Снегирева Л.И. Практикум по отечественной истории. Часть 1

Подождите немного. Документ загружается.

151

внесенных в Бархатную книгу – 76, фамилий, существовавших прежде 1600 г., – 738.

Что значат 882 фамилии, из которых большая часть угасших, в общей массе

потомственного дворянства, состоявшего из 603 973 душ обоего пола в 1858 г.

Притом большая часть этих фамилий чрезвычайно обеднели, расстались со своей ро-

довой поземельной собственностью, исторически слившись с которою только и может

держаться аристократия.

Установив приобретение дворянства чином, Табель о рангах определила и другой

способ приобретения его – пожалование монархом.

Установив способы приобретения дворянства, Табель о рангах узаконила гербы.

Затем возведение во дворянство обыкновенно уже сопровождалось выдачей диплома

и составлением фамильного герба.

В Гербовнике мы встречаемся с дворянством титулованным. Откуда произошло

оно? До Петра Великого существовал один титул – княжеский. Он принадлежал Рю-

риковичам – потомкам князей великих и удельных (Одоевские, Горчаковы,

Долгоруковы, Вяземские, Волконские, Репнины, Щербатовы и т.д.); Гедиминови-

чам – потомкам великих князей литовских (Хованские, Голицыны, Куракины,

Трубецкие и т. д.); князьям азиатским – потомкам царей грузинских, татарских

и горских (Багратионы, Имеретинские, Мещерские, Урусовы, Юсуповы).

Таким образом, если до Петра Великого существовал какой-нибудь титул, то он

был породный и вовсе не обусловливал положения лиц на лестнице служебной иерар-

хии: московская политика, напротив, состояла в принижении Рюриковичей и Гедими-

новичей. Пожалование же титулом от монарха не водилось.

И вот Петр Великий начинает жаловать иноземные титулы. Петру Великому сле-

дуют все его преемники.

Первые иноземные титулы русское дворянство начинает получать от иноземных

же монархов. Но скоро Петр Великий сам начал возводить в титул графа: первого зна-

менитого Б. Шереметева, затем Головин и Головкин – графы Священной Римской им-

перии – сделаны графами русскими, за ними следуют Зотов, Апраксины, Толстой.

Впоследствии в каждое новое царствование создаются и новые графы. Особенно изо-

билует ими кратковременное царствование императора Павла I, когда было создано

17 новых графов. До настоящего царствования создано 63 графа. Не всегда титул этот

получали люди родовитые. Иногда он доставался людям не знатного происхождения

(Шуваловы, 1746; Потемкин, 1775; Безбородко, 1797; Канкрин, 1829; Киселев, 1839;

Клейнмихель, 1839), даже недворянского происхождения (Девиер, 1726; Сиверс, 1797;

Сперанский и др.).

Кн. Меншиков первый был возведен в княжеское достоинство монархом: в 1705 г.

он был сделан князем Римской империи, а в 1707 г. Петр Великий возвел его в свет-

лейшие князья ижорские. Затем до Павла I мы не встречаем примера пожалования это-

го титула русскими монархами: жаловали иногда императоры римско-германские:

Потемкина, Орлова. Павел I возвел в княжеское достоинство 4 фамилии: Ромоданов-

ские-Ладыженские, Лопухины, кн. Италийские, графы Суворовы-Рымникские, Аргу-

тинские-Долгорукие; Александр I – 3 фамилии: Салтыковы, Голенищевы-Кутузовы,

Барклай-де-Толли.

Заимствовав иноземные титулы, мы заимствовали и предикат их. Пожалованные

княжескими и графскими титулами с Петра Великого начали именоваться сиятельст-

вом, светлостию. Это было перенесено и на те фамилии, которые имели породный

княжеский титул, но которые до Петра так не именовались. Светлость – сравнительно

с сиятельством – наименование более почетное и специально дается монархом

152

некоторым княжеским фамилиям, которые поэтому называются светлейшими. Пород-

ные княжеские фамилии, а из пожалованных Кочубеи и Васильчиковы – сиятельные,

большая же часть пожалованных – например Меншиковы, Салтыковы, Чернышевы,

Воронцовы и т.д. – светлейшие.

Наши первые бароны были Шафиров, Александр Строганов. Титул этот мало ува-

жался нашей аристократией и большей частью жаловался финансовым и промышлен-

ным именитостям иностранного происхождения.

До Петра Великого наши высшие классы не были, да и не могли быть благо-

родными: только царское семейство было благородным (хорошо рожденным),

а все остальные члены общества были прирожденными холопами царя – Васька-

ми, Ивашками, Алешками и т.д. С Петра Великого царское семейство начинает

принимать другие титулы, а шляхетство по примеру иноземному начинает име-

новаться благородным

Табель о рангах делает всех худо-рожденных хорошо-рожденными, если только

они заслужат чин: право титуловаться благородием получают все обер-офицеры.

Имеющие штаб-офицерские чины считаются весьма хорошо-рожденными: получают

титул высокоблагородия. После этого присвоения благородства чину оно начинает

присваиваться всем корпусом шляхетства. Дворяне сделались благородными, ос-

тальной народ подлым.

ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ ПЕТРА I ИМПЕРАТОРОМ

В 20 день сего октября, по совету в Сенате обще с Духовным Синодом, намерение

воспринято, его величество, в показание своего должного благодарения за высокую

его милость и отеческое попечение и старание, которое он о благополучии государст-

ва во все время своего славнейшего государствования, и особливо во время прошед-

шия Шведския войны явить изволил, и Всероссийское государство в такое сильное

и доброе состояние, и народ свой подданный в такую славу у всего света чрез единое

токмо свое руковождение привел, как то, всем довольно известно, именем всего наро-

да российского просить, дабы изволил принять, по примеру других, от них титло: От-

ца Отечествия, императора Всероссийского, Петра Великого. И для того отправлен

его светлость князь Меншиков от всего Сената с письменным прошением к его вели-

честву. Его величество объявить повелел, что он с некоторыми членами из Сената

наперед о том изволит говорить. И когда оные к его величеству пришли, то его вели-

чество, по своему обыкновению и достохвальной умеренности, того принять долго

отрекался. Однако ж, по долгом оных господ сенаторов прошении склонился на то

всемилостивейше позволить. В 22 день октября изволил его величество быть в собор-

ной церкви Пресвятой Троицы, где, по отправлении литургии, вначале трактат с его

величеством королем и короною шведскою заключенного вечного мира чтен, а потом

от архиепископа псковского поучение на кафедре сказывано, в котором его величества

славные действа со всеми благодеяниями показаны. По окончании же того поучения

приступил весь Сенат к его императорскому величеству и канцлер господин граф Го-

ловкин говорил от имени всех государственных чинов: Всепресветлейший, держав-

нейший монарх, всемилостивейший наш самодержавен!

Вашего царского величества славные и мужественные воинские и политические

дела, чрез которые токмо мы, ваши верные подданные, из тьмы неведения на феатр

славы всего света и из 1-небытия в бытие произведены и во общество политичных на-

родов присовокуплены: и того ради како мы возможем довольно благодарных слов

изобрести. Благоволите во знак малого нашего признания нам и всему нашему

153

отечеству благодеяний титул Отца Отечествия, Петра Великого, императора Всерос-

сийского принять.

ТИТУЛ ИМПЕРАТОРА ВСЕРОССИЙСКОГО

ИМПЕРАТОРСКОМ

ТИТУЛЕ

ГРАМОТАХ

УКАЗАХ

ПРОШЕНИЯХ

ПРИГОВОРАХ

1. В грамотах в иностранные государства

Божиею поспешествующею милостию мы, Петр Первый, император и самодержец

Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, царь Казан-

ский, царь Астраханский, царь Сибирский, государь Псковский и великий князь Смо-

ленский, князь Эстляндский, Лифляндский, Карельский, Тверской, Югорский, Перм-

ский, Вятский, Болгарский и иных, государь и великий князь Новгорода Низовские

земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский,

Обдорский, Кондийский и всея Северные страны повелитель и государь Иверские

земли, Карталинских, и Грузинских царей и Кабардинские земли, Черкасских и Гор-

ских князей и иных наследник, государь и обладатель.

2. В грамотах же внутрь государства

Божиею милостию мы, Петр Первый, император и самодержец Всероссийский.

4. В челобитных и в отписках

Всепресветлейший, державнейший, император и самодержец Всероссийский,

Петр Великий, Отец Отечествия, государь всемилостивейший.

В средине пред прошением

Всемилостивейший государь, прошу вашего императорского величества.

Во окончании

Вашего-императорского величества нижайший раб имярек.

В приговорах

По указу его императорского величества.

В пашпортах

По указу его величества Петра Великого, императора и самодержца Всероссий-

ского, и прочая, и прочая, и прочая.

_________________________

В соответствии с «Актом поднесения государю царю Петру I титула императора Всероссий-

ского...» был издан указ о написании титула в грамотах, прошениях, иных документах. В грамотах

и прошениях употреблялись его краткие формы. Интересно, что, как и в прежние времена, любой об-

ращавшийся к царю – будь то вельможа или простой человек – должен был именовать себя

«нижайшим рабом».

Полный титул Петра I писали в обращениях к главам других государств, в международных дого-

ворах. Титул включал названия земель, составивших ядро Московского государства, а также стран,

постепенно в него входивших.

НИШТАДТСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР МЕЖДУ РОССИЕЙ И ШВЕЦИЕЙ

30 августа (10 сентября) 1721 г. по результатам Северной войны

…И по учиненном трактовании Всевысочайшего милостью и благословением

о следующем всегда пребываемом вечном заключении мира именем обеих высоких

стран и за них договорились и согласились.

1. Имеет отныне непрестанно пребываемый, вечный, истинный и ненарушимый

мир на земле и воде, такожде истинное согласие и неразрушаемое вечное

обязательство дружбы быть и пребывать между е. к. в. свейским, пресветлейшим,

державнейшим королем и государем, государем Фридрихом Первым свейским

и проч., и проч., и проч., е. к. в. наследниками и потомками свеиской короны

и королевством свейским и оного так в Римской империи, как вне оного нежащими

154

областями, провинциями, землями, городами, вассалами, подданными и обывателями,

с одной стороны, и е.ц. в пресветлейшим державнейшим царем и государем, госу-

дарем Петром Первым, всероссийским самодержцем, и проч., и проч., и проч., е. ц.

В наследниками и потомками Российского государства и оного землями, городами,

государствами и областями, вассалами, подданными и жителями, с другой стороны.

4. Е. к. в. свейское уступает сим за себя и своих потомков и наследников

свейского престола и королевства Свейского е.ц.в. и его потомкам и наследникам

Российского государства в совершенное и непрекословное вечное владение

и собственность в сей войне, чрез е.ц.в. оружия от короны свейской завоеванные

провинции: Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Карелии с дистриктом

Выборгского лена, который ниже сего в артикуле разграничения означен и описан,

с городами и крепостями Ригой, Дюнаминдом, Пернавой, Ревелем, Дерптом, Нарвой,

Выборгом, Кексгольмом и всеми прочими к помянутым провинциям надлежащими

городами, крепостями, гавенами, местами, дистриктами, берегами, с островами Эзель,

Даго и Меном и всеми другими… , со всеми так на сих островах, как

в вышеупомянутых провинциях, городах и местах обретающимися жителями

и поселениями Оные имеют вечно Российскому государству присоединены быть

и пребывать…

В.О. КЛЮЧЕВСКИЙ О ПЕТРЕ И ЕГО СПОДВИЖНИКАХ

Столь памятная в нашей истории компания сотрудников, которых подобрал себе

преобразователь, – довольно пестрое общество, в состав которого входили и русские,

и иноземцы, люди знатные и худородные, даже безродные, очень умные и даровитые

и самые обыкновенные, но преданные и исполнительные. Многие из них, даже

большинство и притом самые видные и заслуженные дельцы, были многолетние

и ближайшие сотрудники Петра: князь Ф.Ю. Ромодановский, князь М.М. Голицын,

Т. Стрешнев, князь Я.Ф. Долгорукий, князь Меншиков, графы Головин, Шереметев,

П. Толстой, Брюс, Апраксин. С ними он начинал свое дело, они шли за ним до послед-

них лет шведской войны, иные пережили Ништадтский мир и самого преобразователя.

Другие, как граф Ягужинский, барон Шафиров, барон Остерман, Волынский, Тати-

щев, Неплюев, Миних, постепенно вступали в редевшие ряды на место раньше выбыв-

ших князя Б. Голицына, графа Ф.А. Головина, Шеина, Лефорта, Гордона. Петр наби-

рал нужных ему людей всюду, не разбирая звания и происхождения, и они сошлись

к нему с разных сторон и из всевозможных состояний: кто пришел юнгой на порту-

гальском корабле, как генерал-полицеймейстер новой столицы Девиер, кто пас свиней

в Литве, как рассказывали про первого генерал-прокурора Сената Ягужинского, кто

был сидельцем в лавочке, как вице-канцлер Шафиров, кто, как Остерман, был сын

вестфальского пастора; и все эти люди вместе с князем Меншиковым, когда-то, как

гласила молва, торговавшим пирогами по московским улицам, встречались в общест-

ве Петра с остатками русской боярской знати. Иноземцы и люди новые из русских,

понимая дело Петра или нет, делали его, не входя в его оценку, по мере сил

и усердия, по личной преданности преобразователю или по расчету.

Нелегко было сладить столь разнохарактерный набор в дружную компанию для

общей деятельности. Петру досталась трудная задача не только подыскивать годных

людей для исполнения своих предприятий, но и воспитывать самих исполнителей. По-

средством раннего и прямого общения Петр приобрел большое умение распознавать

людей даже по одной наружности, редко ошибался в выборе, верно угадывал, кто на

что годен. Но за исключением иностранцев, да и то не всех, люди, подобранные им

155

для своего дела, не становились на указанные им места готовыми дельцами. Подобно

своему вождю, они учились на ходу, среди самого дела. Им нужно было все показать,

растолковать наглядным опытом, собственным примером, за всяким присмотреть, ка-

ждого проверить, иного ободрить, другому дать хорошую острастку, чтоб не дремал,

а смотрел в оба.

Притом Петру нужно было приручать их к себе, стать к ним в простые и прямые

отношения, чтобы личной к ним близостью вовлечь в эти отношения их нравственное

чувство, по крайней мере чувство некоторой стыдливости, хотя бы только перед ним

одним. Большинство русских сотрудников Петра вышло из старого русского быта

с большими недочетами, а в западноевропейской культуре при первом знакомстве

с нею им больше всего пришлась по вкусу ее последняя прикладная часть, что ласкала

чувства и возбуждала аппетиты. Из этой встречи старых пороков с новыми соблазна-

ми вышла такая нравственная неурядица, которая заставляла многих неразборчивых

людей думать, что реформа несет только крушение добрых старых обычаев и ничего

лучшего принести не может. Эта неурядица особенно ярко проявлялась в злоупотреб-

лениях по службе. Петр жестоко и безуспешно боролся с этой язвой. Многие из вид-

ных дельцов с Меншиковым впереди были за это под судом и наказаны денежными

взысканиями. Петр ожесточался, видя, как вокруг него играют в закон, по его выраже-

нию, словно в карты, и со всех сторон подкапываются «под фортецию правды». Есть

известие, что однажды в Сенате, выведенный из терпения этой повальной недобро-

совестностью, он хотел издать указ вешать всякого виновника, укравшего хоть

настолько, сколько нужно на покупку веревки. Тогда блюститель закона, «око

государево», генерал-прокурор Ягужинский встал и сказал: «Разве ваше величество

хотите царствовать один, без слуг и без подданных? Мы все воруем, только один

больше и приметнее другого». Человек снисходительный, доброжелательный

и доверчивый, Петр в такой среде стал проникаться недоверием к людям

и приобрел наклонность думать, что их можно обуздывать только «жесточыо».

Такой взгляд отразился и на его законодательстве, столь щедром на жестокие угрозы.

Петр сам сознавал, как трудно очистить столь испорченную атмосферу одной

грозой закона, как бы суров он ни был, и вынужден был нередко прибегать к бо-

лее прямым и коротким способам действия. В письме к непобедимому упрямцу

сыну он писал: «Сколько раз я тебя бранивал, и не только бранил, но и бивал!» То же

«отеческое наказание» Петр применял и к своим сподвижникам.

С царской дубинкой близко знаком был и светлейший князь Меншиков, даже,

пожалуй, ближе других сподвижников Петра. Этот даровитый делец занимал совер-

шенно исключительное положение в кругу сотрудников преобразователя. Человек

темного происхождения, «породы самой низкой», по выражению князя Б. Куракина,

едва умевший расписаться в получении жалованья и нарисовать свое имя и фамилию,

почти сверстник Петра, сотоварищ его воинских потех в Преображенском и корабель-

ных занятий на голландских верфях. Меншиков, по отзыву того же Куракина, в мило-

сти у царя «до такого градуса взошел, что все государство правил». Он отлично знал

царя, быстро схватывал его мысли, исполнял самые разнообразные его поручения, ус-

пешно, иногда с блеском командовал в боях. Смелый, ловкий и самоуверенный, он

пользовался полным доверием царя и беспримерными полномочиями, отменял распо-

ряжения его фельдмаршалов, не боялся противоречить ему самому и оказал Петру

услуги, которых он никогда не забывал. Но никто из сотрудников не огорчал его боль-

ше. Данилыч любил деньги, и ему нужно было много денег. И он не стеснялся

в средствах добывать деньги, как показывают известия о его многочисленных

156

злоупотреблениях: бедный преображенский сержант впоследствии имел состоя-

ние, которое современники определяли в 150 тысяч рублей поземельного дохода

(около 1300 тысяч на наши деньги), не считая драгоценных каменьев на 1,5 млн.

рублей (около 13 миллионов) и многомиллионных вкладов в заграничных банках.

Петр не был скуп для заслуженного любимца. Но такая нечистота на руку вы-

водила его из терпения. Кроме заслуг, чистосердечного раскаяния и ходатайства Ека-

терины в таких случаях выручала Меншикова из беды и царская дубинка,

покрывавшая забвением грех наказанного. Но и царская дубинка о двух концах:

исправляя грешника одним концом, она другим роняла его во мнении общества.

Петру нужны были дельцы с авторитетом, которых бы уважали и слушались

подчиненные, а какое уважение мог внушить битый царем начальник? Петр на-

деялся устранить это деморализующее действие своей исправительной дубинки, делая

из нее строго келейное употребление в своей токарной. Здесь государь знатных чинов

людей потчевал за вины дубинкою. Они после того с веселым видом выходили в дру-

гие комнаты и в тот же день приглашаемы были к государеву столу, чтобы посторон-

ние ничего не заметили. Не всякий виноватый удостаивался дубинки: она была знаком

известной близости, доверия к наказуемому. Петр наказывал так лишь тех, кем до-

рожил и кого надеялся исправить этим средством.

Близость к нему упрощала обхождение с ним, могла многому научить добросо-

вестного и понятливого человека, но она не баловала, а обязывала, увеличивала ответ-

ственность приближенного.

Зато и умел Петр ценить своих сподвижников. Он уважал в них столько же

таланты и заслуги, сколько и нравственные качества, особенно преданность.

За своим обеденным столом он пивал тост «за здравие тех, кто любит Бога, меня

и отечество». Князь Ф.Ю. Ромодановский, страшный начальник тайной полиции,

«князь-кесарь» в шуточной компанейской иерархии, «собою видом как монстра, нра-

вом злой тиран», по отзыву современников, или просто «зверь», как величал его сам

Петр в минуты недовольства им, не отличался особенно выдающимися способностя-

ми, только «любил пить непрестанно и других поить да ругаться», но он был предан

Петру, как никто другой, и за то пользовался его безмерным доверием и наравне

с фельдмаршалом Б.П. Шереметевым имел право входить в кабинет Петра без докла-

да – преимущество, которое не всегда имел даже сам «полудержавный властелин»

Меншиков. Уважение к заслугам своих сотрудников иногда получало у Петра за-

душевно-теплое выражение. Незадолго до своей смерти он мечтал соорудить па-

мятники своим покойным военным сподвижникам – Лефорту, Шеину, Гордону,

Шереметеву, говоря про них: «Сии мужи – верностию и заслугами вечные в Рос-

сии монументы». Ему хотелось поставить эти памятники в Александро-Невском мо-

настыре под сению древнего святого князя, невского героя. Рисунки памятников были

уже отправлены в Рим к лучшим скульпторам, но за смертию императора дело

не состоялось.

С.М. СОЛОВЬЕВ О АЛЕКСАНДРЕ ДАНИЛОВИЧЕ МЕНШИКОВЕ

Алексашка выдавался вперед между приближенными к царю, никого не будет

ближе его к Петру.

Наружность фаворита была очень замечательна: он был высокого роста, хорошо

сложен, худощав, с приятными чертами лица, с очень живыми глазами; любил оде-

ваться великолепно и, главное, что особенно поражало иностранцев, был очень опря-

тен, качество, редкое еще тогда между русскими. Но не одною наружностью мог он

157

держаться в приближении: люди внимательные и беспристрастные признали в нем

большую проницательность, удивлялись необыкновенной ясности речи, отражавшей

ясность мысли, ловкости, с какою умел он обделать всякое дело, искусству выбирать

людей. Так являлся Меншиков своей светлой стороной; обратимся к темной. Это была

необыкновенно сильная природа, но становится страшно перед сильными природами

в обществе, подобном русскому в описываемое время. Это силы, для которых общест-

во выработало так много сдержек. В обществе подобного рода, как в широком степ-

ном пространстве, где нет определенных, искусственно проложенных дорог, каждый

может раскатываться во всех направлениях. Везде и всегда один и тот же закон: сила

не остановленная будет развиваться до бесконечности; не направленная будет идти

вкось и вкривь.

Выхваченный снизу вверх, Меншиков расправил свои силы на широком просторе;

силы эти, разумеется, выказались в захвате почестей, богатства; разнуздание при то-

гдашних общественных условиях, при этом кружившем голову перевороте, при этом

сильном движении произошло быстро.

Н.И. КОСТОМАРОВ О АЛЕКСАНДРЕ МЕНШИКОВЕ

Из всех современников Петра, окружавших его, не было никого ближе к госуда-

рю, как Меншиков: не было другой личности, которая возбуждала бы до такой степе-

ни всеобщее внимание Европы странными поворотами своей судьбы. По общему

мнению, составившемуся еще при жизни Меншикова, он происходил из простолюди-

нов. В 1686 году двенадцатилетний Александр Меншиков продавал в столице пироги.

Мальчишка отличался остроумными выходками и балагурством; этим он заманивал

к себе покупщиков.

Случилось ему проходить мимо дворца знаменитого и сильного в то время Лефор-

та. Увидев забавного мальчика, Лефорт позвал его к себе. Алексашка, так звали улич-

ного мальчика, поступил к Лефорту. Он показывал большую сметливость и умел

угодить. Веселый и шутливый нрав Алексашки очень пришелся по вкусу Лефорту.

Часто проводя веселые вечера в доме Лефорта, царь увидел там Алексашку, а Ле-

форт писал Петру в самом пленительном виде сметливость, живость и служебную вер-

ность Алексашки. Царь пожелал взять Алексашку к себе в прислугу.

Сначала Алексашка был простым лакеем, а потом царь записал его в число своих

потешных, где юноши были почти все из дворянского сословия. Это был первый шаг

к возвышению Меншикова, но важно было для него то, что, считаясь потешным,

Меншиков несколько лет продолжал исполнять близ царской особы должность камер-

динера: Петр, ложась спать, клал его у своих ног на полу. Тогда-то чрезвычайная

понятливость, любознательность и большая исполнительность Меншикова рас-

положили к нему царя. Меншиков как будто заранее угадывал, чего царю нужно,

и во всем спешил угодить его желанию. Случалось, запальчивый царь ругал его и да-

же бивал, – Меншиков все переносил безропотно и терпеливо. И Петр привязался

к Меншикову до такой степени, что чувствовал потребность в постоянной близости

его. Скоро многие, заметивши, что Меншиков делается царским любимцем, стали об-

ращаться к нему о ходатайстве и заступничестве перед царскою особою.

Петр нашел в нем большого поклонника любимой мысли – преобразовать рус-

ское государство на иноземный лад; Меншиков во всем казался Петру ненавистником

старых русских жизненных приемов и обычаев и с жадностью готов был походить

на западного европейца, а это было в такую пору, когда Петр встречал ропот и суровые

лица своих князей и бояр, боявшихся грозившего России господства иноземщины.

158

Наступило первое путешествие Петра за границу. Меншиков был нераз-

лучен с Петром; с ним он работал на амстердамской верфи, с ним посещал универси-

тетские кабинеты и мастерские художников. Везде и во всем умел он нравиться

своему властелину, разделял с ним и трудные работы по кораблестроению, и буйные

попойки, присмотрелся к приемам придворной и дипломатической жизни. По возвра-

щении в отечество началась страшная расправа с мятежными стрельцами: Меншиков

был постоянно с государем и в угоду ему собственноручно рубил преступникам

головы.

Во всех переменах, счастливых и несчастных, сопровождавших шведскую войну,

Меншиков находился при царской особе. 24 августа 1702 года фельдмаршал Шереме-

тев взял город Мариенбург, и в числе пленных был пастор Глюк с своею воспитанни-

цею или служанкою Мартою; последнюю Шереметев передал жене полковника

Балька, а у ней взял ее к себе Меншиков.

После взятия Шлиссельбурга Меншиков был возведен в звание губернатора Ин-

германландии, Карелии, Эстляндии и всего края, доставшегося России оружием

от Швеции. Когда шведы выслали против русских по Неве суда свои, а Петр счастли-

во отбил покушения и овладел двумя фрегатами, Меншиков был участником этого

дела и награжден от царя орденом Андрея Первозванного. 27 мая 1703 года,

в Троицын день, совершена была закладка Петербурга, и Меншиков, как уже

нареченный царем губернатором края, назначен был надзирать за делом

постройки. Во все царствование Петра Меншиков был главнейшим

исполнителем задушевных замыслов Петра, касавшихся основания, построения

и заселения Петербурга. Он наблюдал и над привозом строительных материалов,

и над приводом рабочих, отправляемых беспрестанно со всех краев России,

и над доставкою провианта для их содержания.

Проводя время за веселыми пирушками в доме своего любимца, Петр увидел Ека-

терину. Она понравилась государю. Петр взял Екатерину к себе.

Занимаясь неустанно делом построения Петербурга, Меншиков не забывал

и себя, воздвигал в Петербурге красивый дворец, стараясь сделать его удобным для

веселой жизни и приема гостей, а в 50 верстах от Петербурга заложил себе дачу,

назвав ее Ораниенбаум. Наблюдение над постройкою Петербурга, порученное

ингерманландскому губернатору, прерывалось самим царем. Меншиков принужден

был участвовать и при осадах и штурмах ливонских городов, и в конференциях

с польскими панами.

В Полтавской битве Меншиков в самое время сражения сопутствовал царю,

а после бегства Карла XII с шведским войском преследовал его до Переволочны

и, одержав там другую победу, взял в плен генерала Левенгаупта. Когда после

того Меншиков возвратился к Полтаве, царь дал ему чин генерал фельдмарша-

ла, а сам принял чин генерал-майора. В 1710 году Меншиков получил поручение

окончить покорение Ливонии и исполнил его счастливо. В ноябре этого года

Меншиков был в Петербурге, и там, в его дворце, совершилось бракосочетание

царевны Анны Ивановны с герцогом Курляндским.

Но в это время на Меншикова начали наступать тучи, грозившие затмить

его необыкновенное счастье, и только чрезвычайной привязанности к нему царя

одолжен был он тем, что избежал судьбы, постигшей многих государственных

деятелей в царствование Петра. Открылись за Меншиковым злоупотребления

в управлении губерниею. В январе 1715 года царь назначил розыск. Дело тянулось не-

сколько лет; государь неумолимо строгий ко всяким преступлениям подобного рода,

159

был так милостив к своему любимцу, что велел счесть с него большие казенные сум-

мы. Но главным образом розыск над Меншиковым приостановился через возникшее

«дело о царевиче Алексее». После смерти царевича Меншиков был у государя

в милости и в 1719 году был назначен президентом Военной коллегии. Много по-

могало Меншикову заступничество перед царем Екатерины, сохранявшей уважение

и привязанность к человеку, бывшему некогда ее господином. Вскоре, однако, Мен-

шиков опять навлек на себя немилость государя. В продолжение многих лет он

до крайности бесцеремонно употреблял казенное достояние в свою пользу. Меншиков

заплатил 200 000 рублей штрафу. Современники говорят, что Петр, вдобавок,

отколотил его собственноручно палкою, но влияние Екатерины опять пособило

временщику.

В 1724 году Меншиков отправился с царем в Москву, где в мае государь совер-

шил коронацию своей жены в сан императрицы. Во время церемонии Меншиков шел

по правую руку царя.

В истории мы видим частые примеры, что со смертью государей меркнет сча-

стье их любимцев, но с Меншиковым сталось не так. Правление Екатерины было

только по одному имени ее правлением. Всем заправлял Меншиков и с ним те

вельможи, которые старались ему угождать; те, которые ненавидели его, таились.

В России чувствовалось, что Екатерина не прочна на престоле, был жив несовер-

шеннолетний внук Петра, сын царевича Алексея Петровича. Меншиков, как известно

было всем, не только не принадлежал к сторонникам несчастного царевича Алексея,

но признавался даже одним из виновников его несчастья. Как только малолетний Петр

вырастет, тотчас станет добывать своих прав, а если их добудет так или иначе, то

Меншикову грозило падение и, может быть, эшафот. Положение его в это время похо-

дило на положение Годунова, и Меншикову, ради спасения собственной жизни,

надобно было или извести великого князя Петра, или расположить к себе молодого

Петра и сделать его для себя своим человеком. Меншиков избрал последний, очень

скользкий путь. Он составил план отдать за великого князя Петра дочь свою Марию.

Он помирился и сошелся с князем Дмитрием Михайловичем Голицыным, умным

и энергичным человеком, на которого особенно надеялись все недоброжелатели Мен-

шикова. После смерти Екатерины Меншиков, нареченный тесть императора, стал все-

могущим человеком на Руси. Петру II было всего 11 лет. Меншиков, под предлогом

надзора за его воспитанием, перевез малолетнего императора в свой дом. Совершено

было обручение императора с княжною Меншиковою.

Меншиков поручил воспитание императора вице-канцлеру Остерману. Меншиков

считал его самым преданным себе. Меншиков продолжал показывать дружбу к Дмит-

рию Голицыну и ласкался к знатной и влиятельной фамилии Долгоруких, думая

обезопасить свою особу на их счет. Меншиков приказал освободить бабку императо-

ра, бывшую царицу Евдокию, содержавшуюся по воле Петра Великого в Шлиссель-

бурге, и назначил ей местопребывание в Новодевичьем московском монастыре.

В Петербург допустить ее Меншиков опасался, чтоб она не оказала на царя влияния;

с тою же целью старался он удалить от государя и тетку, принцессу Елизавету. Состо-

ялся указ Верховного тайного совета об отобрании, уничтожении манифестов

по делу царевича Алексея.

Меншиков был вполне самодержавен, никто не смел ему противоречить; все стра-

шились его. Но так продолжалось только четыре месяца. Он доверился Остерману

более, чем кому-нибудь, и не подозревал, что от этого человека более, чем от ко-

го-нибудь, угрожала ему гибель.

160

Молодой император был мальчик ленивый, любивший более гулять, играть

и ездить на охоту, чем учиться и заниматься делом. Ему исполнилось только

12 лет, а он уже почувствовал, что рожден самодержавным монархом и при пер-

вом представившемся случае показал сознание своего царственного происхожде-

ния над самим Меншиковым. Остерман сговорился с Долгорукими, отцом и сыном,

и внушил им честолюбивое желание устранить Меншикова от государя, разорвать

предполагаемый брак с дочерью Меншикова и свести Петра с княжною Долгорукою.

И Долгорукий, и тетка государя Елизавета постоянно вооружали Петра против

Меншикова, представляя ему, что Меншиков зазнается и не оказывает своему

государю должной почтительности. Государь приказал публиковать указ не слушать

ни в чем Меншикова и в то же время послал приказ гвардейским полкам повиноваться

исключительно его повелениям. Меншиков попробовал было написать к царю письмо.

В ответ Меншикову было сообщено, что он лишается дворянства и орденов, дано при-

казание ехать со своим семейством под конвоем в свое поместье Раненбург.

Отправился Меншиков в обозе, состоявшем из четырех карет и сорока двух пово-

зок. Громадная толпа народа собралась глазеть на падшего князя, который за день пе-

ред тем был самодержавным властителем всей России. Когда Меншиков достиг

Твери, его догнал курьер с приказанием высадить его и всю семью из экипажей и вез-

ти в простых телегах. Он старался казаться спокойным, и где приходилось ему,

при перемене лошадей, говорить со своими семейными, он ободрял их и убеждал

с христианским терпением покориться воле Божьей.

Враги Меншикова не давали ему покоя в изгнании. В Петербурге пошли ходить

о нем разные обвинения, отчасти справедливые, отчасти измышленные злобою. Реше-

но было конфисковать его достояние, тем более что тогда из разных коллегий и канце-

лярий поступали требования о возвращении денег и материалов, незаконно захвачен-

ных Меншиковым. Верховный тайный совет указал отправить Меншикова

с семейством в Березов, давая всем членам его семейства и их прислуге по шести руб-

лей кормовых денег в день. У Меншикова было конфисковано: 90 000 душ крестьян

и города: Ораниенбаум, Ямбург, Копорье, Раненбург, Почеп и Батурин, капиталу

до 13 000 000 рублей, из которых 9 000 000 находилось на хранении в иностранных

банках, да сверх того на миллион всякой движимости и бриллиантов: одной золотой

и серебряной посуды – более 200 пудов.

Собираясь по этому указу отправлять в заточение павшего временщика,

у него отняли все приличное платье, одели в сермягу и простой тулуп. Княгиня

Меншикова не вынесла последнего горя и унижения. Она ослепла, не доехавши до Ка-

зани, умерла. В Тобольске губернатор дал ему 500 рублей – то было царское жалова-

нье на скудное содержание изгнанника. На эти деньги Меншиков приказал накупить

разных запасов – хлебного зерна, вяленого мяса, разных орудий, пил, лопат, рыболов-

ных сетей, также всяких необходимых вещей для своих детей, а лишнее, что затем

оказалось из этой суммы, велел раздать бедным. С ним было восемь слуг, согласив-

шихся разделять изгнание своего господина. Они служили ему при постройке дома,

впрочем, сам старик господин помогал им; недаром Петр Великий приучил его вла-

деть топором и молотком. Меншиков кроме дома построил еще деревянную

церковь. Из вельможи, избалованного долгим счастьем и изобилием, Меншиков

преобразился в крепкого духом чернорабочего русского человека и переносил

с примерною твердостью лишения ссылки и свое унижение. Через шесть месяцев

заточения старшая дочь его, бывшая невеста императора, скончалась от оспы. Мен-

шиков сохранял присутствие духа, сам читал над покойницей Псалтырь и пел