воле царя, не желающих мириться с утратой древ-
них прав Пскова'.
Нет оснований говорить о двойственности, непо-
следовательности замысла «Псковитянки», но можно
говорить о его сложности. Противоречиво «е тво-
рение Римского-Корсакова; сложна и противоречива
та историческая ситуация, к которой он обратился,
положив в основу своей оперы драму Мея. Эту слож-
ность исторической ситуации Римский-Корсаков рас-
крыл в своей опере как чуткий и умный художник.
«Псковитянка» создавалась в те же годы, что и
«Борис Годунов» Мусоргского. Это был период осо-
бенно близких дружеских отношений между Мусорг-
ским и Римским-Корсаковым. С осени 1871 года они
даже поселились в одной комнате. «Наше житье _с
Модестом было, я полагаю, единственным примером
совместного житья двух композиторов... В эту осень
и зиму мы оба много наработали, обмениваясь по-
стоянно мыслями и намерениями. Мусоргский сочи-
нял и оркестровал польский акт «Бориса Годунова» и
народную картину «Под Кромами». Я оркестровал и
заканчивал «Псковитянку»^. Частыми гостями Му-
' Показательно, что первые слушатели «Псковитянки» сразу
почувствовали в ней дух «вольности». Рассказывая в «Летописи»
о первых спектаклях «Псковитянки», Римский-Корсаков пишет:
«Элемент псковской вольницы пришелся по сердцу учащейся мо-
лодежи, и студенты-медики, говорят, орали в коридорах академии
песню вольницы всласть» («Летопись», стр. 77).
«Элемент вольницы» почувствовала и царская цензура, но
он отнюдь не пришелся ей «по сердцу». «Цензор Фридберг на-
стаивал на том, чтобы в сцене веча были сделаны некоторые
изменения и смягчения в тексте. Пришлось покориться. Слова:
вече, вольница, степенный посадник и т. п. были заменены слова-
ми: сходка, дружина, псковский наместник... В цензуре объяснили
мне, что все изменения должны были клониться к тому, чтобы
изъять из либретто всякий намек на республиканскую форму
правления во Пскове и переделать второй акт из веча в простой
бунт» («Летопись», стр. 73—74).
Совершенно очевидно, что напоминание о правах «вольных
городов» воспринималось в шестидесятые и семидесятые годы
как намек на современность. И этот намек, естественно, по-раз-
ному оценивался передовой интеллигенцией и правительственной
цензурой.
2 «Летопись», стр. 72.
'87