всевозможные поправки и способы выразить те же мысли иначе" (Там же. - С. 283).
Демосфен не решался выступать без подготовки, считая, что тот, кто готовит речи
заранее, предан народу и не проявляет равнодушия к тому, как воспримет речь
большинство. Он отрабатывал не только содержание своих речей, но и их исполнение.
"Невнятный, шепелявый выговор он пытался исправить тем, что, набравши в рот
камешков, старался ясно и отчетливо читать отрывки из поэтов; голос укреплял тем, что
разговаривал на бегу или, поднимаясь в гору, произносил, не переводя дыхания, стихи или
какие-нибудь длинные фразы. Дома у него было большое зеркало, стоя перед которым, он
упражнялся в декламации" (Там же. - С. 285).
Сходно, ценою невероятных усилий, поднимался и Цицерон. "Говорят, что он не менее
Демосфена страдал недостатками в декламации, а потому усердно поучался как у
комического театра Росция, так и у трагического - Эзопа. ... Декламация же Цицерона
немало содействовала убедительности его речей. Высмеивая ораторов, прибегавших к
громкому крику, он говорил, что те по немощи своей выезжают на громогласии, подобно
тому, как хромые садятся на лошадей" (Там же. - С. 304-305).
Сам Цицерон выделял два вида речей: ораторская речь и беседа. Первая предназначается
для выступлений в суде, на народных сходах, в сенате. Вторая - для встреч, споров,
пирушек, собраний близких друзей. Он писал: "Речь ораторская имеет большее значение в
деле снискания славы; ведь именно ее мы называем красноречием; но все-таки трудно
выразить, в какой мере ласковость и доступность беседы привлекают к себе сердца людей.
До нас дошли письма трех, по преданию, дальновиднейших человек - Филиппа к
Александру, Антипатра к Кассандру и Антигона к сыну Филиппу, в которых они
советуют снискивать расположение толпы доброжелательной речью и склонять солдат на
свою сторону, ласково обращаясь к ним. Что касается речи, которую держат перед
народом во время прений, то она часто приносит славу в глазах у всех. Ведь речь богатая
и мудрая сильно восхищает людей; слушатели думают, что произносящий ее понимает
суть дела и разбирается в нем лучше, чем другие. Но если речи свойственна
убедительность в сочетании с умеренностью, то это - самое изумительное, что только
может быть, и тем более, если это присуще молодому человеку" (Цицерон. Об
обязанностях // Цицерон. О старости. О дружбе, Об обязанностях. - М., 1975. - С. 112).
Перед нами - все важнейшие параметры, на которые и сегодня ориентируются
выступающие. Прошли века, но практически не изменились основные "болевые" точки
человека. Тем удивительнее то, как рано вышли на них античные ораторы. Они даже
пользовались разрабатываемым сегодняшней пропагандой приемом совмещения
позитивных и негативных суждений об объекте для большей эффективности воздействия.
Об этом же (только на своем уровне) говорит как об установившейся практике Плутарх:
"Всякая демократия относится к государственным деятелям недоверчиво и предубеждено,
а потому, если полезные решения приняты без споров и борьбы, возникает подозрение о
предварительном сговоре; такой навет тяжелее всего поражает сообщества и дружеские
кружки. Настоящего раздора и разноречия в собственной среде допускать не следует;
правда, хиосский народный вождь Ономадем, придя к власти во время смуты, не дозволил
изгнать всех противников поголовно, дабы, как сказал он сам, "за недостатком врагов не
начать ссориться с друзьями",- но то были слова вздорные. Раз уж, однако, толпа с
недоверием встречает что-нибудь великое и полезное, приверженцам начинания
благоразумнее выступать не слишком дружно, словно спевшись; хорошо, чтобы двое или
трое спокойно возражали своим друзьям, а потом как будто дали себя переубедить
доводами и увлекли за собой народ, убежденный, что ими руководят соображения общего
блага" (Плутарх. Наставления о государственных делах // Плутарх. Сочинения. - М., 1983.
- С. 607).