Сказкин С.Д. История средних веков. Том 1
Подождите немного. Документ загружается.
«Варварские правды» («Leges barbarorum»). Они представляют собой запись уже
существовавших правовых норм, постепенно выработавшихся в процессе развития
общества (так называемое обычное право). Однако даже в самых ранних редакциях
«правд» нормы обычного права при их фиксации подвергались некоторым изменениям
под воздействием королевской власти. С течением времени «правды» изменялись и
дополнялись в соответствии с развитием феодального строя; на этой стадии народ уже не
принимал участия в законодательстве. Крепнувшая государственная власть издавала
законы, изменявшие отдельные положения «правд».
Текст «правд» обычно очень сложен по своему составу вследствие позднейших
наслоений, вставок, многочисленных редакций (т. е. вариантов). До нас дошли
Вестготская, Бургундская, Салическая, Рипуарская, Алеманнская, Баварская, Саксонская,
Фризская, Тюрингская и англосаксонские «правды». Запись обычного права лангобардов
называется «Эдикт Ротари». Особого внимания заслуживает «Салическая правда» (закон
салических франков), в своей старейшей редакции начала VI в. наиболее близкая к
древнегерманским обычаям. Важнейшим источником для изучения аграрного строя
Византии VIII в. является «Земледельческий закон», представляющий собой свод
византийско-славянского обычного права, по ряду своих черт напоминающий «правды»
германских народов.
До нас дошла лишь малая часть реально существовавших документальных
материалов раннего средневековья. Кроме того, сама общественная жизнь того времени
ограничивалась сравнительно узкой областью отношений, требовавших официального
закрепления в документах. Постановления королевского суда (местные суды еще не
фиксировали свои решения), акты дарений, купли-продажи и обмена земли, завещания,
акты, закреплявшие отношения зависимости, — основные типы раннефеодальных грамот.
Наряду с ними существовали еще сборники формул, т. е. образцов типичных грамот, по
которым писались реальные документы различного содержания, дающие представление о
всех типах совершавшихся сделок, но в абстрактной форме, без упоминания имен, дат,
конкретных описаний земель и т. п. VIII—IX вв. в монастырях возникают полиптики, т. е.
описи поместий (например, составленный в начале IX в. подробный полиптик Ирминона,
аббата Сен-Жерменского монастыря под Парижем), и картулярии, т. е. сборники грамот и
других документов, обычно в копиях. В это же время появляются инструкции по
управлению крупными поместьями. К последним относится, например, «Капитулярий о
поместьях» («Capitulare do villis») Карла Великого, составленный около 800 г. Полиптики,
картулярии, инструкции дают представление об организации крупного феодального
землевладения, формах эксплуатации зависимого населения, основных типах зависимости
крестьян.
В империи Карла Великого появляется обширное и разнообразное королевское
законодательство — капитулярии (названные так потому, что текст разделяется на
капитулы, т. е. главы). В Византии издание императорских указов не прерывалось со
времени поздней Римской империи.
Источниками по политической и отчасти социальной истории раннего
средневековья являются анналы и «истории» отдельных народов. Анналами (лат. —
annales от annus — год) назывались в Западной Европе летописи. Унаследованные от
Рима, они появились в монастырях с VI в. и имели форму кратких заметок на пасхальных
таблицах, в которых на несколько лет вперед были указаны дни празднования подвижного
церковного праздника пасхи. Первые записи появились вначале против отдельных лет,
при этом далеко не каждый год отмечался каким-нибудь событием; затем записи стали
более частыми, а с конца VII в. — ежегодными. К VIII—IX вв. относятся анналы более
широкого территориального охвата, составлявшиеся при королевских дворах:
«Королевские анналы» при дворе Карла Великого, «Англосаксонская хроника» при дворе
короля Альфреда в Англии.
Наряду с анналами в странах Западной Европы с VI в. появились «истории»
отдельных германских племен, расселившихся в провинциях бывшей Римской империи. В
них содержатся предания о предках, о переселениях, о первых герцогах и королях,
народные песни, саги, а также гораздо более подробные, чем в анналах, известия о первых
веках истории отдельных германских народов: «О происхождении и деяниях готов»
Иордана, «История готов» Исидора Севильского, «История франков» Григория Турского,
«История лангобардов» Павла Дьякона, «Церковная история народа англов» Беды
Достопочтенного и т. д. Ценные сведения по политической истории содержат также
появившиеся с IX в. биографии государей, епископов и других крупных феодалов, среди
которых широкую известность получила «Жизнь Карла Великого» Эйнгарда.
Особую ценность имеют повествовательные источники этого периода в Византии.
Авторы византийских исторических сочинений — высшие сановники или монахи —
широко используют античные историографические традиции и, обладая более широким
политическим кругозором, чем историки Запада, дают в своих трудах историю не только
Византии, но и соседних с ней народов. Наибольшую известность получили труды
историка VI в. Прокопия Кесарийского, посвященные событиям правления императора
Юстиниана. Позднее в X в. развитие производительных сил нашло отражение в
византийском трактате «Геопоника», где собрано много данных по сельскому хозяйству.
К X в. относится и важный источник по истории византийского города — «Книга Эпарха»
— собрание правительственных распоряжений, регулировавших организацию ремесла и
торговли в Константино-поле. Книга дает ценные сведения о хозяйственной жизни и
цеховом строе византийской столицы.
Важный исторический источник раннего средневековья представляют собой жития
святых. В них, несмотря на обилие легендарного материала, сохранились многие черты
народной жизни и ценные сведения по истории церкви, о росте ее землевладения, о быте,
нравах, идеологии, чаяниях и верованиях народных масс.
Для изучения истории культуры раннего средневековья первостепенное значение
имеют памятники народной поэзии: ирландские, исландские, скандинавские саги и
англосаксонский эпос. Древний эпос других германских народов дошел до нас, как
правило, в позднейших переработках, но и они содержат много интересных данных.
На территории бывшей Западной Римской империи правовые и повествовательные
источники раннего средневековья писались по латыни. Но, как правило, это был не
литературный латинский язык, а народные провинциальные диалекты, усвоенные
германскими народами. В Англии, Ирландии и Исландии законы и некоторые
исторические труды писались на народном языке, так как латинский язык был чужд
кельтам и англосаксам и оставался в этот период в значительной степени языком церкви.
В империи Карла Великого язык анналов и особенно исторических произведений был
ближе к литературному латинскому языку, понятному лишь духовенству и отчасти знати,
но для народа он становился все менее понятным, так как народные языки все более
отходили от латыни. Византийские источники, документальные и повествовательные,
были написаны на греческом языке, которым пользовалось большинство населения.
Период развитого феодализма характеризуется значительным прогрессом в жизни
народов Европы. Появились города, начали складываться национальные государства,
зарождалась национальная культура. Все это способствовало количественному росту
источников, их многообразию и появлению новых видов.
Рост производительных сил в XI—XV вв. прослеживается уже не только по
археологическим данным и по косвенным свидетельствам документов и анналов. В XIII в.
в Западной Европе был составлен ряд сельскохозяйственных трактатов; от XIV—XV вв.
до нас дошли трактаты по торговому делу, по сукноделию. Очень ценными источниками
по истории городского ремесла являются цеховые статуты. На миниатюрах рукописей, на
барельефах и витражах соборов и ратушей, на коврах сохранилось много изображений
сцен ремесленного и сельскохозяйственного труда: косьбы, жатвы, молотьбы,
приготовления вина и масла, ткачества, строительства.
Картина феодальных производственных отношений отражена в разнообразных
документах. Грамоты, описи поместий, списки крестьянских повинностей являются
основными документами для аграрной истории XI—XII вв. К сожалению, основная масса
этих документов дошла до нас не в подлинниках, а в копиях или в виде резюме,
вписанных в картулярии.
В связи с развитием товарно-денежных отношений в XIII—XV вв. появились
новые виды документов: акты, оформлявшие различные земельные сделки (куплю-
продажу, залог и аренду земли, залог и продажу земельной ренты и т. п.), установление
фиксированных крестьянских повинностей, выкуп крестьян из крепостного состояния и т.
п. Большая часть этих документов также сохранилась в копиях — в форме нотариальных
минут (т. е. кратких записей о содержании сделки) или же в составе городских и
сеньориальных регистров. Важный материал по аграрной и социальной истории Англии
XI—XIII вв. дают земельные переписи — результаты правительственных расследований.
Наибольший интерес среди них представляют «Книга Страшного суда», составленная в
Англии в 1086 г. и являющаяся переписью почти всех землевладений, населенных
пунктов, включая города, и населения страны, а также . «Сотенные свитки» 1279 г. —
сплошная опись земельных владений некоторых графств Центральной Англии. Для
Германии характерно появление в XIII в. «Марковых уставов«, т. е. записей обычного
права, в которых фиксировались общинные распорядки, а иногда также повинности
крестьян в пользу феодалов.
В странах, где и при развитии товарно-денежных отношений феодалы продолжали
в значительных масштабах вести барское хозяйство, большое значение приобрели в XIII в.
описи поместий (экстенты в. Англии, урбарии в Германии и других странах), отчеты
управляющих, счета, инструкции и т. д. Эти источники дают порой возможность даже
производить более или менее точные статистические подсчеты.
Развитие городов вызвало к жизни городские хартии и статуты, регулировавшие
внутригородскую организацию и отношения городов с сеньорами. В XIII в. впервые стали
записываться уставы, определявшие внутреннее устройство цехов. Среди источников
такого рода выделяется составленная в Париже около 1268 г. «Книга ремесел» — свод 100
цеховых статутов. Начиная с XIV в. в городах появляется большое число актов,
оформлявших дарения, куп
лю-продажу, завещания, брачные контракты, закладные и
долговые обязательства, кредитные документы и т. п. В тех странах, где еще в XIV—XV
вв. появились зачатки капиталистических отношений, например в Италии, в крупных
компаниях уже ведутся торговые книги.
Для периода XIII—XV вв. характерны записи феодального обычного права
(«Зерцала» в Германии, «Кутюм
ы» во Франции, «Фуэрос» в Испании, «Иерусалимские
ассизы» в государстве крестоносцев и т. д.), что отразило перемены, происходившие в
социально-экономическом развитии тех или иных стран. В этих документах,
составленных, как правило, судьями, оформлялось право, действовавшее в пределах более
или менее крупных областей и регулировавшее отношения феодальной собственности на
землю, судопроизводство, взаимоотношения отдельных сословий, вассальные связи и
имущественные отношения внутри класса феодалов, а также оброчные денежные
отношения между крестьянами и земельными собственниками. В Византии вследствие
сохранения централизованного государства и законодательства, а также в силу
длительного господства римского права юри-дические сборники представляли собой
руководства для юристов в форме изложения отдельных судебных случаев (сборник
«Пира» XI в. и др.).
В XIII—XV вв. в городах оформилось свое собственное городское право,
построенное в значительной степени на нормах римского права.
В государствах с крепнувшей центральной властью в это же время развивалось
королевское законодательство (ордонансы — во Франции, статуты и ордонансы — в
Англии), внесшее известное единообразие в сферу судопроизводства и обеспечившее
нормальные условия для развития торговли и промышленности. Для Византии характерно
непрерывное развитие императорского законодательства. Особо следует отметить
появление в середине XIV в. в Англии, Франции, Испании, Италии, Нидерландах так
называемого рабочего законодательства, устанавливавшего рабочий день и
фиксировавшего заработную плату появившихся в то время наемных рабочих.
Все эти правовые памятники, а также протоколы (регистры) судебных учреждений
начиная с XIII в. становятся вместе с документами хозяйственного, финансового и
административного характера важнейшими источниками по истории имущественных и
социальных отношений. Они обрисовывают также управление, суд, полицию и финансы
феодального государства.
Важнейшими источниками для политической истории X—XV вв. являются анналы
и хроники. В феодально раздробленной Европе X—XII вв. анналы велись в отдельных,
довольно многочисленных центрах летописания — монастырях и других церковных
учреждениях. Одновременно появляются хроники, в которых в отличие от анналов дается
связное и порой очень подробное изложение событий в хронологической
последовательности, но с отступлениями, вставками, сопоставлениями и т. п. Анналы
носят безличный характер. В хрониках же отчетливо проявляются личность автора, его
интересы, симпатии, литературный стиль; это уже авторские произведения. Хроники X —
XII вв., особенно XIII в., по кругу своих интересов и по своим политическим тенденциям
шире анналов. Крестовые походы, рост городов и их политической роли, расширение
экономических, политических и культурных связей — все эти новые явления нашли
отражение в хрониках.
В XIII в. (а во Франции и в Италии с XII в.) с ростом городов появляются
городские анналы, которые с самого начала имели иной, светский характер и другие
политические задачи. Для них характерны антифеодальные тенденции, выработавшиеся в
длительной борьбе городов с сеньорами, ясное изложение, деловой подход ко всем
вопросам. Очень быстро городские анналы превратились в связные и подробные
городские хроники, составлявшиеся преимущественно городскими должностными
лицами. Эти хроники, особенно многочисленные в Италии и Германии, представляют
собой важнейший источник для истории городов и один из главных источников для
политической истории этого периода.
В Англии, Франции, Испании и в других странах появились своды «королевских
хроник» (например, «Большие французские хроники», «Сент-Олбанские хроники» в
Англии), в которых под пером сменявших друг друга хорошо осведомленных авторов
создавалась история страны, последовательно освещенная с прогрессивной для того
времени точки зрения интересов центральной власти. Эти хроники, отразившие
начальный этап становления централизованных государств, получили в XIV—XV вв.
дальнейшее развитие и широкое распространение, что привело к созданию в XV в. во
многих странах исторических произведений национального масштаба.
В отличие от более раннего периода авторами хроник XIII в. были не только
монахи, но и светские люди, главным образом рыцари и крупные феодалы, писавшие уже
на национальных языках и предназначавшие свои произведения для более широких
кругов читателей и слушателей, чем монахи — авторы латинских хроник.
В XIV—XV вв. хроники писались, как правило, королевскими советниками,
рыцарями, горожанами или городскими духовными лицами, близкими к горожанам по
своим политическим интересам. В центре их внимания стоят длительные войны уже не
местного, а европейского масштаба, способствовавшие более отчетливому проявлению
национальных интересов и симпатий. За немногими исключениями повествования
хронистов о многочисленных народных восстаниях этого времени резко враждебны
народу, а факты нередко искажены. На со-держании и стиле хроник отразились
изменившиеся запросы читателей, круг которых постоянно расширялся. Это
способствовало росту количества хроник. Но значение их как исторических источников
постепенно уменьшается отчасти потому, что с середины XIV в. увеличивается
количество документального материала, который становится основным источником для
воссоздания политической истории; отчасти в силу того, что хроники XIV—XV вв., за
исключением городских или составлявшихся королевскими советниками, утратили
важнейшее качество источника по политической истории — достоверность сообщаемых
сведений. Усложнение социальной и политической жизни и начавшееся в это время
засекречивание некоторых сторон деятельности государства затрудняло своевременное
получение большинством хронистов необходимой информации. Хроники этого периода в
массе своей сохраняют большое значение главным образом как источники для истории
общественного мнения, идеологии, культуры и быта, а также для истории языка и
литературы той эпохи. Наиболее характерна в этом отношении французская хроника XIV
в., принадлежавшая перу «певца рыцарства» Фруассара.
Иной характер имели хроники в Византии. Историографическая традиция там не
прерывалась. По-прежнему авторами были близкие к правительству крупные сановники,
подражавшие стилю античных историков, или монахи, писавшие на разговорном языке.
Гибель почти всего византийского документального материала делает повествовательные
памятники основными источниками по политической истории Византии XI—XV вв.
Начиная с XIV в. во всех странах быстро увеличивается число документов,
связанных с государственным управлением, дипломатией и т. д., — регистры, счета,
отчеты, инструкции, ранее немногочисленные. Теперь эти документы лучше хранятся и
регистрируются; сама жизнь вызывает появление все новых и новых документов —
протоколов заседаний центральных и местных органов управления, повседневной деловой
переписки, многочисленных писем и инструкций руководящих лиц, крупных
общественных деятелей и т. д. Ценность этих источников для истории Западной Европы
очень велика; это самые надежные исторические источники. Они непосредственно и
точно отражают действительность, фиксируют все перемены в политике правительства и
вскрывают ее тайные пружины, детально освещают деятельность многих крупных
политических и общественных деятелей, надежны в отношении дат, имен и вообще
фактического материала. В документальных источниках (главным образом, в судебных
протоколах, городских регистрах и т. д.) содержится много ценных сведений по истории
классовой борьбы XIV—XV вв.
Особое место занимают источники по истории католической церкви и папства.
Главные из них — папские грамоты («апостолические грамоты», с XIV в. обычно
называвшиеся буллами (буллой называлась свинцовая печать, подвешенная на шнурке к
папской грамоте; это название затем было перенесено и на саму грамоту), и малые
грамоты — бреве, издававшиеся по поводу различных конкретных событий) ; они
отражают политику папства в странах Западной Европы. Акты церковных соборов
раскрывают католическое вероучение и освещают жизнь церковных учреждений. Церковь
и духовенство жили по особому церковному (каноническому) праву, которое в начале XIII
в. было сведено в единый кодекс. По истории ересей основными источниками являются
богословские трактаты и протоколы инквизиционных судов.
Фонд источников по истории культуры XI—XV вв. чрезвычайно велик и
многообразен. Тут и народные песни, баллады, сказки, и городской театр с его
мистериями (представлениями на евангельские темы) и фарсами, и богатая рыцарская
литература: рыцарские поэтические и прозаические романы, любовная лирика, обработка
древних эпических сказаний. Источниками по истории научных знаний в средние века
могут служить появившиеся в XII в. философские, медицинские, филологические и
другие трактаты. Большой материал по исто-рии средневековой культуры дают
архитектурные памятники, а также памятники изобразительного искусства,
представленные главным образом миниатюрами в многочисленных рукописях, витражами
и скульптурой в соборах.
Глава 2
СУЩНОСТЬ ФЕОДАЛИЗМА И ПРОБЛЕМА ЕГО
ПРОИСХОЖДЕНИЯ В ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ
§ I. ПОНИМАНИЕ СУЩНОСТИ ФЕОДАЛИЗМА В
ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ
Центральной проблемой истории раннего и классического средневековья с точки
зрения исторического материализма является раскрытие сущности феодализма как
способа производства, составляющего фундамент феодальной социально-экономической
формации. От того, как тот или иной историк или целая историческая школа трактуют
понятие «феодализм», во многом зависит решение узловых проблем истории средних
веков и характер общих концепций по истории этого периода.
Термин «феодализм» стал широко употребляться в исторической науке с начала
XVIII в. Произошёл он от латинского слова feodum — феод, которым в средние века во
многих странах Западной Европы обозначалось условное, наследственное земельное
держание, получаемое вассалом от сеньора за выполнение какой-либо (обычно военной)
службы.
Историки эпохи Просвещения, идеологи революционной в то время буржуазии
впервые стали рассматривать феодализм как строй, господствовавший в средневековой
Европе, и попытались дать его научное определение. Будучи идеалистами в понимании
истории, эти ученые трактовали феодализм только как политическую или правовую
систему. Главными чертами феодализма некоторые из них (Вольтер— во Франции,
Робертсон и Юм—в Англии) считали политическую раздробленность и как следствие ее
— господство в средние века папской теократии. Другие, в частности Монтескье и Мабли
(во Франции), определяли феодализм как систему феодов и феодальной иерархии.
Ограниченность такого определения объяснялась отчасти слабой разработкой в то время
экономической и социальной истории средних веков, а также тем, что она изучалась
преимущественно на материале одной лишь Франции, где вассально-ленная система
выступала с особенной четкостью.
Историки-просветители относились к феодализму, как и к средневековому периоду
в целом, отрицательно.
Представители разных по своей идейно-политической ориентации направлений
романтической историографии первой половины XIX в. в большинстве своем также
понимали феодализм как политическую или правовую систему. Идеологи дворянства и
реакционного мелкого бюргерства видели главную черту феодализма в политической
раздробленности и патримониальной системе управления (Л. Бональд, Ж. де Местр, Ф.
Шлегель, К. Галлер). Более серьезные ученые среди них — представители исторической
школы права в Германии, например К. Ф. Эйхгорн, а несколько позднее и Л. Ранке,
отождествляли феодализм с военно-ленными отношениями и иерархической структурой
общества. Близкое к этому определение феодализма было распространено и среди
историков буржуазно-либерального толка. Один из них — французский историк Ф. Гизо
дал на этой основе определение феодализма, имевшее затем длительное влияние в
буржуазной медиевистике. Основными чертами феодализма он считал: 1) условный
характер земельной собственности, 2) соединение земельной собственности с
верховной властью, 3) иерархическую структуру класса феодальных землевладельцев.
Историки первой половины XIX в. в определении сущности феодализма недалеко
ушли от историков эпохи Просвещения, хотя в отличие от них оценивали феодализм как
положительное историческое явление: реакционные романтики — потому, что видели в
нем свой политический идеал, либерально-буржуазные — потому, что в рамках
феодального строя зародились, выросли в борьбе с дворянством предшественники
современной им буржуазии в лице «третьего сословия».
Формула Гизо, как и политико-юридическое определение феодализма вообще,
игнорировала специфику отношений собственности в феодальном обществе и
вытекавших из них отношений между феодалами и крестьянами. Поэтому, хотя формула
Гизо правильно характеризовала социальные отношения, существовавшие внутри
господствующего класса феодалов, она также страдала односторонностью и неполнотой,
так как не затрагивала сути феодального строя. Акцентируя внимание на второстепенных,
хотя и наиболее бросающихся в глаза его чертах, историки начала XIX в. видели в
феодализме специфическое западноевропейское явление. Наиболее передовые из
буржуазных ученых либеральной и радикальной ориентации (О. Тьерри, Ж. Мишле — во
Франции, К. Ф. Шлоссер, В. Циммерман — в Германии) в конкретной характеристике
феодального строя подчеркивали его эксплуататорский характер по отношению к
крестьянству.
В еще большей степени это относится к зачинателю русской медиевистики,
прогрессивному ученому Т. Н. Грановскому. Будучи решительным противником
крепостного права, еще существовавшего в тогдашней России, Т. Н. Грановский в своих
лекциях, читавшихся им в Московском университете в 40—50-х годах XIX в., хотя и
определял феодализм в духе Гизо, но давал яркую, убедительную картину эксплуатации ц
бесправия крестьянства в средневековой Западной Европе.
Открытое в середине XIX в. К. Марксом и Ф. Энгельсом материалистическое
понимание истории создало основу для подлинно научного, глубокого понимания
феодализма. Основоположники марксизма впервые выдвинули материалистическое
понимание феодализма как особой социально-экономической формации,
существовавшей на протяжении столетий у многих народов мира. Они противопоставили
такое понимание феодализма его трактовке как политической и правовой системы и
выяснили социальную природу этого строя, закономерности его возникновения,
развития и гибели, дали развернутую характеристику его основных черт. В своих работах
(«Немецкая идеология», «Манифест Коммунистической партии», «Капитал», «Анти-
Дюринг» и др.) К. Маркс и Ф. Энгельс дали глубокую характеристику феодального
способа производства. Научная теория феодализма и ее важнейшая составная часть —
учение о феодальной ренте — позднее были развиты и обогащены в трудах В. И. Ленина
(«К характеристике экономического романтизма», «Развитие капитализма в России»,
«Аграрный вопрос в России к концу XIX века», «О государстве» и др.).
После того как было выдвинуто новое, марксистское понимание феодализма,
буржуазная историография уже больше не могла полностью оставаться на старых
позициях. Буржуазные ученые в поисках эффективных способов борьбы с растущим
влиянием идей исторического материализма пытались дать более глубокие,
со-ответствующие, по их мнению, новому уровню развития науки, определения
феодализма, которые они могли бы противопоставить марксистскому. Эти поиски
отражали также и общие сдвиги, происходившие в середине и второй половине XIX в. в
буржуазной исторической науке, в частности ее возросший интерес к экономической и
социальной проблематике в условиях быстро развивающегося капитализма. Все эти
обстоятельства толкали буржуазных ученых к выявлению социально-экономических
признаков феодализма. Такую тенденцию обнаружили уже немецкие буржуазно-
либеральные историки 40—70-х годов Г. Л. Маурер, Г. Вайц, П. Рот, О. Гирке и др.
Правда, все они в своих попытках определения феодализма были также близки к Гизо. Но
именно они впервые на богатом конкретном материале показали, что политико-правовые
признаки феодализма имеют своим основанием крупную земельную собственность,
сложившуюся за счет постепенной утери ранее свободными общинниками собственности
на их наделы и обрабатываемую трудом зависимых людей, в которых постепенно
превратились эти первоначально свободные земледельцы. Поэтому Г. Маурер, например,
связывал утверждение феодализма с вотчинным строем. Г. Вайц и П. Рот, хотя и
понимали процесс феодализации как утверждение бенефициальной, позднее военно-
ленной системы, также видели его материальную основу в утере свободными
общинниками своей земли и свободы.
Еще дальше в этом направлении пошли многие историки позитивистского толка,
полагавшие, что на развитие общества наряду с факторами духовными и политико-
правовыми воздействуют и материальные: географическая среда, движение
народонаселения, экономические отношения. Последним позитивистские ученые,
особенно примыкавшие к так называемому историко-экономическому направлению,
придавали нередко весьма значительное, а в некоторых конкретных исследованиях иногда
даже первостепенное значение. Поэтому, не-смотря на буржуазную ограниченность и
общую антимарксистскую направленность позитивистской методологии истории, ее
плюрализм (многофакторный подход к истории, основанный на исходном идеализме),
агностицизм, эволюционизм, ученые, примыкавшие к историко-экономическому
направлению ближе, чем все их предшественники, подошли к социально-экономической
трактовке феодализма.
Значительные заслуги в этом принадлежат так называемой «классической
вотчинной теории», широко распространенной в европейской медиевистике последней
трети XIX в. Ее создатели и последователи — К. Инама-Штернегг, К. Лампрехт, К. Бюхер
и многие другие — в Германии; Н.-Д. Фюстель де Куланж, Е. Глассон, А. Сэ и др. — во
Франции; Т. Роджерс, В. Кеннингем, Ф. Сибом и др. — в Англии; М. М. Ковалевский, П.
Г. Виноградов, Н. И. Кареев, Д. М. Петрушевский, А. Н. Савин и др. — в России — при
всех различиях в их взглядах сходились в одном. Все они считали, что экономический
фундамент феодального строя и его основную ячейку составляла крупная вотчина,
основанная на барщинном труде крепостных крестьян, сидевших на чужой, помещичьей
земле, в которой господствовало натуральное хозяйство. Тем самым они характеризовали
феодализм не только политико-юридическими, но и социально-экономическими
признаками: господством крупного землевладения, натурального хозяйства, барщинной
системы, крепостничества.
Такое понимание феодализма, однако, оставалось весьма далеким от подлинно
научного, материалистического. Будучи эклектиками и плюралистами, сторонники
«классической вотчинной теории» пытались совместить свое понимание феодализма с
традиционным, политико-юридическим, что достигалось разными способами. Чаще всего
историки этого толка (например, Фюстель де Куланж, Е. Глассон, П. Виолле, А. Сэ — во
Франции, Т. Роджерс, Ф. Сибом — в Англии и многие другие ученые) отличали
феодализм «в собственном смысле слова» от его экономических предпосылок. Первый
они определяли как вассально-ленную систему; вотчинный же, или сеньориальный (в
Англии —«манориальный»), строй, кресть-янско-сеньориальные отношения, а также
натуральное хозяйство они выводили за рамки собственно феодализма, рассматривая его в
качестве экономического фона последнего, развивавшегося параллельно этому политико-
правовому строю.
Другие историки —
позитивисты — включали социально-экономические признаки
в характеристику феодализма, но трактовали этот строй как совокупность равноправных
факторов: политического, социального, экономического, — не отводя определяющего
места ни одному из них. Так смотрели на феодализм К. Лампрехт, М. М. Ковалевский, П.
Г. Виноградов, Н. И. Кареев и некоторые другие. Формулировку Гизо они относили
только к политической стороне феодализма; социально-экономическую же сторону они
видели в господстве нату-рального хозяйства и вотчинного строя. Дальнейшим развитием
этой концепции феодализма стала в конце XIX — начале XX в. теория «двух
феодализмов» — «политического» и «социального» (ее придерживались Д. М.
Петрушевский, А. Н. Савин, американский медиевист Дж. Б. Адаме и некоторые другие).
Уязвимой стороной всех позитивистских решений проблемы феодализма было
прежде всего то, что выдвигавшие их историки не могли и не хотели признать
определяющей роли социально-экономической основы феодального строя —
господствующих отношений собственности. Каждый раз, когда они пытались объяснить
возникновение этого строя, они отступали даже от теории «равноправных факторов»,
отдавая предпочтение роли государства, или социально-психологическому фактору.
Наиболее распространенным и среди сторонников вотчинной теории был взгляд, согласно
которому главным источником возникновения феодального строя явилась не эволюция
отношений собственности и социальной структуры общества, а необходимость для
стоящего над обществом, как они считали, государства организовать военные силы
страны в условиях натурального хозяйства. Для этого государство вынуждено было
создать военно-ленную систему, обеспечив ее функционирование с помощью вотчинного
строя. В такой трактовке и сам вотчинный строй выступал в идеализированном виде:
вот-чина рисовалась как орган классовой гармонии между связанными якобы общими
экономическими интересами феодалами и крестьянами. По мнению большинства
буржуазных ученых, оба эти класса в равной мере обслуживали государство: феодалы —
в качестве военной силы, крестьяне — своим земледельческим трудом.
Таким образом, сторонники классической вотчинной теории игнорировали главное
социальное назначение вотчины — организацию эксплуатации крестьянства, выдвигая на
первый план ее чисто хозяйственные функции. Причем вотчине необоснованно
приписывалась роль единственного носителя и организатора технического и социального
прогресса в феодальном обществе, особенно в раннее средневековье.
Но даже эти робкие и непоследовательные попытки расширить прежнее понимание
феодализма вызывали протест со стороны значительной части буржуазных
медиевистов. В 80-е годы XIX в. традиционная политико-юридическая его трактовка
была модифицирована французским историком Ж. Флакком, предложившим понимать
феодализм как систему ли
чных связей. Флакк считал, что, хотя в период своего расцвета
— в XII—XIII вв. — феодализм представлял собой правовую систему, основанную на
«фьедном контракте», т. е. на условных пожалованиях земли, источником этой системы и
подлинной ее основой были не поземельные, а личные отношения «верности» и
«покровительства» между сеньорами и вассалами. Эти личные отношения, по мнению
Флакка, возникали вне всякой связи с земел
ьными пожалованиями, но в силу присущих
людям потребности в защите и чувства любви к близким — семье, товарищам, сеньору и
ненависти к чужакам. К одной и той же сфере «личных связей» Флакк относил и
вассальные связи между феодалами и крестьянско-сеньориальные отношения. Лишь
позднее эти личные связи стали дополняться поземельными, которые постепенно, в XII—
XIII вв. стали определяющими в феодальном обществе. Такая идеалистическая и слабо
аргументированная источниками социально-психологическая трактовка феодализма была
направлена прежде всего против материалистического его истолкования, но отчасти и
против буржуазной вотчинной теории.
Наступление на нее и на выдвинутое ею понимание феодализм
а резко усилилось на
рубеже XIX и XX вв., что было связано с переходом европейской буржуазии в период
империализма на открыто реакционные идейно-политические позиции и следствием этого
— началом общего кризиса буржуазной историографии. Последний проявился в
отрицании закономерностей исторического процесса и самой идеи исторического
прогресса, в отказе считать результаты исторического познания отражением историческ
ой
действительности и т. д. Кризис буржуазной историографии неотделим от тщетных
попыток реакционных историков опровергнуть материалистическое понимание истории, в
особенности идею о решающей роли народных масс, классовой борьбы и революций в
истории.
Выражением кризиса буржуазной исторической мысли было появление в
медиевистике так называемого критического направления. Оно возникло в Германии, но
затем распространилось в других европейских странах. Его представители, открыто
выступая против исторического материализма, обвинили историков позитивистского
толка в «пособничестве» материализму и марксизму и потребовали пересмотра всех
выдвинутых позитивистами представлений и концепций. Сторонники «критического»
направления стремились всемерно умалить значение экономического и социального
факторов в истории, утверждали примат государства, политики и права в ее развитии. Они
вновь стали трактовать феодализм как чисто политическую систему, отвергая даже его
определение как вассально-ленного строя. Основатель «критического» направления в
Германии Г. фон Белов, а позднее один из виднейших его представителей — австрийский
медиевист А. Допш считали феодализм «системой управления», главную, характерную
черту которой видели в «отчуждении верховной власти» пред-ставителями «местных
властей», т. е. в политической раздробленности. Эта феодальная система управления не
связывалась ими ни с какими экономическими предпосылками: ни с вотчинным строем,
ни с натуральным хозяйством. Господство последних в средние века они вообще
отрицали. А. Допш, идя еще дальше, вообще считал вотчину предприятием
«капиталистического типа». По его схеме выходило, что в средние века «феодализм» как
политическая система сочетался с «вотчинным капитализмом» в качестве экономической
основы общества.
В 20-е годы к этой точке зрения присоединился Д. М. Петрушевский, отказавшись
даже от теории «двух феодализмов». Многие историки «критического» направления,
например известный английский медиевист Ф. Мэтланд, вернулись к определению
феодализма как правовой системы, основанной на условном землевладении и вассалитете.
В первые десятилетия XX в. лишь немногие буржуазные медиевисты сохраняли
традиции более комплексного понимания сложного и многостороннего подхода к
феодализму. Так, известный бельгийский медиевист Анри Пиренн (1862—1935)
продолжал придерживаться концепции, близкой к теории «двух феодализмов», и
критиковал с этих позиций Допша. Не принимал чисто политического понимания
феодализма и выдающийся французский медиевист Марк Блок (1886—1944). Еще в 20-е
годы он решительно выступил против концепции А. Допша. В 1929 г. Блок стал одним из
основателей журнала «Анналы экономической и социальной истории», вокруг которого
сложилась одна из наиболее плодотворных школ в современной буржуазной
медиевистике.
В своих работах 30-х — начала 40-х годов М. Блок продолжал развивать традиции
многопланового изображения и понимания феодального строя, наметившиеся еще у
отдельных представителей позитивистской медиевистики. Он мыслил феодализм как
единый общественный строй, определяемый условиями существования данного общества.
Социальные признаки этого строя он видел не только в вассальных связях внутри класса
феодалов или политической структуре, но и в крестьянско-сеньориальных отношениях,
которые, как и вотчинный строй в целом, считал неотъемлемым, органическим элементом
феодализма. Однако, оставаясь на плюралистических методологических позициях, М.
Блок был непоследователен и противоречив в развитии этой точки зрения. Он утверждал,
в частности, что вотчина, или «сеньория», во Франции и других западноевропейских
странах возникла задолго до феодализма «в собственном смысле слова», имея в виду
систему ленного права. Иными словами, М. Блок, критиковавший позитивистских
историков за их факторный подход, сам, по сути