Приходько И. Концепция развития гражданского законодательства. Спорные и нерешенные вопросы

Подождите немного. Документ загружается.

не исключает, а устранять несовершенство закона посредством объявления зло-

употреблением действий, совершенных в рамках закона, с взысканием со стороны,

расторгнувшей договор, убытков от «недобросовестного» расторжения договора или

от «недобросовестного» неисполнения обязательств по расторгнутому договору, при

том что действия стороны, расторгнувшей договор, правомерны, — значит создавать

неопределенность в имущественных отношениях, что, кстати, и служит почвой для

злоупотреблений. Ясно, что для взыскания неосновательного сбережения в подобных

случаях нужна специальная норма, именно поэтому ее введение и предусматри-

вается в проекте.

В настоящее время эту проблему отчасти пытается решать практика путем

применения норм о неосновательном обогащении в случаях, когда расторжение

договора имело место по требованию лица, предоставившего оплату за услуги,

которые не были оказаны (п. 1 «Обзора практики рассмотрения споров, связанных с

применением норм о неосновательном обогащении» — Информационное письмо

Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 года № 49).

Другой пример — предложение о запрете ссылаться на незаключенность догово-

ра после начала исполнения обязательства по договору или принятия исполнения, в

том числе частичного, с одновременным наделением (с определенными ограниче-

ниями) суда правом восполнять по собственному усмотрению недостающие условия

договора (п. 3.8.1 раздела VII проекта Концепции совершенствования общих поло-

жений обязательственного права). Действительно, законодательный запрет

ссылаться на незаключенность договора, начатого исполнением, сам по себе

недостаточен: ведь отказ в иске о признании договора незаключенным, хотя в нем

отсутствуют необходимые существенные условия, лишь сохранит неопределенность

в отношениях сторон, поскольку договор считается заключенным; но остается

неясным, как его исполнять в отсутствие существенных условий договора.

Следовательно, создается почва для новых споров. Значит, нужен дополнительный

механизм для того, чтобы устранить неопределенность в отношениях сторон, не

исключая, в том числе, и тот способ, который предложен в проекте, а именно путем

наделения соответствующим правом суда. Хотя, разумеется, возможны и

модификации этого механизма, например, с использованием норм о заключении

договора в обязательном порядке (ст. 445 ГК РФ) применительно к недостающим его

условиям, что предполагает необходимость соблюдения досудебных процедур

урегулирования.

Обычай

Подпункты 2.1, 2.2 п. 2 § 2 раздела I проекта Концепции содержат предложение

об устранении ограничения сферы применения обычая как сложившегося и широко

распространенного в гражданском обороте правила поведения только предпринима-

тельскими отношениями, в связи с чем в ст. 5 ГК РФ в качестве источника граждан-

ского права предусматривается указать обычай и его разновидность — обычай де-

лового оборота. Также предложено решить вопрос о месте обычая в иерархии ис-

точников гражданского права, в связи с чем на обсуждение вынесены два варианта:

• сохранить приоритет диспозитивной нормы над обычаем;

• закрепить приоритет обычая над диспозитивной нормой права, что, по мнению

авторов проекта Концепции, послужит стабильности оборота и будет соответствовать

значению, которое придано обычаю в международных договорах (в частности, в ст. 9

Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров (Вена, 1980 г.) и др.),

в зарубежном законодательстве и общепризнанной международной практике.

Поскольку международная практика касается только торговых обычаев, предлагается

также специально обсудить вопрос о том, можно ли распространить описанный

подход на иные обычаи.

Расширение сферы применения обычая в принципе не вызывает возражений.

Проблема здесь лежит скорее в области процессуального права, а именно в доказы-

вании как самого факта существования обычая, так и его содержания. И то, и другое

должна доказать сторона, ссылающаяся на обычай.

Между тем даже в отношении применения наиболее распространенных обычаев

— обычаев делового оборота — судебная практика не слишком обширна.

В постановлении Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего

Арбитражного Суда РФ от 1 июля 1996 года № 6/8 «О некоторых вопросах, связанных

с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»

указывалось, что обычай делового оборота может быть применен независимо от того,

зафиксирован ли он в каком-либо документе (опубликован в печати, изложен во

вступившем в законную силу решении суда по конкретному делу, содержащему

сходные обстоятельства, и т. п.).

Однако при таком подходе оставалось неясным, каким образом может быть объ-

ективировано существование обычая, какими именно доказательствами устанавли-

вается сам факт его существования и содержание обычая. Вот почему в реальной

правоприменительной практике такой подход впоследствии не получил распростра-

нения.

Не случайно поэтому уже в Информационном письме Президиума ВАС РФ от 25

декабря 1996 года № 10 «Обзор практики разрешения споров по делам с участием

иностранных лиц», где приводятся примеры обычаев в сфере внешнеэкономических

связей, указано на разработанные Международной торговой палатой «Международ-

ные правила толкования торговых терминов «Инкотермс», а в Информационном

письме от 16 февраля 1998 года № 29 «Обзор судебно-арбитражной практики раз-

решения споров по делам с участием иностранных лиц» дана ссылка на то, что ар-

битражный суд при разрешении спора, вытекающего из внешнеторговой сделки,

применяет обычаи делового оборота в сфере международной торговли в редакции

Инкотермс в том случае, когда участники сделки договорились об их применении или

изменили предусмотренные ими в договоре базисные условия в письменной форме.

В Информационном письме от 15 января 1999 года №39 «Обзор практики рас-

смотрения споров, связанных с использованием аккредитивной и инкассовой форм

расчетов» Президиум ВАС РФ указал, что положения ст. 848 ГК РФ, устанавливаю-

щей обязанность банка совершать для клиента операции, предусмотренные приме-

няемыми в банковской практике обычаями делового оборота, если иное не преду-

смотрено договором, на которую ссылался истец в обоснование своих требований, не

могут рассматриваться как обязывающие банк исполнить платежное требование. В

данном случае банковские правила предусматривают применение такой формы

расчетов (платежными требованиями) лишь при наличии соглашения между участ-

вующими в проведении этой операции клиентами и их банками.

В постановлении от 23 декабря 1997 года № 4420/97 Президиум ВАС РФ указал,

что правила приемки продукции, установленные Инструкцией «О порядке приемки

продукции производственно-технического назначения и товаров народного потреб-

ления по качеству», утвержденной постановлением Госарбитража СССР от 25 апреля

1966 года № П-7, неприменимы к отношениям сторон, поскольку отношения сторон по

договору регулируются нормами части второй ГК РФ, с введением в действие которой

названная Инструкция больше не применяется, а в договоре стороны не

предусмотрели порядок приемки продукции по качеству. Следовательно, суд не счел

возможным рассматривать положения Инструкции, которая ранее была обязательной,

в качестве обычая делового оборота в отсутствие в договоре иного порядка приемки

продукции.

Один из немногих выявленных в практике Президиума ВАС РФ по конкретным

делам обычаев делового оборота состоит в том, что «в соответствии со сложившейся

практикой и обычаями делового оборота банк как кредитное учреждение не заключает

договоры дарения со своими клиентами, так как это противоречит основным целям

деятельности истца, определенным его уставом» (постановление от 9 октября 2001

года № 817/01 по делу № А40-12910/00-54-126).

Но чтобы сделать вывод о том, что банк не занимается дарением, нет необходи-

мости обращаться к обычаю. Наряду с этим утверждать, что подарки клиентам про-

тиворечат основным целям деятельности банка и обычаям делового оборота, также

довольно сложно, так как подарки широко используются в банковской практике в

рекламных целях, например при открытии новых вкладов в определенные периоды в

целях привлечения клиентов и расширения деятельности банка, поддержания лик-

видности и в тому подобных случаях.

Поэтому предлагаю третий вариант: приоритет обычая над диспозитивной нор-

мой права установить только в некоторых сферах, где существование обычая и его

содержание не требуют доказывания в силу их общеизвестности, в том числе в слу-

чаях, когда обычай зафиксирован в тех или иных документах, которых придержива-

ются участники соответствующей деятельности, например в документах саморегули-

руемых организаций. В остальных случаях следует сохранить приоритет диспозитив-

ной нормы над обычаем.

Злоупотребление правом

В подп. 2.3 п. 2 § 2 раздела II проекта Концепции предлагается расширить сферу

действия ст. 10 ГК РФ путем придания ей более общего характера, в том числе до-

полнив ее указанием на недопустимость злоупотребления при выполнении обязан-

ностей.

Необходимость такого расширения и продуктивность соответствующей попытки

вызывают сомнение.

В настоящее время с учетом подходов, изложенных в Обзоре практики примене-

ния арбитражными судами статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации,

категория злоупотребления правом и без того толкуется чрезмерно широко. В част-

ности, со злоупотреблением правом связывается бездействие обязанного лица, кото-

рое (бездействие) почему-то названо действиями.

Так, согласно п. 1 указанного документа суд отказал в удовлетворении иска о

признании недействительным решения совета директоров акционерного общества,

признав предъявление истцом указанного требования злоупотреблением правом на

оспаривание, поскольку нарушение устава общества при принятии оспариваемого

решения вызвано недобросовестными действиями самого истца (неучастием без

уважительных причин в работе совета директоров).

Как следует из примера, уставом общества было предусмотрено, что решения

совета директоров по вопросам назначения и досрочного прекращения полномочий

генерального директора общества принимаются при обязательном присутствии на

заседании всех членов совета директоров, а истец, будучи генеральным директором

общества, членом совета директоров и напрямую заинтересованным в непринятии

советом директоров решения по вопросу о досрочном прекращении своих

собственных полномочий как генерального директора, воспользовался указанным

положением устава общества для того, чтобы посредством неявки в заседание совета

директоров блокировать принятие данного решения.

Между тем из формулировки «неучастие без уважительных причин» можно за-

ключить, что участие в заседаниях совета директоров было обязанностью истца,

которую он не исполнял, что суд признал недобросовестными действиями, в то время

как злоупотреблением правом суд признал предъявление иска.

В рассматриваемом примере для принятия решения советом директоров было

необходимо, чтобы за принятие решения проголосовали пять из семи членов совета

директоров. Но в уставе могло быть предусмотрено и что решения совета должны

приниматься, например, единогласно всеми его членами.

Последовательно идя по пути, обозначенному в Обзоре, далее пришлось бы

признать, что, не голосуя в такой ситуации за прекращение своих полномочий или

голосуя против, генеральный директор злоупотребил своим правом на голосование.

Ясно, что причина создавшегося положения на самом деле кроется в уставе

общества, который явно не очень хорошо продуман, поскольку при неявке любого из

членов совета директоров, в том числе по уважительным причинам, например в связи

со смертью, работа совета директоров (а следовательно, в значительной степени и

функционирование общества в целом) оказывается блокированной. В такой ситуации

акционеры общества не лишены права провести общее собрание с целью

соответствующего изменения устава, и именно этот путь был бы юридически кор-

ректным выходом из тупиковой ситуации, возникшей вследствие несовершенства

устава, то есть в конечном счете вследствие неосмотрительности самих акционеров,

перекладывать последствия которой на лицо, не пришедшее на собственное

«заклание», вряд ли правильно. Все приведенные в упомянутом Обзоре примеры

убеждают в наличии пробелов в правовом регулировании, позволяющих лицу

действовать формально в рамках закона и корпоративных правил, чем в то же самое

время создается правовой тупик, а квалификация судом действий или бездействия

лица как злоупотребления правом скорее вынужденная, направленная на

преодоление этих пробелов. Между тем использование категории злоупотребления

правом в качестве способа восполнения пробела в праве — крайне сомнительная

идея. Теорией права выработаны определенные способы восполнения пробела в

праве, в том числе связанные с толкованием закона. Восполнение пробела в законе

путем объявления действий лица злоупотреблением правом к их числу не относится.

Что же касается предложения включить в ст. 10 ГК РФ указание на недопусти-

мость злоупотребления обязанностями, то употребить обязанности во зло вряд ли

возможно в принципе. Обязанности могут быть либо исполнены, либо не исполнены,

либо исполнены ненадлежащим образом. В последних двух случаях наступление

неблагоприятных имущественных последствий для лица, не исполнившего обяза-

тельства надлежащим образом, связано именно с этим обстоятельством, а не с тем,

что оно чем-то злоупотребляет, не исполняя свои обязанности: ведь права не испол-

нять обязанности у лица нет, а злоупотребить несуществующим правом невозможно,

на что, кстати, справедливо указано в п. 2 Обзора.

Не усматривается и необходимости в установлении особых санкций за злоупот-

ребление правом в виде наделения потерпевшего правом на возмещение убытков,

причиненных ему в результате злоупотребления правом иным лицом, как предлага-

ется проектом (подп. 2.2 § 2 раздела II).

Нельзя забывать, что лицо, злоупотребляющее правом, является

управомоченным, а не обязанным лицом, поэтому максимум, что может сделать суд,

— отказать такому лицу в защите его права при выводе о злоупотреблении им, что и

предусмотрено действующим Кодексом. Это означает полный или частичный отказ в

иске такому лицу, то есть лишение его права судебной защиты. Наказывать такое

лицо еще и взысканием с него убытков явно чрезмерно. Следуя предлагаемой в

проекте логике, с таким же успехом можно было бы налагать штрафы на такое лицо,

взыскивать с него неустойку за то, что оно распорядилось своим правом не так, как

положено, за то, что не воспользовалось своим правом, за то, что бездействовало, не

реализуя своего права, и т. д.

Важно понимать, что недобросовестность обязанного лица, как было показано

ранее, не влечет для него никаких негативных последствий, в то время как

управомоченное лицо предлагается подвергать за злоупотребление правом

дополнительным имущественным санкциям в пользу обязанного лица, не

исполнившего обязательство. Ясно, что этим нарушался бы баланс имущественных

интересов сторон.

Так, если экстраполировать предлагаемую проектом (подп. 2.2 п. 2 § 2 раздела II)

идею о том, что в случае несоблюдения правил о недопущении злоупотребления

правом другое лицо (потерпевший) имеет право на возмещение причиненных ему

убытков, на приведенный пример бездействия залогодержателя, не требовавшего

длительное время обращения взыскания на предмет залога и не предпринимавшего

мер к взысканию долга с основного должника, то залогодержателю, если считать его

бездействие злоупотреблением правом, как первоначально предлагалось в упомяну-

том проекте Информационного письма ВАС РФ, надо было бы не только отказать во

взыскании процентов, но еще и взыскать с него убытки в пользу залогодателя, на-

пример убытки, вызванные уменьшением стоимости заложенных активов в период с

момента возникновения права на обращение взыскания на предмет залога и до мо-

мента их реализации по более низкой цене, хотя обязательство не исполнено долж-

ником. Между тем в ст. 404 ГК РФ говорится об уменьшении размера убытков, взы-

скиваемых с кредитора в пользу обязанного лица при вине кредитора, выразившейся

в содействии увеличению размера его убытков, причиненных неисполнением или

ненадлежащим исполнением, либо в непринятии разумных мер к их уменьшению. О

взыскании в такой ситуации убытков с кредитора в пользу должника, нарушившего

обязательство, в данной норме речь не идет. И было бы странно в этой ситуации

взыскивать с кредитора в пользу должника убытки за то, что кредитор не предпринял

мер к принудительному взысканию долга с должника, тем самым злоупотребив

своими правами на обращение взыскания, по той лишь причине, что он не восполь-

зовался ими ранее.

Все-таки нельзя в угоду идее о добросовестности как о принципе гражданского

права, какой бы внешне привлекательной она ни выглядела, переиначивать базовые

положения Кодекса об обязанном и управомоченном лице, об основаниях ответст-

венности за нарушение обязательства, вводя в качестве самостоятельного основания

для возмещения убытков недобросовестное поведение. Иное привело бы к тому, что

должники, не исполнившие обязательство, требовали бы возмещения убытков с

кредиторов за то, что те не обратились в суд с требованием к должнику, или, на-

пример, за то, что не потребовали наложения ареста на имущество должника в ка-

честве обеспечительных мер, что привело к обращению взыскания на него другим

кредитором, а последнее не позволило должнику расплатиться с первым предъя-

вившим иск и способствовало тем самым увеличению взыскиваемых с обязанного

лица сумм и т. д. То есть в выигрыше всегда оказывалась бы сторона, не исполнив-

шая обязательство, а положения об ответственности за нарушение обязательства и

об основаниях ее наступления вступили бы в противоречие с положениями о воз-

мещении убытков недобросовестным кредитором должнику, «добросовестно» нару-

шившему обязательство, а если недобросовестными были действия обеих сторон, то

убытки, причиненные недобросовестностью каждой из сторон, при таком подходе,

очевидно, подлежали бы взысканию также с каждой из сторон в пользу другой сто-

роны. Здесь отходят на второй план самые главные вопросы: кто кредитор, а кто

должник в обязательстве, кем оно нарушено и, соответственно, кто должен отвечать

за нарушение обязательства? Спор об этих вполне очевидных вещах перемещался

бы совсем в иную плоскость — выяснения того, насколько добросовестно действо-

вала каждая из сторон, какой ущерб понесен из-за недобросовестных действий другой

стороны и т. д.

Нельзя вводить в Кодекс нормы и институты, разрушающие его системность, а

именно это и произойдет в случае реализации рассматриваемых идей.

Что касается установления в качестве общего принципа положения о том, что ни-

кто не может извлекать выгоду из своего незаконного или недобросовестного пове-

дения, то это предложение также не может быть поддержано.

Пунктом 2 ст. 15 ГК РФ уже предусмотрено, что если лицо, нарушившее право,

получило вследствие этого доходы, то лицо, право которого нарушено, вправе тре-

бовать возмещения наряду с другими убытками упущенной выгоды в размере не

меньшем, чем такие доходы. Правда, эта норма крайне редко применяется судами,

что следует отнести к недостаткам правоприменительной практики, а не к неполноте

закона.

Введение рассматриваемого положения порождает те же вопросы, что и рас-

смотренные ранее: что делать, если лицо, тем не менее, извлекло выгоду из своего

незаконного или недобросовестного положения невзирая на указанный запрет, а

именно: следует ли взыскивать с него сумму этой выгоды как убытки в виде упущен-

ной выгоды иного лица применительно к положениям п. 2 ст. 15 ГК РФ (в таком случае

возникает вопрос о вине лица, действующего подобным образом, как об условии

применения ответственности) или как неосновательное обогащение за счет иного

лица по правилам главы 60 ГК РФ и т. п. Проект не дает ответов на эти вопросы.

Регистрация прав

Проектом Концепции предусматривается включение в ГК РФ общих положений о

государственной регистрации имущественных прав, единых для различных объектов,

с предусмотренной правоустанавливающей (не учетной) регистрацией.

В настоящее время правоустанавливающая регистрация не установлена, и в

проекте не названы права или объекты, в отношении которых предполагается ее

введение.

Как следует из некоторых комментариев авторов проекта, государственная регис-

трация должна иметь правоустанавливающий характер. Как отмечает, например, Р.

Бевзенко, «здесь речь идет не о том, что это какое-то одно из доказательств суще-

ствования права, а принцип такой — регистрация создает право. Природа вещных

прав заключается в том, что они распространяются на неограниченный круг лиц.

Предполагается, что всякое третье лицо должно знать, что у кого-то есть вещное

право на такую-то вещь. В связи с этим только правоустанавливающий характер

регистрации может дать такой эффект».

Разумеется, следует полностью согласиться с тем, что система двойной

регистрации — прав и некоторых сделок — ненормальна, эта система подлежит

замене на систему регистрации прав. Однако с предложением придать

государственной регистрации прав правоустанавливающий характер трудно

согласиться. Действительно, зарегистрировать можно право, возникающее по

основаниям, указанным в законе, например в результате сделок, наследования,

создания новой вещи для себя и т. д. Именно они служат основанием для

возникновения права, а документы, подтверждающие основания возникновения

права, являются правоустанавливающими. В соответствии с этими документами и

осуществляется государственная регистрация прав.

Если же право возникает в силу государственной регистрации, то есть именно

регистрация служит правопорождающим фактом, то в таком случае запись о государ-

ственной регистрации и будет правоустанавливающим документом.

Получается, что правом, подлежащим регистрации, лицо наделяется регистри-

рующим органом, иначе говоря, им «назначается» правообладатель, который до этого

момента не выступает носителем какого-либо права, а значит, и не может требовать

его регистрации. При такой конструкции фактически утрачивается связь между лицом

и правом, которое он просит зарегистрировать, а также связь между правом и

действительным основанием его возникновения. Спор о праве, который состоит в

споре об основаниях возникновения права, в таком случае сводится к проверке

соблюдения регистрирующим органом формальных правил регистрации.

Стоит отметить, что придание регистрации правоустанавливающего значения

фактически сводит на нет значение добросовестности приобретения, поскольку при-

обретатель, ориентирующийся исключительно на факт регистрации прав

отчуждателя, при таком подходе всегда будет считаться не добросовестным

приобретателем, а собственником, право собственности которого возникло

вследствие регистрации за ним этого права.

Данный вывод корреспондируется и с предложением считать

зарегистрированное право перешедшим к добросовестному приобретателю во всех

случаях, даже если отчуждатель был зарегистрирован ошибочно. Получается

довольно любопытная картина: положим, регистрирующий орган, когда регистрировал

право при его переходе, неправильно указал имя правообладателя, в результате чего

право оказалось зарегистрированным за совершенно посторонним лицом, чье имя и

указано в реестре. Это лицо не приобретало имущество и не просило

зарегистрировать за ним право, оно оказалось «правообладателем» случайно,

вследствие описки, однако именно у него возникнет право, подлежащее регистрации.

Сделки

В подп. 2.1 п. 2 § 1 раздела IV проекта Концепции предлагается сузить понятие

сделки по сравнению с содержащимся ныне в ст. 153 ГК РФ ее определением, с тем

чтобы не допускать произвольного распространения данного понятия на гражданско-

правовые и иные правовые явления, сделками не являющиеся или «сделочная» при-

рода которых сомнительна.

Данное предложение выглядит, мягко говоря, довольно странно: судебная прак-

тика, в том числе практика самого последнего времени, демонстрирует движение в

прямо противоположном направлении, а именно идет по пути как раз расширитель-

ного, а не ограничительного понимания сделки, относя, в частности, к сделкам дей-

ствия, являющиеся исполнением обязательств (например, платеж должником денеж-

ного долга кредитору с нарушением очередности или пропорциональности удовле-

творения требований, передача должником иного имущества в собственность креди-

тора, действия по внесению вклада в уставный капитал юридического лица, а также

такие банковские операции, как списание банком денежных средств со счета клиента

банка в счет погашения задолженности клиента перед банком, причем как безак-

цептное, так и на основании распоряжения клиента).

Такой подход закреплен в п. 5 постановления Пленума ВАС РФ от 30 апреля

2009 года № 32 «О некоторых вопросах, связанных с оспариванием сделок по осно-

ваниям, предусмотренным Федеральным законом «О несостоятельности (банкротст-

ве)», п. 2 «Обзора практики рассмотрения арбитражными судами споров, связанных с

оспариванием сделок по основаниям, предусмотренным Федеральным законом «О

несостоятельности (банкротстве)», утвержденного Информационным письмом

Президиума ВАС РФ от 14 апреля 2009 года № 128.

Приведенный перечень не исчерпывающий. К сделкам, вероятно, могут быть от-

несены и иные действия, направленные на прекращение обязательства: например, по

исполнению исполнительных документов по имущественным взысканиям, по выплате

дивидендов и иных платежей по эмиссионным ценным бумагам, по удовлетворению

требований учредителя (участника) должника о выделе доли (пая) в имуществе

должника в связи с выходом из состава его учредителей (участников) и т. п.

Названные действия могут нарушать права иных лиц, в том числе кредиторов

должника. Если рассматривать их не как сделки, а как некие иные действия, например

как юридические поступки, то остается неясным, каким образом они могут быть

оспорены, какие последствия надлежит применять при выводе об их незаконности и т.

д. Совершенно очевидно, что во всяком случае для целей практического право-

применения все такие действия следует рассматривать как именно сделки. В иной

ситуации права потерпевших в отсутствие в законе каких-либо указаний относительно

возможности оспаривания таких действий и последствий их неправомерности

оказались бы лишенными судебной защиты, что абсолютно неприемлемо.

Специальные монографические исследования последних лет также обоснованно

исходят из широкого понимания понятия сделки, что, кстати, полностью соответствует

легальному определению сделки. Как справедливо отмечает С. Сарбаш, «отрицание,

например, за действиями по предложению и принятию исполнения характера сделки

требует объяснения того обстоятельства, что формально подпадающее под

определение сделки явление вычленяется из этого института, отправляясь в неиз-

веданную сферу юридических фактов, не имеющих ни понятия, ни характеристики».

При любом совершенствовании законодательства следует, прежде всего, исхо-

дить из принципа «не навреди». Предложения по сужению легального понятия сделки

имели бы право на существование в том случае, если бы их авторы одновременно