Сохор А.Н. Бородин А.П

Подождите немного. Документ загружается.

лей Азии», Второй квартет, Маленькая сюита, по-

следние романсы, Третья симфония.

Очевидны некоторые различия этих этапов. Если

сущностью первого было становление эпической

темы, то второй ознаменовал собой расцвет и эпоса,

и лирики, а в третьем наряду с продолжением преж-

них линий творчества наметился и поворот к новому

(с одной стороны — к жанровости, с другой — к тра-

гизму).

Вместе с содержанием понемногу эволюциониро-

вал и стиль. Так, на втором этапе он стал монумен-

тальнее, эпичнее, чем был на первом (сравним

Богатырскую симфонию с Первой), тогда как на

третьем, напротив, в нем начали усиливаться черты

камерности.

И все же эта эволюция не настолько значительна,

чтобы устанавливать наличие «трех стилей» Боро-

дина. Бородин развивался как художник, если можно

так сказать, по законам присущей ему же эпической

драматургии: основные его черты, определившиеся

еще в 60-х годах, в дальнейшем хотя и обогащались

и варьировались, но в существе своем не изменя-

лись. Поэтому, не забывая об эволюции Бородина,

мы все же вправе говорить об идеях, образах и стиле

его зрелого творчества в целом, имея в виду то

общее, что объединяет все три этапа: эпичность.

Когда мы произносим — «Бородин», то нам слы-

шатся могучие, настойчиво повторяющиеся унисоны

медных инструментов или медлительное раскачива-

ние и тяжелая поступь басов, грузные, неторопливо

перемещающиеся аккорды или стремительно мча-

щийся поток звуков, задумчивая эпическая песня

или полный стихийной мощи пляс. И тогда пред-

оставляешь себе, как разносятся призывные кличи и

набатные звоны по древним просторам русских рав-

нин, видишь фигуры витязей, ряды княжеских дру-

««ин, стоящих в незыблемом строю, или всадников,

699-

несущихся сплошной массой по бранному полю

Русское богатырское — вот что такое, в пер-

вую очередь, бородинское в музыке.

Первейшая отличительная черта богатыря в на-

родных сказаниях — это великанская сила. И у Бо-

родина часто предстают образы народной «силушки»

«силы сильной», не знаюш;ей преград.

Богатырское в русском народе изображали и дру-

гие композиторы, начиная с Глинки. «Силушка по-

додонная» бурлит, в частности, на многих страницах

музыки Мусоргского. Но бородинское богатырство

особенное, ни на что не похожее. Сила народной

толпы или ее героев редко предстает у него грозной,

пугающей. Почти всегда она добра, хотя бывает и

воинственной: это — сила созидающая и защищаю-

щая, а не разрушающая. Она не бушует, не мечется,

а устойчива, как застывшая монолитная глыба.

Если же она трогается с места, то ее движение не-

удержимо. ..

Русские витязи и воины у Бородина всегда

бьются «за правое дело» (как поет Игорь), за спра-

ведливость и «волю вольную». В этом их превос-

ходство над «недругом» (например, половцами), не

менее сильным и храбрым, но лишенным высокого

этического начала. В их богатырской мощи иногда

ощущается нечто дремучее, первобытное, но отнюдь

не тупое, грубое или жестокое. Телесность здесь оду-

хотворена этической красотой и возвышенностью.

Величие героев Бородина — будь то былинные ви-

тязи или летописные Игорь и Ярославна — не только

и не столько физическое, сколько духовное, опреде-

ляемое благородством побуждений и целей, муже-

ством и стойкостью, верностью долгу и великоду-

шием. А как первобытность воспринимается каче-

ство близкое, но вовсе не равнозначное — п е р в о -

зданность, то есть свежесть, цельность, чистота.

Сюжеты и тексты вокальных и сценических про-

изведений Бородина ясно указывают на источники

его богатырских образов. Это — русский героическим

эпос и русская история. Оттуда же пришли подоб-

ные образы и в его инструментальную музыку-

700-

А. П. Бородин. 1877

Свидетельство тому — не только содержание ее про-

граммных замыслов (Вторая симфония), но и явное

родство многих ее страниц «Песне темного леса»

Прологу из «Князя Игоря» и другим аналогичным

произведениям.

К эпосу и истории своей страны обращались на-

ряду с Бородиным едва ли не все русские компози-

торы XIX века. И каждый раз это было откликом на

общественные запросы, поиском ответов на вопросы

выдвинутые жизнью, выражением современных

мыслей о проблемах народного и национального.

Общеизвестно, что проблемы эти достигли особенной

остроты в 60—70-х годах, в переломную пореформен-

ную эпоху, когда, по словам В. И. Ленина, происхо-

дила «быстрая, тяжелая, острая ломка всех старых

«устоев» старой России».* Заново приходилось тогда

осмысливать прошлое, чтобы понять настоящее и

предвидеть будущее. И заново надо было обдумать,

что такое Россия и русский народ, откуда и куда

пролегает их путь.

Балакирев и Мусоргский, Римский-Корсаков и

Чайковский — каждый из них постарался дать свой

ответ на этот вопрос истории, каждый выразил

в музыке свое представление о родине и народе.* Те

же проблемы с еще большим размахом обсуждала

русская литература. Ставились они в живописи и

других видах искусства. И в этом мощном полифо-

ническом хоре, где столкнулись многие контрастные

темы, голос Бородина не затерялся, а, напротив, вы-

делился самостоятельностью и вескостью.

В русской истории Бородин (в отличие, например,

от Мусоргского) интересовался не «смутными време-

нами», которые позволяли обрисовать облик народа-

«страстотерпца», мятущегося в безнадежных поис-

* Неверно считать, будто различие между кучкистами

и Чайковским в том, что первые ставили исключительно

проблемы истории, эпоса, народной жизни и т. д., а Чай-

ковский— этические проблемы личности и ее взаимоотно-

шения с обществом. Проблематика была во многом общей,

но рознилось ее освещение, решение одних и тех же во-

просов.

702-

j^ax выхода из социальных конфликтов, а такими

событиями, в которых народ как целое противостоял

внешнему врагу, проявляя богатырскую мощь и

патриотизм, свободолюбие и стойкость, широту ха-

рактера и спокойное величие духа. Отсюда — влече-

ние композитора к летописным эпохам и еще

дальше в глубь веков, к легендарным былинным

временам.

Многие явления сменялись в веках на поверх-

ности океана народной жизни. Бородин же старался

увидеть в глубине этого океана те, по его представ-

лению, неизменные, самые прочные черты харак-

тера и жизненного уклада народа, какие остались,

как он думал, незыблемыми в бурях истории вплоть

до настоящих дней. «Прошлое, очень давнее рус-

ское прошлое посейчас в людях живо, да только ли

в людях? А природа степей? А крестьянский быт,

а песни, а характеры и голоса?»

Пусть даже Боро-

дин говорил не совсем так, как передает Асафьев

со слов А. Н. Молас,* — он вполне мог бы так ска-

зать. Не случайно оброненным, а очень характерным

для него представляется упоминавшееся уже сравне-

ние в одном из его писем знакомого деревенского

юноши с Ильей Муромцем (П, 166).

И в творчестве Бородина воскрешается «очень

давнее русское прошлое» как раз в таких его прояв-

лениях, какие сохранились, по его мысли, неизмен-

ными на протяжении столетий. Так родились музы-

кальные образы, обладающие огромным обобщаю-

щим смыслом: тема Анданте Первой симфонии,

главная и побочная тема I части и «Песнь Баяна»

из Второй симфонии, главная тема Третьей симфо-

нии, «Песня темного леса», народные хоры «Князя

Игоря», ария Игоря, Плач Ярославны и многое дру-

гое. В них Бородин обобщил не только характеры,

но и ситуации, типичные для многовековой истории

* Это высказывание, как и все устные высказывания

русских композиторов в передаче Асафьева, явно несет на

себе отпечаток стиля, а частично и строя мыслей того, кто

®го передает.

703-

русского народа. Войско уходит в поход для защиты

родины... Верная жена ждет воина... Крестьяне

оплакивают разорение своей земли... «Силушка»

поднялась против недруга, за «волю вольную».

Дружина собирается по кличу витязя... Народный

сказитель повествует о «делах давно минувших

дней»... Все это — картины, отнюдь не принадлежа-

щие только одной эпохе и только старине, но симво-

лизирующие нечто очень существенное для русской

жизни на протяжении многих веков.*

Главной, основной, коренной чертой русского на-

рода выступает у Бородина богатырство, то есть

духовная и физическая мощь и великанский размах

(тогда как у Мусоргского — это неизбывная сила

скорбного терпения и страстного протеста, а у Рим-

ского-Корсакова — поэтическая красота души и бо-

гатство художественной фантазии народа). Потому-

то и вошел Бородин в русскую музыку певцом на-

родного эпоса— «новым Баяном».

Может показаться, что в век критического реа-

лизма, когда центром внимания русской обществен-

ной мысли и русского искусства стали острые со-

циальные конфликты, взаимоотношения классов,

проблемы личности и общества, бородинская тема бо-

гатырства была несовременной, далекой от жизни.

Действительно, центральной по значению ее назвать

нельзя. Но не случайно же на протяжении всего

XIX века—от Пушкина («Руслан и Людмила») до

Чехова — русские мыслители, писатели, художники

настойчиво возвращались к раздумьям о русском

* Среди произведений Бородина на эти темы есть

и прямо связанные с современностью. В одном из них

(1881, эскиз) —хоре лирико-эпического склада «На забытом

поле битвы стоят курганы...» — сопоставлены образы смерти

и цветущей жизни (он кончается словами из Шиллера:

«Пусть, что мертво — в гробе спит, живое — радостно жи-

вет»). Другое — песня-марш «Вперед, друзья, вперед, сме-

лее в бой за дело правое, за наших братьев...». Можно

предположить, что эта песня (для хора МХА?), наброски ко-

торой имеются на рукописях Второй симфонии и Польки из

«Парафраз», посвящена участникам борьбы за освобожде-

ние балканских славян в 1876—1878 гг.

704-

народе как спящем или пробуждающемся богатыре,

о России как стране, что таит в себе неисчерпаемые

богатырские силы. Эти раздумья передавались от

поколения к поколению вместе с мыслями о судьбах

родины. Они маячили в отдалении даже перед теми,

кто как будто бы ставил в своем творчестве только

текущие вопросы общественной жизни. Без этих

раздумий невозможно было понять, куда же «не-

сется» (по выражению Гоголя) Русь.

«Здесь ли не быть богатырю, когда есть место,

где развернуться и пройтись ему?» — пишет в «Мерт-

вых душах» Гоголь о России. О «нашем сказочном

богатырстве» напоминает он в статье «В чем же,

наконец, существо русской поэзии и в чем ее осо-

бенность»— о богатырстве, «которое, в виде какого-

то темного пророчества, носится до сих пор над на-

шею землею, прообразуя что-то высшее, нас ожи-

дающее». Мысль о богатырстве народном высказана

и у Некрасова (который, по мнению К. Чуковского,

ориентируется здесь на Гоголя®). В поэме «Кому на

Руси жить хорошо» воспет Савелий — «святорус-

ский богатырь».

Ты думаешь, Матренушка,

Мужик —не богатырь? —

восклицает этот некрасовский герой. И своих совре-

менников, лучших из лучших, Некрасов тоже назы-

вает богатырями:

Попробуй, усомнись в твоих богатырях

Доисторического века,

Когда и в наши дни выносят на плечах

Все поколенье два-три человека!

От Гоголя нить размышлений о русских просто-

рах, что под стать богатырям, ведет к Чехову.

В «Степи», где описана дорога — вернее, «что-то не-

обыкновенно широкое, размашистое и богатырское»,

тянувшееся по степи вместо дороги,— звучат во-

просы, напоминающие Гоголя: «Кто по ней ездит?

Кому нужен такой простор? Непонятно и странно.

Можно, в самом деле, подумать, что на Руси еще

не перевелись громадные, широко шагающие люди,

'•5 А. п. Бородин 703

вроде Ильи Муромца и Соловья Разбойника, и что

еще не вымерли богатырские кони... И как бы эти

фигуры быЛ'Л к лицу степи и дороге, если бы они

существовали!»

Разный смысл вкладывали в понятие богатыр-

ства авторы этих (и аналогичных им) высказываний

Разные выводы делали они из уподобления рус-

ского народа богатырю. Иной раз в этой форме вы-

ражалась вера в революционные силы народа и

мысль о необходимости коренного изменения жизни

чтобы народ стал хозяином своей страны. Такова

была идея, воодушевлявшая Некрасова. В других

случаях (например, в ряде произведений А. К. Тол-

стого) воскрешение древнерусских богатырских об-

разов приобретало утопически консервативный

или даже реакционный смысл, скрывая в себе

призыв вернуться к порядкам патриархальной ста-

рины.

Бородин был субъективно далек и от революци-

онно-демократических устремлений Некрасова, и от

ретроспективных, со славянофильским оттенком,

мечтаний А. К. Толстого. Но объективное значение

его воспевания богатырства было безусловно про-

грессивным. О Некрасове К. Чуковский пишет, что

поэт вспоминал о былинных героях «лишь потому,

что ему виделось в их богатырстве пророчество о бу-

дущей богатырской судьбе, которую рано или поздно

завоюет народ».'' Бородину былинные герои были

дороги не только как символ грядущего, но и как

напоминание о славном прошлом. Более того, мо-

жет быть, он и не думал говорить о будущем, когда

создавал их музыкальные образы. Однако его му-

зыка, прославляя народ, заставляла современников

задумываться о страшном несоответствии между си-

лой богатыря и его скованностью и бесправием,

а тем самым подводила к мысли, которую можно

было бы выразить примерно так: «Народ, имеющии

столь славное прошлое и хранящий в себе столько

неистраченных сил, достоин лучшей судьбы!..» Так

Бородин по-своему выражал ту же веру в народ, ту

же мечту о его свободе и счастье, какую раскрывал

706-

Мусоргский, передавая страдания и протест народ-

ных масс.

В статье «Мой адрес публике» (1899) В. Стасов

рассказывает о невольно подслушанном им раз-

говоре двух юношей на выставке В. Васнецова перед

картиной «Богатыри». «Они говорили, что эти «Бога-

тыри»— для них выходят словно pendant, дружка,

к «Бурлакам» Репина. И тут и там — вся сила и мо-

гучая мощь русского народа. Только эта сила там —

угнетенная и еще затоптанная, обращенная на

службу скотинную или машинную, а здесь сила тор-

жествующая, спокойная и важная, никого не боя-

щаяся и выполняющая сама, по собственной воле,

то, что ей нравится, что ей представляется потреб-

ным для всех, для народа».^ Не будет натяжкой пе-

ренести эти суждения на музыку, поставив на место

Репина — Мусоргского, а на место Васнецова — Бо-

родина. И тогда мы поймем, что Богатырская симфо-

ния должна была приобрести для современников тот

же объективный смысл, что и васнецовские «Бога-

тыри», как параллель и дополнение к «Бурлакам»

Репина и народным музыкальным драмам Мусорг-

ского.

Разумеется, Бородин, рисуя русский народ не-

коим сказочным богатырем, отдавал дань распро-

страненным в 60—80-х годах идеализированным

представлениям крестьянских демократов, разумев-

ших народ как «великую личность, одушевленную

единою идеею» (Мусоргский). Цельность народа и

его идейное единство были не в прошлом, где их

искал композитор, и тем более не в настоящем,

^ S будущем. Не столько реальной картиной далекой

истории или русской современности XIX века,

сколько воплощением цели, идеала, зовущего впе-

ред, представали перед слушателями богатырские

образы музыки Бородина. Но и такая их устремлен-

ность тоже по-своему значительна, ценна, про-

грессивна.

Говоря словами Горького о Шаляпине, можно так

определить историческую заслугу Бородина: он по-

'^азал, «на что способна битая, мученая, горестная

707-

наша земля».® «Спасибо, знаю, есть в ней сила! И ка-

кая красавица-сила!» — продолжает Горький. Эти

слова благодарности можно тоже адресовать Боро-

дину. ..

С эпосом у Бородина всюду соседствует и объеди-

няется лирика. Она струится во многих эпизодах

«Князя Игоря» и симфоний, романсов и Маленькой

сюиты. Она широко и вольно разливается в кварте-

тах. Ее роль столь велика, что назвать Бородина

только эпическим художником было бы просто не-

верно. Не в том его своеобразие, что в его музыке

будто бы везде, даже в камерных жанрах, преобла-

дает эпическое начало (квартетам это отнюдь не

свойственно!), а в другом: в гармоничном сочетании

зпоса с лирикой особого, лишь ему присущего

склада.

Лирические образы Бородина, при всем богатстве

их оттенков, можно отнести к одному из двух видов.

Такие музыкальные темы, как, например, побочные

первых частей Первой и Второй симфоний, выра-

жают чувства массы или богатырских героев. Они

заставляют вспомнить определение И. Соллертин-

ским лирики в эпическом симфонизме как «лирики

целого народа».^ И именно потому эти лирические

темы столь же объективны, уравновешенны, устой-

чивы, как эпические, хотя и более мягки.

Л. Мазель подметил, что «некоторые медленные

темы Бетховена представляют особый тип лирики —

лирику, являющуюся как бы другой стороной бет-

ховенской героики... Многие из основных средств,

применяемых в этих мелодиях, совпадают со сред-

ствами, наиболее типичными для активных, герои-

ческих тем и лишь приобретают несколько иное зна-

чение в связи с другими условиями (прежде всего

другим темпом)».® Таковы и некоторые лирические

темы Бородина. Их мелодика и ритмика, отличаясь

сравнительно большей гибкостью, характеризуются,

в общем, той же ровностью и плавностью разверты-

708-