Замена алфавита, реформа письменности, борьба с неграмотностью — все эти мероприятия
Кемаль начал под влиянием опыта Советского Союза, где годом раньше аналогичные решения
были приняты в отношении граждан, говорящих на тюркских языках. Кампания по борьбе с
неграмотностью в Турции имела огромное значение. К сожалению, Кемаль не довел до конца
начатого дела. Большинство турецкого народа и сейчас неграмотно.
Увлечение Кемаля языкознанием. По инициативе Кемаля было создано Турецкое
лингвистическое общество, которому он оказывал всяческую помощь и в работе которого
принимал непосредственное участие. Президент поставил перед турецкими лингвистами
невиданной сложности задачу: заново сформировать турецкий язык, очистить его от персидско-
арабских заимствований, создать учебники и словари, а также переложить литературные
произведения прошлого на современный язык, сделав их доступными для среднего турка. Всю
эту литературу предстояло переделать на новый лад. Участники событий того времени, ныне
здравствующие писатели и филологи, порой вспоминают о ночах, проведенных за работой на
вилле в Чанкая. Вот что рассказал мне писатель Кемаль Тахир (1910—1973) о тех днях, когда
он юношей работал под руководством Мустафы Кемаля: «Президент садился посредине зала.
Порядок ничем не регламентировался. Каждый занимал то место, которое ему казалось
удобным. Столики и СТУЛЬЯ были расставлены свободно. Напитков всегда хватало. Тот, кто
уставал, мог заснуть. Работали целую ночь. Кемаль тоже время от времени задремывал,
положив голову на стол.
Работа начиналась с того, что президент раздавал нам произведения — художественную
прозу или поэзию, — созданные в прежние годы, и без всякого вступления определял нашу
задачу. Чаще всего он говорил следующее: "Мои дорогие, изложите это по-турецки, так, чтобы
всякий, кто научился читать и писать, смог это прочесть и понять". Он и сам брался за
карандаш или перо, чтобы адаптировать произведения старой литературы. Османская
литература была насыщена цветистыми фразами, усложненными оборотами, заимствованными
из персидского или арабского языков. Эти изысканные обороты были понятны разве что
приближенным султана. Помню, бывало так: Кемаль показывал на одного из нас и командовал:
"Читай!" После чтения обращался к кому-нибудь из присутствующих с вопросом: "Вы
поняли?" В ответ чаще всего воцарялось молчание. Никто не знал, как реагировать. Понять, что
думает президент, было невозможно. Вот он глядит на меня. Его необычайно выразительные
глаза и мохнатые брови мы считали признаком сильной воли. "Эвет" ["Да"] — бормочу я. "А
вы?" — "Эвет". — "Вот видите, значит, можно сделать все это понятным!" Как бы выделив
меня среди других, он поручил мне дважды прочитать Написанное мной. Громким возгласом
разбудив задремавших, президент приказал внимательно слушать и учиться. Он предсказал, что
я буду писателем. Вот я и стал им как будто. В награду адъютант по его приказанию заплатил
за мой завтрак, а написанное мною тут же пошло в печать. Случалось, он задерживал кое-кого
из нас до полудня. Конечно, без еды, но при избытке напитков. Сейчас, когда я вспоминаю то
время и размышляю о действиях президента, я отношусь к ним менее критически, чем прежде.
Я думаю, он был прав, принуждая нас подчиняться его воле и работать там напряженно. Вряд
ли он смог бы без этого осуществить свои реформы, сделать доступными простому читателю
литературные произведения прошлого. Нет с нами Кемаля, вот мы и имеем больше 50%
неграмотных».
Кемаль заинтересовался мусульманским богослужеЯ нием, которое велось на арабском
языке, и приказали перевести Коран на турецкий язык, чтобы муэдзин Л могли петь с
минаретов на родном языке.
Реформы Кемаля коснулись почти всех сторон общественной, политической, научной и
культурной жизни. Затронули они и обычаи страны, складывавшиеся, нам известно,
поколениями на протяжении многих веков.