Симон Андре, Моруа Андре. О тех, кто предал Францию

Подождите немного. Документ загружается.

Глава II

ПРАВИТЕЛЬСТВО И НАРОД

Причина, по которой Петэны и Вейганы побоялись обра-

титься с призывом к народу, уходит корнями в глубь исто-

рии Франции. Французская революция разожгла пламя

ненависти, которое с тех пор не погасало, а временами —

в 1830, 1848, 1870 и 1936 годах — разгоралось с особен-

ной силой. 6 февраля 1934 года фашисты, представлявшие

интересы крупного капитала и действовавшие, весьма воз-

можно, по сговору с фашистами других стран, сделали

попытку навязать Франции свой режим. Попытка окончи-

лась провалом, а народ еще раз ответил на нее два года

спустя, когда на парламентских выборах Народный фронт

получил огромное большинство. К власти пришло социа-

листическое правительство Леона Блюма. Эксперимент

Блюма, наметившего широкую программу социальных ре-

форм, был весьма необходим, но этот эксперимент осуще-

ствлялся в очень трудный для Франции час. Французские

финансы были в плохом состоянии, а новая программа

требовала больших затрат. Ее можно было бы провести,

если бы страна имела время приспособиться к новой со-

циальной перестройке.

Рассчитывая на правительство Блюма, рабочие хотели

добиться осуществления широких требований в слишком

короткий срок. Забастовки на некоторое время парализо-

вали промышленность Франции. Блюм допустил также

большую ошибку, установив 40-часовую рабочую неделю

в то время, когда Франция нуждалась в максимальном

расширении производства для ответа на германскую

угрозу и итальянские провокации. Отношения между круп-

ными предпринимателями и рабочим классом все более

обострялись. В воздухе пахло гражданской войной. Гер-

мания и Италия спешили использовать ситуацию и осуще-

ствить программу экспансии прежде, чем Франция вновь

наладит нормальную жизнь. Тревожное положение внутри

и утечка золота из страны, объяснявшаяся усиленным вы-

возом капиталов, чрезвычайно ослабляли позицию Блюма,

несмотря на то, что за ним было парламентское большин-

ство. При таких условиях Франции трудно было вести

твердую внешнюю политику, и она все больше попадала в

зависимость от Англии.

Обострение вражды между правыми и левыми повлек-

201

ло за собой тяжелые последствия. В парламенте положе-

ние было неустойчивое, так как политики переходили из

одной группировки в другую, стараясь обеспечить боль-

шинство то правым, то левым. Видные деятели публично

оскорбляли друг друга; в кафе дело доходило до потасо-

вок; даже на файв-о-клоках в дамских гостиных темпера-

тура поднималась до точки кипения. В трусливых душон-

ках промышленников, банкиров, клерикалов и чиновников

снова проснулся старый страх перед простонародьем.

Противоречия и ненависть были так глубоки, что в послед-

ние дни независимости Франции, перед самым перемирием

с Германией, в Бордо раздавались голоса: «Лучше Гитлер,

чем Блюм». До самого конца находились люди, которые,

подобно Вейгану, ничего так не боялись, как народного

восстания, возглавленного коммунистами. Они предпочита-

ли принять германские условия. Когда Франция была уже

на волосок от поражения, полиция продолжала охотиться

за коммунистами и сочувствующими им, тогда как год на-

зад она не принимала никаких мер против сторонников

фашизма, подтачивавших моральное состояние общества.

Блюм должен был уйти в отставку, главным образом,

из-за враждебной позиции сената. Власть перешла к ра-

дикал-социалистам, которые порвали с Народным фрон-

том. Лидером радикал-социалистов был Эдуард Даладье.

Если бы Даладье был сильным человеком, он мог бы соз-

дать национальное правительство и во-время объединить

страну. Но ему было далеко до Наполеона. Кто-то про не-

го сказал, что у него голова быка с глазами коровы. Да-

ладье стал министром национальной обороны и слугою

французского генерального штаба. Он полностью солида-

ризировался со взглядами армейской верхушки. Какие бы

сомнения ни возникали у французов, когда они слышали

о формируемых немцами мощных механизированных ди-

визиях, их всегда успокаивали магическим заклинанием:

«Линия Мажино!»

Глава III

ЛИНИЯ МАЖИНО

Вера в линию Мажино поощряла Францию к пассив-

ности как в области дипломатии, так и в области военной

стратегии. Такая политика была гибельной перед лицом

гитлеровской энергии и гитлеровских притязаний. Первым

202

указанием на то, что Франция решила проводить тактику

«отсиживания» за линией Мажино, был ее образ действий

в 1936 году: Германия ввела войска в ремилитаризован-

ную Рейнскую область, а Франция, если не считать усиле-

ния крепостных гарнизонов, сохранила полную пассив-

ность.

С этого момента союзникам Франции — Чехословакии,

Югославии и Польше — стало ясно, что в случае внезап-

ного нападения Германии надежды на помощь мало. Гер-

мания построила линию Зигфрида, и Франция была ли-

шена возможности оказать действенную помощь своим

союзникам в Европе. Франция перестала быть первоклас¬

ной державой. Кэ д'Орсэ и правительство прекрасно по-

нимали, какое значение будет иметь ремилитаризация

Рейнской области. Почему же Франция не реагировала

более энергично? Гитлер по обыкновению удачно выбрал

момент. Через два месяца во Франции должны были со-

стояться парламентские выборы. Альбер Сарро был главой

промежуточного правительства, а Фланден — министром

иностранных дел. Когда они убедились, что английское

правительство не склонно обещать Франции помощь, они

решили не предпринимать никаких шагов. С тех пор Гит-

лер больше не оглядывался по сторонам. Если бы Фран-

ция была достаточно независимой от Лондона, она почти

наверняка могла бы остановить германские дивизии и пре-

сечь германскую политику экспансии. Англии так или ина-

че пришлось бы поддержать Францию. Но Франция не

была готова итти на риск.

С этого момента во Франции начало расти влияние

изоляционистов — Боннэ, Фландена, Лаваля и им подоб-

ных, а когда в июне 1936 года к власти пришло прави-

тельство Народного фронта, изоляционисты стали интри-

говать за его спиной. Франция, словно старая черепаха,

втянула голову в панцырь — спряталась за линией Мажи-

но. Германия получила свободу рук в остальной Европе,

а Италия стала ухаживать за Югославией; Чехословакия,

а затем и Польша подпали под власть Германии. В за-

ключение Германия, выбрав удачный момент, направила

удар против Франции.

Вера в линию Мажино губительно подействовала на

Францию. Французы слишком полагались на неприступ-

ность своих укреплений, забывая, что, по желанию Бель-

гии, они не продолжили линию Мажино вплоть до самого

203

моря, то есть к северу от Лонгви и Монмеди, вдоль люк-

сембургской и бельгийской границ. Даже в течение восьми

месяцев «фальшивой войны» мало что было сделано для

укрепления этого слабого звена французской системы обо-

роны. Немцы же самым тщательным образом готовили

удар по наиболее уязвимому пункту.

В первые «тихие» месяцы войны я побывал на фронте

в качестве военного корреспондента. Офицеры с величай-

шей охотой показывали мне оборонительные укрепления.

В одном из пунктов, к северу от Страсбурга, некий пол-

ковник — подлинный энтузиаст своего дела — водил меня

из одного бетонного укрытия в другое. День и ночь лихо-

радочно работали солдаты, возводя новые сооружения.

— Неплохой бетон, — бормотал все время полковник,

пока мы с ним пробирались через лес по берегу Рейна. —

Нет, куда им! Не прорвутся. Замечательный бетон!

Я спросил:

— Ну, а германские бетонные сооружения по ту сто-

рону Рейна так же хороши, как ваши, или нет?

— О, нет! — сухо отрезал полковник. — Даже и срав-

нивать нельзя.

— А почему бы тогда вам не атаковать немцев преж-

де, чем они успеют укрепиться лучше?

Полковник усмехнулся и с упреком посмотрел на меня,

словно я высказал непозволительную ересь и он только

по снисходительности не обижается на меня. Он ничего

не ответил. А правда заключалась в том, что никто не

хотел атаковать. Обе стороны только и знали, что возво-

дили всякие новые сооружения, и так продолжалось

до тех пор, пока немцы не взяли в свои руки инициати-

ву. На обоих берегах Рейна кипела работа; очень часто

противники работали на виду друг у друга, но ни немцы,

ни французы не стреляли. Лишь по вечерам они обмени-

вались несколькими залпами — просто чтобы рассеять ску-

ку. Я ночевал в надежном укрытии на передовой линии

укреплений, а утром решил прогуляться вдоль траншей и

дошел до часового, стоявшего у самой реки. На противо-

положном берегу молодой немец, обнажившись по пояс,

умывался речной водой. Меня несколько раздражало, что

он так спокойно совершает свой утренний туалет, когда

с другого берега на него смотрят два пулемета. Я спро-

сил французского часового, почему он не стреляет. Он,

повидимому, изумился моей кровожадности.

204

— Да ведь они нескверные люди, — ответил он. — А

потом, если мы будем стрелять, они тоже откроют огонь.

Мысль, что немцы «нескверные люди», была для меня

нова, а особенно в устах французского солдата. Я заин-

тересовался, что думает обыкновенный французский сол-

дат, когда он наблюдает, как немцы умываются по ут-

рам, а по вечерам прислушивается к сентиментальным

немецким песням под аккомпанемент концертино. Фран-

цузским солдатам больше нечего было делать, как изо

дня в день наблюдать за жизнью немцев и докладывать

по начальству. Когда концертино умолкало или маленькая

белая собачка не бегала больше вверх и вниз по бepery,

они знали, что германский пост сменился, и начинали изу-

чать в подзорную трубу новых пришельцев. Мне казалось,

что между наблюдателями с обеих сторон возникает свое-

образная близость. Французы обычно вставали по утрам,

чтобы взглянуть на большие полотнища, выставленные

вдоль германских передовых застав, с надписями: «Мы

не хотим воевать с вами», «Где англичане?» или: «Англи-

чане прохлаждаются с вашими женами дома». Целый

день громкоговорители извергали такие же лозунги. С

точки зрения французских официальных кругов, эта про-

паганда была настолько грубой и смехотворной, что она

не оказывала никакого воздействия на французских сол-

дат. Но я сильно усомнился в этом, когда увидел, какую

скучную жизнь вели солдаты на фронте вдали от своих

семей. Если не всем, то во всяком случае части солдат

эта война должна была казаться бесцельной, и пропаган-

да под лозунгом «За что вы воюете?» могла иметь неко-

торый успех. Я спросил полковника, отвечает ли он на

эту пропаганду. «Нет, — сказал полковник. — Война —

серьезное дело, мы не занимаемся такими глупостями».

Но нынешняя война была войной нового типа, а этот

пожилой офицер запаса еще думал мыслями 1914 года.

Даже если бы пропаганда оказала слабое воздействие

на германских солдат, она могла бы подействовать на

самих французов. Немного остроумия рассеяло бы скуку

во время бесконечного рытья окопов на берегах Рейна,

оживило бы настроение в казематах, в которых почти

нигде нельзя было стоять выпрямившись и которые в

июне — во время половодья на Рейне — начало заливать

водой. Почему последнее слово обязательно должно быть

за врагом?

205

Такую же «дружбу» можно было наблюдать на самой

линии Мажино вплоть до начала июня.

Я посетил форт близ Лонгви, к юго-востоку от Мон¬

меди — северной оконечности линии Мажино. Дальше

шла уже относительно слабая линия укреплений, которую

немцы прорвали в мае. Они пробовали сначала прорвать-

ся у Монмеди, но французские орудия причинили им

большие потери. Наш форт врезывался подобно мысу в

неприятельскую территорию. Я стоял на залитом солнцем

возвышении, откуда были видны германские линии. Фран-

цузские солдаты на глазах у неприятеля возводили прово-

лочные заграждения.

— И немцы не стреляют? — спросил я. Я не мог удер-

жаться от этого вопроса, хотя заранее знал ответ. Но по-

сле майского прорыва и вторжения немцев в северную

Францию я никак не ожидал такого благодушия на

фронте.

— Они тоже работают, и мы не стреляем в них, если

они нас не трогают, — ответил сопровождавший меня

молодой капитан.

Мы присели и стали наблюдать клубы дыма, подымав-

шиеся за германскими передовыми постами: это француз-

ская артиллерия пристреливалась к возможной цели.

— Сегодня ночью будет перестрелка, — сказал капи-

тан. — Германская артиллерия уже пристрелялась.

Я заметил, что в деревне, где стояли немцы, — она

была не больше, чем в четверти мили от нас, — все дома

были целы. Но я решил не задавать больше нескромных

вопросов. Нам надоело жариться на солнце, и мы спус-

тились в казематы линии Мажино. Это было похоже на

спуск в угольную шахту. Мы нырнули на лифте в недра

земли, а затем прошли около мили тоннелем; по дороге

нам попадались солдаты на велосипедах и электрические

поезда, перевозившие по узкоколейке амуницию.

На линии Мажино солдаты работали, ели и спали под

землей. Они редко выходили на солнце. Если их выводили

наверх — глотнуть свежего воздуха, они, вероятно, чув-

ствовали себя, как люди, которых подставляют под пули.

Когда меня угощали коньяком в офицерской столовой

(тоже под землей), я сказал: — Пожалуй, эти укрепле-

ния действительно неприступны.

— Да, можете не сомневаться, — был ответ.

206

Разговор этот происходил 1 июня, а 14 июня — в

день вступления немцев в Париж — была прорвана и ли-

ния Мажино.

Таков был конец одной из легенд нашего времени —

легенды о неприступности линии Мажино. Наивная вера

французского генерального штаба в эти укрепления —

одна из причин трагедии 1940 года, закончившейся раз-

громом Франции.

Французский генеральный штаб не мог не знать, что

германские войска попытаются прорваться в долине реки

Маас, так как этот район был одним из самых слабых в

системе французской обороны. Еще несколько лет тому

назад де Голль в своей книге писал:

«Высоты на рубеже Мозеля и Мааса, граничащие с одной

стороны с Лотарингским плато, а с другой — с Арденна-

ми, представляют, правда, значительные препятствия. Но

эти реки неглубоки, и достаточно одной ошибки, какой-

либо неожиданности или минутной оплошности, чтобы

потерять эти позиции и обнажить свой тыл при всяком

отступлении в Эно или во Фландрии. На этих низких

равнинах не найти никакой естественной преграды, на

которую могла бы опереться линия сопротивления; там

нет линии господствующих высот и нет рек, текущих

параллельно фронту. А еще хуже то, что географические

условия благоприятствуют нападающему, предоставляя ему

многочисленные пути для вторжения, как, например, до-

лины рек Мааса, Самбры, Скарпы и Лисы; здесь реки,

шоссейные дороги и железнодорожные линии служат как

бы проводниками противнику».

Именно здесь немцы и сосредоточили свои атаки,

двигаясь на юг вдоль Мааса через Голландию и Бельгию

по линии Маастрихт — Льеж — Намюр на Рокруа, Мезьер

и Седан во Франции. Эту часть французской долины

Мааса защищали две армии: 9-я, под командованием ге-

нерала Корапа, а на правом фланге — в секторе Седана —

2-я, под командованием генерала Хюнтцигера. Армию

Корапа нельзя было назвать сильной. Генерал Корап не-

однократно обращался в штаб главного командования с

просьбами о дополнительных материалах для укреплений

и дополнительном вооружении для войск.

Посещавшим его военным корреспондентам он всегда

говорил одно и то же — нехватает припасов. Когда гер-

манские бронетанковые дивизии прорвались во Францию,

207

этого генерала сделали козлом отпущения; но действитель-

ная ответственность падает на генеральный штаб, как

было, на мой взгляд, достаточно ясно установлено рассле-

дованием, произведенным после прорыва.

Рейно произнес в сенате речь, в которой косвенным

образом подверг критике генеральный штаб. «Так как

Маас якобы трудно пересечь, — говорил он, — то эту реку

ошибочно рассматривали как грозное препятствие для

противника. Вот почему французские дивизии, на которые

была возложена защита Мааса, были малочисленны и

растянулись вдоль реки на большом расстоянии. А вдо-

бавок туда поставили армию генерала Корапа, которая

состояла из недостаточно обученных дивизий, слабо уком-

плектованных офицерским составом. Лучшие войска,

образующие часть левого фланга, были направлены в

Бельгию.

«Маас — река, которую трудно форсировать, но и труд-

но защищать. Фланговый пулеметный огонь невозможен, и

подвижные войска могут здесь легко просачиваться. К

этому можно добавить, что более половины пехотных

дивизий армии Корапа еще не достигли Мааса, хотя они

двигались по кратчайшему пути. Но и это еще не все.

Вследствие невероятных ошибок, виновники которых по-

несут наказание, мосты через Маас не были разрушены.

По этим мостам прошли германские бронетанковые диви-

зии, которым предшествовали бомбардировщики, атако-

вавшие разбросанные дивизии, плохо укомплектованные

кадрами и плохо подготовленные к таким атакам. Легко

понять теперь разгром и полную дезорганизацию армии

Корапа.

«Так была сломана ось, на которую опиралась француз-

ская армия... На нашем фронте образовалась брешь про-

тяжением в 60 миль. В эту брешь ворвалась германская

армия, состоящая из моторизованных дивизий, которые,

осуществив широкий прорыв в направлении Парижа, по-

вернули на запад — к морю, выйдя в тыл всей нашей си-

стеме укреплений вдоль франко-бельгийской границы и

угрожая войскам союзников, действовавшим еще в Бель-

гии. Приказ об отступлении этих войск был дан лишь ве-

чером 15 мая».

Об условиях борьбы за Маас знал любой армейский

офицер, знакомый с топографией. И, несмотря на все, ге-

неральный штаб возложил защиту этого района на слабую

208

армию. Аресты и, быть может, расстрелы генералов и

других лиц командного состава не снимают ответственно-

сти с Гамелена и генерального штаба. Их план состоял

в том, чтобы помочь бельгийцам защищать свои границы

и именно здесь создать линию фронта. Но им давно было

известно, что в Бельгии настроения неопределенные и что

на короля Леопольда нельзя с уверенностью рассчиты-

вать как на друга Франции.

Глава IV

ВТОРЖЕНИЕ НА ЗАПАД

В ночь с 9 на 10 мая немцы вторглись в Голландию.

Они применили при этом необычные и довольно изобре-

тательные методы. Рассказы прибывших во Францию бель-

гийских и голландских беженцев о парашютистах вселяли

страх, вызывали смятение и порождали такую же дезор-

ганизацию, как если бы германские парашютисты призем-

лились уже во Франции.

На рассвете 10 мая немцы перебросили на гидропла-

нах на реку в Роттердаме около 50 солдат в голландской

форме. Солдаты пересели в резиновые лодки и захватили

мосты, но были, повидимому, перебиты или взяты в плен.

В Гааге немцы тоже появились переодетыми в форму

голландских солдат и начали стрельбу с крыш. Когда же

на крыши поднялись настоящие голландские солдаты, они

были приняты за немцев и попали под огонь своих же со-

отечественников. Противовоздушная оборона была возло-

жена на бойскаутов, но несколько человек из них оказа-

лись немцами и открыли стрельбу по голландским вой-

скам. В результате все бойскауты были взяты под подо-

зрение и противовоздушная оборона была свернута. Одно-

временно был пущен слух (вероятно, представителями

«пятой колонны»), что по улицам города разъезжает гер-

манский автомобиль, разбрасывающий газовые бомбы.

Проверить этот слух не удалось, но все только и делали,

что высматривали этот автомобиль. Солдаты из дворцовой

охраны были отравлены папиросами, пропитанными ядом.

Горничные-немки, уехавшие несколько месяцев тому на-

зад на родину, снова оказались в Голландии, причем они

ухитрились провезти в корзинках с продуктами ручные

гранаты, предназначенные для «пятой колонны» и герман-

209

ских солдат. Словом, никто не знал, где друзья и где

враги.

Германских парашютистов можно было разделить на

три категории:

1. Хорошо обученные солдаты, снабженные подробными

картами той местности, где они приземлялись, точно звав-

шие, где и как им найти свои части. Они имели адреса

лиц, симпатизирующих национал-социализму. Как видно

из найденных при них документов, им было приказано

«пропускать всех, кто предъявит удостоверение с фото-

графией, подписанное начальником германской полиции».

2. Оголтелые молодые национал-социалисты, жаждав-

шие кровавых подвигов. Спустившись, они начинали стре-

лять без разбора направо и налево — в женщин, в детей,

овец и т. д. Некоторые, расстреляв все патроны, разра-

жались слезами. Один из них спустился в костюме сестры

милосердия, под которым было спрятано несколько ручных

гранат.

3. Молодые парашютисты, спускавшиеся на землю

группами. Они обычно сдавались тотчас же после призем-

ления.

Когда таким путем было создано замешательство, нем-

цы перебросили в Голландию на транспортных самолетах

целую дивизию — около 17 тысяч человек. Парашютисты,

за которыми следовали войска, перебрасываемые на ста-

рых самолетах, захватили аэродромы, правда, отбитые за-

тем голландцами. Большой воздушный десант высадился

на побережье в Шевенингене. Часть германских солдат

пересекла границу на бронемашинах, окрашенных, как

голландские. Захват моста у Мурдейка принес немцам на-

иболее существенные результаты. Этот мост хорошо охра-

нялся, так как путь через него вел в самое сердце Гол-

ландии. Немцы высадились к югу от моста. Они были

одеты в голландские мундиры и подъехали к мосту в

голландских автомобилях. Им удалось убедить охранявший

мост отряд в том, что им поручено передать приказ гол-

ландского командования, согласно которому отряд должен

отойти к пункту, расположенному несколько южнее. Гол-

ландцы без единого выстрела отошли, и немцы тотчас же

завладели мостом. Когда голландское командование узнало

об этом, оно приказало отряду, состоявшему из двухсот

210