Мыльников А.С. (ред.) Этнографическое изучение знаковых средств культуры

Подождите немного. Документ загружается.

стия п незаинтересованности, возмущения и покорности,

досады

и удовлетворения, хладнокровия и страха, упое-

ния и испуга, удивления и спокойствия, ненависти и гне-

ва, серьезности и иронии. Такой тип информации,

кото-

рый ведет к перестройке воспринимающей системы, был

назван

Ю. В. Кнорозовым

фасцинацией

— как такое дей-

ствие

сигнала, при котором ранее

принятая

информация

полностью

или частично стирается. Им же была отмече-

на раздельность подачи фасцинирующих и собственно

информативных сигналов.

Особое

внимание обращено

Кнорозовым

на семантическую функцию фасцинации: не-

ясность

и многозначность ее действуют

кате

сильнейшее

средство.

В качестве примера семантической фасцинации

приводится искусство, предполагающее выдумку, мнимые

события

н типы личности.

Полисемантизм кинесики

как раз и содержит ту образно-эмоциональную информа-

цию,

которая воздействует па перестройку личности: по-

зы и жесты могут успокаивать, создавая комфорт или да-

вая разрядку, могут переводить в возбужденное

состоя-

ние. На этих кинесических механизмах основан эффект

аутотренинга в его разных системах.

Все

это заставляет увидеть в кинесике одну из форм

жизнедеятельности человека. Отличительная черта ки-

несики от других, более четко осознаваемых форм жизне-

деятельности, заключается в том, что целесообразность

кинесических движений, прежде всего кинем, скрыта от

субъекта.

Во внешне коммуникативном процессе кинеси-

ка участвует лишь частью своих возможностей (кине-

морфемами).

Основное ее воздействие — фасцинирующее,

направленное на перестройку внутренних процессов орга-

низма, на изменение его физиологического и эмоциональ-

ного

состояния (кинемами). Механизм эмоциональных

возбуждений уже достаточно изучен — это корково-под-

корковые

комплексы, в которых главную роль играет но-

вая кора мозга.

Этот механизм формирует индивидуаль-

ные эмоционально окрашенные мотивации, необходимые

для трансформации потребностей во внешне реализуемое

целевое поведение. Кинесика, с точки

зрения

биологиче-

ских

функций организма, — мощное фасцинирующее

средство,

задающее ритм. Последний стабилизирует инди-

вида и личность в целом. Кинесика, таким образом, есть

форма жизнедеятельности, которая обеспечивает функ-

ционирование других, более высоких форм, воздействию

которых

она подчинена. Отсюда ее определенные связи

130

языком, который активно

влияет

на кинесику в на-

правлении

превращения ее в один из

параллельных

ко-

дов.

Это

явление

довольно хорошо изучено. Но мало обра-

щалось

внимания

на кинесику, как на текст, который

раскрывает образно-эстетическое содержание личности.

в этом

плане

кинесика обладает основными тремя уров-

нями

текста — связностью, цельностью и эмотивностью.

Кинесическая ритмика

удалена

от удовлетворения непо-

средственных витальных потребностей. Ее

задача

дру-

гая — устойчивость общих психофизиологических

харак-

теристик личности.

Задача

эта

актуальна

для детей в

большей мере, чем для взрослых: «Дети способны десят-

ки и сотни раз повторять одни и те же действия, един-

ственным смыслом которых (разумеется, не осознавае-

мым ребенком)

является

тренировка их психофизиологи-

ческого

аппарата».

Подражание, игра и обряд — все это

явления

одного порядка с точки

зрения

фасцинации, по-

скольку это разные формы кинесической яшзнедеятель-

ности.

Раскрытию

значения

кинесических двиягений помогает

обращение к танцу, одному из главных видов кинесики.

Не случаен постоянный к ним интерес со стороны се-

миотиков.

Теоретики

танца

отмечают огромную роль по-

зиционных рефлексов

тела,

которые не полностью отра-

жаются в сознании.

Благодаря

этому расширяются воз-

можности

образного восприятия в танце. В нем субъек-

тивно ощущается как бы увеличение числа органов

тела.

То

же самое происходит при оптическом восприятии тан-

ца, наблюдаемого со стороны. Феномен

танца

заключен

в освобождении и изменении образа

тела.

Можно ска-

зать, что танцующее тело нескульптурно (если под

скульптурой понимать создание образа путем отсечения

лишней материи), а пластично, ибо развивается во вне

изнутри, как бы из точки, как луч света. Это же можно

выразить театральным термином

«вес

тела», который в

случае положительных эмоций, сопровождаемых соответ-

ствующей

мимикой, позами, «летящей» походкой, инто-

нациями

речи, становится «легким».

Здесь вполне уместно провести аналогию между та-

ким пониманием кинесики и концепцией внутренней ре-

чи, развивавшейся в трудах Л. С. Выготского. Но мы

только должны помнить, что кинесическая внутренняя

«речь»

лежит в более глубоких пластах психики, чем вто-

131

рая

сигнальная

система. В кинесике гораздо меньше кон-

троль сознания. При молчании человека его напряжен-

ное

состояние могут выдать постукивающие по чему-то

пальцы, движения ногами или дрожание каких-либо

мышц.

европейских культурах в сравнении с восточными

кинесика ног гораздо меньше контролируема. Постуки-

вание ступеней сопровождает здесь раздражение и страх,

мышцы ног напрягаются при целеустремленном выраже-

нии

желания,

позы с расслабленными ногами говорят

безразличии, хождение и походка наполнены разнооб-

разным значением, кинесика ног чрезвычайно

важна

любовном

ухаживании, ногами отбивают музыкальный

ритм. Венгерский лингвист А. Вамбери был почти разо-

блачен в прошлом веке в Турции

из-за

того,

что непроиз-

вольно отбивал ритм музыки в

начале

своего

тайного пу-

тешествия по стране под видом странствующего монаха-

дервиша.

Причину развития кинесики ног в сторону кинемомор-

фем у многих индоевропейских и исторически близких им

народов

следует связывать с тем, что здесь ноги не уча-

ствуют

в орудийной деятельности. В отличие от

этого,

к примеру у многих народов Азии, активно используют

ноги

для удерживания обрабатываемого предмета (плодов,

кузнечного

или ювелирного изделия, станины токарного

станка и т. д.), для

натягивания

пальцами

ног основы

тканья,

даже для удерживания инструмента (например,

на Шри

Ланке

кладут большой нож на землю лезвием

вверх,

закрепляя

его рукоять ногой, и разрубают

кокос,

держа его в руках).

Ношение теплой обуви на евразийском севере скорее

всего

и предопределило то, что ноги были устранены из

узкопроизводственной

сферы. В то же время условия се-

вера создали необходимость сидеть на подстилках из

того

или иного материала. В результате образовались полюса

того

поля, на котором смогли раскрыться значимые ас-

пекты кинесики ног. В пользу этих положений говорит

огромная роль подстилок в

камлании

сибирских шама-

нов,

усаживание на солому в некоторых славянских об-

рядах, вроде полазника

и т. д. О северном происхожде-

нии свидетельствует, на наш взгляд, как сама символика

сидения,

развитая

в брахманизме, так и ориентация

стеблей

подстилки по линии север—юг. В. П. Топоров

показал, что индоевропейская этимология важнейшего

132

Концептуального

термина

«брахМан»

указывает на

дере-

вянные части конструкций, выполняющие функцию

свя-

зи:

«толстая

доска»,

«перекладина, соединяющая

по-

лозья»,

«поперечный

брус

бороне»,

«грядило плуга»,

«стропило»,

одной стороны,

«подушка»,

«перина»,

«подстилка

(соломенная)» —

другой.

средиземноморских

индоевропейских культурах

сложились благоприятные условия

для

наполнения

ки-

несики

ног

значимым содержанием. Египетская богиня

Исида первоначально была обожествленным троном

(имя

Исет

по-египетски означает

«трон»,

«место»

районах, удаленных

от

Средиземноморья, ритуаль-

ный характер

поз

сидения стал развиваться значительно

позже.

Для

Юго-Восточной

Азии, максимально удаленной

от

Средиземноморья, характерны разнообразные

бытовые

позы

сидения

на

уровне земли

пола.

Но

сидение

на

воз-

вышенном месте

со

спущенными ногами стало сакраль-

ным

и в

древпости было приурочено

мегалитическим

сидениям. Этнографам удалось зафиксировать сакраль-

ную

роль каменных скамей

нага

Северо-Восточной

Индии,

на

Филиппинах,

Индонезии.

Культовое сиде-

ние может быть

не

обязательно каменным,

деревянным

(как

скамья пепадоп

на

Филиппинах),

по сам

обычай

сидеть

со

спущенными ногами явно связан

Юго-Вос-

точной

Азии

мегалитическим комплексом. Весельная

гребля

лодочной банкой

не

могла быть источником рас-

сматриваемой позы сидения,

ибо в

Юго-Восточной Азии

гребут

руками, стоя

на

колене,

или

ножньш веслом

(ору-

дийное использование ног).

Хтоническая символика

ног

также

связывается

севе-

роевразийской

соседними зонами.

Это

прямо доказыва-

ется многочисленными запретами показывать ноги

солн-

цу.

Например, герой осетинского эпоса Сасырыко боится,

что

солнце подсечет

ему

ноги.

европейской культуре

вплоть

до

недавнего времени существовал строжайший

запрет

на

обнажение

ног. В

отношении женщины

эта

тема поэтически была

развита

А. С.

Пушкиным. Очень

строгое

отношение

обнажению

ног

существовало

на

Кавказе.

Обратившись

народам Сибири

мы

находим

якутов обычай,

по

которому юноша, желающий

же-

ниться

на

дочери хозяйки юрты,

там не

снимает обуви —

мать девушки

не

должна видеть

его

ноги.

Материал,

характеризующий хтоническую символику

ног,

разнооб-

разен

обширен. Сошлемся

еще

только

на

японские

ке-

133

рамические изображения

(догу)

богини солнца Аматера-

су,

где

отсутствуют

ноги.

Особой

хтонической чертой многих персонажей

явля-

ется

одноногость и хромота. В фольклористике иногда

эта

черта интерпретируется через аналогии со змеей.

связи с этим укажем

также

на китайские представле-

ния о том, что люди-драконы обладают специфической,

слегка вихляющей «драконьей» походкой.

Сидячая

или стоячая поза со скрещенными ногами в

ритуально-символическом

смысле

равна

хтонической од-

ноногости.

У индоевропейских народов первоначально

она

была бытовой стоячей позой пастухов и детей. У пас-

тухов

она естественным образом дополнялась опорой на

посох.

Акцентирование на скрещенных ногах в сидячей

позе

стало

развивать

социально-ранговую семантику. В

позе

со скрещенными ногами и опущенной ступней изо-

бражались персидские

цари

(позднее раннехристианские

апостолы

и епископы).

В «Метаморфозах» Апулея

сход-

ная поза характеризует главное лицо. А во времена

Ари-

стотеля

такие позы считались непристойными для

юно-

шей.

Позы со скрещенными ногами в античности иногда

характеризовали и женщин в

особых

ситуациях, связан-

ных

с печалью и ожиданием. К. Тикканен подробно опи-

сал эту позу как

«позу

Пенелопы».

Стоячая или сидячая поза со скрещенными ногами в

Византии была свойственна персонажам с властью. В Ев-

ропе

еще в XVIII в. она была кое-где запрещена детям

и НИЗШИМ слоям населения. В европейском искусстве

XVI—XVI

вв. стоячая поза со скрещенными ногами ха-

рактеризовала первоначально пастухов.

европейском

ареале

сидячая поза со скрещенными

«по-турецки»

ногами, очевидно, была культовой у кель-

тов

Ирландии

Галлии.

Она изредка встречается на

культовых

изображениях на Кипре, на греческих терра-

котах

из Малой Азии.

Эта

поза, распространенная па

Ближнем

Востоке

в Южной Азии и в

наши

дни, предполагает все же сиде-

ние на каком-либо возвышении, глинобитном или дере-

вянном. Скорее

всего,

она

является

историческим вари-

антом сидения на возвышенном месте со спущенными

ногами и

поэтому

— стадиально поздней.

Индии

близкая

поза стала позой медиации. Она

связывается с Буддой, который просидел в таком положе-

нии семь дней у подножия древа познания. Позы «пад-

134

масана»

и «паллака» вместе с культурным влиянием Ин-

дии широко распространились в Азии и даже Океании.

Падмасана стала обязательной для китайских

буддистов,

и считалось благом для монаха умереть в такой позе

(в

традиционно-бытовой китайской культуре основной по-

зой

сидения было положение на коленях с ягодицами на

пятках)}

А.

М. Хоккарт, посвятивший позе

паллака

(ткача)

специальную работу, отметил, что на Тонга (Океания)

она

используется во время церемонии потребления риту-

ального напитка — кавы. О сравнительно недавнем ее

распространении в Океании (в частности, через о-ва

Тон-

га)

говорит

название

ее у ротуманцев

«тонганской».

Обыденная поза сидения океанийцев аналогична описан-

ной

выше в Китае. Поза со скрещенными ногами на Са-

моа

также может свидетельствовать об индийском куль-

турном

влиянии.

Судя

по приведенным материалам, поза сидения со

скрещенными ногами первоначально выступала в ранге

значащей единицы (кинеморфемы). Войдя в плоть народ-

ных

культур

ряда

региопов (например, на Ближнем

Вос-

токе),

она становится кинемой. Распространение ее в

явно вторичных зонах (как в Океании) обязано прежде

всего

ее ритуальной значимости, до конца не объяснен-

ной

предположением о возникновении этой позы где-то на

евразийском севере. Здесь утилитарной функции недо-

статочно.

Для более глубокого понимания такой позы сидения

мы

должны обратиться к позе со скрещенными руками.

Нам важно только отметить ее повсеместное значение

запрета, траура, смирения и т. д. Недавно эта поза

(«знак

косого

креста»),

по данным

сосудов

перуанской

культуры мочика, была проанализирована Ю. Е. Берез-

киным. Им она интерпретирована как символ человече-

ской

жертвы и воплощение космологической схемы.

Скрещепные руки в таком положении несут хтоническую

семантику. Как

знаки

рождения и смерти они легко пре-

вращаются в запретительные

знаки.

Это мы обнаружи-

ваем не только в Европе, но и

повсюду

в Азии от паро-

дов

Сибири до джунглей Индокитая.

Важная

черта позц

со

скрещенными предплечьями — растительный (часто

древесный)

коннотат: она легко заменяется деревянными

палочками, бамбуковой плетенкой, узлами нити или ве-

ревки. В языке китайских тайных

обществ

предплечья,

135

сложенные на животе, означают

знак

«дерево».

О хто-

низме, выраженном через прикрепление к деревянной ра-

ме

человека-жертвы, говорит приведенный выше пример

обряда

в древнеперуанской культуре.

Рассмотренные

аналогии причинно не раскрывают са-

ми по

себе

значение сидячих поз. Но скрещенные руки и

близкие позы помогают лучше представить хтоническую

направленность сидячих поз, как поз отдыха и наполне-

ния силами. Обращают на себя внимание растительные

коннотации сидячих поз со скрещенными ногами. По-ви-

димому,

то же можно сказать о позе сидения

«по-евро-

пейски»,

на стуле. Не случайно в Египте было

обоже-

ствлено

деревянное сидение-трон. В полевой работе в Аб-

хазии мы обнаружили развитую систему представлений

соотношении тех или иных состояний человека с изде-

лием из

особой

породы дерева. Так, сидеть полагалось на

ольховых

скамьях, при

этом

«человек набирается

сил».

Сидячие позы со спущенными ногами предполагают

готовность

действовать. Если позы сидения

«по-турецки»

закрепились в ряде восточных культур, а

аналогичная

поза с перекрещенными ногами (падмасана) стала в Ин-

дии основной позой сосредоточенного восприятия сил, то

позы

со спущенными ногами были усвоены

повсюду

европейском

ареале,

что соответствовало

особым

психо-

физиологическим установкам.

Сделать следующий шаг в раскрытии смысла поз мож-

но

только наполнив предложенное понятие контрагента

жеста

категориальным содержанием. В данном случае

мы

обращаемся к хтонически-растительным объектам, как

тому

«третьему лицу», ощущение

которого

необходимо

для нормальной жизнедеятельности человека.

Под контрагентом

кинесического

движения мы пони-

маем природный объект, эмоционально выделенный из

окружающего

мира и фасцинирующе воздействующий на

человека.

Растительная

среда оказывает стабилизирую-

щее

влияние

на индивидуально-биологическую ритмику

человека. Она выступает контрагентом многих видов ре-

лаксационной кинесики, в том числе и поз сидения.

Понятие контрагента дает основания вернуться к рас-

смотрению

шага

Майтрейи. Эта поза свидетельствует о

переходе

из состояния хтонической наполненности сил

к действию. Опущенная ступня в кинесическом смысле —

жест,

обращенный к земле, иначе — жест, указывающий

на контрагента.

Земля

этом

качестве — контрагент од-

136

ного из самых высоких уровней, но стоящий

ниже

космо-

са. Шаг Майтрейи — символ космической помощи нуж-

дающемуся в этом человечеству. Выразительность

этого

кинесического движения исходит из того, что в сущности

перед

нами

один

из указательных жестов. Последние

сыграли огромную роль в развитии неконтактного, симво-

лического отражения действительности и освоения

внеш-

него мира, которые вели к возникновению в конце кон-

цов

словесного

языка.

Birdwhistel

R. L.

Kinesics

and

context.

Harmondsworth,

1973.

Hewes

C. W.

World

distribution

certain

postural

habits

Amer.

antropologist,

1957. N 2. P.

231—244.

Moss

M. Le

technique

corps (1936)

Sociologie

anthro-

pologic.

1950. N 2. P. 232.

Lamolle

Nistoire

Buddhisme

indien.

Louvain,

1958.

862

p.;

Lalourette

Maitreya,

Budda future. Paris,

1926. 262 p.

Салтыков

А. А.

Семантическая структура

«Троицы»

Андрея

Рублева

свете ареопагитики

Материалы Всесоюз. симпоз.

по

вторичным

моделирующим системам. Тарту,

1974. Вып. 1 (5).

С.

149.

Степанов

Ю. С. В

мире семантики.

М., 1983. С. 33.

Bouissak

P. A. R.

What

does

the

little

finger

do? An

apprai-

sal

Kinesics

Semiotica.

1972. N 3. P.

279—288.

Birdwhistel

R. L. Op. cit.

Leroi-Gourhan

A. Le

geste

et la

parole. Paris,

1965. T. 2,

ch.

VII.

Иванов

В. В. 1)

Структура гомеровских текстов, описываю-

щих

психическое состояние

Структура текста.

М., 1980. С. 81—

117;

2) До-, во

время-

после

(см.

примеч.

26).

Алексеев

В. П.

Становление человечества.

М.,

1984.

С.

255—

256.

Там же.

Аверинцев

С. С.

Большие судьбы малого жанра: Риторика

как

подход

обобщению действительности

Вопр.

лит. 1981.

№

Фабри

К. Э. О

подражании

животных

Вопр. психоло-

гии.

1974.

№ 2.

Лотман

Ю. М. О

двух моделях коммуникации

системе

культуры

Учен.

зап.

Тартуского

гос.

ун-та. Тарту,

1973.

Вып.

308. С.

227—243.

(Тр. по

знаковым системам;

Т. 6).

Ревзин

И. И.

Совещание

в г.

Горьком, посвященное при-

менению математических методов изучения языка художествен-

ной литературы

Структурно-типологические исследования.

М.,

1962.

С.

285—293; Пятигорский

Л. М.

Некоторые общие замеча-

ния относительно рассмотрения текста

как

разновидности сиг-

нала

// Там же. С. 150.

Симонов

П. В. 1)

Теория отражения

психофизиология

эмоций.

М., 1970. 2)

Эмоциональный мозг.

М., 1981.

Тарасов

Е. Ф.,

Сорокин

Ю. А.

Национально-культурная

специфика речевого

неречевого поведения

Национальпо-куль-

турная специфика речевого поведения.

1977. С.

17—20.

137

Симонов О. В., Ершов П. At. Темперамент, характер,

лич-

ность.

М., 1984. С. 42.

Schilder

P. The image and appearance of the human body.

New

York,

1964. P. 206—207.

Ершов П. M. Технология актерского искусства. М., 1959.

С.

98—100.

Новик Е. С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме. М.,

1984.

С. 31, 33, 37.

Богатырев П. Г. Полазник у южных славян, мадьяров, сло-

ваков,

поляков и украинцев // Lud

slowianski.

1934. Т. 3, № 2.

С.

213—214; Толстой Н. И. Фрагмент славянского язычества:

архаический ритуал — диалог // Славянский и балканский фольк-

лор.

М., 1984. С. 15.

Топоров В. Н. К предыстории двух архаических концеп-

ций // III Летняя школа по вторичным моделирующим систе-

мам

: Тезисы. Тарту, 1968. С. 128—137.

Франкфорт Г., Франкфорт Г. А., Уилсон Дж., Якобсеп Т.

преддверии философии. Духовные искания древнего человека.

М.,

1984. С.

36-37.

См. материалы, собранные в работе: Чеснов Я. В. Истори-

ческая

этнография стран Юго-Восточной Азии. М., 1976. С. 201—

247.

Данилов

В. А. Особенности психического мира якутов Ко-

лымского

округа // Живая старина. 1908. Вып. 1. С. 35.

Tikkanen

J. J. Die

Beinstellung

in der Kunstgeschichte //

Acta

Societatis

scientiarum

fennicae. Helsingfors, 1912. T.

XLII,

n. 1. P. 171.

Ibid. P.

171-181.

Ibid. P. 163.

Newell A. N. The

cross-legged

posture // Man. 1934. Vol. 34.

P. 213—214; Bonin von G. Mongolism and mongolian

traits

// Ibid.

1927.

Vol. 27. P. 28.

Hockart A. Method of

sitting

// Ibid. P.

23—24.

Березкин

Ю. E. Жесты у древних перуанцев // Этнические

стереотипы поведения. Л., 1985. С. 250—278.

Critchley

At.

Silent

language. London, 1975.

Ю.

В.

Иванова

ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ СТЕРЕОТИПЫ:

ОБРЯД ПРИМИРЕНИЯ КРОВНИКОВ

В ГОРНЫХ ЗОНАХ БАЛКАН

И НА

КАВКАЗЕ

Поведенческие стереотипы традиционны для конкрет-

ных этнических, а точнее для этносоциальных, общностей

и объективируют, т. е. выражают через конкретные пред-

меты и поступки, культуру этих общностей во всех ее

проявлениях, в том числе и соционормативных. Как вся-

кие традиции, они

привязаны

к определенному историче-

скому

времени и подвержены изменениям в ходе

обще-

ственного

развития.

Комплекс обычаев, связанных с институтом кровной

мести,

в том числе и обычай примирения кровников, воз-

ник в эпоху господства обычного

права.

Это был период

острых

конфликтов между родо-племенными формами

общественной

организации, само существование которых

было

основано на коллективной собственности на сред-

ства производства, и нарождавшимися классовыми

отно-

шениями, основанными на частной собственности. Круго-

вая порука, право—обязанность коллектива родственни-

ков

нести ответственность за сородича и

защищать

его —

вот

основа института кровной мести. Ее суть — уравни-

вание

потерь в противоборствующих коллективах: если

один из них теряет одного или нескольких из своих

членов, то и другой должен потерять равное число лю-

дей. Так возникла формула: «Голова за голову, кровь за

кровь,

око за око, зуб за

зуб».

течением времени идеологическая надстройка созда-

ла представления о поруганпой чести, о доблести мстите-

ля, позоре тому, кто не совершал

акта

мести. Все эти от-

влеченные понятия вошли в

правила

морали, воплотились

139