Соловцов А. Жизнь и творчество Н.А.Римского-Корсакова

Подождите немного. Документ загружается.

ный репертуар, хотя играла только в домашнем кругу

п никогда не выступала публично. Ее любимыми ав-

торами были Бетховен, Шуман, Шопен, Лист, Глазу-

нов, Лядов, а позже и Скрябин. По словам сына

композитора, Николай Андреевич «до конца жизни

не переставал восхищаться игрой жены и особенно

любил и поощрял ее занятия фортепианной игрой в

летние месяцы на даче, где она располагала для

этого более свободным временем, чем в городе»

В первой половине семидесятых годов Римский-

Корсаков начинает принимать гораздо более актив-

ное, чем раньше, участие в петербургской музыкаль-

ной жизни.

Начать надо с того события, которое имело исклю-

чительное значение в творческой жизни и всей му-

зыкальной деятельности Римского-Корсакова. Летом

1871 года к нему обратился М. П. Азанчевский, из-

вестный в свое время музыкант-педагог (пианист и

композитор), только что назначенный директором

Петербургской консерватории на место Н. И. За-

рембы. Азанчевский предложил Римскому-Корсакову

войти в число педагогов Петербургской консерватории

по классам практического сочинения и инструментов-

ки, а также оркестровому классу.

Предложение это было неожиданным и для Рим-

ского-Корсакова, и для его музыкальных друзей.

Нельзя не признать, что М. П. Азанчевский проявил

большую проницательность и даже смелость, остано-

вив свой выбор на молодом композиторе «балакирев-

ской школы» как, известно, критически относившейся

к консерваториям.

Римский-Корсаков не сразу решился принять

предложение Азанчевского и, естественно, обратился

за советом к Балакиреву и другим участникам круж-

ка. «Друзья мои советовали мне принять приглаше-

ние. Балакирев, один, в сущности, понимавший мою

' В. Н. Римский-Корсаков. Из воспоминаний и мате-

риалов семейного архива. Цит. изд., стр. 168.

4» 99

неподготовленность, тоже настаивал на моем поло-

жительном ответе, глав1ным образом имея в виду

провести своего во враждебную ему консерва-

торию. Настояния друзей и собственное заблуждение

восторжествовали, и я согласился на сделанное мне

предложение. С осени я должен был вступить про-

фессором в консерваторию, не покидая пока морско-

го мундира»

Римский-Корсаков очень сурово оценивает свое

решение: «Если б я хоть капельку поучился, если б

я хоть на капельку знал более, чем знал в действи-

тельности, то для меня было бы яоно, что я не могу

и не имею права взяться за предложенное мне дело,

что пойти в профессора было бы с моей стороны и

глупо и недобросовестно. Но я... автор «Садко», «Ан-

тара» и «Псковитянки», сочинений, которые были

складны и недурно звучали, сочинений, которые

одобрялись развитой публикой и многими музыкан-

тами, я, певший что угодно с листа и слышавший

всевозможные аккорды,— я ничего не знал. В этом я

сознаюсь и откровенно свидетельствую об этом перед

всеми»

Конечно, Римский-Корсаков чрезмерно к себе су-

ров: несомненно, он уже много знал, а еще больше

умел, опираясь на художественный опыт. Тем не

менее нужно констатировать, что при наличии боль-

шого практического творческого опыта теоре-

тических знаний, необходимых для воспитания

композиторской молодежи, у Римского-Корсакова

тогда не было. «Я не только не в состянии был гар-

монизировать прилично хорал, не писал никогда в

жизни ни одного контрапункта, имел самое смутное

понятие о строении фуги, но я не знал даже назва-

ний увеличенных и уменьшенных интервалов, аккор-

дов, кроме основного трезвучия, доминанты и умень-

шенного септаккорда; термины: секстаккорд и кварт-

секстаккорд мне были неизвестны. В сочинениях же

своих я стремился к правильности голосоведения и

' «Летопись», стр. 69.

2 Т а м же.

'100

достигал его инстинктивно и по слуху; правильности

орфографии я достигал тоже инстинктивно. Понятия

о музыкальных формах у меня были тоже смутны,

в особенности о формах рондо. Я, инструментовав-

ший свои сочинения довольно колоритно, «е имел

надлежащих сведений о технике смычковых, о дей-

ствительных, на практике употребительных строях

валторн, труб и тромбонов. О дирижерском деле я,

никогда в жизни не дирижировавший оркестром,

даже никогда в жизни не разучивший ни одного хора,

конечно, не имел понятия. И вот, музыканта с та-

кими-то сведениями задумал пригласить в профес-

сора Азанчевский; и таковой музыкант не уклонился

от этого»

Конечно, Азанчевский и не мог подозревать о не-

подготовленности приглашенного им профессора. А сам

Римский-Корсаков именно в силу этой неподготов-

ленности не отдавал себе отчета в сложности тех

обязанностей, которые он на себя взял.

Но как же могло случиться, что автор талантли-

вейших и глубоко самобытных произведений не имел

элементарных, в суш,ности, сведений по теории ком-

позиции? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вер-

нуться к балакиревскому кружку.

Высокая плодотворность для Римского-Корсакова

дружбы с Балакиревым и другими участниками

кружка не подлежит ни малейшему сомнению. Ше-

стидесятые годы — время наиболее тесных друже-

ских отношений между балакиревцами, время осо-

бенно близкого творческого общения между ними —

знаменательная пора в жизни нашей страны. За про-

грессивные идеи ведут борьбу великие русские мыс-

лители, революционные демократы Чернышевский,

Добролюбов, Герцен. В шестидесятые годы выдви-

гаются Менделеев, Сеченов и другие крупнейшие

русские ученые. В шестидесятые годы появляются

классические произведения русской литературы—

творения Гончарова и Тургенева, Некрасова и Сал-

тыкова-Щедрина, создается гениальная эпопея Тол-

' «Летопись», стр. 69—70,

1Q1

стого «Война и мир». Новые, демократические пути

ищет русская живопись; в начале шестидесятых го-

дов в знак протеста против академической рутины из

Академии художеств выходит группа молодых ху-

дожников во главе с Крамским; позже организуется

знаменитое Товарищество передвижных выставок.

Прямое порождение щестидесятых годов—и ба-

лакиревский кружок, своеобразная «артель» музы-

кантов, вначале полулюбителей, а затем художни-

ков-новаторов. Показателен состав кружка: профес-

сиональным музыкантом при зарождении кружка

был лишь Балакирев, кроме «его, в кружок вхо-

дили офицер Мусоргский, морской офицер Римский-

Корсаков, военный инженер Кюи, искусствовед и

публицист Стасов, доктор медицины и химик Боро-

дин. Как известно, Бородин и Кюи до конца жизни

совмещали музыкальную деятельность с научно-пе-

дагогической работой.

В балакиревском кружке Римский-Корсаков

встретил полное понимание своего, возникшего в

ранней юности, тяготения к Глинке (недаром бала-

киревцы называли себя «русланистами»). В балаки-

ревском кружке, как мы знаем, укрепилась любовь

Римского-Корсакова к русской народной песне.

В кружке Балакирева созрели и общие глубоко про-

грессивные воззрения Римского-Корсакова на искус-

ство и на задачи художника, его убеждение в том,

что художественное творчество должно быть нераз-

рывно связано с народной жизнью, с народным ис-

кусством. Здесь очень велика роль Стасова, который

бесспорно был идейным вдохновителем кружка, так

же как Балакирев — его музыкальным главой.

Творческая работа участников кружка протекала

в постоянном обмене мнениями, в обсуждении созда-

ваемых произведений. Мы уже видели, что даже сю-

жеты крупнейших и лучших в ту пору сочинений

Римского-Корсакова — «Садко», «Антара» и «Пско-

витянки» — были подсказаны ему друзьями.

Одного —но очень важного — не могла дать Рим-

скому-Корсакову такая система творческой работы:

крепкой композиторской техники, без кото-

'102

рой не может быть и композиторского мастерства.

Балакирев не видел необходимости в регулярных,

школьного характера, занятиях; а главное — и не

мог бы ими руководить.

В «Летописи» мы находим чрезвычайно интерес-

ные мысли о педагогической —точнее, воспита-

тельной—системе Балакирева. «С юных лет он

привык видеть себя среди улыбышевского оркестра;

будучи хорошим пианистом, он выступал уже пуб-

лично Б университетских концертах, на вечерах у

Львова, Одоевского, Виельгорского и др. он игры-

вал всевозможную камерную музыку с лучшими ар-

тистами того времени; аккомпанировал Вьетану и

многим певцам... Музыкальная практика и жизнь

дала возможность яркому таланту Балакирева раз-

виться быстро. Развитие других (участников круж-

ка.— А. С.) началось позднее, шло медленнее и тре-

бовало руководителя. Этим руководителем и был

Балакирев, добившийся всего своим изумительным

разносторонне-музыкальным талантом и практикою,

без труда и без системы, и потому не имевший поня-

тия ни о каких системах. Скажу более: Балакирев,

сам не прошедший какой-либо подготовительной

школы, не признавал надобности в таковой и для

других. Не надо подготовки; надо прямо сочинять,

творить и учиться на...собственном творчестве»

С решительным осуждением говорит Римский-

Корсаков об этом балакиревском методе.

«Правильны ли были отношения Балакирева к

его друзьям-ученикам? По-моему, безуслов}ю непра-

вильны. Действительно талантливому ученику так

мало надо; так легко показать ему все нужное по

гармонии и контрапункту, чтобы поставить его на

ноги в этом деле, так легко его ]1аправнть в понима-

нии форм сочинения, если только взяться за это

умеючи... Что нужно было мне? Пианизм, гармониче-

ская и контрапунктическая техника и понятие о фор-

мах. Балакиреву следовало засадить меня за форте-

пиано и заставить выучиться хорошо играть... Но он

' «Летопись», стр.

54—55.

103

не сделал этого; сразу объявив меня не пианистом,

на это дело он махнул рукой, как на далеко не очень

нужное. Ему следовало дать мне несколько уроков

по гармонии и контрапункту, заставить написать не-

сколько фуг и объяснить синтаксис музыкальных

форм. Он этого не мог сделать, ибо сам не проходил

этого систематически и не считал 'необходимым, а

потому не посоветовал учиться у кого-либо другого.

С первого знакомства посадив меня за сочинение

симфонии, он отрезал мне дорогу к подготовительной

работе и выработке техники»

Страницы «Летописи», посвященные балакирев-

ским методам музыкального воспитания, написаны в

1893 году, когда отношения Римского-Корсакова с

Балакиревым резко ухудшились

Это, видимо, нало-

жило свою печать на приведенные высказывания.

И хотя Римский-Корсаков, как всегда, стремится

быть объективным, хотя он замечает, что «Балакирев

делал то, что мог и умел»,— все же (непримиримо су-

ровый тон его кажется не вполне справедливым. Ко-

нечно, именно на долю Балакирева выпала роль ру-

ководителя кружка. Но ведь и сам он, так же как

его товарищи, шел в музыкальном творчестве «ощу-

пью». Недостаток теоретических знаний и техничес-

кой подготовки был трудностью в творческом пути

всех «кучкистов», в том числе и самого Балакирева.

В начале семидесятых годов, когда Римский-Кор-

саков начал сознавать недочеты своей композитор-

ской подготовки, балакиревский кружок, в сущности,

распался. Следует подчеркнуть: распался именно как

кружок балакиревский. На ряд лет М. А. Бала-

кирев отошел от музыкальной деятельности и даже

почти не виделся со своими товарищами.

Причины этого временного выключения Балаки-

рева из музыкальной жизни остаются не вполне вы-

ясненными. Видимо, здесь сыграли роль семейные

обстоятельства и материальные трудности, одно

время граничившие с острой нуждой. Но, вероятно,

' «Летопись», стр. 21.

^ См. об этом в восьмой главе настоящей книги.

'104

большее значение имели причины творческого по-

рядка. Не принес успеха Балакиреву-пианисту его

концерт на родине, в Нижнем Новгороде. Тяжело

подействовало на Балакирева отстранение его от ди-

рижирования концертами Русского музыкального

общества. Концерты Бесплатной школы, шедшие под

управлением Балакирева, должны были прекратить-

ся из-за отсутствия у школы средств. Очень медлен-

но, с большими внутренними трудностями протекало

творчество Балакирева-композитора; достаточно ска-

зать, что работа над лучшим его произведением рас-

тянулась на полтора десятка лет: симфоническая

поэма «Тамара», начатая в конце шестидесятых го-

дов, была завершена лишь в восьмидесятые годы.

Обстановка в кружке, им созданном, на рубеже се-

мидесятых годов не могла давать Балакиреву пол-

ного удовлетворения. Опека Балакирева, столь необ-

ходимая его друзьям в начале шестидесятых годов,

постепенно становилась для них излишней, и даже

больше того — тягостной. Разлад между Балакире-

вым и его воспитанниками наметился уже в конце

шестидесятых годов: «...В течение весны 1868 года

во время сочинения «Антара» между мною и Балаки-

ревым начали ощущаться впервые некоторые при-

знаки охлаждения. Пробуждавшаяся во мне мало-

помалу самостоятельность (мне шел уже 25-й год)

к этому времени стала проявлять свои права граж-

данства, и острый отеческий деспотизм Балакирева

начинал становиться тяжел. Трудно определить,

в чем заключались эти первые признаки охлаждения,

но вскоре полная откровенность моя перед Милием

Алексеевичем стала уменьшаться, затем стала умень-

шаться и потребность частых свиданий. Приятно бы-

ло собраться и провести вечер с ним, но может быть,

еще приятнее провести без Балакирева. Мне

кажется, что не я один это чувствовал, а чувствова-

ли и прочие члены кружка, но никогда друг с дру-

гом мы об этом не говорили и не критиковали заочно

старшего товарища»

' «Летопись», стр. 54—55.

105

А в конце 1871 года распад кружка — вернее, от-

ход от него Балакирева —стал уже, видимо, совер-

шившимся фактом. Показательно письмо Бородина к

жене от 24—25 октября 1871 года. «Не понимаю,

что Балакирев так упорно уклоняется от нашего

кружка и, очевидно, избегает всяких свиданий.

Боюсь я, что у него в самом деле голова не в поряд-

ке. А может быть, просто самолюбие его грызет. Он

такой деспот по натуре, что требует себе полного

подчинения, до мелочей самых ничтожных. Он ни-

как не может понять и признать свободы и равно-

правности. Малейшее сопротивление его вкусам и да-

же просто капризам для него невыносимо»

Встречи участников «Могучей кучкп» продолжа-

лись, конечно, и после «самоустранения» Балаки-

рева. Встречались чаще всего у Стасова, у В. Ф. Пур-

гольда, у Л. И. Шестаковой — сестры Глинки, у Му-

соргского и Римского-Корсакова, когда они жили

вместе, позднее—у Римского-Корсакова. Однако

прежней музыкальной «артели» уже не было. Все с

большей четкостью определялся путь в искусстве

каждого из «кучкистов». И путь Римского-Корсако-

ва, как мы увидим, далеко не сразу получил призна-

ние и поддержку его друзей.

В 1870 году Стасов писал Римскому-Корсакову:

«...мне, когда я проснулся сегодня, ужасно вдруг за-

хотелось сказать Вам тотчас же, как Вы все более

и более растете па моих глазах, становитесь и серь-

езнее и глубже. Знаете ли, что из всей компании Вы са-

мый мыслящий... никто более Вашего не предан

своему делу, никто более Вашего не сидит вечно на

своей университетской скамье. Как я ни по-

смотрю, Вы никогда не перестаете учиться, никогда

не развлекаетесь ничем, поминутно возвращаетесь к

своему прямому делу: то музыку учите, то орке-

стровку следите, то разговор возвращаете от посто-

ронних предметов (и часто вздоров) на ту же му-

' «Письма А. п. Бородина», вып. I, стр. 311—312.

'106

зыку; наконец, постоянно все наблюдаете и разби-

раете, все взвешиваете и оцениваете. Этакое по-

стоянное настроение не остается без следов и ре-

зультатов, да еще глубоких»

Стасов говорит здесь о том сознании ответ-

ственности, с каким Римский-Корсаков всегда

относился к своему творческому труду и ко всей

своей музыкальной деятельности, о той жажде со-

вершенствования, которая была неотъемлемым

его свойством. И вот Римскому-Корсакову, человеку

с неустанной пытливостью, пришлось убедиться в

глубоких недочетах своего музыкального образова-

ния. Римский-Корсаков осознал 'недостатки своей

подготовки, когда он стал учить молодых музыкан-

тов. Примерно тогда же он убедился, что недостатки

техники мешают ему творить; во всяком случае —

идти вперед; а стоять на месте Римский-Корсаков не

мог по коренным чертам своей неутомимо ищущей

натуры.

Итак, налицо двойной стимул к серьезнейшей ра-

боте над собой. Нужно было нагнать упущенное за

многие уже годы композиторской деятельности.

И Римский-Корсаков со свойственной ему настойчи-

востью стал учиться, используя для этого каждую

возможность. Несколько лет, начиная приблизитель-

но с 1873 года, можно назвать периодом «творческо-

го перевооружения» Римского-Корсакова.

Сдержанные строки «Летописи» не дают пред-

ставления о внутреннем кризисе, который пережил

Римский-Корсаков в начале этого периода. Вообще

надо иметь в виду, что, читая «Летопись» без сопо-

ставления с другими документами, легко получить

неправильное представление о ее авторе. Он может

показаться человеком умным, проницательным, но

замкнутым, пожалуй, даже суховатым.

Между тем у Рнмского-Корсакова была пыл-

кая, страстная натура, ocoeeniHO в отношении к

' Письмо В. В. Стасова Н. А. Римскому-Корсакову от

19 апреля 1870 года. «Н. А. Римский-Корсаков. Полное собрание

сочинений», т. V, стр. 332.

'107

искусству, в данном случае существенный корректив

к «Летописи» вносит одно из писем П. И. Чай-

ковского.

В 1877 году он писал Н. Ф. фон Мекк о Римском-

Корсакове: «Он такой же самоучка, как и остальные,

но в нем совершился крутой переворот... У меня

хранится одно письмо его из той эпохи (то есть эпо-

их творческого кризиса; это письмо Римского-Корса-

кова не сохранилось — А. С.). Оно меня глубоко тро-

нуло и потрясло. Он пришел в глубокое отчаяние,

когда увидел, что столько лет прошло без всякой

пользы и что он шел по тропинке, которая никуда не

ведет. Он спрашивал тогда, что ему делать. Само со-

бой разумеется, нужно было учиться. И он стал

учиться, но с таким рвением, что скоро школьная

техника сделалась для него необходимой атмосфе-

рой. В одно лето он написал бесчисленное множест-

во контрапунктов и шестьдесят четыре фуги, из ко-

торых тотчас прислал мне десять на просмотр. Фуги

оказались в своем роде безупречными...»

Мы не располагаем исчерпывающими данными о

начале и ходе тех занятий Римского-Корсакова, о ко-

торых говорит Чайковский. Сам автор «Летописи»

относит начало изучения гармонии и контрапункта

к 1874 году2. Это явная ошибка^; причем автор «Ле-

тописи» ошибся, как и в ряде других случаев, на

один год. А. Н. Римский-Корсаков сообщает более

точные сведения, ооновываясь на изучении тетради с

контрапунктическими упражнениями Николая Анд-

реевича. Систематические занятия начались весной

1873 года, продолжались в 1874 и особенно усиленно

в 1875 году'*. Фуги, упоминаемые Чайковским в

' Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк, т. I. М.,

1934, стр. 135—136.

^ См. «Летопись», стр. 70.

' В примечаниях к седьмому изданию «Летописи», которое

комментировано в целом весьма тщательно, эта ошибка не огово-

рена. В дальнейших изданиях следовало бы внести в коммента-

риях большую ясность в вопрос о ходе занятий Римского-Корса-

кова музыкально-теоретическими предметами.

* См.: А. Н. Римский-Корсаков. Н. А. Римский-Кор-

саков. Жизнь и творчество, вып. III. М., 1936, стр. 14—15.

'108