Спивак Д.Л. (отв. ред.) Фундаментальные проблемы культурологии : В 4 т. Том III: Культурная динамика

Подождите немного. Документ загружается.

Е. Н. Мастеница140

В средневековом христианском платонизме идеи о служении Богу путем свободной — ор-

ганической реализации своей божественной сущности не получают значительного разви-

тия; здесь, как и в античном платонизме, возможность максимальной реализации челове-

ка, будучи связанной с восприятием всеобщего и вечного, предстает результатом обретения

знания, разумное созерцание мироздания в его целостности и единстве. Возможность про-

яснения вечного в единичной жизни связывается с освобождением от индивидуальных же-

ланий, кроме желания воплощать вечное в себе.

В теории А. Н. Уайтхеда платонизм оказывается как бы вывернутым наизнанку, и те его по-

ложения, которые имели второстепенное значение, оказались доминирующими, получили

развитие. Особенно это касается понимания человека. Человек в понимании Уайтхеда (как

у Платона) — органичен: предполагается, что вечный Бог направляет его к осуществлению

полноты мироздания через стремление к индивидуальной самореализации. Но при этом (в

противоположность Платону) неразумен — в том смысле, что его разум (кроме разума само-

го Уайтхеда) признается неспособным постичь мир в его целостности и, следовательно, он

не способен сознательно действовать на благо целого, испытывать чувство ответственности

за него. Перспективой человека оказывается аутизм, ограниченность собственным опытом.

Борьба за самореализацию соединяется с отказом воспринимать другого как равную себе

реальность, с которой, наряду с различиями, имеется и существенная общность. Происходит

отказ от утверждения универсальных ценностей, которые могли бы разделять все люди; ведь

«вечные объекты» каждой монадой опыта воспринимаются уникальным образом.

Нельзя считать случайностью, что эта абстрактная метафизическая концепция оказалась

инструментом самоутверждения маргинального сознания, рассмотренного на примерах

Черной теологии и радикального феминизма.

Стремление указанных групп к обособлению, к созданию собственной среды объясняется

в контексте теологии процесса стремлением реализовать свою уникальность, и тем прибли-

жать мир к полноте, гармонии и единству. Однако более очевидна противоположная тенден-

ция — к разделению мира, к распаду связей — между белыми и черными, между мужчина-

ми и женщинами. Теология процесса могла бы представить бесконечным процесс дробления,

фрагментации мира: например, она могла бы объяснить возникновение наряду с феминиз-

мом вуменизма (термин, предложенный американской поэтессой Алисой Уолкер для обозна-

чения черных и цветных представительниц феминизма).

Философия процесса утверждает, что в результате раскрытия индивидуального творче-

ского потенциала все более обнаруживаются подлинные основы человека и природы. Одна-

ко рассмотренные примеры свидетельствуют, скорее, о способности человека к разрушению

естественного порядка. Они демонстрируют, что теория А. Н. Уайтхеда получает как полити-

ческую, так и антропологическую интерпретацию. В стремлении к свободному самовыраже-

нию можно желать и добиваться освобождения не только от социальной, но и от биологичес-

кой обусловленности, как это происходит, например, в феминизме.

Теология процесса позволяет по-новому взглянуть на ренессансное представление о назна-

чении человека, который не должен быть обусловлен ничем, даже собственной природой, но

призван свободно создавать себя таким, каким он хочет быть; на тот идеал, который явствует

из слов знаменитой «Речи о достоинстве человека» Пико дела Мирандолы: «Не даем мы тебе, о

Культурологическая парадигма музееведения 141

Адам, ни определенного места, ни собственного образа, ни особой обязанности, чтобы и место

и лицо и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему реше-

нию. Ты, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению»10.

В ее интерпретации пафос освобождения человека выглядит как перспектива абсурда.

S. G. Gladysheva

«Process eology» as Concept of Race and Gender Self-Identication

 ere is a new vision of culture considering postmodernist ideas of equality of trues and senses in

XX century. ere is also a problem of development of new understanding of the foundations and

ways of association of a society, another than those that determined both traditional culture, and

culture of a modernist style. A. N. Whitehead’s «Process Philosophy» — one of signicant attempts

in this direction. It looks as modern interpretation of primary human ideas about the world as an

organism and about the person, as included in it. us it keeps conception of the subject as a creative

force. It approves, that free creativity of atomic subjects is not only destructive for an organism as a

whole, but is an indispensable condition of its harmony. e structure of the world is presented by

Whitehead as a set of «actual entities» which are monads of experience. «Eternal objects» represent

other pole. eir receptacle the God is. Innite process of self-disclosing of eternal objects in the

world takes place. e world moves to harmony owing to individual, not possessing completeness

of true, but realizing as much as possible internal aspiration to completeness. Whitehead’s theory

became known as Process eology when it has been extrapolated on social — historical process

by B. Lumer, Ch. Hartshorn, etc. Situation of the person looks as a position of the responsibility,

which consists in «emancipation of life» in all its variety. Next level of interpretation of Process

 eology is to use it as ideology of racial and feministic movements. It is the good tool for exposure

of culture of the democratic society — the culture of «the person in general» as a culture of white,

man, the American. Using the Process eology, they prove equal legitimacy of existence of culture

of the people identifying themselves as black or as women. ey prove the validity of struggle for

transformation of the world in compliance with the self-identication. Whitehead’s God is on the

side of oppressed.

10 Пико делла Мирандола. Речь о достоинстве человека. С. 248–265 // Эстетика Ренессанса: Антология:

В 2-х тт. М., 1981. Т.1. С. 249

А. А. Хисматулин

Санкт-Петербургский филиал института востоковедения РАН

очерК истории иранистиКи исламсКого периоДа

в санКт-петербурге и КаЗани. часть 1.

Иранистика, как отдельная дисциплина и направление исследований, явление достаточно но-

вое для отечественного, да и пожалуй, мирового востоковедения. По формальным критериям

восточные факультеты ВУЗов СССР стали готовить и выпускать иранистов лишь к 30-м годам XX

в. До этого на территории Российской империи и в начале советского периода существовала эф-

фективная разрядная система квалификации выпускников. Она предполагала специализацию

по всему мусульманскому Востоку с одинаковым знанием трех-четырех основных языков: араб-

ского, персидского, одного-двух тюркских. Поэтому говорить об иранистике и «чистых» иранис-

тах XIX — начала XX вв. было бы до какой-то степени некорректно. Тем не менее, предпочтения

исследованиям иранского этнолингвистического региона (современные территории республик

Центральной/Средней Азии, Ирана, Афганистана и частично Индии), отдававшиеся некоторы-

ми российскими учеными уже в XIX в. (Б. А. Дорн, К. Г. Залеман, В. А. Жуковский), позволяют су-

дить об их довольно ранней «узко» иранистической специализации, которая, кстати, сделала их

основателями многих иранистических дисциплин современного востоковедения.

В течение всего XIX в. шел процесс активной колонизации европейскими странами стран

мусульманского Востока, в который была вовлечена и Россия. Ее войны с Ираном и Турци-

ей, присоединение к Российской империи Кавказа и территорий Центральной Азии привели,

с одной стороны, к увеличению численности мусульманского населения Российской импе-

рии и реальному превращению ислама во вторую государственную религию после христи-

анства, а с другой, вызвали взрыв интереса среди образованных слоев российского общества

(А. С. Пушкин, П. Я. Чаадаев, Л. Н. Толстой, В. С. Соловьев и другие) к исламу вообще, персо-

язычной поэзии в частности и религиозно-национальному возрождению среди российских

мусульман (Муса Джаруллах Бигиев, Атаулла Баязитов, Исмаил-бей Гаспринский и др.).

В результате на интеллектуальном рынке России возник повышенный спрос как на акаде-

мических, так и на прикладных, практических востоковедов (переводчиков, дипломатов, ре-

зидентов). Этот спрос был удовлетворен созданием эффективной модели для изучения стран

Востока: рукописная коллекция — научно-исследовательский институт — восточный фа-

культет (или отделение) высшего учебного заведения, которая позволяла говорить о появле-

нии в России своей собственной школы научного востоковедения. В дальнейшем эта модель,

опробованная сначала в Санкт-Петербурге, Москве и Казани, к концу 20-х годов XX в. была

вновь использована советской властью с регионально-национальной ориентацией в столи-

цах всех среднеазиатских и закавказских республик СССР.

Казань: Казанский императорский университет

и православная Казанская духовная академия

До середины XIX в. Казань представлена двумя основными центрами востоковеде-

ния, где развивалась иранистика: кафедра восточных языков Казанского Императорского

Очерк истории иранистики исламского периода в Санкт-Петербурге и Казани. Часть 1. 143

университета и противомусульманская кафедра православной Казанской Духовной акаде-

мии (1842–1920). Первая вошла в историю иранистики тем, что здесь в течение десяти лет

(1807–1817) до перевода в Санкт-Петербург проходил рост как ученого немецкого востокове-

да Christian Martin Fraehn (русифиц. Христиан Данилович Френ, 1782–1851) с его малоуспеш-

ным преподаванием арабского и персидского языков для русских студентов на латинском

языке. Но самым важным университетским вкладом в иранистику исламского периода было

создание огромной коллекции мусульманских рукописей и подготовка вместе с Казанской

Духовной академией собственных иранистов и исламоведов, среди которых значительный

вклад в науке оставили уроженец г. Рашт (Иран) мирза Мухаммад ‘Али-хаджжи б. Касим-ог-

лы (русифиц. Александр Касимович) Казем-бек (1802–1870), Илья Н. Березин (1818–1896), уе-

хавшие в Санкт-Петербург, и Николай П. Остроумов (1846–1930), перебравшийся по долгу

службы в Ташкент.

Мусульманская историография

По инициативе И. Березина организовывается издание серии под названием Библиотека

восточных историков. В ней профессиональные востоковеды публикуют переводы сочине-

ний мусульманских историков. Уже после переезда в Санкт-Петербург И. Березин сам про-

должает эту работу и публикует в 6 томах избранные части из Тарих-и Рашиди, касающиеся

истории монгольских и тюркских племен и, в особенности, империи Чангиз-хана, снабдив

перевод изданием персидского текста по четырем спискам.

Литературоведение и поэзия

С 1842 по 1849 г. до переезда в Москву в Казанском университете работал Степанос Наза-

рианц (1814–1879), который одним из первых в России начал изучать творчество Рудаки, Да-

кики и Фирдауси и защитил по ним докторскую диссертацию. Там же он публикует первый

том своего исследования по Шах-наме с кратким обзором истории персидской поэзии до XV

в., а уже в Москве издает второй том (1849; 1851) и следом за ним публикует Гулистан Са‘ди

(1857). Творчеством Са‘ди занимался в Казани и Иван Н. Холмогоров (1825–1891), также пере-

ехавший потом в Москву. Он, опубликовав о нем ряд исследований, был, по мнению совре-

менников, одним из лучших биографов и переводчиков Са‘ди.

Исламоведение

В Казани эта область исследований была мало связана с иранистикой и скорее имела само-

стоятельное значение. Тем не менее, в качестве первой серьезной работы по исламоведению

в России следует упомянуть обширное предисловие к изданию текста Мухтасар ал-вика‘йа

‘Убайд Аллаха б. Мас‘уда (XIII в.), предпринятого А. Казем-беком (1845).

Коранистика

До начала 20-х г. XX в. в России вышло в переводах с западно-европейских языков и непо-

средственно с арабского (первый русский перевод с арабского — Д. Н. Богуславского в 1871 г.,

второй — Г. С. Саблукова в 1878 г.) в общей сложности 172 издания Корана, 191 издание под-

борок различных сур, более 100 изданий отдельных сур. И в области коранистики Казань не-

сомненно являлась одним из важнейших центров. Перевод Корана преподавателя Казанс-

кой Духовной академии Гордия Семеновича Саблукова (1804–1880) до сих пор переиздается

в России. За Конкорданс к Корану, который А. Казем-бек составлял в течение 25 лет на сред-

ства, выделенные православной церковью, в 1855 г. он был награжден шахом Ирана орденом

А. А. Хисматулин144

Льва и Солнца первой степени, когда текст Конкорданса был еще в рукописи и до фактичес-

кого издания оставалось 4 года (СПб., 1859). Первый словарь к Корану был издан в Казани

И. Ф. Готвальдом (1863), затем В. Ф. Гиргасом и в Санкт-Петербурге (1881).

Научная деятельность выпускника Казанской Духовной академии Николая П. Остроумо-

ва в основном связана с Ташкентом, куда он переезжает в 1877 г. и где принимает активное

участие в работе Туркестанского кружка любителей археологии, протоколы заседаний кото-

рого (ПТКЛА, с 1893 по 1921 г.) до сих пор остаются в науке востребованными. Он автор более

300 работ по различным проблемам изучения мусульманского Востока.

После закрытия в 1854 г. кафедры восточных языков, передав рукописную коллекцию, име-

нитых профессоров и лучших студентов в Санкт-Петербург, Казанский университет факти-

чески передал учрежденному Факультету восточных языков (ФВЯ) Санкт-Петербургского

университета сложившуюся исконно российскую школу иранистики, которая в сочетании

с научными подходами востоковедов немецкой школы Азиатского музея в Санкт-Петербур-

ге сделала вторую половину XIX первую треть XX вв. поистине золотым периодом россий-

ской иранистики, но которая после этого уже так и не смогла восстановиться в Казани. Сей-

час с помощью иранских преподавателей и в меру своих сил там делаются первые шаги по

возрождению иранистики.

санкт-петербург

К концу XIX в. в столице Российской империи крупные востоковедные центры были пред-

ставлены Азиатским музеем (АМ, основан в 1818 г.) со своей коллекцией мусульманских ру-

кописей, монет и артефактов восточной культуры и Факультетом восточных языков (указ к

основанию издан в 1854 г., открыт в конце августа 1855 г.) Санкт-Петербургского универси-

тета, который после перевода сюда наряду с преподавателями и лучшими студентами так-

же и рукописей из Казанского университета основательно пополнил свое арабографичное

рукописное собрание (библиотека ФВЯ заложена еще в 1819 г.). Кроме них хранилищами му-

сульманского культурного наследия выступали Императорская публичная библиотека (ос-

нована в 1814 г., сейчас Российская Национальная библиотека, РНБ) и Институт, или Учебное

отделение, восточных языков при Азиатском департаменте МИД. Именно данные столичные

центры востоковедения задавали тон развитию востоковедения во всей России. При этом

следует отметить факт, ранее как-то не особо выделявшийся в истории отечественного вос-

токоведения: академическое востоковедение в России на базе Азиатского музея, как самого

крупного из перечисленных центров, сложилось во многом благодаря немецкой школе вос-

токоведения и ее представителям, которые приглашались в крупные города Российской им-

перии и, в первую очередь, в ее столицу. Такой подход, господствовавший в царской Рос-

сии, дал возможность не только использовать научные связи и традиции, уже наработанные

в Западной Европе, но и общаться с ней в прямом и переносном смысле на одном языке, что

привело к формированию единого западноевропейского научного сообщества со своей пе-

риодикой, критикой, обменом научными достижениями, рукописями и т. п., куда органич-

но влились и ученые России.

Это сообщество было так или иначе деформировано к 30-м годам XX в., на его месте созда-

но новое, внутрисоюзное, которое, по сути, развалилось в середине 90-х годов, сегодняшние

Очерк истории иранистики исламского периода в Санкт-Петербурге и Казани. Часть 1. 145

попытки восстановления и того и другого пока малоэффективны. В связи с чем деление исто-

рии российского востоковедения, включая иранистику, вслед за политической историей на

три периода: I — до 1917 г., II — с 1917 по 1991 г., III — с 1991 по настоящее время, представ-

ляется искусственным и неоправданным. При пристальном взгляде более или менее карди-

нальные политические изменения в истории страны влияли на научную жизнь востоковед-

ных учреждений с запозданием в среднем на 8–10 лет, то есть I период — ориентировочно до

1930 г., II — с 1930 по середину 90-х гг., III — с середины 90-х гг. по настоящее время, а для

истории собственно АМ и ИВ можно добавить еще один период с 1930 по 1956 гг. — резуль-

тат Великой Отечественной войны (далее ВОВ) и перевода Института востоковедения (ИВ)

на время эвакуации в Москву.

Официальное становление иранистики в качестве самостоятельной дисциплины в орга-

низованном в 1930 г. на базе Азиатского музея Институте востоковедения (ИВ) произошло

в 30-х г. XX в., что организационно отразилось в утверждении в 1931 г. Кабинета иранисти-

ки, или с 1936 г. Иранского кабинета, создании Ассоциации иранистов в 1935 г., проведении

в том же году в Ленинграде III Международного конгресса по иранскому искусству и архео-

логии, а также в принятии перспективных пятилетних планов на издание серии материалов

и монографий по истории Ирана и сопредельных стран. Этим планам, по большей части, не

суждено было осуществиться из-за Великой Отечественной войны.

Те сотрудники Иранского кабинета, которые избежали политических репрессий, выжили

в блокаде и вернулись из эвакуации (Москва, Ташкент, 1942–1945), в послевоенные годы ра-

ботали в Секторе иранской филологии (с 1946 до 1950 г.), с осени 1956 г. до ноября 1957 г. —

в составе Группы иранистов Сектора Восточных рукописей ИВАН СССР, а затем до января

1978 г. — во вновь возрожденном Иранском кабинете. С 1978 г. по настоящее время — Сектор

Среднего Востока ЛО ИВАН СССР (сейчас СПбФ ИВ РАН).

Деятельностью Кабинета, Группы и Сектора на протяжении истории руководили: С. Ф. Оль-

денбург (1931–1932), Е. А. Бертельс (1932–1945), А. А. Фрейман (1945–1956), И. П. Петрушев-

ский (1956–1959), М. Н. Боголюбов (1960–1961), Г. В. Шитов (1961–1963), З. Н. Ворожейкина

(1963–1971) и О. Ф. Акимушкин (с 1971 г. по настоящее время).

Общемировая тенденция к специализации, накопление фактического (рукописи, монеты,

артефакты) и исследовательского материала привели на сегодняшний день к возникновению

еще более узко профилированных дисциплин, которые, выделившись из иранистики, стали

вполне самостоятельными направлениями востоковедной науки. Речь, прежде всего, идет

об афганистике, курдоведении и кавказоведении, поэтому в данном обзоре они уже не рас-

сматриваются. Однако результаты иранистических исследований Среднеазиатского кабине-

та ИВ вошли в настоящий очерк. Он был образован также в начале 30-х гг. XX в., разделен по

научной работе на тюркологическую и таджикскую секции и имел в своем составе поначалу

всего 7 сотрудников. С 1946 по 1950 гг. — Туркологический сектор (зав. А. К. Боровков), со-

стоявший из двух кабинетов: Среднеазиатского и Турецкого.

Каталогизация и описание рукописей

Благодаря немецким ученым в Азиатском музее довольно рано началось выделение не-

скольких направлений в области иранистики, среди которых каталогизация и описание ру-

кописей вышли на первый план. Данному направлению всегда придавалось первостепенное

А. А. Хисматулин146

значение, ведь прежде, чем что-либо изучать, надо знать, что имеется в наличии. Для этого

в Азиатский музей был приглашен сначала один немецкий ученый Christian Martin Fraehn,

ставший его первым хранителем (= директором) и академиком, а затем, по рекомендации

Френа, и второй — Iohann Albrecht Bernhard Dorn (русифиц. Борис Андреевич Дорн, 1805–

1881), сменивший Френа на посту хранителя и также ставший академиком Императорской

академии наук. Вместе с Френом Дорн выпускает каталог арабографичных мусульманских

рукописей Азиатского музея (1855–1877). Уже самостоятельно Дорн описывает арабографич-

ные рукописи Императорской публичной библиотеки (1852), где он подрабатывал библио-

текарем, и поступившую в нее позже коллекцию известного российского ираниста Н. В. Ха-

ныкова (1864; 1865). Работа по каталогизации персидских рукописей Публичной библиотеки

была, в общем, завершена уже в советское время Г. И. Костыговой (1926–1999).

Над мусульманскими рукописями Азиатского музея продолжил работу и его третий ди-

ректор академик барон Victor R. Rosen (Виктор Р. Розен, 1849–1908), воспитавший целое по-

коление выдающихся ученых и вошедший в историю востоковедения еще и организацией

издания крупнейшего печатного органа дореволюционной научной периодики — ЗВОИРАО/

ЗВОРАО (Записки Восточного отделения (Императорского) Русского археологического обще-

ства, СПб.–Пг.). Он же составил список коллекции Учебного отделения восточных языков

при МИД (1886), которую позже описал его ученик В. A. Жуковский (1974 – посмертное изд.).

К мусульманскому рукописному наследию обращались многие иранисты Санкт-Петербур-

га (см.: Карская, 2000, 82–98), благодаря чему происходило становление их научных интере-

сов и формирование направлений иранистики. Ученик Розена Carl Gustav Hermann Salemann

(русифиц. Карл Германович Залеман, 1849–1916), который впоследствии стал академиком

и шестым директором Азиатского музея (1890–1916), также проводил огромную работу по

описанию постоянно пополнявшейся коллекции Азиатского музея и наряду с этим подго-

товил первый список мусульманских рукописей Санкт-Петербургского университета (1888).

Второй университетский список по новым поступлениям был позже составлен его учени-

ком, преподавателем СПб университета и сотрудником ИВ (с 1936 по 1942 г.) А. А. Ромаске-

вичем (1925), третий, также по новым поступлениям, — A. T. Тагирджановым (1957). Послед-

ним было опубликовано очень подробное описание более 80 исторических, географических

и биографических сочинений на персидском языке, представленных в 169 единицах описа-

ний из этой коллекции — Описание таджикских и персидских рукописей Восточного отдела

библиотеки ЛГУ. Т. 1. История, биографии, география (Л.: Изд-во ЛГУ, 1962). Сводного катало-

га персидских рукописей университетской коллекции по сей день нет.

Работа над каталогизацией пополнившейся в годы советской власти рукописной коллекции

Азиатского музея–ИВ–ЛО ИВАН СССР была продолжена коллективом авторов: Н. Д. Миклу-

хо-Маклай (1915–1975), О. Ф. Акимушкин (род. 1929), В. В. Кушев (1927–2001), А. М. Мугинов

(1896–1967), М. А. Салахетдинова (1920–1990). Ее результатом стало издание краткого свод-

ного каталога персидских и таджикских рукописей Азиатского музея (1964), включившего в

себя 4680 единиц описания. Одновременно Н. Д. Миклухо-Маклаем была разработана схе-

ма детального описания персидских сборников, которую сначала он сам успешно применил

для описания географических, биографических и исторических сочинений (1955; 1961; 1975),

а затем дело было продолжено С. И. Баевским (род. 1923) в описании персидских толковых и

Очерк истории иранистики исламского периода в Санкт-Петербурге и Казани. Часть 1. 147

двуязычных словарей (1962; 1968), Н. М. Туманович (1928–2005) — фольклора (1981), З. Н. Во-

рожейкиной (род. 1925) и Х. Н. Ниязовым (1927–1986) — персоязычной художественной ли-

тературы (1980; 1979) и О. Ф. Акимушкиным — поэтических сборников и альбомов (1993).

По завершении основного объема работ по каталогизации некоторые сотрудники Секто-

ра приняли активное участие как в проекте Культура народов Востока (1984), так и в ана-

логичном проекте Рукописная книга в истории культуры народов Востока (1987). В первый

проект внесли свой вклад О. Ф. Акимушкин, З. Н. Ворожейкина и Н. Д. Миклухо-Маклай,

которые написали соответствующие очерки, составившие коллективную монографию. Во

втором проекте участвовал О. Ф. Акимушкин с главой «Персидская рукописная книга».

Лучшие работы последнего, который на сегодняшний день является ведущим специалис-

том в различных областях иранистики и, в первую очередь, манускриптологии и кодиколо-

гии, вместе с хронологическим списком его 260 публикаций недавно изданы отдельной мо-

нографией (2004).

Следует немного сказать о способах пополнения санкт-петербургских рукописных кол-

лекций вообще и АМ, в частности. Их было несколько: 1) целевые закупки (у коллекционе-

ров, благотворительных обществ и организаций) и закупки рукописей во время поездок

сотрудников АМ по странам Востока (на специально выделявшиеся для этого средства —

общепринятая практика в основном до начала 20-х годов XX в.); 2) рукописи, передававши-

еся в дар (в составе частных библиотек родственниками того или иного востоковеда после

его смерти, дарения ориенталистов, дипломатов, посольских миссий и т. п.); 3) военные тро-

феи и конфискат (незначительный процент, в основном в первые годы Советской власти).

На сегодня, в силу изменившихся экономических и политических условий, а также крайне

незавидного бюджетного обеспечения гуманитарных научных учреждений федерального

подчинения, пополнение рукописной коллекции СПбФ ИВ РАН практически свелось к ну-

лю, исключая, быть может, редкие поступления в виде микрофильмов с рукописей, храня-

щихся в зарубежных коллекциях, да и те — благодаря личным усилиям научных сотрудни-

ков и по их просьбам.

Литографское книгопечатание

Ученых, вовлеченных в данную область иранистики, в мире можно посчитать на пальцах

одной руки. Одним из них, по сути дела пионером, является О. П. Щеглова (род. 1936), со-

ставившая три каталога персидских литографированных изданий соответственно по кол-

лекциям бывшего Азиатского музея ныне СПбФ ИВ РАН — всего 1486 изданий (1975); Ле-

нинградского ныне Санкт-Петербургского ГУ (1989) — всего 702 издания и Императорской

Публичной ныне Российской Национальной библиотеки (2002) — всего 173 издания, к кото-

рому также прилагается описание 43 персоязычных издания в коллекции Русского Этногра-

фического музея. Ей же были проведены основательные исследования по истории, культуре

и тематической направленности литографированного книгопечатания в Иране — Иранская

литографированная книга (из истории книжного дела в Иране в XIX — первом десятилетии

XX в.) (М.: Наука, 1979) и Индии — Персоязычная литографированная книга индийского про-

изводства (XIX в.) (СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001). В настоящее время О. П. Щег-

лова готовит каталог литографий СПб собраний, напечатанных в Центральной/Средней

Азии в конце XIX–начале XX вв.

А. А. Хисматулин148

Нумизматика

Хотя данная отрасль и является ныне независимой дисциплиной востоковедения и не

только, однако ее истоки также восходят к иранистике. Среди отцов-основателей нумизма-

тики следует, прежде всего, отметить Х. Д. Френа, составившего по собранию АМ едва ли не

первый в мире каталог мусульманских монет. Региональной среднеазиатской нумизматикой

занимался один из первых отечественных специалистов по Центральной/Средней Азии, дво-

юродный брат известного российского востоковеда и дипломата Н. В. Ханыкова (1819–1878)

В. В. Вельяминов-Зернов (1830–1904), который издал довольно объемное исследование под

названием Монеты бухарские и хивинские (1859). Несмотря на то, что в начале 30-х годов XX

в. вся нумизматическая коллекция АМ была передана Государственному Эрмитажу, его дело

продолжила сначала О. И. Смирнова (1910–1982), ставшая основателем нового направления

в нумизматике — согдийской нумизматики, по которой ею опубликованы Каталог монет с

городища Пенджикент (1963) и «Сводный каталог согдийских монет» (1981), а затем А. И. Ко-

лесников (род. 1935) с глубоко фундированной монографией Денежное хозяйство в Иране в

VII веке (1998).

Текстология и исследования

Научное издание отдельных памятников (в оригинальной графике, факсимиле и/или в пе-

реводе) и их исследование являлись и продолжают являться одними из основных сфер де-

ятельности сотрудников Азиатского музея и СПбФ ИВ РАН. Обеспечение более или менее

широкого доступа к памятнику письменной культуры наряду с его введением в иноязычную

культурную традицию и ее обогащением дает возможность проверки результатов научных

изысканий, которые получены тем или иным специалистом на основании самостоятельного

изучения этого памятника, и их критической оценки не только со стороны коллег-современ-

ников, но и последующих поколений ученых. Такие изыскания предваряют научное издание

любого текста (с переводом или без него) иногда в виде краткого, а зачастую весьма солид-

ного исследования, которое, по сути, является самостоятельной научной работой, включаю-

щей характеристику эпохи возникновения памятника и жизни его автора, принадлежность

к литературному жанру, анализ самого текста и т. п. Спустя какое-то время, по мере накопле-

ния отдельно взятых текстологических и источниковедческих исследований происходит их

суммирование, как правило, в виде обобщающих монографий, что в свою очередь приводит

к появлению нового видения на ту или иную историческую проблему или явление, которое

на определенном этапе может устаревать и изменяться в связи с вновь публикуемыми текс-

тами и исследованиями.

Доисламская иранистика

Здесь нельзя вкратце не упомянуть о доисламской иранистике, огромный вклад в станов-

ление которой внес К. Г. Залеман своими публикациями манихейских текстов в специаль-

но созданной им серии Manichaeica и филологическими исследованиями по среднеперсид-

скому и согдийскому языкам. Эти исследования были затем продолжены Ф. А. Розенбергом

(1867–1934) и А. А. Фрейманом (1879–1968) — одним из основоположников изучения хорез-

мийского языка — Хорезмийский язык. Материалы и исследования (М.-Л., 1951) и согдоло-

гии. Последняя получила новый толчок к развитию в 30-х гг. XX в. в связи с огромным ко-

личеством археологических находок, найденных в верховьях Зеравшана и превращенных

Очерк истории иранистики исламского периода в Санкт-Петербурге и Казани. Часть 1. 149

в целый корпус документов (77 единиц), которые были полностью опубликованы в серии

работ уже после ВОВ коллективом авторов — Согдийские документы с горы Муг (Вып I–III,

М., 1962, 1963). Дальнейшее развитие по указанным направлениям доисламской иранисти-

ки происходило благодаря работам М. Н. Боголюбова (род. 1918), В. А. Лившица (род. 1923),

И. М. Оранского (1923–1977), которым издано несколько обобщающих монографий по древ-

неиранской филологии, И. М. Стеблин-Каменского (род. 1945), специализирующегося на па-

мирских языках и изучении Авесты, М. А. Дандамаева (род. 1928), издавшего ряд моногра-

фий по истории доисламского Ирана — Иран при первых Ахеменидах (IV в. до н. э.) (1963),

Рабство в Вавилонии VII–IV вв. до н. э. (1974), Культура и экономика древнего Ирана (1980,

совм. с В. Г. Лукониным), Вавилонские писцы (1983) и др., О. И. Смирновой, опубликовавшей

Очерки по истории Согда (1974), А. П. Рагозы (1932–1998) — Согдийские фрагменты цент-

ральноазиатского собрания ИВ АН СССР (1985), О. М. Чунаковой (род. 1948) — Книга деяний

Ардашира, сына Папака (1987), А. И. Колесникова, который в настоящее время занимается

переводом на русский язык 4 и 5 книг Денкарда, и П. Б. Лурье (род. 1976) — исследователем

согдийской топонимики.

библиография

Азиатский музей — Ленинградское отделение Института востоковедения АН СССР. М.: ГРВЛ,

1972.

История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. М.: Изд. фирма

«Восточная литература» РАН, 1997.

Л. Н. Карская. Аннотированная библиография отечественных работ по арабистике,

иранистике и тюркологии 1818–1917 (Научная периодика). М.: Изд. фирма «Восточная

литература» РАН, 2000.

А. М. Куликова. Востоковедение в российских законодательных актах (конец XVII в. — 1917 г.).

СПб., 1994.

А. М. Куликова. Российское востоковедение XIX века в лицах. СПб.: Петербургское

востоковедение, 2001.

С. Д. Милибанд. Библиографический словарь отечественных востоковедов с 1917 г. В 2-х т. М.:

Наука, 1995 (2-е изд.)

Памятники литературы народов Востока. Памятники письменности Востока: Каталог

серийных изданий 1959–1985 / Сост. В. Д. Бузаева и Н. В. Исаева. Под ред. С. С. Цельникера.

М.: ГРВЛ «Наука», 1986.

A. Hismatulin

Essay of the hiory of Iran udies of islamic period in St. Petersburg and Kazan. Part I.

In the hiory of all the scientic disciplines there are their ights and falls. e Russian scienc-

es about Iran are not exceptions. We’ll show the mo important ages of its development, its suc-

cesses and falls in two principal centers of Russian oriental udies — Saint-Petersburg and Kazan.

In Saint-Petersburg Iran udies are formed due to the German scientis. In Kazan is the national