Спивак Д.Л. (отв. ред.) Фундаментальные проблемы культурологии : В 4 т. Том IV: Культурная политика

Подождите немного. Документ загружается.

Л. И. Шишкина 40

ценностей только государство способно осуществить интеграцию различных социальных

групп и предотвратить кризис идентичности. А в конечном итоге создать проект будущего,

максимально полно выражающий цивилизационное и культурное предназначение России.

L. I. Shishkina

Culture as a Priority of National Politics

Nowadays realization of national projes in here of health care, education and agriculture have

been chosen as the main priorities of society/ Meanwhile culture might and mu become the mo

crucial national proje. Culture is not reered to as entertainment but as hiorically eablished,

independently developing syem that shapes mentality,values? norms and traditions thus accumu-

lating national experience that comprises national self-perception.

 e main issue of present-day Russia is not economy, but the problem of national self-identica-

tion that become topical clue to the loss of guiding values by Russian people.

At present there is a tendency of opposing the traditional syem of values inherent in the minds of

majority of the population, to weern liberal innovations. is resulted in the cultural coni be-

tween society and ate, as well as national desintegration.

Culture might become the main source of country development, of social ability and national

security provided that the main undertakings of those in political power are society adequate/ eir

performance is bound to consider moral basis of Russian self-perception on the one hand, and word-

wide cultural tendencies conneed with the develoment of the informational technologies and glo-

balization in po-modern society, on the other.

М. В. Силантьева

Государственная академия славянской культуры, Москва

стратегии межКультурного взаимодействия

и молодежная политиКа россии

Современное культурное пространство — сложное переплетение различных этнических,

культурных и региональных традиций и ценностей. Таким оно было и раньше. Однако се-

годня, в противовес нарастающим тенденциям интеграции (связанным, в том числе, с раз-

витием мирового рынка), усиливаются диффузные процессы, размывающие единое поле

культуры. Такое размывание направлено не только в сторону локализации ее региональных

(либо анклавных) пространств; оно разъедает коммуникативные связи в рамках одного, ус-

ловно целого, культурного локуса.

Одно из оснований указанных диффузных процессов — миграция значительных масс лю-

дей. В этом контексте особую проблему представляет врастание в новую культуру детей миг-

рантов, которые переживают аксиологический иммунный конфликт как личную драму.

России предстоит решать эту проблему, тщательно выстраивая систему приоритетов мо-

лодежной политики, включающей стратегию и тактику в сфере образования, воспитания и

трудоустройства молодежи. Разработка четкой и обоснованной программы в этой сфере и

ее проведение в жизнь — не просто благое пожелание, но насущная и ответственная задача,

стоящая перед современной российской властью.

Для того, чтобы подобные программы были не только логически корректны, но и реалис-

тичны, их следует строить с учетом ряда факторов.

Во-первых, необходимо опираться на анализ конкретных проблем, раскрывающих те

или иные тенденции социокультурной динамики.

Во-вторых, модели, построенные на основании такого анализа, должны предварительно

тестироваться в экспертных сообществах и малых группах, что позволит максимально пол-

но оценить их жизнеспособность в условиях конкретного места и времени.

Трудно не согласиться с тем, что решить вопрос о стратегиях межкультурного взаимодей-

ствия в свете молодежной политики невозможно без помощи социологии. И здесь не обой-

тись без дорогостоящего мониторинга (хотя выводы, получаемые в результате его обработки,

нередко в значительно большей степени зависят от исследовательской программы ученого-

социолога, чем от тех более или менее репрезентативных цифр, на которые он опирается).

В то же время учет ситуации не равен ее простой регистрации: любая попытка анализа

связана с вмешательством «глаза» — методологической и ценностной призмы, через кото-

рую смотрит ученый.

Данные социологии нуждаются в интерпретации, связывающей науку с целым жизни

культуры. Один из специфических механизмов, осуществляющих эту связь, — механизм

культурной политики. Существенной ее составляющей выступает система управления,

позволяющая обдуманно направлять и регулировать процессы, происходящие в системе

культуры. Особенно важно подчеркнуть: культурная политика не сводится к администриро-

ванию собственно культуры как части так называемых «надстроечных явлений». Речь идет

М. В. Силантьева 42

о попытке грамотно встроить управленческое воздействие в самоорганизацию сложного со-

циального механизма, которому свойственно саморазвитие, «окультуривание» всех слоев

своего существования. Таким образом, управленческое воздействие и порождаемые им ин-

теракции напрямую связаны с сознательным формированием особого поля существования

человека в социуме — культурной среды.

Одна из форм интерпретации полученных наукой данных — культурологическая. Она поз-

воляет определить столь существенные компоненты культурной политики, как цели; затем —

смоделировать методы их достижения путем решения конкретных задач. Социология в

этом случае обеспечивает базу данных для практического культуролога (каковым является

всякий добросовестный политик локального уровня, даже если он отвечает в своем регионе

не за искусство и образование, а, например, за сельское хозяйство). Не стоит думать, что куль-

турная политика при таком прочтении дублирует социальную или хозяйственную. Но она, по

существу, является платформой для их проведения в жизнь, определяя тот самый «человече-

ский фактор», без которого нет ни социальности, ни хозяйства. Таким образом, опирающая-

ся на культурологическую интерпретацию культурная политика не сводится к идеологи, «пи-

ару» или имеджмейкрству, — оставаясь, однако, особым видом формирования самосознания

личности, входящей в историческом процессе во взаимодействие с другими личностями.

Перед культурологом-интерпретатором, призванным в этом случае быть «аналитиком со-

циологической аналитики», рано или поздно обязательно встает отнюдь не праздный вопрос

о характере истины в социо-гуманитарном знании. Как возможно такое знание? Что при ана-

лизе ситуации непременно должно быть учтено, а от чего можно отвлечься?

Выход из обозначенного методологического парадокса (свойственного, если вдуматься,

всем социо-гуманитарным дисциплинам) видится в корректирующем воздействии на совре-

менную социологию ее «неклассического» крыла и учет их взаимодействия в рамках куль-

турологического синтеза. Думается, что одним из наиболее перспективных методов, спо-

собных дополнить уже имеющиеся в отечественной практике конкретно-социологические

методы исследования, является такой известный метод неклассической социологии, как

нарративное интервью.

Созданный с целью оптимизации работы органов местного самоуправления в Германии,

этот метод впоследствии положительно зарекомендовал себя в ряде других стран и областей

научных интересов. Суть его состоит в обостренном внимании исследователя к гибкому со-

единению психологического и чисто социального компонентов анализа действительности,

свойственного обыденному сознанию. По существу, обыденное сознание здесь выступает в

роли эксперта, работающего на уровне междисциплинарного подхода. Само интервью — это

свободный рассказ интервьюируемых о тех или иных проблемах и событиях, в которых они

принимали непосредственное участие. При этом поток ассоциаций и личное видение ситу-

ации, конкретной жизненной проблемы, априори считается более точным, чем «объектив-

ные» данные анонимного либо персонального анкетирования; а их грамотный социологи-

ческий и психологический анализ позволяет увидеть не только саму проблему, но также ее

корни и пути ее возможного разрешения.

Аналитик в этом случае работает с материалом житейских оценок. Основанное на

так называемой «популярной индукции», такое знание не претендует на научную

Стратегии межкультурного взаимодействия и молодежная политика России 43

обоснованность репрезентативности своих выкладок. Однако оно действительно спо-

собно дополнить «слепые пятна» научного разума за счет случайно выловленных сущес-

твенных фактов, которые рассудок пропустил, поскольку не счел достаточно важными

и обоснованными.

Понятно, что при формировании культурной политики в целом нельзя обойти внимани-

ем особенности ее молодежной аудитории. Так, в современном российском обществе моло-

дежь составляют люди нескольких возрастных и социальных групп: учащаяся молодежь

(лица старшего школьного возраста, студенческая молодежь, учащиеся профессионально-

технических учебных заведений), «рабочая» (т. е. работающая) молодежь. В последнее время

к ним официально добавилась группа «незанятой» молодежи, устойчиво пополняющей кри-

минальную среду. Согласно принятым статистическим стандартам, минимальный возраст

молодости колеблется в пределах 15–18 лет. В некоторых случаях к молодежной среде отно-

сят подростков; иногда отсчет ведется от гражданского совершеннолетия. По поводу макси-

мального возраста «молодого человека» также нет абсолютно устоявшихся шкал. Например,

«молодого ученого» — 35 лет; тогда как в медицине 25-летние матери считаются «старородя-

щими». В обыденном сознании россиян существует устойчивая инерция связывать оконча-

ние молодости с получением образования (среднего либо высшего).

В последнее время все чаще отдельным основанием выделения групп молодежи становит-

ся национальный признак. Наложение этого фактора на уже имеющиеся схемы социокуль-

турной динамики молодежной среды — неизбежная дань времени.

Известно, что национальные вопросы всегда обостряются в периоды экономической и по-

литической нестабильности. И молодежь — та среда, где подобное обострение протекает

особенно ярко и болезненно, нередко выливаясь в формы конфронтации, агрессии и даже

экстремизма. При этом экстремизм психологический соседствует с экстремизмом политиче-

ским и национальным. Значительный сектор молодежной политики в нашей стране сегодня

направлен на преодоление этих явлений.

Базовым принципом здесь выступает принцип упреждающего воздействия общества и го-

сударства на молодежную среду, которое блокировало бы негативные тенденции еще до то-

го, как они перешли в фазу конфронтации. В свете сказанного особую важность приобретает

разработка целевых социальных и гуманитарных программ (как со стороны правительс-

твенных, так и со стороны неправительственных организаций), придающих указанным про-

цессам положительную динамику.

При определении пределов воздействия культурной политики на молодежную аудиторию

нельзя, разумеется, терять из виду и другие элементы культурного пространства. Ведь без

понимания путей их взаимодействия с молодежью любое социокультурное проектирование

в данной области повисает в воздухе. Конечно, нельзя забывать, что в современном российс-

ком обществе есть молодежь разных национальностей и проблемы, связанные с ее социаль-

ной и культурной адаптацией. Но есть еще и родители, педагоги, работодатели — реальные

и потенциальные, работники сферы образования, сферы услуг, досуга и т. д. Соответственно,

определяя стратегии межкультурного взаимодействия в рамках молодежной политики Рос-

сии, невозможно обойтись без выявления реальных и мнимых ценностных приоритетов

молодежи по отношению к названным сферам.

М. В. Силантьева 44

Подобное исследование можно уподобить мозаике, сложенной из отдельных фрагментов,

видимых из различных зон культурного пространства. Попробуем проследить данную ди-

намику, исходя из такой очевидно близкой к молодежной среде сферы, как образование. Тем

более, что оно представляет собой сосредоточение проблем, связанных со спецификой куль-

турной политики как основы политики социальной и хозяйственной.

Думается, образование по праву можно считать стратегической отраслью нацио-

нальной политики, связанной с самим основами безопасности существования госу-

дарства. В условиях современной России можно говорить о целом комплексе болевых точек,

относящихся к данной сфере, равно как и о значительных перспективах этой области жизни

общества. Как уже не раз отмечалось с самых высоких трибун, образование в качестве стра-

тегии национального развития вполне может соответствовать статусу искомой (но почему-

то в России до сих пор «не обретенной» — так ли?) «национальной идеи».

Рассмотрим проблемы, связанные с образованием, по нескольким важным, на наш взгляд,

позициям.

Первое. Необходимо точно определить место образования в ценностной шкале совре-

менной молодежи, ибо, как уже отмечалось, только на основании учета реального положе-

ния дел можно рассуждать о дальнейших шагах; вести речь о путях направленного воз-

действия на социум по поводу разработки (и оценки) конкретных параметров стратегии и

тактики в области образования.

Обращает на себя внимание заметный «ценностный сдвиг», смещение, имевшее место в

России в 1990-е гг. Если для группы молодежи, чья ценностная база сформировалась до на-

чала перестроечных процессов, образование и работа приоритетны (и выступают в созна-

нии как самоценность, способствующая творческому самовыражению личности), то для их

младших сверстников, как правило, на первом месте в ценностной шкале оказывается мате-

риальный достаток. Работа и образование, соответственно, воспринимаются не как цель, а

как средство — путь ко все возрастающему достатку и материальному благополучию.

Не стоит отрицать, что в современной России растет число приверженцев потребитель-

ских настроений — молодых людей, ищущих сравнительно легких путей в жизни и связыва-

ющих свое будущее с надеждой на один из «социальных лифтов». Здесь можно сослаться на

данные психологов, фиксирующих увеличение числа девушек, открыто заявляющих о пред-

почтительности брака по расчету. Можно упомянуть и романтическое увлечение «братством

по оружию», — стремление молодых людей в «горячие точки». Возможно, в этом же ряду

стоит некоторый всплеск интереса к духовным профессиям и званиям. Ведь для многих они

представляют собой хорошую (и прямую, как им кажется) карьерную лестницу, в том числе

и потому, что эти профессии часто связаны с престижным и мало досягаемым для рядового

россиянина выездом на работу или в командировку за рубеж.

Однако нельзя сказать, что потребительская установка, как и стремление к материально-

му достатку, в аксиологическом плане категорически исключают творческое отношение мо-

лодых людей к избранной профессии. Лишенные идеализма, современные молодые люди

значительно более реалистичны, чем их сверстники 20–30 лет назад. По оценкам специа-

листов-психологов и социологов они лучше видят реальные трудности на пути творческого

самовыражения. Их прагматизм напрямую связан с желанием выжить в трудной социально-

Стратегии межкультурного взаимодействия и молодежная политика России 45

экономической ситуации; с пониманием того, что без элементарного выживания рассчиты-

вать на возможность творческой самореализации не приходится.

Прослеживается также довольно неожиданная статистика зависимости ценностных пред-

почтений от дохода семьи, из которой происходит молодой человек: в экономически успеш-

ных семьях потребительские настроения встречаются отнюдь не чаще, чем в семьях с не-

большим достатком и даже с его полным отсутствием. Во всех этих случаях можно говорить

о реальных ценностях, связанных с системой социально-психологических предпочтений и

поведенческих реакций, а также с уровнем морально вменяемых поступков.

Обращаясь к вопросу о зависимости аксиологической базы молодых людей от их этнона-

циональных корней, можно констатировать, что данная зависимость в некотором смысле

самоочевидна. С другой стороны, определение ее специфики представляет собой большую

сложность.

Уместно будет напомнить, что в современной культуре, помимо реальных ценностей, су-

ществуют ценности символические, принадлежность к которым символизирует ту или

иную групповую принадлежность (например, национальную). Таков хитаб в молодежной

арабоязычной среде современной Франции; таковы подчеркнуто удлиненные юбки в право-

славной молодежной среде современной России. Подобная символизация, однако, не долж-

на обманывать вдумчивого исследователя, скрывая за внешним проявлением его истинный

смысл (нередко понятный только изнутри данного этносоциального объединения). А имен-

но, за символическими ценностями часто стоят так называемые «негативные ценности», в

которых капсулируется оппозиционность политическим и культурным реалиям сегодняш-

него дня.

Далеко не праздным является вопрос о том, реальна или символична для арабской девоч-

ки во Франции ценность следования мусульманству, а для русской девочки в России — пра-

вославию? Не стоит ли за видимыми этноконфессиональными различиями общая для мо-

лодежи всех стран вера в добро и справедливость, желание простого человеческого счастья

и надежда на возможность его обретения? Насколько вообще различаются аксиологические

основания современных мировых религий, и насколько «чистота вероисповедания» влия-

ет на возможности межкультурной коммуникации? И что остается в этноконфессиональной

самоидентификации личности, если вычесть из нее аксиологичекий пласт? Соответственно,

насколько обрядово-традиционная этника важна для выражения ядра, сердца национально-

го самосознания? И что теряет оно, отказавшись от своей самобытности, в уникальной фор-

ме хранящей семантику ценностей, освоенных данным этносом?

Для культуролога эти вопросы могут быть сформулированы и по-другому: насколько гло-

бализация, все больше стирающая (казалось бы) культурные границы между народами (пре-

жде всего по принципу рыночного уравнивания потребительских приоритетов) меняет дейс-

твительную аксиологическую базу личности, внедряясь в систему ценностных ориентаций и

сводя ее к некоторому общему знаменателю потребительства? Только ли в потребительстве

могут найти нечто общее китаец и американец, житель Абхазии и русский?

Со всеми этими вопросами современное образование в России не просто сталкивается.

Оно буквально наэлектризовано ими. Будущее нашего общества зависит от того, как каж-

дый преподаватель на своем месте будет для себя отвечать на них.

М. В. Силантьева 46

Второе. Образование в поликонфессиональном и многонациональном российском обще-

стве напрямую связано с проблемой языка, на котором происходит обучение. Исторически

Россия показала миру пример довольно мирного сосуществования различных культур под

крышей доминирующей (заметим, не этнической, а культурной) общности. Действительно

являясь языком межнационального общения и языком, на котором происходило приобще-

ние многих народов России к богатствам мировой культуры, русский язык, тем не менее, не

вытеснил другие национальные языки. И хотя проблемы здесь были, есть и будут, эта функ-

ция русского языка до сих пор остается востребованной практически на всем постсоветском

пространстве. Особенно это касается народов, исторически и культурно близких к русской

культуре — вряд ли стремящаяся ко вступлению в НАТО Украина сможет так же быстро, как

страны Балтии, переориентировать своих граждан на изучение английского в качестве свое-

го «метакультурного» языка.

Соответственно, образование в России на русском языке и дальше будет охватывать, как

минимум, ее граждан, граждан ближайшего зарубежья и детей мигрантов. Поэтому пробле-

ма их врастания в культуру через язык будет оставаться по-прежнему острой и насущной.

Здесь следует воспроизвести позицию, уже неоднократно озвученную русистами на всех

возможных уровнях: обучение языку должно начинаться как можно раньше, вестись на хо-

рошем уровне и сопровождаться обязательным чтением русской классической литературы.

Приходится констатировать, что эти, в общем-то, самоочевидные требования выполняют-

ся современной системой образования из рук вон плохо. Причем помимо экономически не-

простых кадровых вопросов, здесь существует довольно простой административный рычаг,

использование которого может кардинально улучшить ситуацию в относительно короткие

сроки. Речь идет о реанимации старой школьной программы, которая в настоящее время не-

гласно похоронена. Она требует обязательного чтения программных произведений по лите-

ратуре целиком.

Да, мы можем говорить о том, что школьная зубрежка часто отбивает интерес к глубоко-

му изучению классики; о том, что читать надо не там и не так. Посмотрим, однако, что стоит

за установкой, например, московских «вышестоящих образовательных инстанций», которые

предписывают в качестве обязательного изучение классических произведений в отрывках

«по хрестоматии», и запрещают учителям требовать от учеников полного их прочтения. Не-

официально озвученное основание этого странного требования — наличие в классах замет-

ного числа детей мигрантов, для которых русский язык не является родным. То есть учить

языку не надо — ни их, ни тех, для кого он родной!

Как правило, эффект подобной «доброжелательности» приходится пожинать российским

вузам, которые в современных экономических условиях на платных основаниях вынужде-

ны обучать студентов, владеющих русским языком исключительно на бытовом уровне. Про-

стейшие абстрактные понятия, не освоенные ими в школе, становятся камнем преткнове-

ния в получении полноценного образования. Это, в сочетании с попытками монополизации

отдельных престижных сфер занятости представителями определенных национальных кла-

нов, создает реальную угрозу национальной безопасности России, — прежде всего с точки

зрения стремительной девальвации требований профессионализма по отношению к работ-

никам этих сфер (включая само образование, отдельные отрасли медицины и т. п.)

Стратегии межкультурного взаимодействия и молодежная политика России 47

Язык — основа системы культуры. Его изучение — не роскошь, а минимальное средство ее

воспроизводства. И образование в современной России в качестве приоритетного стратеги-

ческого направления должно включать полноценное освоение учащимися русского языка.

Третье направление, с помощь которого можно сформулировать основную образователь-

ную стратегию современной России, это проблема экономической базы образовательного

процесса, получившая в СМИ название «коммерциализация образования».

Разумеется, экономическая база — дело серьезное. Всем известны экономические беды ра-

ботников сферы образования. Помимо очевидных проблем, которые можно кратко описать

как требование платить за выполненную работу (требование, на котором держится экономи-

ка развитых стран), здесь можно выделить еще одну. Это проблема достойной оплаты педа-

гогического труда. В отличие от фермера или сантехника, преподаватель не может позволить

себе ни малейшей небрежности во внешнем виде, — ведь он, как артист или врач, работает

с людьми. Да и такая «тонкая» материя, как уважение учащегося к педагогу, отнюдь не ук-

репляется тем, что последний, вываливаясь из переполненного общественного транспорта,

бегом перегоняет вальяжно выходящего из престижной иномарки школьника или студен-

та. А как чувствует себя преподаватель, чьи скромные средства никогда не позволят поднять

свою квалификацию за счет командировок и стажировок, ставших для многих несбыточной

мечтой? Что может он дать студенту, если принимал участие в последней научной конферен-

ции (отечественного либо международного уровня) 20 лет назад, — и вовсе не потому, что

ему нечем поделиться с коллегами, учеными и педагогами…

Просматриваемая стратегия развития современного образования такова, что роль пре-

подавателя в нем все больше сводится к роли координатора и наставника-воспитателя. Вос-

питатель должен свободно ориентироваться в возрастной психологии всех социальных,

этнонациональных и прочих групп учащихся. Координатор обязан хорошо владеть техно-

логиями получения, обработки и переработки информации. Все эти навыки преподаватель

призван передать студентам. Но очевидно, что помимо природного таланта помочь в этом

ему должны знания, которые он получает при достаточно широких возможностях препо-

давательского обмена, знакомства с новейшими разработками в названных областях и т. д.

Все это в одинаковой степени касается и вузовских, и школьных, и даже дошкольных педа-

гогов!

Помимо взяток (под видом подарков «ко дню учителя») в виде бытовой техники, кроватей

и т. п., ставших в постсоветской школе почти бытовым явлением, отсутствие для большин-

ства преподавателей реальных возможностей повышать свою квалификацию влечет воз-

никновение призрака прямой либо косвенной коррупции на всех уровнях образовательного

процесса. Национальные традиции некоторых народов в этой области, надо сказать, весь-

ма успешно приживаются сейчас на отечественной почве. Остановить этот «адаптационный

напор» — не только дело профессиональной чести работников образования. Это еще и стра-

тегическое направление, обеспечивающее будущее нашей страны за счет выпуска реальных

(а не мнимых) специалистов, «настоящих профессионалов своего дела», как любили выра-

жаться еще в советскую эпоху.

Можно ли бороться с указанными явлениями, устанавливая все более высокую плату

за образование? Или такой подход лишь разовьет аппетиты недобросовестных личностей,

М. В. Силантьева 48

полностью перекрыв доступ к образованию (уже не только высшему, но и среднему!) вы-

ходцам из бедных семей? Ведь в России, напомним, они составляют сегодня более 70 % на-

селения.

Выход видится в принципиальном изменении стратегии в области образования. Оно

может и должно быть всеобщим и бесплатным. В качестве национального проекта, консо-

лидирующего нацию на уровне национальной идеи, вполне может выступать идея всеобще-

го высшего образования. Известный опыт других стран (в частности, Японии) показывает,

что данный проект не является таким уж утопическим. Напротив, он дает колоссальный им-

пульс динамичному развитию национальной экономики, укрепляя, в том числе, междуна-

родные позиции страны.

Разумеется, на фоне наличия официально признанных семисот тысяч беспризорных детей

в России эти рассуждения кажутся наивными. Но не более ли наивно полагать, что в процес-

се получения нефтяных сверхприбылей государство действительно не может определиться

с национальной идеей и национальными приоритетами? Не может или не имеет политичес-

кой воли? Если не может, эксперты-культурологи (да и здравый смысл) вполне готовы под-

сказать. И материала, затрагивающего межкультурную и межэтническую проблематику, в

том числе и в сфере образования здесь имеется довольно много.

Как уже отмечалось, для выработки успешных стратегий межкультурного диалога в мо-

лодежной среде важно разрабатывать жизнеспособные модели возможного взаимодействия,

тестировать их (вначале логически, затем — «на живом», устраивая прогоны в виде тренинга —

дискуссий, круглых столов и ролевых игр с привлечением всех заинтересованных сторон).

Стоит отметить, что в настоящее время у нас в стране появляется все больше исследований

по конкретным проблемам социально-психологической адаптации детей мигрантов к новой

для них социальной среде. Активнейшим образом такие исследования ведутся в Академии

государственной службы при Президенте Российской Федерации, в Московском государс-

твенном университете, в других научно-учебных заведениях. Более того, сама практика пре-

подавания в наши дни не может обойти вниманием эти вопросы, — настолько они очевид-

ны для всех, кто вовлечен в образовательный процесс.

С другой стороны, формирование среды общения, форматирующей модели адаптации, до

сих пор часто идет стихийно. А это служит одним из оснований для развития стихийного (как

и направляемого) экстремизма, — о чем Петербург, как и Москва, знают не понаслышке.

Тренинги как один из методов выработки и оптимизации конкретных стратегий межкуль-

турной коммуникации в молодежной среде дают еще и то преимущество, что они позволя-

ют узнать лица друг друга, заглянуть друг другу в глаза. Унизить, а то и убить того, кого зна-

ешь в лицо — совсем не то, что унизить или убить анонима, абстрактного представителя

«чужой нации». Ксенофобия не может преодолеваться заочно, лишь путем проповедей или

угроз. Для ее преодоления необходимо общение, причем такое, в котором люди делают об-

щее благое дело, — а не просто вырабатывают манифесты. Поэтому тренинги как система

экспертных акций не может заменить общения в конкретных социокультурных проектах и

программах: от освоения наследия письменной культуры наций, вступающих в диалог, до

изучения памятников культуры и искусства путем туристического и (особенно!) учебного

(школьного и вузовского) обмена.

Стратегии межкультурного взаимодействия и молодежная политика России 49

Последнее не кажется таким уж несбыточным, если вспомнить, что мы находимся на по-

роге очередной демографической ниши. А это означает не только отток определенной части

работающих из определенных сфер занятости (в частности, из образования). Это означает,

что нам представился редкий в истории шанс повысить качество отечественного образова-

ния, почти ничего не меняя в его финансировании, — но многое меняя в его структуре и сис-

теме приоритетов.

Вместо экстенсивной методы всемерного затягивания процесса обучения в школе, кото-

рая предложена и внедряется нынешним Министерством образования РФ, значительно пра-

вильнее было бы обучение интенсифицировать. Причем не за счет введения невероятного

количества новых предметов, о которых часто ничего слыхом не слыхивали многие ученые,

а не только школьные учителя, — и которые не вызывают у ребенка ничего, кроме раннего

психологического и физического износа…

Интенсификация должна идти за счет повышения качества образования. И это вовсе не

купленные за огромные деньги «системы качества», так активно внедряемые сегодня в ву-

зовскую практику. Останавливаясь на анализе этой практике несколько подробнее, необ-

ходимо отметить, помимо очевидных «плюсов» (связь образования с производством, соот-

ветствие числа выпускников требованиям экономики и т. д.), не менее очевидные «минусы».

А именно — реальное функционирование «систем качества» требует множества регулярных

отчетов всех подразделений вуза о проделанной «по качеству» работе. Создается ощущение,

что только отчеты позволяют преподавателю как-то свести концы с концами в его работе со

студентом, — а без них он совершенно не способен работать профессионально ни как педа-

гог, ни как специалист. При этом совершенно не учитывается (и можно догадаться, почему)

то, что преподаватель, как правило, может написать целую сагу о каждом своем студенте.

Ведь студенческая пора — это пора необычайного напряжения всех сил, время становления

личности, взрыв энергии, который во многом определяет дальнейшую судьбу человека. Как

можно вместить в отчет те изменения, который происходят в молодом человеке чуть ли не

каждый день? Перед преподавателем в этом случае ставится такая же задача, которая в свое

время свела на нет большинство терапевтических усилий участковых врачей — или ты ос-

матриваешь и лечишь больного, или ведешь подробную запись в его карточке.

Качество вузовского образования — это, прежде всего, интересные люди и грамотные спе-

циалисты, способные научить студента самостоятельно работать в избранной им области,

привить ему вкус и привычку к такого рода деятельности.

Убогая мысль о том, что система качества должна определяться запросами производства,

сделала бы честь утопистам первой трети XX века. Сегодня весь мир отказался от попыток

заранее просчитать, говоря словами Энгельса, «производство каждой пуговицы». Очевид-

но, что учет макроэкономических процессов необходим при коррекции системы образова-

ния; однако само образование в современном мире — это, как уже отмечалось, навык работы

с информацией. Он предполагает способность ориентироваться в сфере значительно более

широкой, нежели узкопрофессиональная. Иначе мы так и будем «производить» слегка моди-

фицированных «советских инженеров» и историков очередной партии вместо действитель-

но востребованных современным производством специалистов широкого профиля, чья вос-

требованность определяется способностью актуализировать и конкретизировать знания по