Соколов О. Армия Наполеона

Подождите немного. Документ загружается.

SLUZBA II

Олег Соколов Армия Наполеона

неплохо познакомились, ибо в середине XVIII в. ру-

жья и пушки были во многом сходными с ружьями н

пушками Наполеоновской эпохи, хотя, конечно,

уступали им по ряду параметров. Ясно, что описан-

ные нами ружья могли давать значительный эффект

только при их массовом употреблении. Особенно

действенным был огонь залпами. Достаточно оче-

видно, что такой огонь проще всего вести от группы,

построенной ровными шеренгами и действующей по

команде, поданной голосом. Так естественным

образом родился батальон в развернутом строю, а

поскольку максимально возможное количество

людей, которыми можно командовать голосом (при

условии сомкнутого строя), - 500-900 человек, то это

количество стало обычной численностью батальона.

Батальон пехоты, построенный в три шеренги и

ведущий максимально частый залповый огонь,

становится основой всех боевых порядков. Вполне

вероятно, что такой строй являлся предпочтительным,

более того, забегая вперед, отметим, что он

продолжал оставаться немаловажным и в

Наполеоновскую эпоху. Тем не менее даже исходя из

общих соображений можно предположить, что

рассыпавшиеся в кустах стрелки могли бы принести

неприятелю немалый вред в бою, нельзя также не

отметить, что кроме линии в ряде случаев могли бы

оказаться удобными и другие построения, что пере-

таскивание за собой войсками целого палаточного

города, замедлявшее до предела всякие действия ар-

мии, и т. п. - все это никак не может быть объяснено

лишь императивом технических возможностей ружья

или пушки. Действительно, подавляющее

большинство военных историков отмечают, что

основная причина вышеозначенных методов ведения

войны заключалась в низких морально-боевых

качествах наемных армий XVIII в. На этом объясне-

ние обычно исчерпывается. Но любой здравомысля-

щий человек должен поставить следующий вопрос:

«Почему именно в XVIII в. боевые качества наемни-

ков резко снизились?» Ведь римские легионы эпохи

Цезаря, совершившие столько подвигов, тоже были

наемными. Наемными были и полки Густава-Адоль-

фа, и полки Тюренна, но они, как известно, сражались

с отвагой, переносили лишения со стойкостью.

Причина ухудшения качества солдатского материала

в западноевропейских армиях конца XVIII в. кроется

в социальной и экономической сферах. Образование

централизованных абсолютистских государств в

конце XVII - начале XVIII вв. дало в руки монархов

большие, чем раньше, денежные средства, поз-

волившие резко увеличить численность армий.

Достаточно сказать, что регулярные вооруженные си-

лы Франции численно возросли с 15-20 тыс. человек в

начале XVII в. до 375 тыс. в 1690 г.

, при этом коли-

чество подданных французской короны увеличи-

лось за то же время по сравнению с этими цифрами

совсем незначительно: приблизительно с 18 млн. че-

ловек до 20 млн.

Уже поэтому ясно, что вся эта масса солдат имела

куда меньше доброй воли, чем «старые наемники»,

которые по причине малочисленности были практи-

чески все людьми не только добровольно сделавшими

свой выбор, но и наделенными природной воин-

ственностью, поступившими в армию в поисках

приключений и в надежде обогатиться. Важно, одна-

ко, и другое: XVIII в. был временем значительного по-

вышения уровня жизни, что весьма изменило отно-

шение к воинской службе. Среди важнейших момен-

тов в эволюции материальных условий жизни

отметим следующее: средняя продолжительность

жизни мужчин возросла с 30 лет в 1679 г. до 46 в

1779

, впервые всего за сто лет человечество отвоева-

ло у смерти более чем целое десятилетие. В Европе

постепенно исчезает опасность смертельного голода,

т. е. такого, который ранее возникал в случае неуро-

жая и приводил к вымиранию целых областей; с 1720

г. в Западной Европе больше не было эпидемий чумы;

отступила детская смертность, упавшая с 34% в конце

XVII в. до 20% во второй половине XVIII в.

. За этими

цифрами стоят огромные сдвиги в материальной

жизни и в менталитете людей, которые живут теперь

гораздо дольше, гораздо комфортнее, чем их деды и

прадеды. Эти люди, в отличие от свирепых

ландскнехтов XVI в., не готовы к тому, чтобы бросить

родной дом, терпеть лишения и опасности в поисках

наживы. Для того чтобы оторвать их от обычных

занятий и бросить с остервенением уничтожать себе

подобных, потребовалась бы либо религиозно-

национальная рознь, либо пропагандистская мощь

современного государства, способного разжечь

идеологическую вражду. Но в XVIII в., когда в

Европе еще не закончилось формирование на-

циональных государств в современном понимании

этого слова, национализм был еще мало известен, ре-

лигиозные страсти угасли, но, самое главное, класси-

ческие монархии были слишком слабыми государст-

венными образованиями для того, чтобы организовать

идеологическую обработку своих подданных,

заставив их поверить, что жители враждебной страны

являются воплощением зла, а собственный обще-

ственно-политический строй — воплощением добра.

Особенно очевидным это стало в XVIII в., когда на-

метился кризис традиционной идеологии, и грамот-

ные подданные, читая Монтескье и Вольтера, стали

задавать себе вопросы о справедливости установлен-

ного порядка вообще. Все эти материальные и мо-

ральные трансформации XVIII в. еще более снизили

желание среднестатистического крестьянского парня

идти под знамена. «Легко оторвать от земли и повести

на смерть людей, которые не знают, что

SLUZBA II

Глава VII Армия в бою

сделать со своими жизнями, - писал знаменитый во-

енный теоретик XVIII в. граф де Гибер, - просвеще-

ние и благосостояние изменили в этом смысле облик

населения. Они создали тысячи новых профессий и

занятий,., открыли дорогу для разного рода дея-

тельности, расслабили дух и тело, дали почувствовать

ценность жизни. Теперь напрасно будет призывать

граждан на защиту страны: кроме дворянства, кото-

рое пойдет сражаться из чувства чести, нельзя наде-

яться привлечь остальных»

Итак, у среднего европейца не было острого жела-

ния ринуться в бой, а государство было куда слабее со-

временного и совершенно не имело возможности ни

осуществлять полицейский контроль за всеми своими

подданными, ни набить их головы пропагандой, не-

важно какой, ни даже эффективно проконтролировать

убежавших из полков дезертиров. Поэтому тактика, а

в особенности стратегия, должны были исходить из су-

ществующих реалий: солдату наплевать на войну; при

плохом снабжении, при слишком больших трудностях

на походе он дезертирует, и никто его не поймает...

Достаточно обратиться к произведениям Фридриха

Великого, чтобы понять, какие проблемы прежде

всего беспокоили полководца в эту эпоху: «Если вы

собираетесь совершить какое-либо предприятие про-

тив врага, - писал прусский король, - нужно, чтобы ар-

мия не испытывала ни в чем нужды... Как только ар-

мия войдет на вражескую территорию, необходимо не-

медленно захватить всех пивоваров и изготовителей

водки..., чтобы у солдата не было нехватки в этих на-

питках, без коих он не может обойтись... это благо, ко-

торое бедный солдат заслуживает, особенно в Богемии,

где воюешь как в пустыне (!)»

Фридрих также настав-

лял: «Существенный долг каждого генерала - предот-

вращать случаи дезертирства. Это можно сделать сле-

дующим обазом: надо приказывать почаще навещать

ребят в палатках; вокруг лагеря надлежит наряжать гу-

сарские патрули; на ночь следует расставлять посты еге-

рей во ржи, а к вечеру удваивать посты кавалерией;

нельзя позволять солдатам разгуливать, офицеры

обязаны вести их строем, когда идут за соломой или во-

дой... ночных маршей не следует делать; строго запре-

щать солдатам покидать свои взводы на походе; когда

пехота проходит через лес, с боков должны следовать

гусарские патрули; надо внимательно следить за тем,

чтобы войска не терпели недостатка в необходимом,

будь то в хлебе, мясе, водке, соломе и пр.»

При таком положении дел нечего было и думать о

форсированных маршах и наступлении в любых усло-

виях. «Очевидно, - писал король, - что лучшая армия

мира не выдержит подобных (зимних) походов, и по-

этому надо избегать войны зимой»

В тактике, как в зеркале, отражались все перечис-

ленные императивы: солдат безынициативен, у него

нет ненависти к врагу, нет жажды драться во что бы

то ни стало, зато есть желание дезертировать при пер-

вой же возможности. «...Тактика вполне соответству-

ет составу армии, - справедливо отмечал Дельбрюк, -

рядовому ничего не остается делать самому, ему надо

только слушаться: он идет, маршируя в ногу, имея

справа - офицера, слева - офицера, сзади - замыкаю-

щего; по команде даются залпы и, наконец, врывают-

ся в неприятельскую позицию, где уже не ожидается

действительного боя. При такой тактике добрая воля

солдата, если он только остается в руках офицера, не

играет особенной роли, и можно было рисковать

подмешивать в строй чрезвычайно разношерстные

элементы»

Так совершенно естественно родилась тактика,

получившая позже название линейной, основой ко-

торой являлся уже упомянутый развернутый в трех-

шереножную линию батальон, выравненный как на

параде, с офицерами и унтер-офицерами позади и на

флангах. Между тонкими линиями отдельных бата-

льонов невозможно было оставить большие интер-

валы, так как фланги и тыл каждого из них были

очень уязвимы, в результате армия строилась по сути

дела в единый огромный боевой порядок, состоявший

чаще всего из двух поставленных одна за другой на

дистанции 200-300 метров линий развернутых

батальонов. Кавалерии при этом оказывается нечего

делать в ином месте, кроме как на флангах этого по-

строения. Так боевой порядок армии стал неуклюжим

и тяжеловесным. Поскольку всякий разрыв боевой

линии грозил тем, что неприятель вломится в него,

армия, если она желала предпринять какой-либо ма-

невр или передвижение, вынуждена была действовать

как одно целое, над ней, как сказал Клаузевиц, царило

«проклятие единства» - отсюда медлительность и

негибкость всех маневров.

Конечно, данное описание - не более чем общая схе-

ма. Не следует, как это делается в ряде трудов, сводить

все многообразие форм борьбы в XVTII в. только к при-

емам линейной тактики. Как на теоретическом, так и

на практическом уровне в течение всего столетия

происходил поиск иных возможных форм борьбы.

Еще в начале XVIII в. французский генерал Фолар вы-

ступил с идеей применения в бою глубоких колонн пе-

хоты, с помощью которых он надеялся прорвать тон-

кие линии врага

. Идеи Фолара позже поддержал

другой французский военный теоретик Мениль-Дю-

ран

. В военной литературе Франции той эпохи воз-

никнет даже бурная полемика между сторонниками

«тонкого боевого порядка» и «глубокого боевого по-

рядка». Последний получит название «французского»,

так как, согласно мнению его авторов, он более соот-

ветствовал французскому характеру с его порывистой

отвагой и энтузиазмом.

Батальонные и полковые колонны не раз применя-

лись французскими войсками в ходе Семилетней

SLUZBA II

Олег Соколов Армия Наполеона

войны, их использовали в боях под Бергеном, Зон-

дерсгаузеном, Минденом и Клостеркампом...

Рассыпной строй стрелков также не был изобретен

американскими повстанцами в ходе войны за незави-

симость США. «Вольные батальоны» Фридриха II,

«легкие легионы» французской армии, кроаты и пан-

дуры австрийцев сражались почти всегда только таким

способом.

Однако все эти теоретические диспуты и практи-

ческие эксперименты оставались маргинальными по

отношению к основной форме боя. Вплоть до Ве-

ликой французской революции линейная тактика, как

естественным образом вытекающая из всех социаль-

ных, политических, моральных и материальных ус-

ловий войны, оставалась доминирующей. Напрасно

знаменитый французский военный историк Колен

доказывал, что основной причиной будущего гло-

бального изменения облика войны было развитие ог-

нестрельного оружия - появление ружья 1777 г. и пу-

шек Грибоваля. Согласно его концепции, неудобный

мушкет и несовершенные артиллерийские орудия бы-

ли, якобы, причиной неповоротливых форм постро-

ений, а с облегчением оружия само собой произошло

появление тактики колонн и рассыпного строя:

«Могущество полевой артиллерии, развитие дорож-

ной сети, прогресс тактики - все способствовало в

конце XVIII в. тому, чтобы в исполнение был приве-

ден наступательный дух... Отныне снабженные мане-

вренной артиллерией и достаточной наступательной

силой армии могли вести войну с невиданной дотоле

энергией...»

Трудно найти что-либо более проти-

воречащее фактам. Хотя батальонная колонна фор-

мально и появилась во Франции в Уставе 1763 г., но

вплоть до Революции .все обучение войск велось с

ориентацией в первую очередь на основные концеп-

ции линейной тактики. Стремительные марши и

отчаянные атаки полководцев XVII в. Тюренна и Кон-

де куда больше напоминают наполеоновский стиль,

чем битвы Семилетней войны, а самая пассивная, са-

мая пронизанная духом линейной тактики война

произошла почти накануне Французской революции в

1778 г. Этот конфликт между Пруссией и Австрией

вошел в историю как «картофельная война», так как

обе противоборствующие армии так «активно»

искали встречи друг с другом, что за всю кампанию

не состоялось ни одного решительного боя и вся вой-

на свелась к переходу войск с одного места на другое,

занятию оборонительных позиций и... поеданию

картофеля, который хорошо уродился той осенью в

Богемии. Смешно было бы утверждать, что эта пас-

сивность проистекала из того, что австрийские пушки

Лихтенштейна или прусские Хольцмана имели

дальнобойность на несколько десяткой метров мень-

ше, чем грибовалевские. Никогда, напротив, с такой

явственностью не проявлялся тезис Клаузевица о том,

что «война - это продолжение политики другими

средствами». Ограниченные политические цели, от-

сутствие национальной, религиозной, идеологической

ненависти вызывали к жизни и крайне умеренные

формы борьбы... И, быть может, о времени, которое

вошло в историю как эпоха «войн в кружевах»,

можно вспомнить с сожалением, но никак нельзя при-

писывать ему того, что оно не создало.

Переворот в военном деле произвели, конечно, не

ружье образца 1777 г. и не пушки Грибоваля, а гигант-

ское политическое, социальное и моральное потрясе-

ние, которым была Великая французская революция.

Мы говорили уже о том, что она вызвала к жизни не-

виданные дремавшие дотоле силы, она разбудила

джина национальных и идеологических страстей, она

бросила в огонь людей, одержимых жаждой победы,

революционным пылом и энтузиазмом. Разве могли

эти многочисленные батальоны новобранцев, впервые

взявших в руки оружие, маневрировать с такой же

точностью, как вымуштрованные прусские,

австрийские, саксонские, гессенские полки? Комитет

общественного спасения постановил 2 февраля 1794

г.: «Общим правилом должно стать - всегда дей-

ствовать массами и наступательно, при каждом слу-

чае бросаться в штыки и преследовать врага до пол-

ного уничтожения»

. Необученные батальоны не

могли удержать равнение в линиях и превращались в

толпы стрелков, ведущих частый огонь без команды,

другие, шедшие за ними, сбивались в подобие колонн,

«так как все равно не собирались стрелять»

, и

решительно шли вперед. «Когда град пуль и ядер вра-

га становился все более жестоким, - рассказывает оче-

видец, - офицер или солдат, а порой и представитель

народа запевал гимн победы. Генерал поднимал на ос-

трие шпаги свою шляпу, над которой развевался трех-

цветный плюмаж, чтобы его видели издалека и хра-

брецы могли следовать за ним. Солдаты бросались

вперед бегом, первые шеренги брали штыки на руку,

барабаны били атаку, воздух наполнялся криками, ты-

сячу раз повторяемыми: "Вперед! Вперед! Да здрав-

ствует Республика!"»

Конечно, если бы французов было меньше или

столько же, сколько обученных вражеских солдат, они

навряд ли смогли бы добиться победы подобными им-

провизациями, но на стороне республиканцев было

численное преимущество, дерзкий порыв и самозаб-

венная отвага. В результате все премудрости линейной

тактики начали рассыпаться под этим шквалом.

Казалось бы, на этом можно было бы поставить

точку и сказать, что с этого момента родилась новая

тактика, которую, разработав и улучшив, применяли

позже наполеоновские войска. Увы, все было не так

просто. Едва республиканские части получили самые

общие понятия о строе, как они снова стали тяготеть

к линейному боевому порядку. Ведь старые

SLUZBA II

Глава VII Армия в бою

унтер-офицеры и офицеры, обучавшие волонтеров, не

знали иной тактики кроме той, которой их учили

раньше, а победы, достигнутые описанным выше

способом, относили к случайным (не без оп-

ределенных оснований).

Этому возвращению к старым формам боя прида-

ется слишком большое значение в научно обоснован-

ных трудах Колена, где он на примере корреспонден-

ции республиканских генералов показывал, что фак-

тически все обучение в 1793-1794 гг. велось по старой

методике и направлено было на использование при-

вычных стереотипов

. Совсем недавние исследования

документов революционной эпохи - реляций, отчетов,

рапортов о боях Северной армии - позволили амери-

канскому исследователю Джону Линну показать несо-

стоятельность положений Колена. Несмотря на бес-

спорное возвращение линии как боевого построения в

1793-1794 гг., она отныне соседствовала и с широко

употребляемыми цепями застрельщиков, и с баталь-

онами в колоннах, смело идущими в штыковые атаки

Гибкая система ведения боя, сохранившая из линейной

тактики все полезное, все то, что определялось техни-

ческими возможностями оружия, но отбросившая все

рутинное, стала естественной для всей республи-

канской армии. В своих первых походах Бонапарт ни-

чего не изменил в боевых формах, выработанных ре-

волюционными войсками, он просто мастерски ис-

пользовал их на полях сражений и добивался

блестящих результатов. Более того, тактика фран-

цузских войск фактически не претерпела изменений и

в период Консульства, и в первых походах Империи.

Так что, описывая манеру сражаться Великой армии

1805-1807 гг., мы фактически расскажем и о тактике ар-

мии молодого Бонапарта. В последующих кампаниях

Империи эти боевые формы претерпят ряд изменений,

но об этом чуть позже.

Тактика пехоты

Наверняка Император был бы поклонником та-

ланта Клаузевица, если бы последний написал свои

военные произведения на пару десятилетий раньше.

Впрочем, то, о чем великий немецкий военный

теоретик писал с большим талантом, Наполеон ре-

ализовывал на практике. Подобно Клаузевицу,

Император считал, что успех боя определяется не

хитростью надуманных комбинаций и заумных

построений, а отвагой, натиском, решимостью по-

бедить или умереть, спаянностью боевых единиц и

единством командования, а все прочее - детали. Это

пренебрежение к «низшей» области военной науки и

отрицание формализма и педантизма заходили в

наполеоновской армии, пожалуй, даже слишком да-

леко. В частности, несмотря на значительные изме-

нения в тактике войск и их организационной струк-

туре, во французской армии так и не были разра-

ботаны и введены ни строевой, ни полевой уставы,

отвечающие новым методам ведения войны. Это

кажется удивительным, но солдаты Аустерлица, Ва-

грама и Бородина формально должны были руко-

водствоваться в своей боевой практике полевым ус-

тавом, написанным чуть ли не в эпоху войны за Ав-

стрийское наследство! Официально, впрочем, этот

документ назывался «Полевой устав 1792 года», но на

самом деле это был просто перепечатанный регламент

1788 г., который в свою очередь был не чем иным, как

копией с устава 1778 г. Что же касается последнего,

он был построен на основе базового регламента 1753-

1755 гг. и немного дополнен опытом Семилетней

войны! «При огромной разнице в организации армии

и в военных операциях тогда и сейчас невозможно, -

писал в 1812 г. генерал Преваль, - чтобы этот устав

отвечал потребностям боевой практики. Удивительно

другое: он, несмотря ни на что, хотя бы для чего-то

еще подходит»

. Что же касается строевого устава,

введенного в войсках в 1791 г., о нем можно сказать,

что для своего времени, конечно, он был последним

словом воинской науки, и, будучи достаточно ясным

и исчерпывающим, отвечал реалиям королевской

армии 80-х гг. XVIII столетия. Однако уже к началу

войн Империи этот совсем не старый документ

казался древней историей. В нем ничего не

говорилось о новой организации полков, батальонов и

рот, ни словом не упоминалось о рассыпных строях

стрелков, даже и полунамеком не давалось никаких

рекомендаций для обучения штыковому бою, зато

были, например, параграфы, где тщательно

расписывалось, как надо отдавать почести Св.

Евхаристии, и это при том, что многие солдаты в 1805

г., вероятно, уже и не знали, что такое Евхаристия и

тем более не понимали, зачем ей надо отдавать

почести. Поистине генерал Фуа, которому, как и

тысячам других наполеоновских офицеров, пришлось

разбираться в этом хаосе, выстрадал следующую

фразу: «Тот, кто, желая изучить историю французской

армии, будет изучать ее письменное

законодательство, предпримет работу пространную и

бесполезную; в этом ворохе монарших ордонансов и

министерских постановлений, которыми можно

заполнить сотню томов, противоречия будут

останавливать его на каждом шагу, он не сможет

отличить положения, которые находятся в силе, от

тех, которые уже не находятся, и от тех, которые

никогда не находились»

. Так как изменения

происходили практически непрерывно, старые уставы

предпочитали не трогать, зная, что все равно к

моменту публикации новых изменится еще что-

нибудь. Да и Императору уже некогда было этим

заниматься в постоянных походах. Вспоминая позже

на острове Святой Елены

SLUZBA II

Олег Соколов Армия Наполеона

Батальон в развернутой линии по регламенту 1791 г.

о своих многочисленных проектах по поводу реформ

в армии, Наполеон писал: «Я обдумывал все эти

изменения, но не осмеливался реализовать их на

практике. Для этого мне потребовался бы период

полного мирного спокойствия: армия во время войны

не позволила бы этого сделать, она... послала бы меня

подальше»

. Впрочем, в 1809 г. в Шенбрунне после

заключения перемирия с австрийцами Император

поручил генералу Матье Дюма разработать новый

полевой устав, однако наскоро составленный до-

кумент был, по признанию самого автора, не более

чем компиляцией предыдущих регламентов (все тех

же уставов 1778, 1788 гг.), в которые был включен

ряд текстов новых приказов. Только в 1812 г., на-

кануне похода в Россию, генерал Преваль составил

проект действительно нового устава, отвечающего

реалиям войн Империи. Однако официально он так и

не был введен в войсках: на его анализ и доработку

уже не нашлось времени.

Что же касается строевого устава, то здесь даже не

было сделано подобных попыток. Поэтому мы начнем

знакомство с боевыми приемами пехоты прежде всего

сустава 1791 г.

Вполне понятно, что разработанный на основе

опыта сражений XVIII в. регламент предполагал в ка-

честве основного построения пехоты развернутую

трехшереножную линию батальона. В этой линии

солдаты стояли очень тесно по фронту: в среднем на

одного человека приходилось меньше одного шага*, и

каждый должен был слегка касаться локтями соседей

справа и слева. Достаточно близко друг от друга

располагались и шеренги - на дистанции одного фута

(расстояние измерялось от ранца солдата передней

шеренги до груди солдата задней). Позади линии

располагалась большая часть унтер-офицеров и

офицеров, исключение составляли капитаны, которые

должны были стоять на правом фланге своей роты, и

часть сержантов, которые также находились в строю.

Конкретное местоположение каждого из солдат,

унтер-офицеров и офицеров хорошо видно на

рисунке.

Важно отметить, что при построении в боевой по-

рядок каждая рота получала название «взвод» (pelo-

ton)**; два рядом стоящих взвода назывались «диви-

зион» (division). Это было связано с тем, что органи-

зационная единица и единица строевая не совпадали.

По той или иной причине в ротах могло оказаться

* Регламент не указывает точно, какое пространство от-

водится по фронту на человека, однако в одном из настав-

лений маршала Даву для своего корпуса указывается, что ба-

тальон, имеющий 213 человек по фронту, должен занимать

152 шага (или 100 м).

** Речь идет лишь о строевой единице, а не об организа-

ционной. Именно поэтому в России XVIII в. употребляли

специальный термин «плутонг» (искаженное франц. «pelo-

ton»), чтобы не путать со взводом организационным.

SLUZBA II

Глава VII Армия в бою

Взвод, построенный по регламенту 1791 г.

Примечание: солдаты стоят тесно в строю. Каждый слегка касается локтями своих соседей. Расстояние между шеренгами

(измерялось от ранца впередистоящего солдата до груди сзадистоящего) - 1 фут (32,4 см).

разное количество солдат, строевые же маневры тре-

бовали одинакового количества людей в подразделе-

ниях. Поэтому из рот, где их было с избытком, ста-

вили в те роты, где их не хватало, в результате, хотя

строевой взвод и соответствовал приблизительно

роте, полной идентичности между ними не было. Рег-

ламент предполагал, что данное построение должно

быть основным, более того, фактически единствен-

ным используемым в бою. Именно поэтому постро-

ение батальона в развернутую линию называлось по-

строением «en bataille», т. е. просто боевым. Вообще в

регламенте все перестроение взвода, дивизиона или

батальона, приводящее к тому, что данное под-

разделение оказывалось в развернутой сомкнутой ли-

нии, называлось перестроением «в боевой порядок».

Итак, трехшереножная сомкнутая линия батальона

являлась, по мысли авторов регламента, основ-

ным и естественным построением. Модулем же ее, из

которого, как из кубиков, выстраивалась как линия,

так и все прочие построения, был взвод. В отличие от

пехоты XVII в., которая для похода, боя или парада

принимала построение, где совершенно по-разному, с

различными дистанциями и интервалами

размещались бойцы, батальон рассматриваемого

периода был как бы составлен из неразрушаемых,

нерасчленяемых кирпичиков. Преобразование одного

построения в другое осуществлялось за счет из-

менения положения взводов, которые делали захож-

дения плечом вперед, перемещались вперед или

назад, вправо или влево, сохраняя при этом неизмен-

ным внутри себя положение практически всех солдат

и офицеров.

Например, основным строем для передвижения бата-

льона по дороге или по полю была колонна повзводно.

SLUZBA II

Олег Соколов Армия Наполеона

Построение батальона в колонну повзводно.

Строилась она следующим образом. Командир батальона

отдавал приказ:

1. Par peloton a droite Повзводно направо

2. Marche Марш

По второй команде каждый взвод заходил левым плечом

вперед на 90°. В результате получалась последовательность

построенных один за другим взводов.

Необходимость двигаться и маневрировать развернутой

линией батальона, быстро «ломать его фронт»* и опять

строиться в линию привела и к появлению особой строевой

стойки солдата, соответствующего шага и всей системы

обучения, которые могут показаться сейчас весьма

неудобными, но которые, тем не менее, являлись

единственно возможными в тех условиях. Лучшим

доказательством является то, что все войска Европы от

Петербурга до Мадрида обучались по примерно сходным

регламентам.

Первое, чему должен был обучиться рекрут, - это

правильно стоять в строю. Устав так описывал правильную

стойку солдата: «Каблуки на одной линии, сближенные

настолько, насколько позволяет телосложение, ступни

разведены и составляют одна по отношению к другой угол

чуть меньше прямого, колени держатся прямо, но не

натянуты, тело прямо и чуть наклонено вперед, плечи

разведены, руки держатся естественным образом, локти

прижаты к телу, кисти рук слегка развернуты ладонями

наружу так, чтобы мизинец лежал по шву штанов, голова

прямо, подбородок чуть приближен к шее, но не слишком,

глаза смотрят на землю примерно в пятнадцати шагах»

Непросто было научить крестьянского парня держать

ступни разведенными, так чтобы они «составля-

ли одна по отношению к другой угол чуть меньше

прямого», тем не менее это было необходимо. Ибо чтобы в

строю солдат занимал минимальное пространство по

фронту, чтобы он выполнял все ружейные приемы, не

мешая другим, требовалась максимальная собранность всех

движений. Напомним, что в одной шеренге по фронту

стояло 200-250 человек! Малейший толчок сразу

передавался, как волна, и мог нарушить равнение и

сомкнутость.

Исходя из этих же принципов был выработан и основной

строевой шаг, так называемый «обычный шаг» (pas

ordinaire)**. По современным понятиям он может

показаться просто черепашьим - 76 шагов в минуту, то есть

примерно та скорость, с которой идет неторопливо

прогуливающийся человек. Столь медленный шаг также

легко объясняется уже названными императивами. Ведь

линия развернутого батальона, занимавшая по фронту 100-

120 метров, должна была перемещаться не только по плацу,

но и по реальному полю боя со всеми его рытвинами,

камнями, кустами, обломками лафетов и изуродованными

телами, не нарушая или почти не нарушая равнения!

Понятно, что даже очень хорошо обученные войска, если

бы они вздумали двинуться вперед со скоростью парадного

шага современных армий (100 шагов в минуту во

французской и 120 шагов в русской), не сумели бы

сохранить равнение, превратились из стройной линии в

бесформенную толпу. Движения солдата во время шага так-

же были подчинены необходимости сохранять равнение и

сомкнутость в огромной линии. Правая, свободная от

ружья, рука не давала отмашки, а держалась плотно

прижатой к телу. Солдат должен

* «Ломать фронт батальона» (Rompre le bataillon) означало превратить линию батальона в набор так или иначе стоящих

взводов или дивизионов, например, описанное выше построение колонны повзводно могло быть охарактеризовано как

«сломать фронт батальона по взводам направо».

** В русском уставе он называется «тихий шаг» и точно соответствует как по скорости и технике, так и по его приме-

нению «обычному шагу» французской армии.

SLUZBA II

Глава VII Армия в бою

был шагать, «вытягивая носок, но не слишком,

причем так, чтобы он сохранял выворотность наружу,

верхняя часть корпуса должна быть наклонена

вперед, икры должны быть напряжены. Ставить ногу

на землю надо плоско, без стука. Голову держать

прямо...»

' Вся техника шага была построена на том,

чтобы избежать малейших колебаний корпуса, ко-

торые могли бы привести к давлению на соседей

справа или слева и тем самым разрушить линию:

«...Солдаты в строю не могут идти так, как это мог бы

позволить себе отдельно взятый человек, так как нет

двух людей, ходящих одинаковым образом.

Необходимо, чтобы рекруты научились ходить

одинаковым шагом, чтобы этот шаг был четким и

ритмичным, без чего не будет единства»

Кроме «обычного шага» применялся также и ус-

коренный, который, впрочем, тоже был не особенно

стремительным - сто шагов в минуту. Этот тип шага

применялся при движениях в колоннах, где

вследствие узости фронта гораздо легче было сохра-

нить равнение. Наконец, «в атаке и при всех прочих

обстоятельствах, которые могут потребовать особой

быстроты движений», использовался особо ускорен-

ный шаг или, как его называли, «шаг атаки» (pas de

charge) - 120 шагов в минуту, однако, как отмечал

регламент, «подразделение, идущее таким шагом, не

сможет долго держать равнение и, конечно же, скоро

придет в беспорядок, поэтому шаг этой скорости

рассматривается как выходящий за рамки нормаль-

ного обучения»

В наборе возможных типов маршировки, предпи-

сываемых регламентом, был еще один, который мо-

жет поразить военного XX в. - это так называемый

«облический шаг» (pas oblique) вправо или влево. Об-

лический шаг вправо выполнялся следующим обра-

зом: солдат шагал вперед левой ногой, а затем выно-

сил правую ногу под углом 45° к направлению дви-

жения, не поворачивая корпуса, затем снова левой

вперед, правой вбок и т. д. Соответственно при об-

лическом шаге влево ходили вперед правой ногой, а

левой - вбок. Скорость облического шага была 76 ша-

гов в минуту. Современный читатель может поду-

мать, что это что-то из области балета. Конечно, об-

лический шаг не принадлежит к числу самых естест-

венных форм движения человека. Тем не менее его

употребление также вытекало из необходимости

действовать сомкнутой развернутой линией. Если во

время боя линию требовалось сместить под углом

вперед, сохраняя в то же время ее ориентацию фрон-

том к неприятелю, это можно было сделать только

облическим шагом, при всех прочих вариантах при-

шлось бы изменить направление фронта боевого по-

рядка либо ломать строй.

Наконец, добавим, что устав предусматривал и са-

мый обычный человеческий шаг, который назывался

«походным шагом» (pas de route). Как можно догадать-

ся из его наименования, этот шаг использовался на

марше. Скорость для походного шага не была регла-

ментирована с такой же точностью, как для остальных

(так как солдаты на марше шли не в ногу), и могла ва-

рьировать в пределах 85-90 шагов в минуту. Солдаты,

двигаясь по-походному, шли как кому удобно, оружие

также неслось произвольным образом, разрешалось

разговаривать и петь. , ..

Солдат, обученный правильно ходить, должен был

затем овладеть приемами обращения с оружием.

Прежде всего это было ношение ружья по команде «на

плечо» (portez vos armes). «Инструктор должен обра-

тить особое внимание на то, чтобы солдат держал ру-

жье не слишком низко и не слишком высоко, - указы-

вал регламент, - если ружье держится чрезмерно вы-

соко, левый локоть будет слишком отставлен в сторону,

и солдат в результате будет занимать больше, чем по-

ложено, места в шеренге, оружие будет держаться не-

твердо; если же оружие держится слишком низко, у

солдата не будет места, чтобы свободно действовать с

ним, потому что его соседи, придвинувшись ближе,

стеснят его движения...»

Как мы видим, и здесь глав-

ной задачей было добиться максимальной слаженно-

сти действий в плотном строю.

Строевая стойка солдата по регламенту 1791 г.

(Рисунок из издания 1809 г.).