Румянцев О.К. (ред.) Судьба европейского проекта времени

Подождите немного. Документ загружается.

232

Время человека

в обыденном ли энтропийном или культурно-эсхатологиче-

ском варианте, но он не может жить и воспринимать мир по

законам такого времени — они ему не интересны в силу «при-

чудливости» его когнитивной сферы и не адекватны той куль-

турной реальности, в которой он должен пребывать. Находясь

зачастую на границе между здоровьем и болезнью, между не-

врозом и психозом, он склонен воспринимать время так же

как некую пограничность, трансгрессивность, некую экзи-

стенциальную черту, за которой его ждет либо вечное бла-

женство, либо адские муки. И путь к этой черте лежит не по

прямой линии, но по многомерному, параллельно развиваю-

щемуся, возвращающемуся назад и забегающему вперед при-

чудливому временному континууму.

Точно так же как XX веку было неинтересно писать реали-

стические романы в духе Тургенева, сочинять гармоничную

недиссонирующую музыку в духе Чайковского и рисовать

картины в духе передвижников. XX век был во многом стра-

шен, гораздо страшнее XIX. Но к этому страшному, трудному

приходилось приспосабливаться и находить адекватные фор-

мы его выражения, адекватные формы жизни. Шизотипиче-

ское время — одна из таких форм жизни.

Примечания

Руднев В.П. Метафизика футбола: Исследования по филосо-

фии текста и патографии. М.,

2001.;

Руднев В.П. Характеры и

расстройства личности: Патография и метапсихология. М.,

2002.

Подробно об этом см. первую главу книги. Руднев В.П. Прочь

от реальности: Исследования по философии текста. II. М., 2000.

Кречмер Э. Строение тела и характер. М., 2000.

Бурно М.Е. О характерах людей. М.,2005.

Руднев В.П. Характеры и расстройства личности: Патогра-

фия и метапсихология. М., 2002.

Минковски Ю. Случай шизофренической депрессии // Экзи-

стенциальная психология. М., 2001. С. 243, 244.

См.,

например, Абаев Н.В. Чань-буддизм и культурно-пси-

хологические традиции в средневековом Китае. М., 1989. Гуми-

лев Л.Н. Этнос и категория времени // Гумилев Л.Н. Этносфера.

М., 1993.

Риман Ф. Основные формы страха: Исследование в области

глубинной психологии. М., 1998. С. 248.

Лакан Ж. Семинары. Т. 5. Образования бессознательного.

М., 2002.

В.П. Руднев. Человеческий характер и время

233

Н)

Лотман ЮМ. О Хлестакове // Лотман ЮМ. Избр. статьи

в 3 т. Т. 1. Таллинн, 1992. С.345-346.

Фрейд 3. Фрагмент исследования истерии (Случай Доры) //

Фрейд 3. Интерес к психоанализу. Ростов-на-Дону, 1998. С. 193.

Фрейд 3. Из истории одного детского невроза // Зигмунд

Фрейд и Человек-Волк. Киев, 1996.

Смирнов И.П. Психодиахронологика: Психоистория рус-

ской литературы от романтизма до наших дней. М., 1994.

Подробнее см. главу об истерии в нашей книге Руднев В.П.

Характеры и расстройства личности: Патография и метапсихоло-

гия.М., 2002.

Фрейд 3. Введение в психоанализ: Лекции. М., 1989.

Риман Ф. Основные формы страха: Исследование в области

глубинной психологии. М., 1998. С. 166-167.

Гебзаттель В. фон. Мир компульсивного // Экзистенциаль-

ная психология. М., 2001. С. 294, 297.

Об этом я также писал уже в главе «Обсессивный дискурс»

книги Руднев В.П. Метафизика футбола: Исследования по фило-

софии текста и патографии. М., 2001.

Перлз Ф. Любовь, голод и агрессия. М., 2000. С. 125.

См.

статью: Бурно М.Е. К уточнению клинического понятия

«психастеническая психопатия» (Краткая история и современное

состояние вопроса) // Журнал невропатологии и психиатрии име-

ни С.С. Корсакова, т. LXXIV, вып. 11, 1974.

См., например, Мак-Вильяме Н. Психоаналитическая диаг-

ностика. М., 1998.

Бурно М.Е. Трудный характер и пьянство. Киев, 1990; Бур-

но М.Е. О характерах людей. М., 2005.

Ср.

также анализ подобной ностальгии у всех стран побеж-

денного коммунизма в книге Ренаты Салецл Салецл Р. (Извра-

щения любви и ненависти. М., 1999.

Блейлер Э. Аффективность, внушение, паранойя. М.,

2001.

Леонгард К. Акцентуированные личности. Киев, 1979.

Бинсвангер Л. История болезни Лолы Фосс // Бинсван-

гер Л. Бытие-в-мире. М., 1999.

Кемпинский А. Психология шизофрении. М., 1998 С. 220-

221.

Гроф С. За пределами мозга: Рождение, смерть и трансцен-

денция в психотерапии. М., 1992. С. 35.

Бек А., Фримен А. (ред.) Когнитивная психотерапия рас-

стройств личности. СПб., 2002.

Рейхенбах Г. Направление времени. М., 1962.

Салецл Р. (Из)вращения любви и ненависти. М., 1999.

Мелетинекий ЕМ. Поэтика мифа. М., 1976.

ДаннДж. У. Эксперимент со временем. М., 2000.

234

Время человека

Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М., 1999.

С. 63.

Вригт Г. фон. Логика истины // Вригт Г. фон. Логико-фи-

лософские исследования. М., 1986.

Минковски Ю. Случай шизофренической депрессии // Эк-

зистенциальная психология. М., 2001.

Хинтикка Я. Логико-эпистемологические исследования.

М., 1980.

История и антиистория: Критика «Новой хронологии» ака-

демика А.Т. Фоменко. М., 2000.

Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства: Легенда

о «государстве пресвитера Иоанна». М., 1994.

Пятигорский AM'. О постмодернизме // Пятигорский AM.

Избр.

труды. М., 1996. С. 362.

Безвременье, бездорожье

(от метафор к феномену)

Б.Ф. Шифрин

Несколько предварительных слов.

Всякое категориальное рассмотрение времени происходит

во взаимодействии (хотя бы и отрицательном) с моментами

повседневности, и прежде всего — интуициями речевого оби-

хода, базирующегося на категоризациях времени (движения,

действия и др.) в лексике, фразеологии и грамматике языка.

Коль скоро мы распознаем в семантике «безвременья» значе-

ния, невысвечиваемые отвлеченным термином «ахрония»,

возникает вопрос о той смысловой сфере, в которой обретается

«не-безвременье». Такой подход к темпоральности предлага-

ется здесь как некая программа. Не имея возможности охва-

тить все ее аспекты, мы ограничимся в ее отношении лишь

некоторым рядом «видов на», некоторой смысловой мелодией.

В нашем подходе ключевыми словами оказываются, с одной

стороны, бездорожье (неустройство), разгул, потеря себя,

с другой — пауза, урок, занятие. Разобрав часы на колесики

и стрелки, не так-то легко восстановить образ времени. На

наш взгляд, выражение «я занят» концентрирует в себе

смысл, который традиционная аналитика вряд ли могла бы

призвать к жизни.

Образ времени вряд ли можно отделить от интуиции дви-

жения, от метафор пути. Но тогда оказывается, что

станции

в ночи, остановки, заторы и «пробки» на трассе — всё это со-

стояния, когда ход времени в самом деле становится пробле-

мой: мы сошли на станции, почему-то застряли, а другой, вир-

туальный экземпляр, нас уносится ночным экспрессом, сверяя

часы по мелькающим в окне названиям населенных пунктов.

Время нечто такое, что нам дано переживать, пережить. Тако-

го рода опыт некоторые люди пресуществляют в музыку, в по-

этические строки; в последнем случае нас сначала встречает

метафора, предпосылка восприятия (поэзия в этом не отлича-

ется от обычного языка). Но ведь и времени нечто предпосы-

лается. Видимо, -некая степень налаженности жизни вообще

необходима для того, чтобы можно было помыслить время,

как время человечески-вразумительное, данное человеку

именно (для жизни: «в дни нашей жизни»). Иначе имеем лишь

хаос,

имеем столь раздробленное крошево, что эта множест-

венность — не мир, что в ней уже не прорисовывается даже

«сейчас присходящее», не говоря уж об историческом и эпо-

хальном.

236

Время человека

/. Дорога и бездорожье:

темпоральные аспекты

образа

И снова он едет один без дороги во тьму.

Куда же он едет, ведь ночь подступает к глазам!

— Ты что потерял, моя радость? — кричу я ему.

А он отвечает — ах, если б я знал это сам.

Булат Окуджава

Что такое безвременье? Обратимся к толковому слова-

рю.

«Безвременье <...> — тяжелое время (о поре невзгод, не-

счастий или общественного застоя). Эпоха безвременья»

Выходит, без-временье — это все-таки время?

Уклончивость мысли, противоречие языка? Как ни крути,

но семантика предлога «без» вполне определенная: без указы-

вает на отсутствие кого-либо, чего либо. Безветрие — отсутст-

вие ветра, тихая погода; безголосье — отсутствие или потеря

голоса; безвластие — отсутствие власти <...> безначалие: пе-

риод безвластия.

Конечно, уже и эти толкования указывают на то, что пред-

ставлениям о времени соответствует ряд специализирован-

ных, не вполне синонимичных слов: время как пора, как

эпоха, как период. И — где-то в отдалении — время как

пауза: этот оттенок слышится не только в выражении «за-

стой», но и в этимологии слова «эпоха» (исходное значение

словаеяохл' — «остановка», «замедление», «задержка»

). Все

это слова, постепенно накопившие, напластовавшие своеобра-

зие смысла, имеющие судьбу, выступающие со своей исто-

рией, со своим движением от буквальных значений к перенос-

ным и обратно («реализация метафоры»). Таким образом,

даже и выражая на «формальном» уровне достаточно узкий

«момент» темпоральности, те же слова могут пробуждать

сложную гамму временных оттенков и эмоций, актуализируя

в сознании говорящего-слушающего полноценный сюжет

жизни, перечень перипетий, приключений смысла. И все-таки

недоумение остается. Несомненно, тут обнаруживается напря-

жение в нашей языковой картине мира. Как это так: чтобы не

было времени! — ведь люди-то живут? Или можно жить

в отсутствие времени? Вроде бы такой вариант можно ос-

мыслить: безденежье — когда почти нет денег, а безвреме-

нье — когда мы испытываем недостаток времени. Но ведь

это называется по-другому: цейтнот. Слово пришло из той

игровой сферы, где время в самом буквальном смысле трак-

туется как ресурс. Спросим себя, так ли уж случаен этот

факт заимствования из немецкого языка? Заимствуется не

просто слово, заимствуется само представление о времени

как ресурсе. А что касается нашего российского безвреме-

нья,

то ни малейшего оттенка цейтнота тут нет и в помине.

Б.Ф. Шифрин. Безвременье, бездорожье (от метафор к феномену) 237

Без-времени, но времени сколько угодно... скорее уж — не

ясно,

куда его девать.

А теперь раскроем тот же словарь на слове «безвремен-

ный»

И вот толкование слова: «Слишком рано наступивший;

преждевременный. Безвременная кончина. Безвременное увя-

дание таланта. Младой певец Нашел безвременный конец

(Пушкин)». И снова недоумение. Разве тут речь идет о какой-

то ослабленной временности? Разве не свидетельствуют эти

события как раз о непреложности времени, разве не подчерки-

вают они его властного присутствия?

Впрочем, и тут можно в какой-то степени изъяснить при-

чуды нашей лексики: просто к смысловому ряду, раскрываю-

щему интуицию времени, тут добавляется время как срок.

Этот смысл тоже нарастал слоями, аккумулируя в себе муд-

рость притч, поговорок и т.п.: всему свое время, время разбра-

сывать камни и время собирать камни...Так обнаруживается,

что просто время — вне образа, вне фразеологического оборо-

та, вне перипетий и коллизий смысла, вне судьбы — мы в лек-

сическом фонде вряд ли могли бы обнаружить. Слово обретает

облик, концепт актуализируется как мотив, иногда и как имя

собственное. Время вывихнуло сустав: это уже то, сопряжен-

ное с рефлексией время (время как усилие сопряжения), вспо-

миная о котором мы говорим: Гамлет. Именно на этом уровне

концепта как образа-мотива-имени и пойдет дальнейший

разговор.

По-видимому, фраза о безвременье заведомо предполагает

некую ретроспективную точку зрения на текущие события (и

соответствующую телеологическую интерпретацию). Если

представлять себе некий «путь развития», «ход истории» (не

говоря уже о «прогрессе»), то какие-то эпизоды могут предста-

вать как паузы, остановки, впадение в спячку, состояния за-

стоя, выпадения из магистральной тенденции. Таким образом,

на уровень речевого обихода проецируются метафоры и мифо-

логемы той или иной философии истории.

Уместно вспомнить здесь в первую очередь о «Философи-

ческих письмах» Чаадаева. В первом письме читаем: «<...>

мы никогда не шли об руку с прочими народами<...>. Стоя

как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным вос-

питанием человеческого рода»

. Не менее определенно пере-

кликается слово «безвременье» со следующим местом из того

же письма:

«Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах,

без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя». И далее:

«Мы растем, но не созреваем; движемся вперед, но по кривой

линии, т.е. по такой, которая не ведет к цели».

За ощущаемой связью обсуждаемого слова/образа и исто-

риософской позиции стоит глубинная общность способов ви-

дения (конечно, есть и различия в интенциях, слово дает оцен-

238

Время человека

ку конкретной эпохи и выглядит лишь метафорой, тогда как

чаадаевская концепция есть приговор на все времена). Отме-

тим ряд аспектов, в которых проявляется глубинная общ-

ность: (1) представление о пребывание во времени как движе-

нии (и соответственно, образ, тип этого движения), (2) пред-

ставление об особом типе процессуальное™, актуализируемом

данным случаем темпоральности. Тут явно недостаточно про-

тивопоставления статического динамическому; интуиция, со-

гласно которой жизненный процесс оказывается каким-то

безрезультатным пребыванием, состоянием неосмысленного

волнения жизни, может выражаться очень и очень по-разно-

му. Процесс или эпизод может представать как состояние уже

и просто потому, что люди по большей части живут безотчет-

но.

Тут мы встречаемся с принципиальной проблемой воспри-

ятия времени — это восприятие оперирует какими-то слитно-

стями (интервалы сознания)

. Однако этот феноменальный

аспект нерасчлененности/безотчетности не составляет, как

нам кажется, доминанты в той ментальной картине, которая

обнаруживает себя в концепте безвременья. Важнее иное:

в данном случае как движение жизни, так и ход времени реа-

лизуются через специфические представления о пути и доро-

ге.

Остановимся на этом подробнее.

Путь и дорога. То, что языковая картина мира тем или

иным способом моделирует ход и членение времени — поло-

жение, неоднократно обсуждавшееся в связи с проблемой лин-

гвистической относительности. В русском языке представле-

ния о ходе времени оказываются довольно противоречивыми

(Д.С.

Лихачев, А.Д. Шмелев): время наступает; но если оно

движется нам навстречу, откуда же эта забота идти в ногу со

временем или боязнь отстать от него?

Упомянем еще такое важное слово, как «веха». Говорят

о вехах жизни, вехах истории. Но веха — это просто шест,

служащий для указания пути.

Пускаясь в путь-дорогу, люди меняют ритм жизни, что,

собственно говоря, и делает время чем-то особенно осязае-

мым, начиная с момента расставания; но это момент не все-

общий, а в той или иной степени индивидуальный. Путь мо-

жет пониматься и как способ, и, имея в своей семантике

доминанту выбора и цели, данное слово, несомненно, приоб-

ретает окраску этическую. Человек может быть беспутным,

распутным. Человек прокладывает себе путь; ищет свой путь;

идет по дороге, пробирается через дебри, пускается вплавь.

В отличие от пути, дорога остается дорогой для всех, она не

бывает праведной и т.п. Ее только пытаются символически

дополнить, даже придать ей момент сакральности, но это

всегда условная попытка и всегда натяжка: дорога относится

к дольнему миру. Характерный пример: водные пути, такие,

как реки, сохраняют еще оттенок сакральности (Волга, Вол-

Б.Ф. Шифрин. Безвременье, бездорожье (от метафор к феномену) 239

хов...),

тогда как канал допускает лишь ложную сакрализа-

цию (за примерами не приходится далеко ходить)"'. Скреще-

нье дорог — значимое место, но в сказках эта значимость

реализуется только через причастность судьбе героя — и тог-

да уж мы имеем распутье.

А теперь отметим в предварительном порядке, что для чело-

века, обретающегося в бездорожье, у нас в языке вроде бы нет

подходящего имени. Это не беспутный человек

не бродяга

(который как раз бродит по дорогам). Это и не кочевник, ибо

кочевник — просто противоположность оседлому жителю.

У Батюшкова мы находим противопоставление: странник

и домосед. Пожалуй, в какой-то мере странника, человека, об-

ходящего стороной места благоустроенные, можно помыслить

в качестве кандидата на обсуждаемую вакансию... но точного

слова нет, и, на наш взгляд, с этой трудностью как раз столкну-

лись переводчики первого письма Чаадаева. А ведь и тут не

надо далеко ходить за словом. Всякий, кто идет куда глаза гля-

дят, кто живет на авось, — обретается в бездорожье.

Безвременье, бездорожье. Идти куда глаза глядят, на

авось, — это тот вид процессуальности, который дан как не-

кое слитное состояние. Это как сон, дурман, слепое блужда-

ние,

пребывание в заколдованном месте. Тут есть повседнев-

ность, но «нет времени». Безвременье есть бездорожье. Таков,

по существу, взгляд Чаадаева, но только он это размывание

дорог, запущенность, грязь мыслит под знаком необретаемой

сакральности. Тут опять тот же этос, та же надежда придать

проблеме дорог этическое измерение, более того, обозреть

дольнюю жизнь с позиции вечности. Не бездорожье, а беспу-

тье.

Конечно, для такого видения требуется особое усилие,

взлет духа. И соответствующий жест Чаадаев оставил в насле-

дие русской культуре, в первую же очередь — поэзии. Впро-

чем, она и на своих собственных путях набрела на эти мотивы

(«Бесы» Пушкина, «Недоносок» Баратынского).

«Эй, пошел ямщик!...» —Нет мочи:

Коням, барин, тяжело;

Вьюга мне слипает очи;

Все дороги занесло;

Хоть убей, следа не видно;

Сбились мы. Что делать нам!

В поле бес нас водит, видно,

Да кружит по сторонам.

Только какие-то блуждания и вихри; многообразие неза-

вершающихся анимаций, призраки заражают воздух, и каж-

дая точка источает виртуальные порождения. «Там верстою

небывалой он торчал передо мной. Там сверкнул он искрой

малой /И пропал во тьме пустой»... «Бесконечны, безобраз-

240

Время человека

ны,

/ В мутной месяца игре / Закружились бесы разны, / Буд-

то листья в ноябре». Основной эпитет: мутный.

Но вот, наконец, и то место из письма Чаадаева, которое

давно следовало бы процитировать:

«Взгляните вокруг себя. Не кажется ли вам, что всем не

сидится на своем месте? Мы все имеем вид путешественников.

Ни у кого нет определенной сферы существования,

HPI

для чего

не выработано хороших привычек, ни для чего нет правил; нет

даже домашнего очага; нет ничего, что прР1вязывало бы, что

пробуждало в вас симпатию и любовь; все протекает, все ухо-

дит, не оставляя следа ни вне,

HPI

внутри нас. В своих домах

мы как будто на постое, в семье имеем

ВРЩ

чужестранцев, в го-

родах кажемся кочевниками...»

Переводчик, представитель Серебряного века, дорожит

оттенкамр! смысла: путешественник двигался бы не на авось,

не бесцельно, но по продуманному плану... поэтому приходится

уточнить: не суть путешественники, а — имеем вид путешест-

веньшков. А в первом переводе (удостоившемся похвалы Пушки-

на) это же место передано так:

«...Все

как будто на ходу. Мы все

как будто страннР1ки...<...> в городах как будто кочуем,

даже

больше чем племена, блуждающие по нашрш степям, потому что

эти племена привязаннее к

CBOPIM

пустыням, чем мы к нашим

городам...» (Цитаты взяты из упомянутого издания «Русское об-

щество 30-х годов XIX в.». М., 1989. С. 123, 648.)

Степь, пустыня — это не есть бездорожье (даже если там и

нет дорог): степь — состояние природное, но освоенное духов-

но,

а бездорожье — артефакт, место опустошения, разорения,

запущения.

Воздушные пути. В пейзажах отечественных художни-

ков отыщется немало прррмеров поэтррзащш дорог, превращен-

ных в великР1е хляби; распутицы; проселков с размытыми ко-

леямР1,

иногда просто переходящих в болота...— бездорожья в его

многочР1сленных вариантах. Впрочем, имеется и более радикаль-

ный жест по отношению к этой земной неурядице. Этот жест во-

площен в разного рода проектах, утопиях. Артикуляция стихий:

льдов (освоение Севера), воздуха и эфира (радиоволны, станциР!

вдоль Ледовитого океана, авиационный

мР1ф

30-х годов); утопию

радио и воздуха мы встречаем у Хлебникова, у Малевича... Пас-

тернак в ряде одухотворенных вещей приветствует тот револю-

ционный способ обретения человеческой общностр!, который

проходргг поверх будничных озабоченностей, — воздушные

пути. А ныне мы просто читаем о грядущем Интернете, почти

что шагнувшем в каждую глухую деревню. Может быть, при

таких несомненных успехах цивр1лизацрш автору простят одно

сугубо личное воспоминание. В день празднованР1Я 300-летия

Санкт-Петербурга на набережнор! Невы, против Эрмитажа, со-

бралась четверть, а то и треть миллиона горожан. Пару часов

люди томились в ожидании лазерного шоу: но все-таки за-

Б.Ф. Шифрин. Безвременье, бездорожье (от метафор к феномену) 241

минка с техникой закончилась, воздушные корабли возникли

на искусственно задымленном небе волшебством японского

постановщика... правда, ветер с залива несколько портил зре-

лищные эффекты; да вот еще незадача: устроители зрелища

забыли поставить две-три кабинки временных туалетов. Их не

было.

Но это мелочи.

//.

Поток

артикуляция

К вопросу о не-безвременье

Опыт размышлений приводит к выводу, что интерпрета-

ция безвременья как чего-то отрицающего время — не вполне

адекватна, она утрачивает свой предмет в слишком обширном

многообразии видов ахронии. Безвременье в нашей постановке

вопроса есть исходное переживание, и (коль скоро мы отправ-

ляемся от переживания, а не от чистого априори) приходится

отметить, что начинать с времени было бы ничем не лучше: мы

не очень-то знаем, что такое время, мы как раз хотели бы обду-

мать способы конституировать время как смысл, генерировать

время как смысловую инстанцию (измерение).

Заявляя о безвременье, человек, возможно, говорит о та-

кой потерянности, когда некая важнейшая ось существования

плохо им ощущается, то ли в глазах вдруг потемнело, то ли

действительно какие-то опоры и вехи уклоняются от него, как

в тумане. Нечто только потом может обозначиться (время? ко-

лея?),

когда развиднеется. Нехватка определенности, а что

именно впереди маячит, что позади? что сбоку? того и не раз-

берешь: «Сбились мы, что делать нам?» Надо, чтобы пришло

нечто другое. Как его обрести, ведь опоры нет? Исходя из этой

потерянности мы должны его обрести. Найти. Человек прихо-

дит в себя, находит себя, но безотчетность тут фигурирует как

исходное. Без-отчетность, безвременье.

Итак, человек, заявляющий о безвременье, говорит, что

в жизни что-то не так, что-то неправильно и что должно су-

ществовать нечто отличное от этого состояния, — то, что яв-

ляется не-безвременьем. Не-безвременье — какой-то тип су-

ществования, к которому апеллируют, оспаривая право исход-

ного состояния на то, чтобы занимать собой человеческую

жизнь. Не одному типу времени противоставляется тут дру-

гой,

но жизнь пустая, бесплодная, мертвенная, вымороченная

отвергается в виду некоей высшей Жизни.

Следует, впрочем, отметить, что, выдвинув на первый план

ось жизни <-> без (или псевдо) жизненности, мы можем лишь

условно — не на логическом основании! — отождествить ее

с осью время-безвременье. Поскольку эти оси не тождествен-

ны,

то взаимное соответствие («симпатия») их полюсов может

строиться и совсем иначе.