ски и др.), Х. Майера (Ф. Тольцинер, К. Пюшель, Т. Вайнер, Л. Бэесе и др.), а также
Й. Нигеман, Г. Маркс, Х. Абрахам и многие другие
. Значительная часть из них, если и не
разделяла коммунистические воззрения, как архитекторы группы «Рот Фронт» Х. Майера,
то была пропитана духом ответственности архитектора перед обществом, пониманием его
социально-организующей роли. Однако не идеологическая близость играла главную роль
при отборе зарубежных фирм и групп, а иные интересы: приглашали обладающих отрабо-
танным методом типизированного поточно-конвейерного проектирования в области и про-
мышленного, и гражданского строительства, что являлось жизненно необходимым в усло-
виях форсированной индустриализации и урбанизации. Это свидетельствует о достаточно
ясном представлении советской власти о способе организации городского пространства.
Государственный заказ был ориентирован на структурированное и стандартизированное,
быстро реализуемое и организующее городской социум в типовые однородные единицы.
Планировочную организацию города с четким функциональным зонированием и типовыми
повторяемыми элементами (кварталами, жилкомбинатами, ячейками) предлагали и градо-
строители – как теоретики, так и практики. Нельзя сказать, что подобного рода подход к
формированию города был исключительно навязан государством. Уподобленная четко
функционирующему механизму организация городского пространства (урбанистического
или дезурбанистического) и отдельной его структурной единицы, в эпоху промышленной
апологетики была частью профессионального сознания. Однако разница в интересах госу-
дарства и градостроителей выяснялась достаточно быстро при переходе от теоретизирова-
ния к практике проектирования и строительства. Казавшиеся общими подходы при этом
объяснялись разными целями, и, соответственно, методами их достижения.
В эпоху «великих строек» рубежа 1920 – 1930-х гг. градостроительное проектирова-
ние понималось государственной властью как непосредственное и «вторичное» продолже-
ние промышленного строительства. Дискуссии о сущности нового города, нового быта, но-
вого человека оказались фактически отделенными от практики строительства: пока градо-
строители, социологи, идеологи дискутировали, государство, в лице крупных промышлен-
ных ведомств, строило город при производстве, для производства и на те малые средства,
которые оставались от производства. И, кроме того, начало активной градостроительной
деятельности в годы первой пятилетки совпало с трансформацией не только экономиче-
ской, но и политической, и идеологической, что немедленно сказалось и на градостроитель-
ных подходах, однако отрефлексировано было в архитектурной среде далеко не сразу.
Ярко демонстрируют перипетии формирования нового «социалистического города»
поселения Южного Урала при выстроенных и проектировавшихся промышленных гигантах
– Магнитогорском металлургическом комбинате, Челябинском тракторном заводе, Бакаль-
ском металлургическом заводе (Челябинск), предприятиях Орско-Халиловского промыш-
ленного узла. Промышленно-селитебные комплексы являлись главным объектом градо-
строительного внимания и финансового инвестирования. Судьба уже существовавшего ис-
торического города при этом особого интереса не представляла. Предполагалась возмож-
ность сноса, «выморачивания»
, однако практические соображения – необходимость рас-
селения прибывающей большими потоками рабочей силы – заставляли повременить с ради-
кальными решениями
, разрабатывая проекты полиструктурного, рассредоточенного го-
рода, как например, «Большого Свердловска» или «Большого Челябинска». Все это, кроме
всего прочего, порождало активное противостояние гражданских городских властей и про-
ектирующих организаций, с одной стороны, и промышленных ведомств, с другой, в вопро-
се о понимании перспектив города и целостности городской структуры. Требования «граж-
данских» о «едином городе», «едином административно-хозяйственно-социально- культур-
ном поселении» и т. п., оставались на бумаге
.