эволюции чжоуского

Китая

обретали привычный для древнекитайской ментальности изу-

чаемого времени практицизм. В одном из помещенных в сборнике

«Го юЙ» поучений, датируемых рубежом VI-V вв. до н.э., рассказыва-

ется, что в глубокой древности существовали шаманы, в которых все-

лялись

духи,

определяя нормы и порядок ритуально-церемониальных

иных обрядов, в том числе правила сооружения жертвенников и

принесения

жертв. Позже функции чиновников и жрецов оказались

перемешанными,

так что каждое из должностных лиц могло ведать

разными

делами, включая контакты с

духами

и жертвоприношения в

их честь. Более того, люди сами стали в своих семьях совершать

жертвоприношения.

И хотя в рассказе все эти процессы отнесены в

далекое прошлое [85, с.

203-204;

29, с. 258-260], на

деле

речь в по-

учении как раз о том, что мир

духов

вплотную приблизился к людям и

что с ними иметь дело может практически каждый, как это обычно и

происходило в дни торжеств и обильных праздничных угощений.

Соответственно существовали и специалисты по заклинанию

духов

[164].

Эта близость'людей и

духов

(причем не только

духов

предков, что

можно было бы считать делом естественным и само собой разумею-

щимся)

становилась в общественном сознании все более обычной и

нормальной.

Мало того, она находила и некоторое оправдание в ссыл-

ках на прошлое. Когда уский посол привез в Лу кости гиганта и задал

нопрос

Конфуцию, кому эти кости принадлежали, тот ответил, что

некоему Фан Фэну, жившему во времена великого Юя.

Поясняя,

Кон-

фуций

заметил, что, когда Юй созвал

всех

духов,

Фан Фэн опоздал, за

что был казнен. Из пояснений, сопровождающих этот помещенный в

435

«Го юе» рассказ, явствует, что речь идет о

духах,

ведающих горами,

реками

и покровительствующих территориям [85, с. 72-73; 29, с. 106].

Из

контекста вытекает, что легендарный древний правитель Юй —

не

дух, не божество, но мудрец, пусть

даже

своего рода герой — ведал

духами

сил природы, во всяком

случае

наиболее близкими к жителям

Поднебесной

и теснее всего связанными с населением страны. Больше

того, он имел право казнить и миловать. Правда, не совсем понятно,

как

можно было казнить

духа,

от которого после этого остались кости.

Но

на такие несоответствия мало кто в древнем Китае обращал вни-

мание.

Всем было ясно главное:

духи

были организованы, подчиня-

лись великим древним мудрецам и соответственно играли (быть мо-

жет, за исключением светил или огня) свою важную, хотя и достаточ-

но

скромную роль. А коль скоро так, то неудивительно, что дистанция

между

живыми и

духами

(или душами покойников) в представлении

древних китайцев была небольшой и имела явственную тенденцию к

уменьшению. Впрочем, это отнюдь не означало что

духи

и души

умерших предков мало отличались от обычных людей, Сверхъестест-,

венный

элемент всегда оставался свойством только

духов.

Но оста-

вался именно для того, чтобы служить людям (или быть предостере-'

жением для них).

В «Го юе» [85, с. 10-11; 29, с.

33-35]

«Цзо-чжуань»

[114, 32-й год

Чжуан-гуна; 212, т. V, с. 319 и 320] рассказывается о том, как осенью

662 г. до н.э. в местности Синь царства Го появился некий дух

(использован

знак

шэнь,

служивший для обозначения сверхъестест-

венной

субстанции, включая и

душу

покойника).

Слух

об этом дошел

до вана (царство Го было соседом домена), который поинтересовался

у одного из своих чиновников, как этот феномен

следует

понимать и

толковать. Тот заметил, что это неблагоприятный знак для Го, кото-

рому грозит

беда.

Вообще-то, продолжал он, появление

духа

может быть и добрым

предзнаменованием, как о том свидетельствуют многие случаи в про-

шлом.

Поэтому прежде всего нужно принести

духу

соответствующую

жертву.

Ван послал в Го чиновников, которые ее принесли. Возвра-

тившись,

они заявили, что Го погибнет, ибо его правитель, принося

жертвы, обратился к

духу

с просьбой увеличить территорию царства.

По

версии «Цзо-чжуань», дух пробыл в Синь шесть месяцев и обещал

дать земли. Однако это обещание не было воспринято всерьез, ибо

недобродетельность правителя Го была слишком очевидна.

Сюжет необычайно информативен и поучителен. Если оставить и

стороне мистику как таковую (дух спустился в точно фиксированное

место и просидел там полгода, ему не только приносили жертвы, с

ним

вступали в контакт — видимо, с помощью гаданий — и

даже

436

заручились его поддержкой), то встает интересная проблема.

Духи

порой

появляются, и это само по себе еще ничего не означает. По

существу

это только сигнал, своего рода предостережение. Все зави-

сит от того, на каком пути (верном или неверном) стоят государство и

его правитель. А критерии очень расплывчаты. В чем именно был

виновен

правитель Го, остается неясным. В «Го юе» лишь упомянуто,

что он не должен был ничего просить — просьбой он проявил свою

антинародную сущность (не о богатствах

следует

думать,

ведь он так

от народа

будет

выгоду

требовать; нужно очистить помыслы, про-

явить

родственные

чувства

духам

и людям). Неудивительно, заклю-

чает «Го юй», что через несколько лет после описанного эпизода цар-

ство Го погибло,

будучи

аннексированным

Цзинь.

Собственно говоря, от суеверий в этом эпизоде лишь элемент мис-

тики,

связанный с появлением и полугодичным пребыванием в Го

некоего

духа,

охотно вступавшего в контакт с людьми и

даже

давав-

шего обещания. Но что интересно:

духу

не верят и обещания его деза-

вуируют

под благовидным предлогом. Это происходит не столько из

неуважения к

духу,

сколько потому, что все знают, что Го вскоре по-

гибнет, а гибнет царство, как хорошо известно, чаще всего и главным

образом от недобродетельности его правителя. Право же, в подобного

рода ситуации нет сомнений, что вся эта история была выдумана зад-

ним

числом. Но зачем

тогда

сложности с дезавуированием обещаний

духа?

Не проще было бы, если бы дух прямо сказал, что правитель Го

недостоин и его царство погибнет?! Или не было ничего такого, в чем

можно было бы всерьез упрекнуть правителя Го?

Вопросы остаются без ответа. Можно

даже

предположить, что пе-

ред нами некая сложная коллизия, связанная с противостоянием этики

суеверий: формирующиеся в чжоуском Китае и связанные с

прин-

ципом

этического детерминизма нормы (если царство гибнет — вино-

вен

его правитель) еще не согласуются с привычными суевериями

(дух не видит ничего дурного в правителе и

даже

в его просьбе о тер-

ритории

и готов дать обещание). Одно несомненно: в

духов

охотно

верили,

как и в контакты с ними. Это вполне естественно для народа,

у которого еще совсем недавно вся религиозная жизнь сводилась к

контактам с умершими обожествленными предками.

«Го юй» упоминает о

случае

с чжоуским Сюань-ваном, который

безвинно

казнил одного из своих вассалов. Перед смертью тот успел

заявить,

что, если мертвые имеют разум (употреблен знак чжи —

знать,

разуметь), через три

года

он о себе напомнит. И действительно,

через три

года

на поле брани, где собрались сотни колесниц и тысячи

воинов

Сюань-вана,

вдруг

появилась колесница, на которой сидел

умерший. Он натянул лук, и стрела насмерть поразила чжоуского пра-

437

вителя. В деталях этот случай описан в трактате «Мо-цзы» [99а, гл. 8,

с.

139-140

(см. также [29, с. 313, примеч. 13]). Из описания явствует

что

душа

умершего с легкостью может обретать плоть и возможность

совершать действия, в том числе активные, насильственные. И разу-

меется, она может угрожать, предостерегать, требовать.

«Цзо-чжуань»

[114, 10-й год Си-гуна; 212, т. V, с. 156 и 157] рас-

сказывается, что в 650 г. до н.э., т.е. примерно через четыре

года

после

смерти

Шэнь

Шэна,

старшего сына и наследника цзиньского

Сянь-

гуна, его могила была потревожена по приказу правителя царства.

Сразу же после этого один из сановников Цзинь повстречал дух прин-

ца,

который заявил, что пожаловался на недобродетельного И У

(Хуэй-гуна, его брата, занявшего престол после смерти их отца) само-

му Ди (Шанди), попросив его передать царство Цзинь царству

Цинь,

которое

будет

приносить ему положенные жертвы. Перепуганный

сановник

заметил, что души умерших не радуются жертвам, прине-

сенным

не их родственниками. И в чем провинился весь народ Цзинь?

На

это покойник ответил, что подумает и изменит свою просьбу, о чем

сообщит через семь дней. Через семь дней он заметил, что Ди обещал

ему, что

будет

наказан лишь виновный, которого

ждет

разгром при

Хань.

Стоит напомнить, что именно при Хань произошла спустя пять лет

решающая битва

между

Цинь и Цзинь, в

результате

которой И У по-

пал в плен. Если принять это во внимание, то снова получается очень

любопытная картина. Мало того, что дух покойника активно

действу-

ет и

угрожает.

Он в состоянии не только пожаловаться на беззаконие

произвол самому Шанди (это как раз в порядке вещей), но и пере-

дать информацию о том, что случится вскоре. И

именно

это случи-

лось. Опять-таки нет сомнений, что вся история с

духом

выдумана от

начала до конца в назидательных целях и служит своего рода пред-

остережением, предсказанием, которыми изобилуют древнекитайские

источники,

особенно «Го юй» и «Цзо-чжуань». Обратимся к корпусу

предостережений и предсказаний, представленному в текстах и имею-

щему самое непосредственное отношение к миру суеверий.

Предсказания и предостережения

На

системе предсказаний, предостережений и предзнаменований в

текстах построена значительная часть сюжетно-событийного изложе-

ния.

Иными словами, авторы источников обращают явно преувели-

ченное внимание на причинно-следственные связи, рожденные пред-

438

ставлением о минимальной, а то и вовсе отсутствующей дистанции

между

миром живых и тесно связанным с ним миром

духов

и душ

умерших.

Вообще-то связи такого рода типичны и естественны для многих

народов и встречаются в самых различных социокультурных ком-

плексах, вплоть до весьма высокоразвитых, современных. Они были

характерны и для шанского Китая, о чем писали синологи [172]. Но

спецификой

чжоуской системы можно считать едва ли не нарочитое

смазывание предполагаемых источников информации: не столько

сверхъестественные силы позволили узнать что-либо (хотя немало и

таких сюжетов, включая те, что основаны на гаданиях), сколько сами

предсказывающие заранее знают, что произойдет. Во многих случаях

нет никаких сомнений в том, что вся мудрость предсказывающего или

предостерегающего помещена в текст задним числом, когда об ошиб-

ке

в угадывании

будущего

уже не могло быть и речи. Однако интере-

сен

сам логический прием повествования. Неважно, откуда что из-

вестно. Важно, что это именно так. И здесь очевидно присутствует не

столько суеверие (его в действительности в таких ситуациях практи-

чески может и не быть), сколько прямолинейная предопределенность,

некая

неотвратимость судьбы, провиденциализм, включая неизбеж-

ность наказания за проступки, недобродетельное поведение, дурной

нрав.

На этом в немалой мере держится и вся система гаданий по

«Ицзину».

Однако обратимся к нашим текстам. Не все предостережения и

предсказания,

встречающиеся в них, одинаковы, и далеко не все они

относятся

к числу интерполяций, сделанных задним числом. Впрочем,

нашем распоряжении нет надежных критериев для выявления тех

либо иных из их числа. Единственное, что вполне определенно, так

•уго

то, что все предостережения сбываются. Иных просто нет. Можно

было бы представить ситуацию таким образом, что шел тщательный

отбор сбывшихся предсказаний,

тогда

как все остальные просто от-

брасывались за ненадобностью. Но вполне можно полагать и иное:

наряду с немногими случайно сбывшимися предостережениями воз-

никали

ситуации; когда они напрашивались, хотя и отсутствовали.

этих случаях их вполне могли придумывать авторы комментариев к

«Чуньцю»

в назидательных целях либо для придания изложению не-

коей

занимательности.

сожалению, как уже сказано, критериев в нашем распоряжении

нет. Есть только тексты, соответствующие эпизоды из которых и при-

недены ниже. Начнем с тех, что касаются снов. Сны, казалось бы,

наименее

провокативный жанр предостережений. Мало ли что при-

снится...

другой

стороны, сон можно и придумать. Он вполне может

439

быть приемом, оправдывающим определенную интригу, скрывающим

затаенную цель. Поэтому существенно обращать внимание на то, ка-

кой

характер имеет сам приведенный в источнике сон того или иного

из

заметных политических деятелей. Впрочем, и это не всегда помога-

ет, ибо любой необычный сон, особенно связанный с кем-либо из

мира

духов

и предков, можно толковать как угодно.

В «Го юе» рассказывается, как правитель Го незадолго до аннексии

его царства

увидел

сон,

будто

в храме его предков появился дух с

когтями тигра и алебардой и приказал от имени Ди (Шанди) открыть

перед войсками Цзинь ворота города. Испуганный правитель обратил-

ся

к историографу за толкованием сна, а тот пояснил, что сон — пре-

достережение от имени Неба [85, с. 104; 29, с.

141-142].

Из контекста

явствует, что правитель Го не считал себя недобродетельным. Он явно

не

понимал, в чем его вина (единственное обвинение — склонность к

роскоши).

Неудивительно поэтому, что, выслушав историографа, пра-

витель не поверил ему и

даже

посадил в

тюрьму,

а горожанам (го-

жэнъ)

рассказал о сне (возможно, несколько изменив его) как счаст-

ливом предзнаменовании, что, впрочем, не помешало Го через не-

сколько

лет прекратить свое существование.

Вот еще два эпизода о вещих снах. В царстве Сун в 517 г. до н.э.

Юань-гун перед поездкой в Цзинь

увидел

сон,

будто

его старший сын

венчается на царство, а он сам и его отец, покойный правитель царст-

ва, помогают ему в церемониале. Проснувшись, он собрал министров

сделал некоторые распоряжения на случай своей смерти. Потом

отправился в Цзинь и по дороге

умер

[114, 25-й год Чжао-гуна; 212,

т. V, с, 707 и 711]. В данном

случае

перед нами своего рода вещий

сон,

что встречалось далеко не только в древнем Китае. Вот второй

эпизод.

В 535 г. до н.э. больной цзиньский Пин-гун как-то

увидел

во

сне

желтого медведя, вошедшего в его дворец, а прибывший в это

время с визитом чжэнский Цзы Чань объяснил, что это, надо полагать,

дух Гуня (отца великого Юя), который был наказан Яо и превратился

желтого медведя . Раньше ему обычно приносили жертвы, а теперь

перестали. Видимо, дух напомнил о необходимости принести ему

жертву,

и это должен сделать (вместо утратившего политическую

власть чжоуского вана) правитель царства-гегемона

Цзинь.

Принеся

жертву,

Пин-гун вскоре поправился и поблагодарил Цзы Чаня [114,

7-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 613 и 617; 85, с. 171; 29, с. 224-225].

Сны

здесь выступают в качестве предостережения, в одном ясного

(скоро

умрешь), в

другом

не очень (нужно толкование мудрого и

Суеверия, связанные с тотемистическими представлениями, были широко рас-

пространены в Китае в эпоху неолита Яншао [37]. Подобные представления остались и

сфере суеверий и позже, о чем

свидетельствуют

специальные исследования [138].

440

знающего Цзы

Чаня).

Но оба рассказа в принципе идентичны с пер-

вым: сон — вещь не случайная, если что приснилось — прими к све-

дению, не можешь сам — посоветуйся со знающими людьми. Знаю-

щие же люди всегда найдут смысл в твоем сне, хотя и не всегда смо-

гут помочь. Одно несомненно: сон заслуживает внимательного ос-

мысления.

Вспомним о наложнице вэйского правителя, собиравшейся

родить (во сне ей явился основатель правящего дома Вэй, Кан-шу,

предсказавший, что она родит

будущего

правителя). Серьезное отно-

шение ко сну обычно тесно связано с политикой. Так, согласно утвер-

ждениям Сыма

Цяня,

циньскому

Му-гуну

приснилось,

будто

сам

Шанди

приказал ему покончить со смутой в Цзинь [103, гл.28; 71,

т. IV, с. 156]. Как

следует

полагать, именно поэтому Му-гун дал Чжун

Эру войско и помог ему занять трон отца.

Вывод ясен: сны часто бывают не случайны и к ним, особенно к

политически значимым,

следует

относиться серьезно. В «Цзо-чжуань»

приведен интересный эпизод, связанный со смертью в 581 г. до н.э.

цзиньского Цзин-гуна [114, 10-й год Чэн-гуна; 212, т. V, с.

372-373

374]. Ему приснилось, что в двери его дворца ломится дух предка

уничтоженного им клана Чжао, обвиняя его в произволе и обещая

апеллировать за справедливостью к Ди (Шанди). Проснувшийся пра-

витель обратился к шаманке, а та ответила, что правителю не удастся

узнать вкус пшеницы нового урожая. Вскоре Цзин-гун заболел и уви-

дел новый сон: болезнь предстала перед ним в виде

двух

мальчиков,

которые спрятались в его теле в районе горла и сердца. Приехал врач

из

царства Цинь и сказал, что ничего нельзя поделать, ибо болезнь

засела в горле и сердце. Тем временем, однако, поспел новый урожай.

Из

пшеницы испекли

булку,

пригласили шаманку и тут же ее казни-

ли —- пусть не говорит злобную неправду. Но как только правитель

сам потянулся к булке, он упал и умер.

Итак,

к снам не

следует

относиться с пренебрежением, как и к тем,

кто толкует их смысл. Отметим, что из приведенных нескольких эпи-

зодов лишь один политически нейтрален — в

случае

с желтым медве-

дем. Он, к слову, и разрешился весьма просто — принесли

духу

жерт-

ву, и дело с концом. В

случае

с сыном правителя Сун, занявшим при

жизни

отца его трон, дело уже обстоит несколько сложнее. Сунский

Юань-гун, который, по словам Сыма

Цяня,

уничтожил почти всю

свою родню, имел основания полагать, что вещий сон о приближаю-

щейся

смерти был не только серьезным ему предостережением, но и

чем-то вроде напоминания о заслуженном наказании [103, гл. 38; 71,

т. V, с. 136]. Что же касается остальных снов, то политический смысл

их бесспорен: Вэй обрело именно того правителя, на которого указал

Кан-шу, Го погибло потому, что плох был его правитель, а цзиньский

441