Симон Андре, Моруа Андре. О тех, кто предал Францию

Подождите немного. Документ загружается.

Последняя неделя августа ознаменовалась новыми хо-

дами и контрходами, по мере того, как перспектива войны

вырисовывалась все яснее. Боннэ дал инструкцию фран-

цузскому послу в Варшаве внушить польскому правитель-

ству, что «оно должно воздержаться от какого бы то ни

было военного вмешательства в случае объявления Дан¬

цигского сената о присоединении вольного города к Гер-

мании». Это означало, что Франция решила отдать Данциг

Гитлеру.

Оптимистические прогнозы сменялись пессимистически-

ми и наоборот с быстротой чуткого барометра. Сообщали,

что Гитлер склонен к переговорам. Сэр Невиль Чембер-

лен летал из Берлина в Лондон и возвращался всякий раз

с новым предложением. Робер Кулондр несколько раз

посетил фюрера. Даладье повторно писал Гитлеру, преду-

преждая, что Франция выступит на стороне поляков, если

на тех нападут.

Миллионы французов были призваны в армию. Сотни

тысяч жителей покинули Париж. Потом, в конце августа,

пронесся слух, что поляки и немцы вступают в непосред-

ственные переговоры. Министр сказал мне с облегчением:

«Сегодня мы можем спать спокойно».

Но все надежды рассеялись, как дым, когда герман-

ское радио огласило меморандум, содержащий немецкие

условия Польше. В заключение сообщалось, что требова-

ние германского правительства о том, чтобы поляки присла-

ли уполномоченное лицо для ведения переговоров, выполне-

но не было. Поэтому условия более не действительны.

— Как вы думаете, ударят они этой ночью? — спросил

я на Кэ д'Орсэ.

— Министр думает, что это очередной германский

блеф, — последовал ответ.

На следующее утро я был разбужен сообщением о

том, что германские войска перешли польскую границу.

Кабинет заседал в тот день долго. Один из министров

сообщил мне, что Боннэ поручено принять приглашение

дуче на конференцию, которая состоится 5 сентября. Фран-

цузское правительство не ставило при этом никаких усло-

вий. Британский кабинет тоже принял приглашение, но при

условии, что немцы выведут войска из Польши. Несколько

часов длился спор между Лондоном и Парижем, прежде

171

чем французское правительство присоединилось к англий-

скому требованию.

Был отдан приказ о всеобщей мобилизации. Кафе

были набиты до отказа. Метро и автобусы тоже. Достать

такси было немыслимо... И... ничего определенного! Одни

только слухи.

Второго сентября собралась палата для заслушания

доклада Даладье. Все знали, что война неминуема. Но

после слов Даладье в этом уже не оставалось никаких со-

мнений.

Германские войска в Польше продвигались вперед.

Пришли первые сообщения о крупных воздушных налетах.

Воскресенье 3-го сентября было последним днем мира.

Французский посол посетил Риббентропа и заявил, что

Франция объявит себя в состоянии войны с Германией в

пять часов дня, если немецкие войска не будут выведены

из Польши. Срок британского ультиматума истекал в

одиннадцать часов.

Часы ползли вперед со скоростью улитки. Целая веч-

ность прошла, пока стрелки дошли до пяти. Франция всту-

пила в войну.

Ждать ли уже сегодня германских самолетов? Я уве-

рен, что этот вопрос задавали в тот вечер в каждом доме.

Полицейский патруль остановил меня возле площади

Оперы и потребовал документы. Сержант непочтительно

выругался: «Этих негодяев можно ждать уже сегодня!»

Затемнение действовало угнетающе. Патрули противо-

воздушной обороны носились взад и вперед и отчаянно

свистели, заметив малейшую светлую щель в окне. Страж

на нашей улице был особенно рьян по части свиста. За

время войны он не раз доводил нас до мигрени.

В редакции работы почти не было. Свирепствовала

цензура. Между тем германские войска продвигались все

глубже в Польшу.

ОТ ВОЙНЫ ПОЗИЦИОННОЙ

К ВОЙНЕ МОЛНИЕНОСНОЙ

Мобилизация шла, как заведенный механизм, — так, по

крайней мере, утверждали власти. Они забывали добавить,

что по плану мобилизация требовала около пятидесяти

дней. Гитлер захватил Польшу за вдвое меньший срок.

172

Нет никакой единой формулы для способа ведения

войны. Если Германия в своем наступлении па Францию

избрала путь молниеносной войны, то не потому, что гер-

манским генеральным штабом руководило непреодолимое

желание беспрерывно наступать. Доктрина молниеносной

войны возникла в Италии и была принята Германией по-

тому, что все шансы на успех для обеих наций заключа-

лись в быстроте решения. Географическое положение Гер-

мании, недостаточная продуктивность ее сельского хозяй-

ства, зависимость от импортного сырья — все это дикто-

вало тактику отдельных, но сосредоточенных, и быстро

следующих друг за другом смертельных ударов.

Положение Франции было иным — она имела перед со-

бой противника с сильной военной традицией, вдвое пре-

восходящего ее по численности. Франция могла противо-

поставить этому перевесу в живой силе и технической

мощи только сотрудничество с другими народами. Без

этого ей пришлось бы итти в заведомо неравный бой. Она

могла выравнять шансы только путем оттяжки своего

вступления в войну, пока морская блокада начала бы ока-

зывать свое действие на Германию. Отсюда и родилась

идея линии Мажино.

Сейчас считается почти аксиомой, что Франция потер-

пела поражение именно из-за своей слепой веры в линию

Мажино. Мне это утверждение представляется далеким

от истины. Сама линия Мажино, возможно, не так уж

плоха — фатальным оказался «дух Мажино», порожден-

ный ею.

Этим я хочу сказать, что французский генеральный

штаб в своих расчетах полагался в первую очередь на

бетонные укрепления линии Мажино, а не на людей, по-

сланных для их защиты. Говорят, что французский гене-

ральный штаб готовился в 1940 году повторить войну

1914 года. И действительно, французская военная страте-

гия не приняла в расчет тех грандиозных перемен, кото-

рые произошли за истекшие двадцать лет.

Было бы неверно утверждать, что французский гене-

ральный штаб совершенно не отдавал себе отчета в тре-

бованиях, предъявляемых современной войной к технике,

он разве только недооценивал — и действительно недо-

оценил — роль авиации и танков. Но одного этого недо-

статочно, чтобы объяснить страшное поражение Франции.

В чем французские генералы вместе с французскими госу-

173

дарственными деятелями обанкротились совершенно, так

это в оценке политического фактора.

Современная война, при всех ее необъятных техниче-

ских возможностях, может быть проиграна еще до ее на-

чала. И в этом подлинный и основной урок последней вой-

ны во Франции.

Франция вступила в войну расколотой сверху донизу.

Она была расчленена и самой войной и теми событиями,

которые привели к ней. Один видный германский военный

теоретик писал, что во время войны следует при всех об-

стоятельствах избегать вопроса «Из-за чего война?» А

между тем, чуть ли не весь французский народ к началу

военных действий настойчиво требовал ответа на этот во-

прос. Этот вопрос читался во взглядах солдат, уходивших

на фронт, матерей, жен и сестер, со слезами на глазах

махавших вслед поезду, пока он не скрывался из виду.

Никто, конечно, не ждал взрыва энтузиазма. Пресса

твердила, что молчание, которым была встречена война,

было знаком благородной решимости, символом того, что

французы намереваются положить конец нестерпимому

положению — il faut en finir. Но это было совсем не так.

С тяжестью в сердце уходили французы на войну. В луч-

шем случае люди готовы были покорно претерпеть все тя-

готы этой войны. Но они ставили под сомнение ее необ-

ходимость.

Политики, на которых была возложена миссия кре-

пить стойкость народа, спасовали перед этой непосильной

для них задачей. Да и как могло быть иначе? Правитель-

ство заявляло: «Единство в наши дни — все». Но само

оно было расколото. Первые полосы газет кричали о не-

бывалом мужестве, проявляемом французским народом.

А на второй полосе не смолкали прежние дрязги, споры

и раздоры.

О каком же единстве можно было мечтать? Единство

не достигается праздными разговорами. Оно возникает

вокруг большой идеи, вокруг необходимости. В этой вой-

не народ не чувствовал ни того, ни другого. Борьба за

демократию? Этот лозунг потерял свою привлекательность

для большинства народа,—ведь демократия у всех на гла-

зах уживалась с предательством и бесчестием.

Борьба против гитлеризма? Но этот пароль был не по

174

нраву тем, для кого Гитлер являлся оплотом против боль-

шевизма. Истинный враг, считали они, находится не по ту,

а по эту сторону Рейна.

Национал-социалистская пропаганда превосходно учи-

тывала магическую силу этого лозунга. Она ловко опери-

ровала им до войны. Она продолжала оперировать им и

во время войны. Мощная «пятая колонна», окопавшись на

руководящих постах в государственном аппарате, прово-

дила его в жизнь. Когда началась война, разложение уже

проникло в сердце Франции. Бастион Франции был взор-

ван изнутри раньше, чем он был захвачен извне.

Война Франции с Германией продолжалась десять ме-

сяцев. В течение восьми с половиной месяцев это была

война позиционная. Нервы населения непрестанно подвер-

гались обстрелу германской пропаганды, и французы, ви-

димо, не располагали никаким действенным заслоном про-

тив нее. Всего за полтора месяца немцы завершили свою

молниеносную войну против Франции. Исход стал ясен

уже в первые две недели. Французская кампания была

проиграна, когда германские войска совершили прорыв у

Седана и достигли Ламанша. Дважды за семьдесят лет

судьба Франции была решена в одной и той же географи-

ческой точке — Седан стал для Франции символом ката-

строфы. После Седана 1870 года была создана Третья

французская республика, в Седане 1940 года она была

умерщвлена.

Десятимесячную кампанию во Франции можно разбить

на пять периодов. Они сменяют друг друга неумолимо,

словно акты греческой трагедии.

Первый период охватывает время от начала войны до

падения Варшавы. Он длился двадцать семь дней сен-

тября.

В течение этого времени Гитлер обнаруживал самые

дружелюбные чувства к Франции. «Я не воюю с францу-

зами. Я не собираюсь нападать»,—заявил он в своей речи

в рейхстаге, подводя итоги первых дней военных действий.

То же самое неустанно твердили его радиостанции и его

французская агентура.

Помню, я беседовал с женой одного журналиста, ко-

торый работал военным корреспондентом во французской

армии. Она слово в слово повторяла мне целые абзацы

175

из речи Гитлера. Продавец, у которого я имел обыкнове-

ние покупать газеты, говорил мне: «Что касается нас, то

немцы с нами очень милы».

За эти первые четыре недели войны Франция быстро

применилась к условиям военного времени. Затемнения

превратили Город Света в город тьмы. Первые воздушные

тревоги прошли без каких-либо серьезных последствий.

Когда впервые загудели сирены, у моей молодой сосед-

ки, служившей в министерстве колоний, началась истерика.

Но большинство женщин нашего дома спокойно стояли

на своих местах в противогазах. Уже с третьей тревоги

завыванье сирены стало восприниматься как нечто зауряд-

ное. Никто не пугался и не впадал в панику. Сначала

мы все таскали с собой противогазы и даже гордились

ими, словно военным отличием. Постепенно они стали

исчезать с улиц.

Французская армия осторожно продвигалась по «ничь-

ей земле» и по минированной территории Саарской обла-

сти. Впереди армии высылались стада свиней, чтобы обе-

зопасить минное поле. Газеты сообщали, что это продви-

жение французов вынудило Германию перебросить шесть

дивизий с польского фронта на линию Зигфрида. Но им

так и не довелось вступить в бой: за исключением не-

скольких мелких стычек между разведывательными отря-

дами не произошло ни одного столкновения между фран-

цузскими и немецкими войсками, которое заслуживало бы

упоминания. «Пятая колонна» использовала отсутствие

английских войск для агитации среди солдат. «Где же

англичане?» — раздавались со всех сторон раздраженные,

негодующие голоса.

Даладье, разумеется, реорганизовал свой кабинет. На-

конец-то, с большим опозданием, Жорж Боннэ был уда-

лен из министерства иностранных дел. Даладье взял и этот

портфель себе. Боннэ перешел в министерство юстиции,

где он укрывал от преследований агентов «пятой ко-

лонны».

Около середины сентября мой редактор получил досто-

верные сведения о том, что Боннэ создал солидный фонд,

предназначенный для ведения кампании за соглашение с

Германией. Это движение возглавлялось двумя группами

политических деятелей. Около пятнадцати депутатов груп-

пировалось вокруг Марселя Деа. Человек тридцать других

парламентариев образовали вторую группу вокруг бывше-

176

го премьера Лаваля и Адриена Марке, депутата и мэра

Бордо. Боннэ был чем-то вроде связиста между обеими

группами. Он и Лаваль в основном финансировали все эти

интриги.

Первые два заседания Верховного военного совета

состоялись в этот начальный период войны. Чемберлен в

сопровождении нескольких своих министров встретился с

Даладье «где-то на территории Франции». Темой их бесед

служили отчаянные мольбы поляков о помощи, необходи-

мость ускорить ход мобилизации в Англии и дальнейшая

политика в отношении Италии и России. Премьер-мини-

стры решили воздержаться от посылки самолетов в Поль-

шу, ибо там все равно уже не вернуть потерянного, и про-

должать наступление французской армии на Западном

фронте с целью отвлечь немецкие силы от востока, но из-

бегая при этом всякого риска. Чемберлен говорил о труд-

ности проведения мобилизации в Англии из-за недостатка

обученных офицеров, а также отсутствия снаряжения для

новых войск. Было достигнуто соглашение относительно

новых попыток отдалить Италию от Германии. Предпола-

галось отдать Муссолини порт Джибути, пойти на терри-

ториальные уступки в Британском Сомали, а также на

увеличение итальянских акций и мест в управлении Суэц-

ким каналом и на расширение итальянских прав в Тунисе;

предполагалось также предоставить Муссолини огромные

кредиты.

Генерал Вейган получил звание командующего фран-

цузскими силами в Сирии.

В середине сентября Красная Армия вступила в

Восточную Польшу. После этого русский посол в Париже

поставил в известность Даладье, что Советская Россия

намерена оставаться нейтральной.

Пока польская кампания подходила к концу, Даладье

не терял времени: он совещался с генеральным штабом и

министром внутренних дел Альбером Сарро о мерах по

борьбе с коммунистами. Один из помощников Даладье

рассказал мне, что премьер при обсуждении этого вопро-

са вступил в ожесточенный спор с генералом Гамеленом.

Гамелен возражал тогда против роспуска коммунистиче-

ской партии. Он считал, что каждый десятый человек в

армии — коммунист и что подобный акт может вызвать

широкое недовольство даже среди тех рабочих, которые

не симпатизировали коммунистам. Он боялся ухудшения

/77

морального состояния войск, но, в конце концов, подчинил-

ся воле Даладье. Сарро в прениях поддерживал премьера.

Коммунистическая партия была объявлена вне закона.

Варшава пала. В тот же самый день французские

войска начали отступать с «ничьей земли», куда они ча-

стично продвинулись. Они вернулись на линию Мажино.

Следующий этап охватывает весь октябрь и ноябрь

до начала русско-финляндской войны.

За эти месяцы французские газеты, за небольшим ис-

ключением, стали открыто называть русских «врагом но-

мер первый». Германия была разжалована на второе ме-

сто. Помню, один из членов британского парламента ска-

зал мне как-то на митинге в Париже: «Читаешь фран-

цузскую прессу, и создается впечатление, будто Франция

воюет с Россией, а с немцами она разве что находится

в натянутых отношениях».

В начале октября Гитлер выступил в рейхстаге с ре-

чью, в которой он огласил свои «последние мирные пред-

ложения». Через несколько дней мы получили по почте в

адрес редакции листовку, по всем данным отпечатанную

за границей, она содержала основные пункты предложений

Гитлера. Листовки эти, видимо, распространялись по всей

Франции во множестве тысяч экземпляров. Впоследствии

полиции удалось установить, что листовки были конт-

рабандой ввезены во Францию через Швейцарию с по-

мощью группы членов «Боевых крестов», проживавших на

франко-швейцарской границе, близ Женевы.

В октябре был окончательно подписан франко-англий-

ско-турецкий пакт о взаимопомощи.

На внутреннем фронте последовало издание новых де-

кретов, возложивших огромные тяготы на трудящиеся

массы, в первую очередь на рабочих. Это вызвало серьез-

ное недовольство на заводах, главным образом потому,

что военные прибыли не подвергались дополнительному

обложению.

Марсель Деа, опубликовавший листовку с требова-

нием немедленного и безусловного мира, был допрошен

следователем и отпущен. Через некоторое время дело

против него было прекращено.

178

Бывший член исполнительного комитета социалистов,

профессор Зоретти, распространял в кулуарах парламен-

та и по редакционным кабинетам разоблачительное письмо.

Зоретти был исключен из социалистической партии за то,

что пытался через одного швейцарского социалиста по-

будить II Интернационал выступить с предложением о

мирных переговорах. Ныне Зоретти доказывал, что Поль

Фор был связан с ним в этом деле и что сам Фор нахо-

дился в тесном контакте с Лавалем. Из документов Зо-

ретти также явствовало, что вмешательство этих двух по-

литических деятелей воспрепятствовало назначению Блю-

ма вице-премьером, а Эррио — министром иностранных дел

в кабинете Даладье при его реорганизации. Разоблачения

эти не были лишены некоторого мрачного юмора, посколь-

ку Зоретти приводил также антисемитские высказывания

Поля Фора по адресу Леона Блюма.

Тем не менее Фор и Лаваль продолжали оставаться

советчиками Даладье.

Перемены в кабинете Муссолини вызвали восторг во

французской прессе, в них видели признак того, что дуче

намерен исключить из состава своего правительства все

прогерманские элементы. Две газеты, пытавшиеся выска-

зать противоположное и, как показали последующие собы-

тия, правильное мнение, были подвергнуты жесточайшей

цензуре и получили предупреждение о закрытии.

Ноябрь начался новой тревогой. Разнеслись слухи о

том, что немецкие армии собираются занять Голландию и

Бельгию. Как-то ранним утром, около пяти часов, меня

разбудил звонок из министерства иностранных дел. Отту-

да сообщали, что вторжение в Голландию уже началось.

Но это была ложная тревога. По версии, имевшей хожде-

ние на Кэ д'Орсэ, генералам удалось отговорить Гитлера

от похода. Вернее всего, слухи о предстоящем напа-

дении на Голландию распространялись по указке Геббель-

са, это был один из приемов «войны нервов». Анало-

гичные слухи циркулировали постоянно, держа военное и

политическое руководство в состоянии нервного напряже-

ния; когда же начинались действительные события, они, к

сожалению, неизменно заставали Францию врасплох.

В правительстве отношения между премьером Даладье

и министром финансов Рейно были натянуты до крайности

благодаря растущему влиянию Рейно. Этого вертлявого

и зоркого «сторожевого пса казначейства» в парламент-

119

ских кругах именовали «дофином», так как все были уве-

рены, что в ближайшем будущем он унаследует мантию

Даладье. Чтобы положить конец растущему влиянию Рей-

но и его продвижению в премьеры — эта мысль станови-

лась все более популярной в палате, — Даладье услал его

в Лондон с важными экономическими предложениями.

Переговоры Рейно с английским министром финансов

сэром Джоном Саймоном закончились соглашением, изло-

женным в общих туманных фразах. Неудача Рейно была

использована Даладье, чтобы на время умерить пыл его

сторонников.

Соперничество этих двух людей тяжело сказывалось

на работе кабинета. Однажды, когда два британских ми-

нистра приехали в Париж, Даладье не пригласил Рейно

на завтрак, устроенный им в честь гостей. Тогда англий-

ские министры нанесли визит Рейно в его министерстве,

но они сделали это до завтрака у Даладье. Это вызвало

у премьера такой взрыв ярости, что он чуть было не от-

менил приема англичан.

«Война нервов» оказывала свое влияние на палату

депутатов. Одни депутаты с большой нервозностью отме-

чали бездействие французской армии. Другие использо-

вали этот факт как аргумент в пользу мира. В сенатской

комиссии по иностранным делам Лаваль предпринял одну

из своих вылазок: он обрушился на правительство за не-

достаточно энергичные попытки договориться с Муссоли-

ни. Когда же его друг, Поль Бодуэн, вернулся из Рима

с пустыми руками, Лаваль потребовал разрыва дипломати-

ческих отношений с Россией. Он нашел себе союзников

в газетах «Тан», «Журналь де деба», «Матэн» и др. Эта

агитация велась с невероятным ожесточением и достигла

своей высшей точки к моменту начала военных действий

в Финляндии.

Следующие три месяца прошли почти целиком под зна-

ком этих событий. Третий период войны отмечен разнуз-

данной антисоветской кампанией.

Самые дикие фантастические измышления о развале

в Красной Армии распространялись французской печатью.

Парламентская группа Лаваля, ратовавшая за мир с Гер-

манией, энергично нажимала на Даладье, побуждая его

объявить войну России. Возможность в перспективе слия-

183