Скарлыгина Е.Ю. Журналистика русской эмиграции: 1960-1980-е годы

Подождите немного. Документ загружается.

сталкивались с проблемами иной ментальности, испытывали финансовые

трудности. В связи с «третьей волной» любопытно и уместно привести

высказывание Виктора Перельмана, редактора журнала «Время и мы». В статье

«О теле и духе, или о нашей эмиграции» он писал: «Вся история журнала

«Время и мы» или, скажем, литературные судьбы таких блестящих писателей,

как Саша Соколов, Борис Хазанов, Фридрих Горенштейн, - есть, в сущности,

повторение судеб лучших писателей первой эмиграции и еще одно

подтверждение трагической судьбы, которую снова переживает русская

литература в изгнании»

Выполнение важной и осознанной миссии сочеталось внутри каждого

поколения русской эмиграции с нешуточной враждой и групповой борьбой.

Применительно к «третьей волне» это был, с одной стороны, непримиримый

конфликт между «Континентом» и «Синтаксисом», а с другой - между

А.Солженицыным и лево-либеральным крылом диссидентского движения.

Столь же острым был и многолетний, тяжелый конфликт между А. Синявским

и А. Солженицыным, влиявший на всё русское эмигрантское сообщество.

Касаясь драмы отъезда, расставания с отечеством, важно подчеркнуть, что

большинство эмигрантов «третьей волны» прежде никогда не были за рубежом

(или смогли побывать только в социалистических странах); что в Германию,

Францию, США и т.п. они отправлялись навсегда, теряя гражданство и лишаясь

возможности когда-либо увидеться с близкими. В этом отношении разрыв с

родиной был для них даже более экстремальным, чем для первой,

послереволюционной эмиграции (у той хотя бы была надежда, что режим

большевиков скоро рухнет). В материальном отношении эмигранты «третьей

волны» были к пересадке на чужую почву совершенно не подготовлены, не

имели в советской России никакого «состояния», движимого или недвижимого

имущества, которое могло бы помочь им в первое время после пересечения

границы. Так же, как послереволюционным и послевоенным эмигрантам,

многим из них пришлось расстаться с профессией, биться за выживание, а

нередко и смириться с положением маргиналов.

И все-таки эмиграция «третьей волны» как политическое и культурное

явление состоялась. Ее представителям удалось немало сделать в литературе и

искусстве, в развитии общественной мысли. С середины 1970-х по начало 1980-

х третья эмиграция набиралась опыта, сил, авторитета, создавала свои

издательства и органы печати, утверждалась на университетских кафедрах. О

ней все больше писали и говорили, с ней уже нельзя было не считаться. В конце

1970-х и в 1980-е годы газета «Русская мысль» под руководством

И.Иловайской широко освещала проблемы третьей эмиграции, писала о

диссидентском движении в СССР, по сути превратившись в рупор «третьей

волны» эмиграции

(хотя, конечно, регулярно публиковались и материалы о

жизни русской диаспоры в целом, вне зависимости от поколений).

Звездным часом третьей эмиграции можно считать присуждение Иосифу

Бродскому Нобелевской премии по литературе (как в свое время нобелевское

лауреатство И. Бунина было чрезвычайно значимым для статуса первой

эмиграции).

Важнейшей трибуной «третьей волны» эмиграции стал ежеквартальный

журнал «Континент», созданный при участии А.Солженицына и выходивший с

1974 по 1992 год в Париже. Это был журнал, адресованный изначально не

столько эмиграции, сколько читателям в СССР и угнетенным народам

Восточной Европы. Характерной чертой издания была постоянная

вовлечённость в проблемы советской неподцензурной культуры, в судьбы

таких писателей, как Варлам Шаламов и Юрий Домбровский, Владимир

Корнилов и Лидия Чуковская. В первых же номерах «Континента» были

опубликованы повести В.Корнилова «Без рук, без ног» и В.Марамзина

«История женитьбы Ивана Петровича». Начиная с четвертого номера, журнал

приступил к публикации глав из романа В.Гроссмана «Жизнь и судьба» -

произведения, обречённого в СССР на вечный цензурный запрет и

уничтожение.

С момента своего создания журнал приступил к публикации

художественных произведений, публицистики, исторических и философских

статей, поступавших из СССР и стран Восточной Европы по каналам

самиздата. Нередко литераторы, чье творчество подвергалось цензурным

запретам в СССР (такие, как Ф.Горенштейн, Г.Владимов, В.Войнович,

В.Аксёнов), сначала появлялись на страницах «Континента» именно как

представители неофициальной русской культуры, гонимые на родине; а затем,

после вынужденной или добровольной эмиграции, становились постоянными

авторами и искренними друзьями журнала. Имена Василия Аксёнова и Фазиля

Искандера, к примеру, впервые можно обнаружить на страницах «Континента»

в 1979 году. Сначала редколлегия предоставила писателям трибуну под

рубрикой «Авторы «Метрополя» в «Континенте», подробно сообщив во

вступительной заметке об истории цензурного запрета текстов, составивших

опальный альманах; затем, в №№ 22-23, была опубликована повесть

Ф.Искандера «Кролики и удавы», которая в Советском Союзе появилась только

в период перестройки. В дальнейшем на страницах «Континента» увидели свет

повесть В.Аксёнова «Свияжск» и главы из романа «Скажи изюм». Из

неподцензурных изданий «Континент» представлял на своих страницах

альманах «Московское время» (среди его авторов и участников – Сергей

Гандлевский и Александр Сопровский), а также поэзию Виктора Кривулина и

ленинградские неофициальные издания – такие, как журнал «37».

Тем не менее, младшее поколение, склонное к формальному эксперименту

и эстетическому поиску, мечтало о самостоятельном, независимом от

«Континента» издании. Отчасти эта мечта воплотилась в журнале В.Марамзина

и А. Хвостенко «Эхо», публиковавшем, по преимуществу, авторов

ленинградского самиздата и почти полностью свободном от политики

Большое число рукописей для «Эха», издававшегося в Париже в конце 1970-х –

середине 1980-х, переправил по тайным каналам из СССР Давид Дар

(журналист и прозаик, одна из крупных фигур ленинградского самиздата).

Подчеркнем еще раз: если «первая волна» стремилась по преимуществу

продолжить на Западе развитие русской литературы классического,

дореволюционного образца (будь то «золотой» или «серебряный» век нашей

культуры), то с третьей эмиграцией часть советской (хотя и антисоветской по

своему пафосу) литературы переместилась на Запад. Точнее назвать ее, как это

делает М.Чудакова, «русской отечественной литературой советского

времени»

, в развитии которой наряду с «печатным литературным процессом»

год от года нарастал «корпус непечатного»

. Принципиально важно, что в

1970-80-е годы на Запад выехали многие представители неофициальной, так

называемой «второй культуры», которые никогда даже не предполагали

публиковаться в СССР и не имели ничего общего с советской эстетикой. Им

были близки авангардные традиции русской культуры, поэзия В.Хлебникова и

обэриутов, новейшие постмодернистские тенденции в западноевропейской

литературе и эстетике. Среди таких авторов можно назвать В.Марамзина и А.

Хвостенко, А.Волохонского, И.Бокштейна, Е.Мнацаканову, Н. Бокова, Сашу

Соколова.

Когда в конце 1980-х прежде запрещенные тексты (созданные как на

родине, так и в эмиграции) на волне «публикаторского бума» пришли к

читателю, почти сразу обнаружилось, что объединить разные потоки русской

культуры, воспринять их в целостности очень и очень трудно. В этой ситуации

стало окончательно ясно, что культурная парадигма, в которой выросли и

сформировались литераторы «третьей волны», эстетические критерии

созданной ими прозы и поэзии изначально наиболее близки именно

неподцензурной русской культуре, развивавшейся в 1960-80-е годы в формах

самиздата и тамиздата. Рассуждать о единстве всей русской литературы ХХ

века как о неопровержимом и свершившемся факте нам кажется по меньшей

мере странным и методологически неверным. Соединить И. Шмелева, И.

Бунина и В. Ходасевича с Ф. Гладковым, C. Бабаевским и Е. Исаевым, то есть с

советским официозом, создававшимся на протяжении всех семи десятилетий,

не удастся никогда.

Невозможно отрицать, что отечественная литература советского периода

вплоть до конца 1980-х годов также находилась в расколе, была невероятно

многослойной. Даже если рассматривать всю русскую словесность после

1917года (и в метрополии, и в эмиграции) как целостное явление, необходимо

учитывать и соотносить развитие нескольких параллельных литературных

процессов: русского зарубежья, официальной (легальной) советской и

неподцензурной («потаенной») русской литературы. Все три (именно три, а не

две, как принято считать) ветви представляли собой отдельные,

самостоятельные грани русской художественной культуры ХХ века.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Можно назвать лишь несколько учебных пособий: Зубарева Е.Ю. Проза русского

зарубежья (1970-1980-е годы). В помощь преподавателям, старшеклассникам и

абитуриентам. М.: Изд-во МГУ, 2000; Ланин Б.А. Проза русской эмиграции (третья волна):

пособие для преподавателей лит., – М.: Новая шк., 1997; Литература русского зарубежья

(1920-1990): учеб. пособие / Под общ. ред. А.И.Смирновой. – М.:Флинта: Наука, 2006;

Тихомирова Е.В. Проза русского зарубежья и России в ситуации постмодерна. М.: Народный

учитель, 2000.

2. Бунин И. Миссия русской эмиграции // Русская идея: В кругу писателей и мыслителей

русского зарубежья: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т. 1. С.202-203, 204.

3. См.: Писатели-диссиденты: [Материалы к биобиблиографическому словарю] // Новое лит.

обозрение. 2004. № 66. – С. 386 – 416; № 67. – С. 418 – 436; № 68. – С.382 -- 401.

4. Из архива журнала «Континент». Публикация, вступительная заметка и комментарии

Е.Скарлыгиной // Континент. № 129 (3, 2006). С. 285.

5. Континент культуры. Из архива журнала «Континент». Вступительная заметка,

публикация и комментарии Е.Скарлыгиной // Вопр. литературы. 2007. № 2. С.322.

6. Хрусталева Н.С. Психология эмиграции: Соц.-психол. и личност. проблемы: диссертация

… доктора психологических наук: 19.00.05. – СПб. 1996. С.96.

7. Третья волна. The third wave / Третья волна: русская литература в эмиграции. Материалы

конференции в ун-те Южной Калифорнии, состоявшейся 14-16 мая 1981 года /Ann Arbor,

1984. С.33.

8. Перельман В. О теле и духе, или о нашей эмиграции // Время и мы. Нью-Йорк-Иерусалим.

1985. № 84. С.120.

9. См.: Скарлыгина Е. Литературный журнал в эмиграции: Парижское «Эхо» // Вестник

МГУ. Серия 10: Журналистика. 2004, № 6. С.16-25.

10. См. подробнее об этом: Скарлыгина Е.Ю. Газета «Русская мысль» и третья русская

эмиграция // Вестник МГУ. Серия 10: Журналистика. 2008. №1. С. 121-129.

11. Чудакова М. Русская литература ХХ века: проблема границ предмета изучения // Studia

Russica Helsingiensia et Tartuensia VI. Проблемы границы в культуре. – Тарту, 1998. С.197.

12. Там же. С.205.

Глава 2. Русская эмиграция ХХ века и традиция русского «толстого»

литературно-художественного журнала

Если литература Русского зарубежья достаточно хорошо исследована за

последние пятнадцать-двадцать лет (монографии, статьи, энциклопедии по этой

тематике исчисляются уже многими сотнями), то эмигрантская журналистика

ХХ века до сих пор во многом остается сферой непознанного. Достаточно

сказать, что нет не только обобщающей монографии по данной проблематике,

но и научных работ, диссертаций, посвященных важнейшим изданиям русского

зарубежья: «Новому журналу», журналам «Вестник РХД», «Грани»,

«Синтаксис», газетам «Русская мысль» и «Новое русское слово». Лишь в

последние годы появились две диссертации и одна монография, в которых

рассматривается эстетическое наследие журнала «Современные записки» -

сокровищницы русской культуры (издавался с 1920 по 1940 год в Париже,

всего вышло 70 номеров)»

. Кроме того, в настоящее время осуществляется

международный научный проект по публикации материалов редакционного

архива «Современных записок»

Известное учебное пособие Г.Жиркова

, посвященное печати русского

зарубежья, касается только исторического отрезка с 1920 по 1940 год.

Послевоенный период (тем более издания «третьей волны» русской эмиграции,

выходившие в 1970-1980-е годы), практически не исследован. В меру сил автор

данного учебного пособия пытается восполнить этот пробел, занимаясь на

протяжении последних лет изучением ведущего издания третьей эмиграции –

журнала «Континент» В.Максимова.

Эмигрировав в 1974 году, Владимир Максимов сразу же приступил к

созданию «толстого» литературно-художественного журнала. Можно смело

утверждать, что сама модель такого издания была чрезвычайно востребована

русской диаспорой на протяжении всего ХХ века, была как воздух необходима

для саморефлексии и самоидентификации русской интеллигенции в странах

рассеяния. «Толстый» литературно-художественный журнал – это, как

говорили в ХIХ веке, журнал «энциклопедический», предполагающий

обязательное присутствие и равноценность разделов прозы, поэзии,

публицистики и литературной критики. Именно к такому типу изданий и

принадлежал журнал «Континент».

Напомним, что «Континент» издавался с 1974 года в Париже и

задумывался еще в Москве как неподцензурное русское издание за рубежом.

Его редактором вплоть до 1993 года был Владимир Максимов – известный

русский писатель, эмигрировавший под давлением властей в 1974 году во

Францию. К концу этого года, помимо высланного с родины А.Солженицына и

уже названного В.Максимова, в эмиграции находились Наум Коржавин и

Виктор Некрасов, Андрей Синявский и Иосиф Бродский, Александр Галич и

Ефим Эткинд. В редколлегию издания с первого же номера вошли И.Бродский,

А.Синявский и А.Галич, а Виктор Некрасов стал заместителем главного

редактора. Спустя год Андрей Синявский по собственной воле и выбору

покинул редакцию, а к постоянным сотрудникам издания присоединилась

Наталья Горбаневская. Cначала она стала ответственным секретарем, а затем и

заместителем главного редактора издания (сменив на этом посту

Вик.Некрасова)

Название журнала предложил Александр Солженицын, имея в виду весь

европейский континент и конкретно – Восточную Европу, социалистические

страны, находившиеся под влиянием и контролем СССР. Он же оказал

финансовую помощь при издании первых двух номеров, обратился с

приветствием к новому изданию и поместил в №1 неопубликованную главу из

романа «В круге первом». В дальнейшем издание выходило на средства

известного немецкого медиамагната Акселя Шпрингера, высоко оценившего

личные качества и авторитет В.Максимова. При этом «Континент», в отличие

от большинства эмигрантских журналов, имел возможность выплачивать

довольно высокие гонорары, что было немаловажно для авторов. Финансовое

благополучие издания сохранялось вплоть до 1989 года, до смерти

А.Шпрингера.

«Третья волна» русской эмиграции была теснейшим образом связана с

жизнью СССР, что заметно отличало ее от двух предыдущих «волн» -

послереволюционной и послевоенной. Литераторы, эмигрировавшие в 1970-е -

начале 1980-х годов, хорошо знали и своих советских собратьев по перу, и

нравы Союза писателей, и особенности идеологической цензуры. Г.Владимов,

В.Войнович, В.Аксёнов, А.Солженицын, В.Некрасов покинули родину в зрелом

возрасте, и большинство произведений, принесших им славу, были созданы

ещё в России. Однако цензурная ситуация в СССР с середины 1960-х годов

складывалась таким образом, что «Раковый корпус» и «В круге первом»

А.Солженицына, «Верный Руслан» Г.Владимова, «Ожог» и «Остров Крым»

В.Аксёнова, «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина»

В.Войновича могли распространяться только нелегально. Это важно

подчеркнуть, поскольку создание свободного русского издания за рубежом

предполагало прежде всего публикацию текстов, запрещённых цензурой в

России и странах Восточной Европы. Разумеется, на страницах журнала

должны были появиться не только поэзия и проза, но и публицистика,

исторические очерки, философские статьи, архивные документы и мемуарные

свидетельства.

Редакционная политика «Континента» - литературного, общественно-

политического и религиозного журнала, выходившего ежеквартально, - была

связана с открытым противостоянием мировой экспансии коммунизма, с

разоблачительной критикой советской системы и государственного атеизма.

Это был журнал с ярко выраженным «направлением», которое последовательно

выдерживалось как в художественно-публицистической, так и в литературно-

критической составляющей издания. Касаясь сложнейших проблем советской

истории, «Континент» предоставлял трибуну таким известным историкам и

публицистам, как Р.Конквест, А.Авторханов, философам А.Зиновьеву и

А.Пятигорскому, культурологам Б.Парамонову и Г.Померанцу. Тем самым

журнал из номера в номер целенаправленно выполнял как идеологическую, так

и культурно-просветительскую задачу. Постепенно заполнялись белые пятна

российской истории ХХ века, преимущественно советского периода: будь это

пакт о ненападении и секретный протокол, подписанный Молотовым и

Риббентропом в 1939 году, Катынь, массовый голод на Украине 1932-33 года;

уничтожение русского крестьянства в период насильственной коллективизации,

массовые сталинские репрессии, «дело врачей» и т.п. Рассматривая

современную ситуацию в СССР, «Континент» писал о скрытой остроте

национальных проблем, о катастрофическом положении в советской экономике

(здесь особенно надо отметить статьи Игоря Бирмана), о тотальном подавлении

инакомыслия и неусыпной работе цензуры.

Неслучайно «Континент» считался одним из наиболее опасных

антисоветских изданий, ознакомиться с которым могли лишь единицы из числа

«идеологически надежных» историков, литераторов и партийных работников.

Журнал находился в «спецхране» нескольких крупнейших библиотек.

Распространение его в СССР было уголовно наказуемо и каралось по статье 190

УК СССР «за антисоветскую агитацию и пропаганду». Исторические,

публицистические, политологические статьи, появлявшиеся на протяжении

1970-1980-х годов в «Континенте» под рубриками «Россия и

действительность», «Восточноевропейский диалог», «Факты и свидетельства»,

«История», и сегодня читаются с интересом, поскольку их авторами являются

Милован Джилас и Александр Некрич, Борис Суварин и Ричард Пайпс, Герман

Андреев и Михаил Агурский, Андрей Сахаров и Александр Солженицын.

Уже первый номер «Континента» был встречен с огромным интересом. В

письме А.Суконику (литератору, одному из авторов журнала) В.Максимов

писал 31 декабря 1974 года: «Материальный и политический успех на первых

порах прямо-таки ошеломляющ (7.000 экз. русского разошлось, продано более

30.000 немецкого. Около 200, в основном, положительных, отзывов в печати),

но мы не должны заблуждаться – удержаться на этом уровне будет очень

трудно, для этого нам нужно качество, качество и еще раз качество. Будем

стараться общими усилиями»

. В письме Науму Коржавину (члену

редколлегии издания) от 2 сентября 1975 года В.Максимов писал: «Континент»

постепенно приобретает четкие журнальные очертания. Пятый номер – это,

примерно, то, что я себе предполагал в своих издательских фантазиях»

Не

забудем, что журнал реально делали всего несколько человек, но он неуклонно

расширял сферу своего влияния. «Континент» имел постоянных

представителей в Германии и в Англии, в Израиле и в США, причем к началу

1977 года издавался уже на девяти языках (вдумаемся, каких титанических

усилий это требовало от В.Максимова!): русском, английском, немецком,

голландском, французском, итальянском, испанском, японском и греческом. В

1976 году возник специальный Фонд «Ассоциации друзей «Континента»,

который был рассчитан не на частные вложения отдельных лиц, а прежде всего

на участие в нем крупных культурных и общественных международных

организаций.

Свою неустанную и многотрудную работу на посту главного редактора

«Континента» Владимир Максимов осознавал как нравственный долг и

служение отечеству. У него был сложный, резкий характер; как всякий человек

со сложившимися убеждениями он не мог не иметь врагов, но журнал вел очень

твердой рукой и воспринимал его как свое детище. О том, как много времени,

духовных и физических сил требовал от редактора каждый номер

«Континента», свидетельствует письмо В.Максимова И.Голомштоку от 26

апреля 1975 года, в котором сказано, что «журнал – трудоемкое, изматывающее

мозг дело». «Человек, делающий журнал, хочет он этого или не хочет, думает о

нем день и ночь. Это, если хотите, его любовь, но и его проклятие. <...> Я, как в

свое дитя, вкладываю в него всё. Я его нянька, и бухгалтер, его сторож, его