Пропп В.Я. Фольклор. Литература. История

Подождите немного. Документ загружается.

Памяти

В.

И.

Чичерова

вузов

по

этому

курсу

[3\ Одновременно он

являлся

заместите-

лем редактора «Известий Академии наук СССР по Отделению

русского

языка и литературы», а также членом редколлегии

журнала «Советская этнография». Как руководитель сектора

народного творчества в московском Институте мировой лите-

ратуры им. Горького он положил начало изданию эпоса наро-

дов

СССР. Эпос народов крайнего Севера, Сибири, Средней

Азии, Кавказа чрезвычайно разнообразен, но отсутствуют со-

лидные научно подготовленные издания и переводы. Такая

подготовительная работа рассматривалась Чичеровыл\ в

качестве

одной из основных задач советской фольклористики

на будущее и определяла всю ответственность взятого на себя

научного руководства. Об этом свидетельствует и ряд теоре-

тических

работ по эпической поэзии

[4].

памяти

всех,

кто его знал, он навсегда останется внима-

тельным и дружелюбным, готовым помочь верным советом. В

последние годы вряд ли найдется крупное событие в

сфере

фольклористики, в котором Чичеров не являлся бы руководи-

телем

или активным участником. Особенно близки были ему

исследования народного творчества как средства сближения и

понимания

народов между собой. Он всегда был очень желан-

ным гостем в славянских странах. Его запланированный визит

Берлин отменила смерть.

Памяти

Петра

Дмитриевича

Ухова

лице П. Д

Ухова

наука потеряла неутомимого искателя

и исследователя, ученики — талантливого учителя, друзья

—

доброго и отзывчивого человека.

Научная

биография

покойного коротка: она охватывает

всего

12 лет. В 1950 г. он защитил кандидатскую диссертацию

на тему: «Былины об Илье Муромце»

[Ухов,

1950].

Работа

Ухо-

ва

была полемически направлена против

всего

застойного и

консервативного

в фольклористике. Он стремился подойти к

эпосу

по-новому. При страстной увлеченности своим предме-

том

автор относился к нему критически и вскрывал все про-

тиворечия крестьянского мировоззрения. Эти черты стиля

работ П. Д.

Ухова

—

соединение любви к своему предмету с

критичностью по отношению к материалам

—

он сохранил в

течение всей жизни. Он никогда не позволял себе необдуман-

ных

суждений или мнений, не основанных на детальной и

скрупулезной проработке материала Касаясь спора о совре-

менном фольклоре, он писал: «Казалось бы, для решения спора

было

необходимо обратиться к анализу того материала, кото-

рый стал предметом дискуссии, но этого не произошло. Мате-

риал

до сих пор остается нетронутым, а дискуссия не ослабе-

вает»

[Ухов,

1959].

Интерес к эпосу он сохранил до последних дней. Стре-

мясь

к точному анализу материала, он нашел метод

атрибуции

и паспортизации, который должен войти в нашу науку как

«метод

Ухова».

В работе «Типические места»

(loci

communes)

331

Памяти

П.

А.

Ухова

как средство паспортизации былин» он устанавливает, что

каждая область, каждый

район

и даже отдельные исполнители

имеют

свои, типические для них «общие места» или

вариации

их

[1].

Отсюда очень простая мысль: типические места могут

служить

надежным средством паспортизации былин, если

былина записана была неизвестно где и от кого. Примени-

мость

этого метода он показал на ряде блестящих анализов,

точно определив, например, что записи П. С. Ефименко были

сделаны

от певца Пономарева

[Ухов,

1957-а].

При помощи

этого

метода можно установить исполнителя даже тогда, ко-

гда

эти записи произведены в таких местах, куда сказитель,

например, переселился. Можно установить также

фальсифи-

кации

и определить источники, из которых черпали фальси-

фикаторы. Этот метод очень прост и надежен, но вместе с тем

его

трудно применять, пока не будет указателей общих мест.

П. Д.

Ухов

владел материалом на память, и на вопрос, задан-

ный ему экспромтом, где могли быть записаны былины с тем

или иным общим

местом,

отвечал сразу же безошибочно.

Применение этого метода дало целый ряд важнейших

открытий. Так, при помощи этого метода можно было устано-

вить,

что все былины сборника

Кирши

Данилова записаны

одним лицом, а именно, самим исполнителем

[Ухов,

1956].

Этот

простой тезис

—

плод кропотливого труда по сопостав-

лению деталей текстов, по изучению характера их совпадений

и отличий. Обращаясь к сборнику Рыбникова, П. Д.

Ухов

мог

вскрыть

целый ряд ошибок издателя этого сборника 1909 года

А.

Е. Грузинского

[2].

П. Д

Ухов

мог совершенно точно опреде-

лить, от кого были записаны былины без обозначения испол-

нителей. Чтобы проверить себя, он обратился к архиву Рыб-

никова. Архив этот считался утерянным, но Петру Дмитрие-

вичу удалось его

найти

и решить все спорные и неясные во-

просы,

связанные со сложной историей публикации этого со-

брания.

Смерть не дала П. Д.

Ухову

осуществить новое, под-

линно

научное переиздание песен, собранных Рыбниковым

[3].

Наиболее блестящие открытия были им сделаны при раз-

работке материалов собрания Киреевского

[Ухов,

1958-а].

здесь

П. Д.

Ухов

обратился к архиву. Настойчивость, мето-

332

Памяти

П. А. Ухова

дичность и неутомимость в архивных поисках привели к ряду

важнейших находок. Им, например, были найдены тетради

записей народных песен, сделанных Кольцовым

[Ухов,

1958-6].

Со

свойственной ему обстоятельностью Петр Дмитриевич

выяснил все детали, связанные с этим собранием, что дало

очень много нового для

понимания

как Кольцова, так и на-

родной

песни. По-новому представлена и роль Белинского в

этом деле. Найдена подготовленная Гоголем к печати тетрадь

дум и исторических песен

[Ухов,

1959-6].

Найдены письма

Тургенева к Бессонову

[Ухов,

1959-в].

По этим письмам виден

интерес Тургенева к

народной

поэзии: он просит прислать ему

книги

«Калики перехожие» Бессонова, «Белорусские песни»

Сахарова и «Причитания северного края» Барсова

[4].

Главное

же открытие заключалось в том, что вопреки ут-

верждению Сперанского, будто в изданной им «Новой серии»

песен Киреевского издано все, П. Д.

Ухов

нашел еще около

2000

текстов песен. Об этом было доложено на IV междуна-

родном конгрессе славистов

[5].

Материал этот подготовлен к

печати для издания в одном из очередных томов

«Литературного наследства», и надо надеяться, что они выйдут

недалеком будущем

[6].

Работая над лирическими песнями архива Киреевского,

П. Д.

Ухов

увидел, что метод, применяемый им к анализу бы-

лин, применим и к песням лирическим. Об этом он сделал

краткое сообщение в печати; но основной труд, посвященный

этому вопросу,

оформлен

в докторской диссертации, которую

он успел закончить и представить к защите. Диссертация эта

посвящена важнейшему вопросу

—

вопросу о методах атрибу-

ции в фольклористике и проведена на материале собрания П.

В.

Киреевского. Здесь подробно раскрыта вся история собира-

тельской работы Киреевского и его многочисленных коррес-

пондентов, выяснена неприглядная роль Бессонова как редак-

тора этого собрания. Все это обставлено богатейшими

фак-

тическими данными и дает новые материалы к истории обще-

ственной мысли 30

—

40-х годов. Подробно разработана мето-

дика и методология

атрибуции

и блестяще применена к но-

вым

материалам Киреевского. Научная общественность впра-

333

Памяти

П.

А.

Ухова

ве

ожидать, что Московский университет, где работал покой-

ный, примет все меры к скорейшему изданию этого полно-

стью

законченного труда

[Ухов,

1970].

Охарактеризовать все находки и исследовательские рабо-

ты П. Д.

Ухова

здесь нет возможности. Некоторое представле-

ние об этом дает список его трудов [Мельц,

1963].

Необходимо

еще напомнить, что Петр Дмитриевич был большим масте-

ром научно-популярного изложения. Он умел учить, воспиты-

вать,

увлекать, умел излагать материал кратко и ясно, искусно

отделяя важное от второстепенного. Перу Петра Дмитриевича

принадлежит ряд учебных пособий и научно-популярных тру-

дов.

Изложение его всегда отвечало высоким требованиям

научности. Он нигде в угоду читателю не упрощал материала,

наоборот, он вводит читателя в проблематику, оставаясь при

этом

всегда объективным и беспристрастным Этими

качествами

обладает, например, его статья в книге «Эпос сла-

вянских

народов», посвященная русским былинам

[Ухов,

1959-г].

Особо выделить следует его антологию «Былины»,

предназначенную преимущественно для студентов

[Ухов,

1957-6].

Каждая былина сопровождается обстоятельными

научными комментариями. Книге предпослана вступительная

статья,

вводящая читателя в основные проблемы изучения

русского

эпоса.

П. Д.

Ухов

был бессменным автором, соавтором или ре-

дактором программ по фольклору для

вузов,

выпускаемых

Министерством

высшего образования СССР

[7];

им же

состав-

лено прекрасное пособие по фольклору для студентов-

заочников

[8].

Многообразная и плодотворная жизнь оборвалась слиш-

ком рано, но и то, что сделано, имеет для советской

науки

народном творчестве первостепенное значение.

«Фольклор

пролетариата»

В.

Э.

Пейкерта

Will

Erich Peuckert. Volkskunde des Proletariats. — I.

Aufgang der proletarischen Kultur. / (Schriften des

Volks-

kundlichen Seminars der Padagogischen Akademie

Breslau).

—

Frankfurt am M.,

1931.

XII,

195 S.

Пейкерт

—

автор работ о

Якове

Беме,

о Парацельсии, о ро-

зенкрейцерах и др., т. е. о мистиках, вошедших в моду в начале

в. Цель новой его

книги

(стр.

X, XI)

состоит в том, чтобы убе-

дить читателя в необоснованности ненависти к пролетариату.

Причина

ненависти

(слово

классовой избегается) кроется, по

мнению автора, в полном неведении быта, жизни и человечности

пролетариата Достаточно, по-видимому, показать, что пролета-

рии ведь тоже люди, чтобы ненависть эта

исчезла.

Такая установ-

ка

имеет совершенно определенный политический

смысл.

Ан-

тинаучность ее заранее обрекает книгу на неудачу.

Неудивительно поэтому, что ни понятие «Volkskunde»,

ни понятие «пролетариата» совершенно не ясны автору. Оп-

ределение пролетариата как «объекта капиталистической хо-

зяйственной

системы»

приписывается Марксу. Понятия экс-

плоатации и прибавочной стоимости тщательно избегаются. В

дальнейшем же постепенно обнаруживается, что фактически

под пролетариями понимаются силезские ткачи, история ко-

торых

исчерпывает все содержание

книги

и излагается,

начиная

XVIII

в. (с случайными экскурсами в более

раннее

время)

и кончая сороковыми годами XIX в. (Дальнейшее из-

ложение должно составить содержание следующего тома.)

Ограничение Силезией объясняется тем, что автор еще в 1925

г. написал

«Schlesische

Volkskunde* и потому хорошо знает

Силезию.

На стр. 113 автор предоставляет читателю право по-

335

«Фольклор

пролетариата»

В.

Э.

Пейкерта

нимать под силезскими ткачами

«всех

фабричных

рабочих во

всей

индустриальной

Европе».

Под «Volkskunde» понимается просто описание матери-

ального и семейного быта Volkskunde пролетариата

начинается с обстоятельного описания

всех

работ, производи-

мых

над льном,

начиная

с посева. Прослеживается превраще-

ние ткача-крестьянина в ткача-профессионала, рисуется кар-

тина его постепенного обнищания, достигающего в сороковых

годах

полного нищенства. Такая пауперизация увязывается с

постепенной потерей земли. В объяснении

причин

и последо-

вательности эволюции автор следует за Зомбаргом. Из облас-

ти быта описаны жилища (но не с собственно этногра-

фической точки зрения, а с точки зрения пригодности или не-

пригодности их под

жилье),

бюджет ткача и особенно широко

семейная жизнь и распад ее, разврат и проституция. В

качестве

источников приводятся показания современников,

туристов и путешественников, очевидцев быта. Показания

выбраны очень удачно и дают чрезвычайно наглядную картину

действительной жизни ткачей данного периода.

Но так как автор

принципиально

избегает цитат

(источники приводятся в приложении), то

научная

ценность

этих

показаний становится несколько подозрительной. Автор

и не ставит

себе

научных целей: его цель

«человеческая».

Обла-

дая несомненным беллетристическим талантом (Пейкерт —

автор нескольких беллетристических произведений), он стре-

мится

эффектной

картиной

нищенского житья разжалобить

читателя. С этой точки зрения выбраны, по-видимому, и пер-

воисточники.

Вся

книга говорит только о жалком положении пролетариа-

та

О творчестве его в какой бы то ни было области не говорится

ни

слова

Правда, приводятся две-три песни, но они интересуют

автора не как продукт творчества, а только со стороны сообщае-

мых

в них фактов. О классовом сознании, о росте его, о подлин-

ных

причинах

обнищания

не говорится ничего. Автор не имеет

никакого представления ни о сложности, ни об актуальности

затрагиваемых

им проблем, а

советскому

фольклористу книга

интересна лишь как лишнее доказательство

того,

что в руках

буржуазии наука о пролетариате невозможна

«История

немецкой

этнографии»

Густава

Юнгбауера

Gustav Jungbauer. Geschichte der deutschen Volkskunde.

Sudeten deutsche Zeitschrift.

—

Beiheft.

— Prag, 1931.

—

192

Под «Volkskunde» здесь понимается наука, имеющая

своим

предметом язык и поэзию «народа», его верование и

обычаи, народную медицину и всю область материального

быта.

Такое определение чрезвычайно широко

—

в него

вхо-

дит, например, лингвистика

—

и ставит перед автором заман-

чивые задачи. Написать историю подобной науки

—

дело чрез-

вычайно сложное и трудное. Оно сложно не только со стороны

широты материала, но и со стороны необходимых предвари-

тельных

принципиальных установок.

Одним из основных вопросов здесь является вопрос о раз-

граничении

предмета науки и истории его. В подобном труде,

как нам кажется, не должно быть

речи

о том, как строили, или

как одевались, или как говорили, как пели в

XIII, XIV,

или

XVII,

или другом веке. Это — дело Volkskunde. В истории

Volks-

kunde

может быть речь только о том, как эти вопросы иссле-

довались.

Можно ли Цезаря, или Плиния, или Тацита считать

этнографами и начинать с них историю

этнографии,

в частно-

сти

—

немецкой Volkskunde? Нам кажется

—

нельзя. Но

вме-

сте

с тем умолчать о них тоже нельзя. Здесь кроется вопрос

принципиальный, от разрешения которого зависит не только

внешняя композиция труда, но зависит самая суть его.

Если

всмотреться в установки Jungbauer'a, то очень легко

можно обнаружить, что автор идет по традиционной дороге

337

«История

немецкой

этнографии»

Г.

Юнгбауера

338

немецких «академических» «солидных» историй. Надо дать

историю «от Ромула до наших дней». Для нас совершенно оче-

видно, что в первом веке

нашей

эры не было никакой deutsche

Volkskunde. Но был Тацит, писавший о Германии. По этому

поводу дается подробный пересказ (на 10 страницах) «Герма-

нии». Читатель по существу знакомится не с Тацитом как с

первым историком Германии, а с Германией того времени

сквозь

призму Тацита, т. е. вместо

историографии

дается исто-

рия. Этот недостаток еще резче бросается в глаза в следующей

главе,

посвященной Карлу Великому. Здесь говорится о борьбе

христианства с язычеством, об отражении столкновения двух

культур в постройках, характеризуется поэзия и язык того

времени и т. д. Другими словами, читатель взамен несущество-

вавшей в то время Volkskunde получает кусочек политической

истории (которая может быть изложена собственно истори-

ком гораздо лучше и законченнее), кусочек истории литерату-

ры, кусочек истории культуры и т. д. Несмотря на заглавие

(«Karl

der Grosse» <«Карл Великий»>), такая беглая характе-

ристика доведена до XIV в., причем автор попутно обнаружи-

вает

довольно наивные исторические взгляды. Например, на

стр.

26 говорится: «Латинский язык <...> с введением христи-

анства

получил преобладающее значение, как язык докумен-

тов,

церкви и науки. Поэтому

народный

язык не мог разви-

ваться».

дальнейшем автор останавливается на заселении гер-

манцами востока, в частности земель, занятых славянами. На

протяжении нескольких страниц дается исторический обзор

этого

явления от

по

XVIII

в. Вкратце упоминаются взаимные

влияния, напр., в расположении деревень, в языке, музыке и т.

д. Этот экскурс в область славяно-германских отношений

уво-

дит автора настолько далеко, что он, например, на стр. 36 ана-

лизирует происхождение русских слов «магазин», «пакгауз» и

«вокзал».

Читателю, таким образом, дается кусочек довольно

легковесной лингвистики.

Мы

видим, таким образом, что

историография

заменена

историей, причем историей, поднесенной с выборкой. За не-

имением Volkskunde автор дает как бы

краткий

курс истории

применительно к Volkskunde. Так изложение ведется до гла-

«История

немецкой

этнографии»

Г.

Юнгбауера

339

вы,

которая обещает

«Die

ersten Anfange volkskundlicher

Forschung»

<«Зарождение этнографических исследований»>.

Подзаголовок

гласит «Humanismus und Hexenwahn»

<«Гума-

низм и

колдовство»>.

Начиная

с этой главы, тактика изложе-

ния меняется. Если до сих пор упоминались те события, кото-

рые, по мнению автора, влияли на характер немецкого города,

то

теперь перечисляются те литературные произведения, из

которых

можно почерпнуть сведения по Volkskunde, т. е.

вме-

сто

Geschichte («истории») мы имеем нечто, названное в не-

мецкой науке Quellenkunde («источниковедение»). С этой

точки зрения, глава интересна некоторыми своими материа-

лами. Отмечаем: проповеди, травники (начиная с IX в. поме-

щены, однако, в главе о гуманизме), календари, чародейные

книги. Здесь, как нам кажется, нащупан, но не осуществлен

правильный путь: вся первая часть книги, вместо малоинте-

ресных

исторических рефератов, могла бы быть посвящена

источникам Volkskunde, а вторая — собственно истории

Volkskunde. Возвращаясь к гуманистам, следует сказать, что

их

произведения служат лишь второстепенными источника-

ми, так как ученое презрение к «черни» мешало им видеть

окружающую их действительность. Исключение составляют

лишь некоторые исторические и географические труды гума-

нистов,

которые и перечисляются в этой главе.

О каждом авторе дается одно-два часто очень бледных

предложения, которые иногда служат лишь для того, чтобы

сухую

библиографию

изложить в

форме

связного текста.

Впрочем,

некоторые труды (например, «Repertorium»

Боге-

мия Лубона, стр. 45

—

48) характеризованы более подробно.

Эта

глава кончается краткими указаниями на Себастиана

Франка, Лютера, Ганса Закса и Фишарта.

Слегка

коснувшись ведовства и сожжения ведьм, автор

переходит к

реформации

и крестьянским войнам. Крестьян-

ские

войны опять даны в плане пересказа исторических собы-

тий. На крестьянских войнах почему-то происходит длитель-

ная остановка. Здесь рассматриваются земельные и крепост-

нические отношения, краткая история земельных

реформ

даже

перечисляются крестьянские восстания до 1848 г., когда,

по мнению автора, крестьяне окончательно освободились от