Сидорцов В.Н., Нечухрин А.Н., Яскевич Я.С. и др. Методологические проблемы истории

Подождите немного. Документ загружается.

основе высшей национальной идеи и самостоятельности спо-

собствует динамичной эволюции мировой культуры и цивили-

зации в целом. Это не противоречит идее глобализации жизнен-

ного мира и современной истории, ставшей одной из централь-

ных тем 90—х гг. Глобализация представляет собой сложный и

многомерный процесс, проявляющийся в экономической, по-

литической, информационной и культурной универсализации,

когда территориальность исчезает как организующий принцип

социальной и культурной жизни

. Заметим, что в данном случае,

скорее, следует говорить об осмыслении диалектики локального

социально-культурного своеобразия и всемирного единства, а не

об обосновании некоего «особого пути», отделяющего славянский

мир от остального.

Фундаментальную роль в становлении белорусской государ-

ственности играют культурные традиции, которые актуализируют

национальную историческую память, гарантирующую преемст-

венность общечеловеческого и культурного прогресса, приобще-

ние к культурно-исторической жизни народа, формирование чув-

ства укорененности в своей отчизне, патриотизма и ответствен-

ности за нее, заботы о своем «доме». Белорусский человек, как и

русский, глубоко общественное существо, предпочитающее решать

свои проблемы «всем миром».

Белорусская культура, подобно русской, формировалась как

культура синтетическая, как культура, которая достаточно легко

ассимилировала в себе влияния других культур. В силу своего гео-

графического положения она в значительной степени толерантна

и восприимчива к чужой/иной позиции, а следовательно, дина-

мична и мобильна в своих содержательных аспектах. Беларусь,

как и Россия, всегда выступала как неповторимое единство двух

начал, активного и пассивного, в силу своей устремленности

духовными интенциями на Запад и укорененности материальных

оснований в общинных укладах Востока.

В белорусской культуре имеются реальные предпосылки для

осуществления гармоничного единства восточной и западной

традиций по отношению к природе. В контексте современной

экологической проблематики, связанной с постчернобыльским

существованием наших народов, осуществляется пересмотр сущест-

вующих ценностей и идет поиск новых мировоззренческих ориен-

таций, и, в частности, отказ от использования силы по отноше-

нию к природе, характерной для западноевропейской цивилизации

в отличие от восточной культуры, где воплощались идеи гармонии

человека и природы, бережного к ней отношения. Такие пред-

ставления о гармоничном взаимоотношении человека и природы,-

отказ от использования силы по отношению к природе, человеку,

и обществу в целом, формирование толерантности и взаимопони*

мания, поиск консенсуса между человеком и остальным миром,

которые утверждаются в силу чернобыльской трагедии в совре-,

менной культуре, могут стать ведущими аксиологическими осно-

ваниями будущего цивилизационного развития. Уникальная и

неповторимая национальная культура, опирающаяся на нацио-

нальные духовные принципы, способна стимулировать духовно

возвышающие человека ценности.

В становлении государственности важное место занимают

приоритеты социально-политической консолидации общества,

основывающиеся на:

- реализации демократических принципов разделения зако-

нодательной, исполнительной и судебной ветвей власти;

- соблюдении прав и политических свобод человека;

- адаптации демократических традиций мировой социально-

политической практики;

- гарантированном участии граждан в управлении и реальном

влиянии на принятие решений в политической и социально-эко-

номической сферах, преодолении отчуждения власти от народа;

- сохранении традиционных демократических ценностей;

- стремлении к созданию правового государства, политического

плюрализма, создании демократических стабильных режимов;

- ориентации на интеграцию Беларуси, России, стран СНГ.

Сфера политической жизни требует от субъектов власти высо-

кой профессиональной подготовки и компетентности, ответствен-

ности и индивидуальности, умения владеть собой, не поддаваться

изнуряющим сомнениям и тревогам, веры в свои способности и

силу характера, что помогает выдержать напряженность и хитро-

сплетения политической борьбы. «Гладиаторы власти», добиваю-

щиеся успехов на политическом олимпе, способны к рациональ-

ному риску, разумной агрессивности, обладают потребностью в

самоутверждении и доминировании над другими, способны умело

сочетать открытость и тайную дипломатию, особое искусство

маски и лавирования.

Приоритетным требованием профессиональной и психоло-

гической подготовки субъекта власти является реализация прин-

ципа единства политических действий и морали. Противопостав-

ление политики и морали исчезает при понимании того, что тре-

бование морали в политике должно освящаться законом, что этика

ответственности при принятии судьбоопределяющих решений

должна выступать в единстве с этикой убеждения, нацеленной

н,1 исключение из политики деяний, противоречащих закону,

мня бы на первый взгляд и ориентированных на самые высокие

и священные принципы.

11родолжение демократизации белорусского общества и дости-

жение политической консолидации и стабильности предполагает

постепенный переход к подлинному народовластию; гарантию

свободного политического выбора, создание и развитие частной

собственности; Численное наращивание среднего класса; совер-

шенствование государственно-правовых механизмов, гаранти-

рующих устойчивость политического развития общества и баланс

интересов социальных групп.

Для формирования устойчивой и ценностно-ориентирован-

ной государственности важен высокий приоритет научной ра-

циональности и «просвещенной творческой элиты» в экономике,

политике, культуре, образовании при обосновании социально-

политических и экономических моделей развития общества, от-

каз от догматизма и апологетики, слепого копирования запад-

ных образцов и создания социальных мифов. Современная наука,

и в частности такая ее междисциплинарная область наследования,

как синергетика, рассматривает различные системы

—

природные,

социальные, экономические и другие

—

как сложные саморазви-

вающиеся и самоорганизующиеся.

При оперировании сложными социальными процессами осо-

бое значение имеет не сила, не силовое давление, а гибкая, пра-

вильная топологическая конфигурация, учет кооперативных эф-

фектов, происходящих в обществе.

Из этого следует, что без государственного управления и регу-

лирования сложными социальными процессами (экономиче-

скими, политическими) невозможно устойчивое динамическое

состояние общества, необходим конструктивный синтез компо-

нентов планирования с наличием демократических свобод, «сте-

пени свободы», «веера возможных выборов» развития различных

сфер культуры и экономики, их многовариантного развития, а не

однозначно заданного вектора. Согласно синергетике будущее

состояние системы открыто, оно детерминировано настоящим,

и вместе с тем будущее присутствует

действительности. Динамика

социальных процессов определяется не только прошлым состоя-

нием системы, но и будущим. «Память о будущем», воспоминания

о будущем заложены в свойствах самой среды. Наши установки

сейчас нас ориентируют, образцы процессов задаются до самих

процессов. Детерминация будущим может сыграть решающую роль

(«Прошлое еще впереди»

—

пронзительно прочувствовала и от-

метила М. Цветаева).

Таким образом, консолидирующая идея русского и белорус-

ского общества в процессе становления государственности не яв-

ляется единой и единственной идеологической конструкцией. Для

того чтобы она выступила в роли стабилизирующего и консолиди-

рующего Начала общества и стала частью личностного переживания

современного человека, подобная объединяющая идея должна:

- включать в себя такие приоритетные компоненты, которые

затрагивают жизненна важные ценности каждого человека и

государства в целом; национальные интересы, обеспечивающие

безопасность и суверенитет государств, их независимость;

- предусматривать создание динамично развивающейся, со-

циально ориентированной и наукоемкой экономики;

- ориентироваться на социальную защищенность каждого

гражданина, высокий статус культурно-духовных ценностей и

традиций общества;

- осознавать особую миссию белорусского и русского народов в

единении современной цивилизации, в выполнении ведущей роли

творческого посредника между Востоком и Западом в силу соответ-

ствующего геополитического статуса Беларуси и синтетичности

ее культуры.

Ориентация на эти приоритеты будет способствовать граждан-

скому единению общества, его консолидации, духовному оздоров-

лению и сплочению, рациональному выбору исторического раз-

вития в XXI в.

Контрольные вопросы

Назовите известные Вам подходы

исследованию динамики челове-

ческой истории.

2. В

чем состоит специфика линейной интерпретации социальной

ис-

тории ? Охарактеризуйте

ее

истоки

назовите

ее

последователей.

Какова сущность цивилизационно-культурологического (нелинейного)

подхода

анализу истории общества? Назовите представителей

этого

подхода.

Следует ли формационный

цивилизационно-культурологический

под-

ходы

по

отношению

крупномасштабному членению исторического

про-

цесса рассматривать

как

взаимоисключающие? Обоснуйте свой ответ.

Каким образом,

на

Ваш взгляд, должен строиться диалог культуры

цивилизаций

современном мире ?

Каково содержание понятия «геополитика» ?

7. Назовите известные Вам неклассические цивилизационно-культурологи-

ческие концепции

современной геополитике.

Каковы,

Вашей точки зрения, современные приоритеты

и консо-

лидирующие идеи белорусского общества ?

1.4. ПОСТМОДЕРНИСТСКИЕ КОНТУРЫ

ИСТОРИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ

Ключевые слова

Ситуация постмодерна, «конец истории», историцизм,

новый исто-

рицизм, деконструктивизм, постструктурализм, «антропологический

поворот», «лингвистический поворот»,

дискурс,

культурная история.

Вопросы для обсуждения

/. Смысл

направленность истории

свете постмодернистского влия-

ния

на

историографию: «конец истории»

и отказ

от глобальных объяс-

нительных

схем.

Деконструктивизм

постструктурализм

историографии:

идеи,

подходы,

методы.

Перспективы «лингвистического поворота»

историографии.

Эволюция историцизма

в.

Постмодерн: ситуация и концепция

Несколько последних десятилетий показывают значительные

изменения в историческом сознании и новые тенденции в исто-

риографии, связанные с переосмыслением ставших уже тради-

ционными направлений исследований и появлением новых ин-

тересов познания и стратегий в отношении истории. Антрополо-

гизация исторической науки, «лингвистический поворот», про-

цесс конструирования междисциплинарных объектов определяют

сегодня лицо этой новой историографии.

Эти черты часто связывают с проявлениями общей ситуации

постмодерна. Следует сказать, что постмодерн как ситуация и

постмодернизм как ее концепция возникали во 2-й половине

XX в. и тесно связаны с понятием «модерн» не только названием

(«после

модерна»), но и основными идеологическими концеп-

циями, проблематикой, терминологией. На протяжении послед-

них 20—30 лет и историография, и историософия (теория исто-

рии) развивались под сенью теорий, связанных с герменевти-

кой, феноменологией, структурализмом, постструктурализмом,

деконструктивизмом, «новым историцизмом», феминизмом и

постфеминизмом, постмарксизмом и др. И если в философии

постмодернизм дает о себе знать в совершенно определенных

выражениях, то в исторической науке он принимает более ней-

тральные или кажущиеся несвязанными с ним формы.

Обращаясь к рассмотрению форм проявления постмодерна в

исторической мысли, следует заметить, что они тесно перепле-

тены с его общими характеристиками как социо-культурного

исторического феномена. Онтологические моменты, связанные

с постмодерном (как ситуации так называемого «конца исто-

рии», «конца идеологии»), служат постоянным предметом об-

суждения в историософии уже с 1970-х гг. Гносеологические же

аспекты завоевали сам*ое пристальное внимание со стороны идео-

логов «новых направлений»

—

антропологически ориентирован-

ной истории, социальной истории, культурной истории, а так-

же в рамках пограничных с историей дисциплин.Прежде всего,

насколько серьезно мы можем говорить о ситуации постмодер-

на на белорусской почве? Действительно, термин «постмодерн»

был практически неизвестен еще несколько лет назад, а сего-

дня он уже получил самое широкое распространение, войдя в

историографию как бы per se (так же, впрочем, как и «дискурс»,

«ментальность» и другие «иностранцы», не имеющие русских

эквивалентов). Некоторые даже сетуют на то, что «термин "пост-

модернизм" стал ходячим выражением даже раньше, чем воз-

никла потребность в установлении его смысла».

Возможно, поначалу «постмодернизм» и казался чем-то чуж-

дым нашей действительности, привнесенным с Запада, однако

уже в 1990-е гг. становится реальным определение его основных

выражений в отечественной историографии. Как и на Западе,

они связаны с тем влиянием, которое оказывают направления

исследований и методы, взятые на вооружение еще французской

школой «Анналов» и исторической антропологией, а также с об-

щей тенденцией перехода исторических исследований на микро-

уровень и, наконец, с так называемыми «лингвистическим» и

«антропологическим» поворотами. Кроме того, проявления пост-

модерна в историографии невозможно оценить в отрыве от общей

социально-политической и культурной ситуации.

Как выразился английский историограф Кейт Дженкинс, «се-

годня мы живем внутри общей ситуации постмодерна. И это не

подлежит нашему выбору. Потому что постмодерн

—

это не "идео-

логия" или позиция, которую мы можем выбирать; постмодерн

—

это наше условие существования, это наша судьба»

Ситуацию постмодерна невозможно представить без рассмот-

рения предшествующих условий, связанных с эрой так назы-

ваемого «модерна». Модерн как образ жизни стал своеобразным

экспериментом, выраженным в нескольких вариациях

—

либе-

ральном рыночном капитализме и социалистической версии

марксизма. Экспериментом, который проводился на протяже-

нии последних веков на социально-глобальном уровне и сопро-

вождался, как считают многие, неудачами или даже пораже-

ниями. Экспериментом, принесшим разочарование и недоверие

к самой возможности общего объяснения хода истории.

Лавина новых знаний и фактов, пришедших из областей естест-

венных наук и не вписавшихся в традиционные схемы, обруши-

лась на философов во 2-й половине XX в. и породила замеша-

тельство и эсхатологические настроения. Не будем следовать за

теми, кто разделяет эти настроения и, подобно американскому

обозревателю Д. Хоргану, говорит о конце науки (а также о конце

прогресса, философии, физики, космологии, эволюционной био-

логии, социальных дисциплин, в том числе истории), связанном

с разочарованием в ней как в способе познания

. Эра модерна

была не только сопряжена с огромными жертвами, которые чело-

вечеству пришлось принести, но и приблизила к нему ценности,

о которых оно мечтало тысячелетия

—

гражданские права, демо-

кратию, гуманизм. Однако даже избегая крайних эсхатологиче-

ских позиций, нельзя не заметить черту, объединяющую сегодня

многих идеологов постмодернизма - неприятие глобальных объяс-

нительных схем, настороженное или даже презрительное отноше-

ние к теории вообще, и теории истории в частности.

Эта черта подходит и к описанию ситуации, создавшейся в

отечественной историографии: начало постмодернизма, хотя и

с некоторым «опозданием», и с несколько иной подоплекой, сов-

падает в постсоветской историографии с тенденциями на Западе

Крушение марксистско-ленинской концепции истории образо-

вало нишу в историческом сознании людей, требовавшую запол-

нения. Ощущение «тотальности», целостности, незыблемости

жизни сменилось неуверенностью в завтрашнем дне. В результате

возникли многочисленные идеологические, религиозные, мисти-

ческие суррогаты, создававшие видимость возвращения «тоталь-

ности». В историософии, в свою очередь, появились и получили

широкое распространение попытки восполнить отсутствие «то-

тальной» объясняющей теории истории. Однако вместе с этим

необходимо отметить и тенденцию полного отказа от «универ-

салистских» схем исторического процесса, разочарование в воз-

можности создания глобальных объяснений в истории.

Таким образом, постмодернистские взгляды на «конец исто-

рии», скорее, можно было бы охарактеризовать как конец мо-

дернистских толкований истории, связанных с телеологическим

по своей сущности представлением о «заданности» истории как

постепенного неуклонного поступательного движения от низших

форм к высшим. Идеологи же постмодерна видят в истории движе-

ние без цели («movement without the aim»), движение, имеющее

ценность само по себе.

Постмодернизм характерен этой своей оппозицией «универса-

лизации» истории. Под влиянием постмодернизма идея об истори-

ческом прогрессе, который сопровождает человечество с древней-

ших времен (через первобытность, рабовладение, феодализм,

капитализм, памятные нам социализм и коммунизм), так сильно

укоренившаяся в исторических кругах постсоветского простран-

ства, даже без своей идеологической подоплеки, становится архаич-

ной. В связи с этим меняется представление и о смысле истории

—

и как процесса, и как области познания.

Не случайно мы подчеркиваем взаимосвязь проявлений пост-

модерна во всех аспектах человеческого существования

—

от со-

циально-экономических до художественных, научных, эстети-

ческих. Более того, сам термин «постмодерн» возникает как осоз-

нание «непохожести» последних десятилетий XX в. на предыду-

щие годы. Мы видим новые явления, многие из них еще не носят

окончательно оформленного характера, и все-таки их «новизна»

дает основание говорить об особом периоде новейшей истории.

После 2-й мировой войны происходит распад колониальной

системы. Народы стран Африки, Южной Америки, Азии идут

по пути самосознания, открывая Западу иные модели развития,

«не вписывающиеся» в европоцентристскую модель. В общем

процессе демократизации задействованными оказываются так

называемые «меньшинства» (определяемые так по расовому, рели-

гиозному, национальному, тендерному признакам).

Процесс самосознания, потребность в «своих» историях, откры-

тие тем и людей, до этого времени «спрятанных» от истории, при-

вели к оформлению новых предметных областей историографии,

освоению новых методов исследования, появлению иных подхо-

дов и направлений в исторической науке. Примерами этой тенден-

ции могут считаться устная история, история повседневности,

история семьи и, пожалуй, самое широкое и более всего свя-

занное с идеологией направление современных исследований

—

«женская история», а несколько позднее— «тендерная история».

Именно в 1990-е гг. становится реальным определение основ-

ных понятий постмодерна в историографии и его «персонифи-

кация» в исторической мысли.

Среди представителей современной историографии есть немало

и тех, кто не приемлет взглядов признанных корифеев постмодер-

низма

— Ж.

Дерриды,

Ж.

Лакана, М. Фуко, Ж. Делеза, Ж-Ф. Лиотара,

Ж. Бодрийара и других. Среди основных возражений, вызываемых

постмодернизмом, постструктурализмом, деконструктивизмом,

литературной критикой, главной, пожалуй, является ссылка на то,

что нет эмпирического применения их работам. Б. Эггер, напри-

мер, не скрывает своего удивления по поводу того, почему эти

«теоретики не показывают эмпирического (политического, культу-

рологического, социального) применения своим работам»

. Более

того, историки-практики зачастую сетуют на «извилистость», запу-

танность размышлений постмодернизма.

И все же большинство исследователей сегодня в той или иной

степени принимает постмодернистские, постструктуралистские

и деконструктивистские идеи, считая, что они могут помочь

обнаружить те ценности, интересы, условия исторической реаль-

ности, которые скрываются под поверхностью текста.

Поструктурадизм в первую пору своего существования вселял

большие надежды у прогрессивно мыслящих исследователей, осо-

бенно благодаря своему разрыву с «традиционной» литературной

критикой, возможностям «через бесконечную игру означающих

и означаемых заменить тиранический мир значений свободой

бесконечного разнообразия»

Как мы уже упоминали, деконструктивизму, как и иным прояв-

лениям ситуации постмодерна, свойственно недоверчивое отно-

шение к «законченным» теориям. Однако в конечном итоге и

сам деконструктивизм может подвергнуться деконструкции, ибо

«деконструированный» текст никогда не решит всех проблем,

связанных с возможностью установить факт. Наука, как и худо-

жественная литература, не может прийти к абсолютной истине.

И все же деконструктивизм и постструктурализм помогают

исследователям и читателям истории обнаруживать факты соб-

ственной вовлеченности в тексте, те «скрытые смыслы», которые

остались в нем от прошлого, а также то, каким образом сам язык

участвует в конструировании реальности.

Трансформация исторического сознания

Ситуация постмодерна привносит и существенные изменения

в традиционный смысл термина «историцизм», ставшего уже в

XIX в. неотъемлемой частью исторического сознания. Во 2-й поло-

вине XX в. историцизм претерпевает значительные изменения,

связанные с кризисом его основных составляющих

—

интенциаль-

ностью, уверенностью в историческом смысле и прогрессе чело-

вечества, а также верой в то, что описываемое историком и есть та

историческая реальность, которая имела место «на самом деле».

В настоящее время историцизм преобразуется в «новый», где от

традиционного понимания осталось лишь «представление о перво-

степенной важности исторического контекста в интерпретации всех

видов текстов»

Если говорить об общих тенденциях, которые особенно харак-

терны для историографии XX в., то их, как отмечает видный аме-

риканский историогр£?ф Д. Иггерс, вырисовывается две: первая

связана с продолжением тех традиций, которые сложились в эпоху

«классического» историцизма в XIX в. (реальность, интенциаль-

ность, временная последовательность); вторая

—

приближает исто-

рию к литературе как по своим методам, так и по задачам и резуль-

татам, ориентирует на изучение условий и опыта повседневности.

Историки XX в. стремятся установить научный статус истории,

«примеряя» методы, заимствованные

из

других дисциплин, адапти-

рованные и развитые для истории (это и представители «истори-

ческой социальной науки» в Германии, и левое крыло школы

«Анналов», и прогрессисты США, и историки-квантификаторы).

Несмотря на широкие вариации направлений в историографии

XX в. и их отличия от «классического» периода XIX в., их объеди-

няет глубокая преемственность. Так, большинство историков,

концентрировавших свое внимание на социальных процессах и

структурах в истории как главных составляющих и движущих

силах, разделяют кардинальные положения «классического»

историцизма

—

убежденность в том, что объект и результат иссле-

дования историка совпадают, а историческая действительность

и есть то, что описывает историк. Событийно-временная после-

довательность и ориентация на западную модель сохраняются

для многих современных историков, для которых «история мира

совпадает с вестернизацией (westernization)»

. Однако в'общем

процессе демократизации, самоосознания «спрятанных» от исто-

рии народов и социальных слоев, дискретности окружающего

мира, влияния подходов естественных наук задействованными

оказались и основные элементы историографии

—

историцизм,

нарративизм.

И все же они разделяют основные положения, связанные с

историцизмом и нарративом.

весьма преобразованном виде эти

принципы остаются краеугольными камнями для многих предста-

вителей социально ориентированной истории. Историк может и

должен «охватить» прошлое, саму историческую реальность,

сконструировать ее, причем залогом истинности этой конст-

рукции является та методология, которой пользуются авторы,