Румянцев О.К. (ред.) Судьба европейского проекта времени

Подождите немного. Документ загружается.

К.Ю. Токмачев. Понятие времени у Декарта

доказывал, что многое не есть сущее, не существует. Напом-

ним ход рассуждений Зенона. Доказательство от противного.

Если многое существует, то возникает апория, логическая

трудность, парадокс: быстроногий Ахиллес никогда не дого-

нит черепаху, ведь пока он достигнет стартового местоположе-

ния черепахи, она переползет в другое место, и условия задачи

повторятся, Ахиллес и черепаха вновь будут в разных точках.

Причина апории состоит в том, что дискретные моменты, на

которые мы мысленно разбили единое движение, — не суще-

ствуют, они есть ничто, становление, «поток сознания».

На первый взгляд затруднение Декарта по преодолению

дискретности «я» кажется крайне надуманным. Мысль не мо-

жет длиться, иначе она была бы протяженной субстанцией,

материей, а не мышлением? Подумаешь... Серьезностью си-

туации проникаешься, когда выясняется, что «ежесекундное»

воспроизведение субъекта — не шутка, не метафора, но тяже-

лая обязанность Бога. Вернее, не обязанность, но некое доб-

ровольно взятое на Себя обязательство. Декарт подчеркнуто

расточительно тратит божественные силы. Бог у Декарта при-

обретает прямо-таки комические черты. Бог оказался залож-

ником своей высокой репутации. Поскольку «Бог — не обман-

щик», Он обязан обеспечить существование объектов внешне-

го мира, соответствующих ощущениям субъекта. Но, обеспечив

существование материи, Богу нужно в «режиме реального вре-

мени» передавать во внутренний мир субъекта, в мысль репор-

таж обо всем, действительно происходящем с объектами во

внешнем мире.

Между прочим, субъект не только представляет объект, но

и воздействует на него, например, так, как душа распоряжа-

ется телом, заставляет его идти или останавливаться. Но по-

скольку у души — мыслящей субстанции — нет никакой воз-

можности воздействовать на тело — протяженную субстан-

цию,

— каждый раз за нее это делает Бог. Противоречащий

здравому смыслу рационализм (дуализм) Декарта спровоци-

ровал обвал опровержений — эпоху Нового времени. Мно-

гие философы опрометчиво брались легко разрешить труд-

ности Декарта, запутавшегося буквально в трех соснах:

мысль, протяжение, Бог. Возник жанр «картезианских раз-

мышлений».

Кггг.стсл ве^ъма'вероятным, что из рассуждения Декарта о

преемственности при смене состояний «я» родились монадо-

логия и предустановленная гармония Лейбница. Критикуя

Декарта, Лейбниц пишет: «Бог на основании <...> как бы до-

говора обязан изменять в каждое мгновение естественное те-

чение мыслей в душе, чтобы приспособлять их к впечатлени-

ям тел и нарушать естественный ход движения тел, согласно

воле души, что не может быть объяснено иначе как предполо-

жением постоянного чуда»

. Лейбниц предлагает свое реше-

Проекты времени

ние:

«Богу незачем быть постоянно толмачом тела при душе,

точно так же, как ему нет нужды толковать повеления души

телу, в чем хотели бы убедить нас картезианцы: ибо настоя-

щий посредник между телом и душой — предустановленная

гармония»'

. «Эти два рода существ [душа и тело. — К.Т.], со-

вершенно различные, встречаются и согласуются друг с дру-

гом, как двое часов, может быть, совершенно различных по

устройству, но поставленных в полное соответствие»"'.

Монада Лейбница (или картезианское «я») как будто смот-

рит кинофильм в сельском клубе «без окон, без дверей». Отдель-

ный кадр — текущее состояние «я». Один кадр никак не связан

с другим, от содержимого одного кадра никак не перейти к со-

держимому другого кадра, если только нет заранее смонтиро-

ванной киноленты и киномеханика в будке — предустанов-

ленной гармонии. Еще один шутливый образ. «Как передают

наши корреспонденты, видимость на улицах Москвы была на-

столько плоха, что управлять транспортными средствами води-

телям приходилось по приборам».

Раз протяженная субстанция обязана мыслить, чтобы су-

ществовать, а мыслящая субстанция обязана иметь протяже-

ние,

чтобы длиться, то эти субстанции тождественны. Дейст-

вительно, согласно Спинозе, существует одна субстанция

(causa sui); мышление и протяжение — это ее атрибуты, одно

и то же является и протяженным и мыслящим, поэтому «по-

рядок и связь идей — те же, что порядок и связь вещей». Од-

нако решение Спинозы категорически не устроило Лейбница.

Субстанции Лейбница — это всевозможные принципы един-

ства многообразия, «живые зеркала универсума», самодея-

тельность которых прописана в божественном сценарии, на-

званном «предустановленная гармония». Возможно, филосо-

фия Спинозы показалась слишком «приземленной» Лейбницу.

Гениальный математик тем не менее не принимал подчинен-

ность Бога геометрии. Лейбниц, вслед за Декартом, часто под-

черкивал, что Бог, если пожелает, переменит все законы при-

роды, более того, в любой момент Бог может отменить и саму

«предустановленную гармонию».

Во-вторых, Декарт рассматривает время как меру длитель-

ности движения или «число движения»

. Имеется в виду, что

движение тела имеет продолжительность (длительность), вы-

ражаемую числом (временем). Для измерения времени ис-

пользуются равномерные движения: естественные, такие, как

дни, месяцы, времена года, или искусственные, такие, как пе-

сочные или механические часы. Кажется, «число движе-

ния» — это еще аристотелевская формулировка времени. Но

дуализм требует от Декарта однозначного ответа, что оно за

субстанция или какой субстанции оно атрибут?

В отличие от протяжения, время не является атрибутом ма-

терии. Оно не существует объективно, вне мышления. Во всех

К.Ю.

Токмачев.

Понятие времени у Декарта

хронометрах мы видим движение материи, но не видим самого

времени. Так же и в компьютерах, «мыслящих механизмах»,

мы видим движение материи, но не видим самой мысли (пример

Лейбница

). Время — это способ, которым душа мыслит протя-

женное или ощущает вещи. Таким образом, время — это спо-

собность души. Но тогда время есть сам субъект, и длительность

есть его атрибут, равноценный атрибуту протяжения объекта.

Но атрибутом субъекта ранее было объявлено мышление. Сле-

довательно, не только время есть мышление, но и мышление

есть время.

Для доказательства того, что время не присуще материи,

Декарт предлагает проделать мысленный эксперимент. «Если

в течение часа движутся два тела, одно медленнее, другое

скорее, то мы не насчитываем больше времени в отношении

к одному из тел, чем в отношении к другому, хотя бы в по-

следнем теле движение было гораздо значительнее»

. Экспе-

римент показывает, что часы в движущемся теле идут с той же

скоростью, что и в покоящемся теле.

Постановка и цели этого эксперимента не вполне ясны.

Каким образом в ходе эксперимента «мы насчитываем» вре-

мя в отношении к движущимся телам? Исчисляется ли время

в движущихся телах при помощи часов, укрепленных на

этих телах? Какой другой результат мог бы ожидать Декарт

от своего эксперимента? Отметим, что этот гениальный экспе-

римент своей обескураживающей самоочевидностью похож на

знаменитый эксперимент Галилея с бабочкой, одинаково пор-

хающей «в закрытом помещении под палубой» как плыву-

щего,

так и стоящего корабля. Напомним, этот эксперимент

доказывает неразличимость покоя и равномерного прямо-

линейного движения

. Подобно «Богу Отцу, Творцу неба и

земли» , гении Нового времени буквально «из ничего» созда-

вали фундаментальные постулаты теоретического знания.

Если с каждым движущимся телом связать свою систему

координат и время в отношении тела «насчитывать» в этой

системе, то при скоростях движения, близких к скорости

света (в предположении постоянства скорости света), экспе-

риментатор получит «парадокс близнецов» специальной тео-

рии относительности Эйнштейна

. В системах координат,

движущихся вместе с телами, часы покажут, что прошло ме-

нее часа времени, причем тем менее, чем «скорее» двигалось

тело.

Время не инвариантно относительно замены системы ко-

ординат. Результат Эйнштейна не совпал с результатом Дека-

рта (в той же степени, в которой преобразования Лоренца —

движения в теории относительности — не совпадают с преоб-

разованиями Галилея — движениями в классической

механике).

Время — это загадочная реальность. Опыты психологов по

субъективной оценке длины интервала времени дают порази-

Проекты времени

тельный результат. Когда молодого человека просят «подож-

дать час», его час заканчивается раньше часа хронометра, т.е.

один час хронометра длится несколько дольше субъективных

часов; зато час пожилого человека заканчивается позже, так

что час хронометра куда короче субъективного часа. Если

«внутренние часы» учитывать наряду с хронометрами, то с

точки зрения теории относительности молодой и пожилой как

будто движутся с разной скоростью по траекториям, не лежа-

щим в нашем пространстве, вернее, проецирующимся на наше

пространство в точку. Поскольку, по обычному хронометру,

молодость и старость длятся годы, получается, что молодой и

пожилой живут как бы в разном масштабе времени. Это озна-

чает, что они живут не в одном и том же мире. Этот феномен

распространяется на все живое. Для мухи движения человека,

стремительно бьющего ее газетой, разворачиваются как при

замедленном повторе. Время мухи в двадцать раз медленнее

человеческого. Наоборот, для черепахи идущий мимо человек

(Ахиллес) кажется экспрессом, мчащимся на большой скоро-

сти.

По сравнению с человеческим время черепахи ускорено в

восемь раз.

В «Литературной газете» опубликована любопытная за-

метка Ю. Чехонадского о зависимости времени от возраста.

Ю.

Чехонадский предлагает формулу субъективной оценки

длины интервала времени, отмеренного по хронометру.

В принципе ничего особенного в субъективности восприятия

времени нет, ведь математические модели субъективного вос-

приятия пространства (прямая перспектива) рассматриваются

со времен Альбрехта Дюрера. Открытая П. Флоренским об-

ратная перспектива иконописи

, в которой Б. Раушенбах на-

шел элементы реликтовой аксонометрии

, наконец, целая

математическая дисциплина — проективная геометрия —

всё это примеры теорий субъективного восприятия простран-

ства. Субъективного в том смысле, что воспринимаемая кар-

тина не отвечает в лоб механическим измерениям пространст-

ва с помощью «циркуля и линейки»: равные линии на разном

удалении кажутся не равными, параллельные прямые — пе-

ресекающимися на горизонте и т.п. Наверное, существует не

меньше оттенков и в восприятии времени.

Попробуем придать математическую форму идее Ю. Чехо-

надского. Итак, для старика год проносится как миг, а для

ребенка день тянется бесконечно долго, следовательно, субъ-

ективная оценка dF для интервала времени dT, отсчитанного

по хронометру, обратно пропорциональна возрасту наблюда-

теля S, так что

dF = So/SxdT (l)

где So — возраст «акмэ», при S = So мнимое время dF и ре-

альное время dT совпадают, dF = dT; при S < So, в юности,

К.Ю. Токмачев. Понятие времени у Декарта

время растягивается и dF > dT) при S > So, в старости, время

сжимается и dF < dT. Далее, dT = dS, так что

dF = So/S x dS. Интегрируя, получаем субъективное впечат-

ление от S прожитых лет:

F(S) = Sox ln(S) + С (2)

где С = F(l) — произвольная постоянная.

Зависимость восприятия времени от возраста иначе можно

назвать эластичностью времени. В терминах эластичности

можно построить другую математическую модель. Пусть

Fo — субъективное впечатление от интервала времени So;

пусть зависимость F от S выражается соотношением:

F/Fo = (S/So)x(-E) (3)

где Е > О — эластичность времени. Смысл эластичности рас-

крывается в дифференциальной форме уравнения (3):

dF/F = -Ex dS/S (4)

из которого видно, что эластичность показывает, на сколько

% сокращается масштаб восприятия времени (отстают внут-

ренние часы) при увеличении интервала времени (возраста) на

1%.

Уравнение (3) задает гиперболу, так что F -> 0 при S -> оо,

и F -> оо при S -> 0, что соответствует экспериментальным

данным об изменении масштаба времени с возрастом.

Эту эластичность восприятия времени в зависимости от

возраста мы построили по аналогии с известной из экономи-

ки эластичностью спроса на товар в зависимости от цены.

И восприятие времени, и спрос на товар — это глубоко субъ-

ективные категории (как бы ни убеждали нас в противопо-

ложном экономисты), и, наверно, символично и справедливо,

что математически они описываются гиперболами — «кра-

сочными преувеличениями», как это слово используется

в филологии.

Четыре-пять млрд. лет существования Земли могли уло-

житься в считанные дни для некоторого наблюдателя. Такие

болезненные состояния, как летаргия (нестарение во сне)

и прогерия Хатчинсона—Гилфорда (синдром раннего старе-

ния),

могут быть интерпретированы как локальные аномалии

времени. В самом деле, органическое тело есть (и по Декарту,

и по Эйнштейну) просто особенное искривление (завихрение)

пространства; на виражах же времени следует ускоряться или

тормозиться. Если геометрия пространства-времени является

единственной созидающей силой, порождающей многообразие

окружающего мира, то и живое, и даже разумное должны

быть объяснены геометрически, вероятно, в духе Спинозы.

Проекты времени

У Тейяра де Шардена есть рассуждение о том, что сама мно-

госложность оргпнической материи побуждает ее к жизни, что

если сложить в нужном порядке все элементы живого, то это

сложенное — оживет. Подобный подход сегодня господствует

в науке, но его истинность внушает сомнения, он ничем не

доказан. Этот подход чем-то напоминает печально знамени-

тые гайдаровские реформы в России, вспомним, наши ре-

форматоры на полном серьезе ожидали, что после отпуска

цен «невидимая рука рынка» сама автоматически выстроит

всю экономику страны. Невозможно удержаться от сентен-

ции о вреде суеверий. Вот к чему приводит вера в науку, а не

в Бога.

Два приведенных рассуждения Декарта о времени (о не-

связности двух частей «я», разделенных во времени, и о вре-

мени как «числе движения», не зависящем от движения) не ?!

противоречат друг другу. Во втором из них доказывается, что

время не является атрибутом протяженной субстанции и, сле-

довательно, могло бы быть атрибутом мыслящей субстанции.

В первом же утверждается, что время как непрерывность «я»

не есть атрибут мыслящей субстанции, но могло бы быть ат-

рибутом протяженной субстанции. Не будучи атрибутом ни-

какой субстанции, время оказывается чудом.

Декартовское время как субъект, как способ мышления

(восприятия) материи, получив у Лейбница интерпретацию

математической координаты (упорядоченности), обретает у

Канта непоколебимый статус априорной формы чувственно-

сти.

Однако прирожденная субъективность времени, его спон-

танность (как и любой мысли субъекта) оставляет последнее

слово за собой. Каким мы видим мир? Таким, каким он задан

априорными формами чувственности. Но априорные формы

чувственности есть произвольные, противоречивые мысли

субъекта... Как после этого не вспомнить Декарта, считавшего,

что субъект вообще не видит никакого внешнего мира, но

лишь измышляет (мыслит) нечто?

P.S.

Я закончил статью, но судьбе было угодно, чтобы она

получила продолжение. Прочтя текст, мои друзья

O.K. Румянцев и А.Ю. Шеманов сделали серьезные, резкие

замечания, на которые я был вынужден (и мне было интерес-

но) ответить. При этом моя статья из монолога превратилась

в диалог.

Румянцев O.K.: Все-таки здесь слышится интуиция суще-

ствования некоего одного мира, который пусть и не доступен

(ни чувствам, ни рассудку, ни разуму) никогда никакому субъ-

екту (или живому), но все-таки существует и просто по-разно-

му интерпретируется. И эта интуиция единого мира, или ре-

альности, на которую в конечном счете опирается «предуста-

новленная гармония», проникла в данное рассуждение через

принятое разделение времени на объективное и субъективное.

К.Ю. Токмачев. Понятие времени у Декарта

Понятно, что такое разделение производно от дуализма всеоб-

щего:

как онтологическое всеобщее — так называемые зако-

ны природы, и как форма понятийного мышления — как идеи

разума. Парадокс, заключающийся в том, что одновременно

подразумевается и отрицается как объективность всеобщего,

так и его субъективность, Кант разрешает, обращаясь к ра-

дикальной конечности человеческого разума. Природа сама

по себе (вещь-сама-по-себе) не обладает статусом явления,

но только в присутствии нашего конечного разума она обре-

тает статус природы, явленной в своих явлениях. Если в «Кри-

тике чистого разума» эта явленностпь интерпретирована как

представления рассудка, то в «Критике способности сужде-

ния» уже — как если бы это было самовыражением приро-

ды.

Однако даже если снять оппортунистическое «как если

бы»,

то все равно наличие единственной реальности (а зна-

чит, и истины) остается последним убежищем, пусть ослаб-

ленной, предустановленной гармонии (по крайней мере —

надеждой на ее возможность). Для меня осталось непонятно,

существует ли, по Вашему мнению, единая реальность, интер-

претируемая как разные субъективные миры, или — реально-

стей много?

Дуализм Декарта — это иное наименование субъект-объ-

ектной оппозиции. Мышление и протяжение — две абсолют-

но несвязных субстанции, к которым Декарт сводит всё су-

щее — и есть впервые выведенные на арену пресловутые субъ-

ект и объект в их радикальной оппозиции. Таким образом,

дуализм Декарта — это аксиоматика новой теории, некий

способ понимания, не случайно он пишет «Рассуждение о ме-

тоде

Для Декарта абсолютно точно не существует никакого

доказательства существования внешнего мира, поскольку

протяженная субстанция вводится аксиоматически, как точка

в геометрии. На вопрос же о том, существует ли точка, навер-

ное,

можно ответить, что да, конечно существует. Как измыш-

ление. Не существует никакого взаимного влияния между

протяженной и мыслящей субстанциями, поскольку это дей-

ствительно нонсенс, «горячая или холодная таблица умноже-

ния»,

как говаривал А.Ф. Лосев. Вся информация о внешнем

мире — о протяженной субстанции — самопроизвольно воз-

никает в душе — в мыслящей субстанции — не в результате

«воздействия» объекта (еще раз, материя не может воздейст-

вовать на мысль, шар может ударить шар, но не мысль и на-

оборот), а исключительно в силу божественной благодати. По-

этому вопрос Декарта — это не вопрос о достоверности знания

о мире, как ниже полагает А.Ю. Шеманов, а именно вопрос о

существовании внешнего мира. Ведь этот внешний мир явля-

ется точно как сновидение, «изнутри» субъекта, но никак не

«извне». «Бог не обманщик» у Декарта не потому, что Декарт

что-то не так понял, в чем-то ошибся (скажем, сформулировал

Проекты времени

закон сохранения импульса, оставив более общий закон сохра-

нения энергии Лейбницу), а потому «не обманщик», что тот

правдоподобный мир, который явлен Декарту как будто во

сне,

— не иллюзия и не сон, не обман. Но доказать это нельзя.

А метод Декарта — это аксиоматическая теория, требующая

доказательств, выводов из аксиом. Естественный свет разума

как метод — и есть вывод из аксиом. Поэтому вопрос стоит не

так, видит субъект мир или измышляет его. То самое, что

субъект видит, и есть его (субъекта) измышление, сон, душев-

ное движение, но только не результат воздействия извне! Для

Декарта, кстати, чувство (зрение) — это вид мышления, один

из модусов мыслящей субстанции. Неоспоримым доказатель-

ством независимости чувства от материи Декарт считал фан-

томные боли (боли в ампутированной конечности)

. Боль, по

Декарту, — тоже мысль, и здесь нам предстает удивительная

картина. Жесткий, болевой дуализм Декарта достигает пря-

мо-таки экзистенциального накала, обнаруживая в своем на-

чале бескомпромиссный выбор (къеркегоровское «либо-либо»)

и беспричинное страдание (шестовский Иов) — приметы уче-

ния, которое через триста лет взорвет рационализм. Вопрос

Декарта в том, существует всё это или нет, или это обман со

стороны Бога? «Бог не обманщик» — это констатация тожде-

ства мышления и бытия.

Мы пытались показать, что субъективное и объективное

для Декарта — это не синонимы ложного и истинного. Это

разные субстанции, которые вообще не пересекаются, они во-

обще про другое. Субъективное нам достоверно известно (cogi-

to ergo sum), а в объективное, рождающееся в душе (в этом

смысле «из-мышленное») мы верим, поскольку Бог не обман-

щик. Математика, вообще нечто выраженное формулой — не

является доказательством объективности, она есть как раз

движение души, мыслящей субстанции, это есть доказатель-

ство субъективности.

Существует ли иной мир, кроме показанного нам Богом?

Множественны ли миры? В аксиоматике Декарта у нас нет

доказательства существования даже этого одного. Мы в него

только верим. Бог в любой момент может остановить это

«кино» («предустановленную гармонию»), запустить другое,

показывать разным душам разное, не показывать вообще ни-

чего (не возобновлять преемственность субъекта, отменить

время). Это все может казаться странным, даже неприличным.

Но серьезно возразить Декарту, думаю,, невозможно. Поло-

жившись безоглядно на силу мысли, к каким бы невероятным

выводам она ни приводила, гении Нового времени методом ес-

тественного света разума создали современную техногенную

цивилизацию. Отход от рационализма, так называемое «пре-

одоление» субъект-объектной оппозиции — это уже другая,

не Декартова аксиоматика. Это может быть вообще не аксио-

К.Ю. Токмачев. Понятие времени у Декарта

матпка, а нечто не апеллирующее к грамматике, нечто в духе

Ж. Деррида и Дж. Ваттимо.

Шеманов А.Ю.: Мне осталось неясно, на чем основывается

главный вывод или гипотеза всего рассуждения о том, что вре-

мя резонно считать лишь измышлением субъекта? Попробую

пояснить свой вопрос.

Я не думаю, что Декарт действительно считал, будто субъ-

ект не видит мир, а лишь измышляет его. Даже если Лейбниц

в самом деле понял его именно так, в этом виновата его собст-

венная конструкция. Декарт лишь утверждал, что все види-

мое субъектом (мыслящим «я») недостаточно надежно, чтобы

служить опорой научно достоверного знания. И не только по-

тому, что здесь возможны иллюзии и ошибки. Чувства обман-

чивы, но эти обманы можно исправить разумом. Дело прежде

всего в том, что нам неизвестен конечный источник этой дос-

товерности. Это видно из того, что Декарт сомневается и в

том, истинность чего для него очевидна — в геометрических

истинах. В том числе — в аксиомах, а не только в теоремах,

истинность которых может быть обоснована доказательством

и построением. И когда он доказывает, что источником досто-

верности является Бог, то для него — гора с плеч. Мир можно

познавать достоверно, поскольку Бог создал нас так, что мы,

не будучи протяженны, можем мыслить протяженное, т.е.

иное по отношению к мысли. При этом надо учесть, что мате-

матические истины были бы для Декарта в высшей степени

очевидными, если бы не мысль о творце-обманщике. Иначе

говоря, дело не в ненадежности знаний о протяженном, а в не-

обходимости найти конечное основание их надежности. И лишь

убедившись, что «я» знает свое бытие по истине, что «я» на са-

мом деле есть, Декарт удостоверяется, что и Творец у настояще-

го бытия, хотя бы оно было и конечным, но, несомненно, суще-

ствующим, должен быть тоже подлинным Творцом подлинного

бытия, а не какой-то «лжец и отец лжи», творящий одни обманы

и иллюзии. А уж тогда можно не сомневаться и в самоочевид-

ных истинах математики.

Таким образом, для Декарта то, что я есмь мыслящая, а не

протяженная вещь, не означает, что это «мыслящее я» не спо-

собно мыслить иное, т.е. протяженную субстанцию. Наобо-

рот — способно, это ясно по факту самой мыслимости протя-

женного. Вопрос не в мыслимости, а в достоверности этого

мышления, вот здесь и нужна апелляция к Богу: «я» мыслит

мир достоверно, поскольку его Бог так устроил. Но тогда и вре-

мя оказывается способом мышления в модусе восприятия

протяженного мира с его движениями. Как может мыслиться

протяженное непротяженным «я»? Например, посредством

временного пробегания протяженных вещей воспринимаю-

щей мыслью. И это не значит, что мир измышлен «я», но лишь

что он мыслится во времени, посредством времени.

Проекты времени

Равным образом, по-моему, из различия субъективного пе-

реживания времени разными субъектами нисколько не следу-

ет, что эта субъективность не объективна. Как раз она-то, со-

гласно картезианскому ходу мысли, объективна. В этом отли-

чие первичных и вторичных качеств вещей. Протяженное

можно мыслить объективно, в отличие от цвета, запаха и вку-

са, хотя и тут есть элемент объективности: древесина для всех

пахнет по-своему, но все скажут, что пахнет древесиной. Ина-

че нельзя было бы сравнивать друг с другом субъективное пе-

реживание времени, а тем более выводить формулы, показы-

вающие закономерности зависимости этого восприятия от

возраста. Раз есть формула, то ведь можно произвести коррек-

цию переживания субъекта по отношению к другому. Но не ко

времени самому по себе, можно возразить. И все же: разве фор-

мула не фиксирует объективное постоянство отношений? Тогда

вопрос — отношений чего? Не времени ли? Картина объектив-

ности времени получается более сложная, но это — картина объ-

ективности. В любом случае не получается вывода о том, что

временные отношения в мире суть результат произвольного из-

мышления, а если это измышление не произвольно (не зависит

от воли), тогда встает вопрос о наличии оснований этой непро-

извольности, т.е. об объективной структуре времени в конеч-

ном итоге. Итак, как же обосновывается измышленность вре-

мени, где сама измышленность понимается как синоним не-

объективности?

Никакой гипотезы или вывода о том, что «время резонно

считать лишь измышлением субъекта» в моем тексте я

не нашел.

Мне кажется, многие не отдают себе отчета в самой стили-

стике философствования Декарта. Ведь его мало интересуют

трюизмы. В конце концов, кроме того что он был великий фи-

лософ,

указавший новые горизонты человечеству, он был и

блестящий ученый, и вообще яркая личность. Он изобретал

технические приспособления (например, навигационные

приборы), дружил со шведской королевой Христиной, «лю-

бил физические упражнения и охотно занимался ими во

время отдыха»

. У него была любовница Елена, родившая

ему дочь. Как большинство живущих на Земле, он был дос-

таточно хорошо знаком с практической стороной жизни. Он

ориентировался в пространстве и определял время, как и ты-

сячи живущих рядом с ним людей. Возможно, он даже знал,

что «Волга впадает в Каспийское море». Но интересен он нам

не этим.

В средней школе ученикам говорят: «Вам надо решить эту

задачу без использования теоремы Пифагора, мы ее еще не до-

казали». Для многих математиков и сегодня то, что еще не

доказано, — как бы не существует, а существует лишь то не-

многое, для чего они уже нашли доказательства. В принципе